"Скорая театральная помощь" сама по вызову не приезжает - я поднял себя в девять, полтора часа ехал до станции Достоевская. Минут 20 кружил вокруг Суворовской площади - ибо Москва кривая, здесь у одной улицы не два направления, а пять, и Гугль, советуя идти "на восток", не подозревал, что у меня нет компаса.
Ровно в 12, когда должен был начаться спектакль, я вырулил к театру "Тень" и издалека заметил машину "скорой" - микроавтобус, багажник которого использовался вместо фургона театральных балаганов прошлого. Окна были задраены клеёнкой, багажные створки распахнуты, и перед ними расположилась съёмочная группа, заслоняя салон собой. Чтобы не попасть в кадр, отошёл в сторонку, стал ждать отмашки на начало представления, наивно полагая, что спектакль будет в багажнике, а публика - снаружи. И что мы с телевизионщиками - единственные зрители.
Из театра появилось двое бородатых мужчин, и я подошёл к коллегам из ящика поближе. И тут они погрузились в свою машину и уехали, а мужчины залезли в багажник и закрыли двери за собой. Вскоре изнутри послышалась музыка - играли "Евгения Онегина" под запись оперы Чайковского. Видимо, спектакль начался без меня. Когда я дошёл обратно до конца переулка, фургон снова открылся, мужчины вылезли и опять закрыли его за собой.
Позор, тоска, о жалкий жребий мой.

Зато вечером - после продуктивной работы (часа три в одной Шоколаднице и часа три в другой, чтоб не подумали, что я у них жить остался) - у меня было моё третье Графство. Первые два - здесь.)

Август: графство Осейдж (2011)
Молодёжный театр "Глобус" (Новосибирск)
"Спокойной ночи, сволочь"
Многолюдную и многословную пьесу Трейси Леттса Марат Гацалов делает максимально удобоваримой для зрителя: сокращает текст и переносит привыкшую к большим сценам постановку в камерное пространство. Публику рассаживает вокруг дома Уэстонов, стены которого обозначены рядами камней, через которые легко перешагнуть при необходимости. Внутри - бардак и запустение: в одном углу - холодильник, ржавая садовая тележка - в другом. Множество неработающих вентиляторов. Источники света - только "естественные": люстра, настольные лампы и светильники, экраны мобильных телефонов. Впрочем, с подвохом: одна из ламп постоянно светит на приставленный к ней железный поднос.
Несколько телевизоров транслируют видео в режиме реального времени: некоторые камеры припрятаны в комнатах, одна - в руках домработницы Джонны. Молчаливая девушка из индейского племени незаметно фиксирует всё, что видит - снимает она и последнюю речь хозяина дома, Беверли, затем проигрывает запись ещё раз. "Вот и всё", - говорит он и уходит, чтобы больше никогда не вернуться. Единственный запущенный им вентилятор - мотор лодки, на которой он уплывёт навстречу смерти.
Его супруга Вайолет, по случаю пропажи мужа наевшаяся амфетаминов, столь безнадёжно погружена в наркотический бред, что попросту не может восприниматься, как в других постановках, источником добра или зла. Она восседает в облупленной ванне, наполненной мусором - пустыми и полупустыми картонными упаковками от лекарств, - и закапывается в него, как зверь в гнездо. При этом сама она считает "мусором" книги и тетради Беверли, сбрасывая их со стола и на стуле, как на тележке, норовя вывезти их на свою домашнюю свалку. Её не интересует ничего, кроме ревностной охраны своей территории от всех прочих людей - включая прибывающих родственников. Но особенно, конечно, её раздражает Джонна - "чужой человек", на самом деле находящийся на земле своих предков. В ночь, когда все узнали о смерти Беверли, Вайолет пляшет под громкую музыку, крича: "Беверли вернулся!", катается по столу, ползает под столом. А Джонна развешивает ловцы снов, с которых вместо перьев свисает всякий хлам: обереги для дома, покинутого хозяином, отравленного безумием хозяйки и житейскими разборками её семейства.
Читать дальше!Гацалову удаётся удержать динамику спектакля не вопреки, а благодаря отсутствию ставших традиционными истерик и скандалов: к чему крики, когда зритель услышит шёпот? Лишь несколько кратких вспышек прорвут всеобщее напряжение, в котором людям, скорее, необходимо выговориться, нежели вцепиться друг другу в глотки. Они слишком долго прожили вместе и слишком хорошо знают друг друга, чтобы испытывать такое сильное чувство, как ненависть, к родителям, сёстрам, мужьям и детям. Вынужденно сосуществуя под одной крышей с теми, кто пробуждает излишние воспоминания о несбывшихся мечтах и надеждах детства и юности, здесь каждый равнодушен к ближнему своему и, раздражаясь этой близостью, может сказать от души только одно: уезжай. Прямо сейчас.
Вайолет тоже есть, что вспомнить. И, похоже, трудное прошлое диктует все её поступки, как навязчивая идея маньяка: от жгучей зависти к малейшему, даже мнимому, благополучию отпрысков до косвенного убийства Беверли, которого она, как известно, предпочла не удерживать от самоубийства. Не верится в рациональный расчёт этой впавшей в детство старухи: она явно не осознаёт, что творит, зациклившись на единственной цели - получении наследства, которое спасёт её от вымышленной бедности, угнетавшей её, когда она была ещё ребёнком. Под дозой она не замечает ни смерти, ни траура, ни похорон - за поминальным столом, где все плачут, она хохочет. Остальные вынуждены поддерживать хлипкую видимость беседы в присутствии неадекватной наркоманки - пока терпение не лопается.
Разношёрстные стулья и прочая мебель из-за стола сразу отправляются на свалку. Туда же, в мусорных мешках, - все таблетки Вайолет. Разъезжаясь, гости берут с собой что-нибудь на память - как люди, в спешке бегущие из зачумлённого города и ещё не заметившие, что больны, уносят с собой заразу, готовую распространиться по всему миру. Вайолет Уэстон уже потеряла человеческий облик, её дни сочтены, но её инстинкт - любой ценой урвать то, что недодали - постепенно проявляется в её потомстве. Барбара, услышав от шерифа о смерти отца, вздыхает о том, как целовалась с будущим шерифом на выпускном. Карен, девочкой воображавшая, как муж повезёт её в Белиз, готова выйти замуж за наркомана и совратителя малолетних - ради поездки в Белиз. Даже внучка Вайолет - и та не упускает возможности покурить травы со взрослым дядей.
Как и её мать, Барбара оказывается покинутой мужем и дочерью. Как и в других постановках, она превращается в копию Вайолет - и вместе они составляют жуткий дуэт паясничающих маразматиков, осточертевших друг другу до помешательства. Только здесь её романтический шериф, которого дожидается Барбара, едва не насилует её. По сюжету, Барбара уезжает, разочаровавшись в матери, когда вскрывается последняя тайна - причина исчезновения Беверли (с истинно детской непосредственностью Вайолет сваливает всю вину на других и искренне в это верит). В этом спектакле она уезжает, разочаровавшись в себе.
В опустевшем доме - всё вынесено на свалку, как она и желала - Вайолет ложится на пол, отгородившись стулом. Терпеливая Джонна дождалась своего часа - игнорируя убийственно громкую музыку из магнитолы Вайолет, она завешивает коврами все телевизоры. Вновь начинают работать все вентиляторы - в затхлый дом врывается свежий воздух. На ветру позвякивают обереги: не иначе как духи предков возвращаются к родным камням. Рухнуло не просто семейное гнездо Уэстонов - рухнула цивилизация, в которой принято в слабом видеть добычу: пожирать своих детей и стариков. Населявшие этот дом инфантилы и эгоисты, мстительные неудачники и жалкие бунтари - нежизнеспособные особи. Марат Гацалов, возможно непредумышленно, подарил истории упадка оптимистичный финал: очищение, оздоровление почвы.