Хоть я и не осилил бы фейтябрь, - выну из головы пару фейских зарисовочек. Ничего сюжетного они не несут - просто осенние картинки текстом. Первая - по случаю того, что во мне разбудили Улсена и он соскучился. Ну и в честь того, что в Гвидионской и Балорской коммуналках все могут быть знакомы
Улсен, Эдрах, доРаскол, 957 словПод вечер в дверь настойчиво постучались и поскреблись - где-то на уровне колен. Улсен вопросительно взглянул на Эдраха: не ждал ли тот посетительниц, что могли бы доставить товар или явиться за заказом? Однажды Эдрах приобрёл на ярмарке моховые агаты, совершенно забыв, что такие же камни ему должен был привезти странствующий торговец. Но, встретив в глазах рыжего только отражение своего собственного вопроса, Улсен сам пошёл открывать - на всякий случай.
Сперва он никого не увидел, затем опустил взгляд. На пороге стояла химера, похожая на белоснежного оленёнка, и за ней, как за кометой, таял в сумерках туманный след. Посланница доверчиво потянулась к Улсену: на её шее на золотом шнурке висел свиток, скреплённый печатью зелёного воска. Улсен снял свиток, подошёл ближе к огню, чтобы прочесть, и обернулся кивнуть химере: дескать, заходи. Она вошла, осторожно переступая копытцами, - и там, где они касались каменного пола, мерцали серебристые искры. Казалось, химере неуютно было под крышей: она опасливо косила на Эдраха большими тёмными глазами и подёргивала ушами, словно готовая в любое мгновение сорваться с места.
- Кто-то пишет тебе? - Эдрах не мог выпустить из рук заготовку и потому изнывал от любопытства за верстаком. Добавил с усмешкой: - И, похоже, торопит с ответом.
Улсен, преломив печать и развернув свиток, пробежал глазами по безупречно выписанным строчкам. Его лицо постепенно светлело.
- Граф Астер ап Гвидион приглашает на свадьбу, - сообщил он. Судя по голосу, он был приятно удивлён: должно быть, граф не отличался склонностью к куртуазным похождениям. - И будет рад принимать в своём замке получательницу сего со свитой... Ну, откуда у меня свита... Или оруженосицей, а также с теми, кто дорог сердцу, будь то супруга... В общем, всё очень толково, весьма в его духе. Ну как, погуляем на свадьбе? Только представь, сколько знатных фей увидят твои изделия и захотят себе такие же!
- Не думаю, что мне будут рады, - заметил Эдрах.
- Ты успел свести знакомство с графом?
- Не успел, но я Балоринг, не забывай. - Эдрах отвернулся, словно не желал, чтобы свет падал на его лицо в этот момент. Светильник над верстаком был по вечерам самой яркой точкой в доме. Также Улсен украсил шкафчики изнутри светящимся мхом, чтобы Эдраху было проще находить в них нужное. Но на полу, где в полумраке топталась химера, что-то найти можно было разве что с фонарём и с благословением Дан. - К тому же, там наверняка будет Изабо.
- Она прибудет как гостья, равно как и ты, - мягко возразил Улсен. - Астер - благородный рыцарь и достойный правитель. Он судит о феях по их делам, а не по их происхождению или принадлежности к Дому. Уверен, если я напишу ему о тебе - он сам скажет, что сочтёт за оскорбление, если я утаю от него такой несравненный талант.
- Напиши, - смилостивился Эдрах. Наконец он выскользнул из-за верстака и в два плавных движения оказался рядом с Улсеном, протягивая ему бумагу и перо. - Если меня пригласит хозяин, остальные могут морщить нос сколько влезет.
- Напишу, что если приеду, то только с тобой. Но в более вежливых выражениях, - решил Улсен с улыбкой и устроился писать краткий ответ.
Химера терпеливо дожидалась. За неимением у Улсена печати - свиток скрепили крошечной изящной булавкой из тех, которыми Эдрах порой скреплял конверты с заказами. Некоторые постоянные заказчицы собирали эти булавки, как бабочек или цветы, поскольку среди оных не было двух одинаковых.
В последующие несколько дней и ночей Эдрах воодушевлённо придумывал свадебный подарок, расспрашивая Улсена обо всём, что касалось Астера. Улсен чаще видел графа в неполном доспехе, нежели с украшениями на руках, - потому Эдрах остановился на идее фибулы для плаща, сочетающей два благородных металла в одном изделии: тёплое золото и холодное серебро. Оставалось подобрать камень, который будет оплетён серебряными листьями и заключён в круг золотых лучей. Эдрах забраковал уже несколько гелиотропов и хризопразов, прикладывая их к эскизу, очерчивая карандашом форму возможной огранки.
Химера быстро вернулась - и на сей раз утром. Моросил дождь, и казалось, что она может раствориться в сыром воздухе портового города, как сахар. Улсен, только что выманивший Эдраха на завтрак из постели, впустил химеру, развернул письмо с уже знакомой печатью и начал читать. Но мгновения спустя свиток полетел в огонь.
- Его Сиятельство сожалеют, но не желают видеть на своём празднике ни одной феи из Балор, - гневно процитировал Улсен. Вторя его словам, бумага затрещала в огне, словно возмущаясь таким непочтительным с ней обращением. - Поскольку свою супругу он спас именно от одного из отро... Я бы сказал, представителей этого Дома, который держал её в плену. Подумать только, каким он сделался чувствительным! Прости меня, я не ожидал от него...
- А ты не дочитал, кого именно из моих сородичей он избавил от женщины с сомнительными предпочтениями? - поинтересовался Эдрах. - Если говорить о победах над Балорингами, то и тебе будет чем похвастаться.
- Я мог бы рассказать, - согласился Улсен, глядя, как свиток медленно чернеет и осыпается хлопьями пепла. Когда-то он рассказывал о поединке с капитаном самому Эдраху, чтобы помочь ему заново вспомнить прошлое. - Но они сами отказались от возможности узнать, что Балоринги бывают разными.
- Ты можешь поехать один, - заметил Эдрах с усмешкой, но его выдал дрогнувший подбородок. - Тебя там ждут. Прежде всего ты - ши Гвидион, в конце концов.
Улсен подошёл к нему, опустился на одно колено и взял его ладони в свои.
- Прежде всего я - любовь к тебе, - сказал он. - Я расставался с тобой дважды, и более не хочу расставаться ни на день. Мне не жаль пропустить торжество, где не примут этой любви, а жаль только незавершённого подарка.
Эдрах чуть смущённо любовался своим соколом, затем бросил взгляд в сторону верстака.
- Если у тебя больше нет родичей, кто связал бы себя узами с кем-то из Дома Фиона... - он пожал плечами и вдруг спросил: - А помнишь боггана-контрабандиста, который говорил, что если понадобится белый тигровый камень, с ним можно будет встретиться... Не во владениях ли графа Астера? Сейчас, когда все будут заняты свадьбой, никто ничего и не заметит.
- И как давно ты об этом думаешь?.. - засмеялся Улсен. - Можем рискнуть.
Эдрах обернулся было к химере:
- Ты этого не слы... - но её уже, буквально, след простыл.
Вторая - давно обещанная история про Ринна и кошачьи уши. Также - не сюжета ради, а атмосферы и кинка для. Кинка на еду вкусновую, конечно же, в остальном всё невинно Сначала написал до середины - потом поймал песню подходящую.
Ардринн, Даррен, 732 слова
Волны ночного залива накатывали на берег, чёрные и маслянисто-блестящие, и казались густыми и тяжёлыми, как венозная кровь. В небе над океаном не было видно звёзд, но в воде отражались разноцветные неоновые огни города, карабкавшегося вверх по холму: рекламных щитов и вывесок, модных домов и концертных залов, отелей и вилл. Большой город не спал, город дышал глэмором и походил на оранжерею недолговечных орхидей, наполняющих воздух облаками пыльцы и удушающим ароматом. Волны разбивали радужные отражения, они рябили и перемешивались, усиливая сходство воды залива с нефтью. Входить в эту воду не хотелось, зато так легко было представить, что стоит лишь бросить зажжённую спичку...
Ринн уже показывал Даррену свой мир и своё море, - теперь Даррен показывал ему свои.
Даррен обнимал его сзади, укрывая от ветра, что нёс сладковатую горечь соли. После жизни бок о бок с наставником, чьё настроение колебалось, как график осциллографа, - это было для Ринна странным, непривычным, нежным ощущением абсолютной безопасности: когда ты можешь в любой момент шагнуть в объятия и задержаться в них, зная, что с тобой всё хорошо. А значит, и со всем миром вокруг тебя - тоже.
И тайн, защищавших Ринна, как цветок защищают шипы, - для Даррена становилось всё меньше, пока они не исчезли совсем, позволяя ему прикасаться. Впрочем, они его и прежде не останавливали.
Начал моросить дождь, падая на лицо невидимой и невесомой вуалью. Ринн отвернулся от моря, положил голову на плечо Даррена и вдохнул его тёплый запах. Рыжий Айлил сегодня пах удовым деревом, как лакированная барная стойка, и можжевельником, как дорогой алкоголь.
- Ринн, моя луна, - промурлыкал Даррен у него над ухом. - Насмотрелся?..
Это не должно быть настолько ошеломляющим - когда кто-то всего лишь произносит твоё имя, - но это был не "кто-то", это был Даррен. Говорят, что смертные, неслышащие от рождения, когда обретают слух благодаря медицине или волшебству, - удивляются, что солнце не звучит. Если бы в мире Ринна солнечные лучи могли звучать, - они звучали бы голосом Даррена.
Все метафоры, проносящиеся через сознание Ринна, были бессильны описать то, что он чувствовал. Словно его сердце всякий раз, когда он видел Даррена, оказывалось в центре взлетающей птичьей стаи - и само никуда не летело, а замирало от восторга. Ринн мог бы повторять, что любит его, пока не задохнулся бы словами, - но и этого было бы недостаточно. Даррен одаривал его так часто и много, что это сбивало равновесие, - и Ринн боялся, что сам не сможет дать ему и сотой доли.
- Пока мои глаза могут видеть - я хочу смотреть на тебя, - прошептал Ринн как заклинание. - Пока мои уши могут слышать, я хочу слушать тебя.
Они шли к гостинице, и в свете фонарей была видна водяная пыль.
На город можно было смотреть сквозь окно, усеянное дождевыми каплями, как сквозь пупырчатую плёнку, - и в каждой капле дрожал пойманный огонёк.
- Сделаешь кое-что для меня?.. - спросил Даррен. Только он мог просить так, что в его глазах уже светилось предвкушение, как те огоньки. Словно он мог видеть будущее: точно ведь сделаешь.
- Я помню, что обещал испечь тебе оладьи, - Ринн чуть вопросительно улыбнулся.
- Я хочу... видеть тебя с кошачьими ушками! - заявил Даррен.
- Такими?.. - Ринн исполнил банк, рисуя пальцем на стекле, и посмотрел в окно как в зеркало, чтобы небольшие пушистые уши выглядели симметрично. Придирчиво ими пошевелил.
- ...И только с ними, - закончил Даррен, раз Ринн всё равно согласился.
- Боюсь, мне будет холодно, но я верю, что ты меня согреешь, - усмехнулся Ринн. - Позволь мне хотя бы фартук, деспот. Иначе мне придётся отмываться от муки. Потом сам его снимешь.
Фартук, который обнажённое тело скорее подчёркивал, нежели скрывал, Даррен позволил. И пока Ринн перед кастрюлей и сковородой священнодействовал с черёмуховой мукой, миндальным молоком и ещё какими-то секретными ингредиентами, и его руки были заняты, - руки Даррена были заняты Ринном. Ему определённо нравилось, как кошачьи уши подрагивали от щекотных поцелуев в загривок - и прижимались, когда Ринн задерживал дыхание, чтобы не стонать.
Наконец, пальцы Даррена потянулись к горке толстых оладьев, уложенных пока что без сливочного сыра и ягод.
- Подожди, они ещё горячие.
- Кто здесь горячий, так это ты, - и Даррен с урчанием увлёк Ринна с кухни.
И так было всегда, когда предлагаешь Даррену подождать: он умел ждать только деятельно, например - сразу переходя к следующему пункту плана. Что зачастую сводило на нет всяческое планирование - и делало жизнь совершенно восхитительной.
...После - Ринн лежал у Даррена на груди, впитывая его жар, как то тесто, и не желая шевелиться до фоморского Сочельника.
- А теперь я бы сходил попробовать оладьев, - произнёс Даррен.
- Это будет затруднительно, - заметил Ринн очень серьёзно.
И был бережно сброшен на одеяло. Против того, чтобы Даррен принёс тарелку в постель, он не возражал.
А в качестве иллюстрации здесь будет ещё один скетч-портрет Ринна кисти Даррена в лице Саюри. То, что Даррен рисует, уже привело ко множеству самосмеек про арбузивные отношения (из того мема, где сначала он говорил, что у нас не будет запретов в постели, а потом началось: "Ты куда арбуз тащишь?!")), - только в случае Ринна это, скорее, "Не тащи в постель пастель". Очень люблю все три Ринновых портрета: они такие разные по настроению - и такие узнаваемые, не спутаешь ни с кем. Ринн, увиденный любящими глазами - и любящими же глазами смотрящий на рыжее своё солнце. Эта мерцающая лунная пыль, этот едва заметный румянец...
Улсен, Эдрах, доРаскол, 957 словПод вечер в дверь настойчиво постучались и поскреблись - где-то на уровне колен. Улсен вопросительно взглянул на Эдраха: не ждал ли тот посетительниц, что могли бы доставить товар или явиться за заказом? Однажды Эдрах приобрёл на ярмарке моховые агаты, совершенно забыв, что такие же камни ему должен был привезти странствующий торговец. Но, встретив в глазах рыжего только отражение своего собственного вопроса, Улсен сам пошёл открывать - на всякий случай.
Сперва он никого не увидел, затем опустил взгляд. На пороге стояла химера, похожая на белоснежного оленёнка, и за ней, как за кометой, таял в сумерках туманный след. Посланница доверчиво потянулась к Улсену: на её шее на золотом шнурке висел свиток, скреплённый печатью зелёного воска. Улсен снял свиток, подошёл ближе к огню, чтобы прочесть, и обернулся кивнуть химере: дескать, заходи. Она вошла, осторожно переступая копытцами, - и там, где они касались каменного пола, мерцали серебристые искры. Казалось, химере неуютно было под крышей: она опасливо косила на Эдраха большими тёмными глазами и подёргивала ушами, словно готовая в любое мгновение сорваться с места.
- Кто-то пишет тебе? - Эдрах не мог выпустить из рук заготовку и потому изнывал от любопытства за верстаком. Добавил с усмешкой: - И, похоже, торопит с ответом.
Улсен, преломив печать и развернув свиток, пробежал глазами по безупречно выписанным строчкам. Его лицо постепенно светлело.
- Граф Астер ап Гвидион приглашает на свадьбу, - сообщил он. Судя по голосу, он был приятно удивлён: должно быть, граф не отличался склонностью к куртуазным похождениям. - И будет рад принимать в своём замке получательницу сего со свитой... Ну, откуда у меня свита... Или оруженосицей, а также с теми, кто дорог сердцу, будь то супруга... В общем, всё очень толково, весьма в его духе. Ну как, погуляем на свадьбе? Только представь, сколько знатных фей увидят твои изделия и захотят себе такие же!
- Не думаю, что мне будут рады, - заметил Эдрах.
- Ты успел свести знакомство с графом?
- Не успел, но я Балоринг, не забывай. - Эдрах отвернулся, словно не желал, чтобы свет падал на его лицо в этот момент. Светильник над верстаком был по вечерам самой яркой точкой в доме. Также Улсен украсил шкафчики изнутри светящимся мхом, чтобы Эдраху было проще находить в них нужное. Но на полу, где в полумраке топталась химера, что-то найти можно было разве что с фонарём и с благословением Дан. - К тому же, там наверняка будет Изабо.
- Она прибудет как гостья, равно как и ты, - мягко возразил Улсен. - Астер - благородный рыцарь и достойный правитель. Он судит о феях по их делам, а не по их происхождению или принадлежности к Дому. Уверен, если я напишу ему о тебе - он сам скажет, что сочтёт за оскорбление, если я утаю от него такой несравненный талант.
- Напиши, - смилостивился Эдрах. Наконец он выскользнул из-за верстака и в два плавных движения оказался рядом с Улсеном, протягивая ему бумагу и перо. - Если меня пригласит хозяин, остальные могут морщить нос сколько влезет.
- Напишу, что если приеду, то только с тобой. Но в более вежливых выражениях, - решил Улсен с улыбкой и устроился писать краткий ответ.
Химера терпеливо дожидалась. За неимением у Улсена печати - свиток скрепили крошечной изящной булавкой из тех, которыми Эдрах порой скреплял конверты с заказами. Некоторые постоянные заказчицы собирали эти булавки, как бабочек или цветы, поскольку среди оных не было двух одинаковых.
В последующие несколько дней и ночей Эдрах воодушевлённо придумывал свадебный подарок, расспрашивая Улсена обо всём, что касалось Астера. Улсен чаще видел графа в неполном доспехе, нежели с украшениями на руках, - потому Эдрах остановился на идее фибулы для плаща, сочетающей два благородных металла в одном изделии: тёплое золото и холодное серебро. Оставалось подобрать камень, который будет оплетён серебряными листьями и заключён в круг золотых лучей. Эдрах забраковал уже несколько гелиотропов и хризопразов, прикладывая их к эскизу, очерчивая карандашом форму возможной огранки.
Химера быстро вернулась - и на сей раз утром. Моросил дождь, и казалось, что она может раствориться в сыром воздухе портового города, как сахар. Улсен, только что выманивший Эдраха на завтрак из постели, впустил химеру, развернул письмо с уже знакомой печатью и начал читать. Но мгновения спустя свиток полетел в огонь.
- Его Сиятельство сожалеют, но не желают видеть на своём празднике ни одной феи из Балор, - гневно процитировал Улсен. Вторя его словам, бумага затрещала в огне, словно возмущаясь таким непочтительным с ней обращением. - Поскольку свою супругу он спас именно от одного из отро... Я бы сказал, представителей этого Дома, который держал её в плену. Подумать только, каким он сделался чувствительным! Прости меня, я не ожидал от него...
- А ты не дочитал, кого именно из моих сородичей он избавил от женщины с сомнительными предпочтениями? - поинтересовался Эдрах. - Если говорить о победах над Балорингами, то и тебе будет чем похвастаться.
- Я мог бы рассказать, - согласился Улсен, глядя, как свиток медленно чернеет и осыпается хлопьями пепла. Когда-то он рассказывал о поединке с капитаном самому Эдраху, чтобы помочь ему заново вспомнить прошлое. - Но они сами отказались от возможности узнать, что Балоринги бывают разными.
- Ты можешь поехать один, - заметил Эдрах с усмешкой, но его выдал дрогнувший подбородок. - Тебя там ждут. Прежде всего ты - ши Гвидион, в конце концов.
Улсен подошёл к нему, опустился на одно колено и взял его ладони в свои.
- Прежде всего я - любовь к тебе, - сказал он. - Я расставался с тобой дважды, и более не хочу расставаться ни на день. Мне не жаль пропустить торжество, где не примут этой любви, а жаль только незавершённого подарка.
Эдрах чуть смущённо любовался своим соколом, затем бросил взгляд в сторону верстака.
- Если у тебя больше нет родичей, кто связал бы себя узами с кем-то из Дома Фиона... - он пожал плечами и вдруг спросил: - А помнишь боггана-контрабандиста, который говорил, что если понадобится белый тигровый камень, с ним можно будет встретиться... Не во владениях ли графа Астера? Сейчас, когда все будут заняты свадьбой, никто ничего и не заметит.
- И как давно ты об этом думаешь?.. - засмеялся Улсен. - Можем рискнуть.
Эдрах обернулся было к химере:
- Ты этого не слы... - но её уже, буквально, след простыл.
Вторая - давно обещанная история про Ринна и кошачьи уши. Также - не сюжета ради, а атмосферы и кинка для. Кинка на еду вкусновую, конечно же, в остальном всё невинно Сначала написал до середины - потом поймал песню подходящую.
Ардринн, Даррен, 732 слова
Волны ночного залива накатывали на берег, чёрные и маслянисто-блестящие, и казались густыми и тяжёлыми, как венозная кровь. В небе над океаном не было видно звёзд, но в воде отражались разноцветные неоновые огни города, карабкавшегося вверх по холму: рекламных щитов и вывесок, модных домов и концертных залов, отелей и вилл. Большой город не спал, город дышал глэмором и походил на оранжерею недолговечных орхидей, наполняющих воздух облаками пыльцы и удушающим ароматом. Волны разбивали радужные отражения, они рябили и перемешивались, усиливая сходство воды залива с нефтью. Входить в эту воду не хотелось, зато так легко было представить, что стоит лишь бросить зажжённую спичку...
Ринн уже показывал Даррену свой мир и своё море, - теперь Даррен показывал ему свои.
Даррен обнимал его сзади, укрывая от ветра, что нёс сладковатую горечь соли. После жизни бок о бок с наставником, чьё настроение колебалось, как график осциллографа, - это было для Ринна странным, непривычным, нежным ощущением абсолютной безопасности: когда ты можешь в любой момент шагнуть в объятия и задержаться в них, зная, что с тобой всё хорошо. А значит, и со всем миром вокруг тебя - тоже.
И тайн, защищавших Ринна, как цветок защищают шипы, - для Даррена становилось всё меньше, пока они не исчезли совсем, позволяя ему прикасаться. Впрочем, они его и прежде не останавливали.
Начал моросить дождь, падая на лицо невидимой и невесомой вуалью. Ринн отвернулся от моря, положил голову на плечо Даррена и вдохнул его тёплый запах. Рыжий Айлил сегодня пах удовым деревом, как лакированная барная стойка, и можжевельником, как дорогой алкоголь.
- Ринн, моя луна, - промурлыкал Даррен у него над ухом. - Насмотрелся?..
Это не должно быть настолько ошеломляющим - когда кто-то всего лишь произносит твоё имя, - но это был не "кто-то", это был Даррен. Говорят, что смертные, неслышащие от рождения, когда обретают слух благодаря медицине или волшебству, - удивляются, что солнце не звучит. Если бы в мире Ринна солнечные лучи могли звучать, - они звучали бы голосом Даррена.
Все метафоры, проносящиеся через сознание Ринна, были бессильны описать то, что он чувствовал. Словно его сердце всякий раз, когда он видел Даррена, оказывалось в центре взлетающей птичьей стаи - и само никуда не летело, а замирало от восторга. Ринн мог бы повторять, что любит его, пока не задохнулся бы словами, - но и этого было бы недостаточно. Даррен одаривал его так часто и много, что это сбивало равновесие, - и Ринн боялся, что сам не сможет дать ему и сотой доли.
- Пока мои глаза могут видеть - я хочу смотреть на тебя, - прошептал Ринн как заклинание. - Пока мои уши могут слышать, я хочу слушать тебя.
Они шли к гостинице, и в свете фонарей была видна водяная пыль.
На город можно было смотреть сквозь окно, усеянное дождевыми каплями, как сквозь пупырчатую плёнку, - и в каждой капле дрожал пойманный огонёк.
- Сделаешь кое-что для меня?.. - спросил Даррен. Только он мог просить так, что в его глазах уже светилось предвкушение, как те огоньки. Словно он мог видеть будущее: точно ведь сделаешь.
- Я помню, что обещал испечь тебе оладьи, - Ринн чуть вопросительно улыбнулся.
- Я хочу... видеть тебя с кошачьими ушками! - заявил Даррен.
- Такими?.. - Ринн исполнил банк, рисуя пальцем на стекле, и посмотрел в окно как в зеркало, чтобы небольшие пушистые уши выглядели симметрично. Придирчиво ими пошевелил.
- ...И только с ними, - закончил Даррен, раз Ринн всё равно согласился.
- Боюсь, мне будет холодно, но я верю, что ты меня согреешь, - усмехнулся Ринн. - Позволь мне хотя бы фартук, деспот. Иначе мне придётся отмываться от муки. Потом сам его снимешь.
Фартук, который обнажённое тело скорее подчёркивал, нежели скрывал, Даррен позволил. И пока Ринн перед кастрюлей и сковородой священнодействовал с черёмуховой мукой, миндальным молоком и ещё какими-то секретными ингредиентами, и его руки были заняты, - руки Даррена были заняты Ринном. Ему определённо нравилось, как кошачьи уши подрагивали от щекотных поцелуев в загривок - и прижимались, когда Ринн задерживал дыхание, чтобы не стонать.
Наконец, пальцы Даррена потянулись к горке толстых оладьев, уложенных пока что без сливочного сыра и ягод.
- Подожди, они ещё горячие.
- Кто здесь горячий, так это ты, - и Даррен с урчанием увлёк Ринна с кухни.
И так было всегда, когда предлагаешь Даррену подождать: он умел ждать только деятельно, например - сразу переходя к следующему пункту плана. Что зачастую сводило на нет всяческое планирование - и делало жизнь совершенно восхитительной.
...После - Ринн лежал у Даррена на груди, впитывая его жар, как то тесто, и не желая шевелиться до фоморского Сочельника.
- А теперь я бы сходил попробовать оладьев, - произнёс Даррен.
- Это будет затруднительно, - заметил Ринн очень серьёзно.
И был бережно сброшен на одеяло. Против того, чтобы Даррен принёс тарелку в постель, он не возражал.
А в качестве иллюстрации здесь будет ещё один скетч-портрет Ринна кисти Даррена в лице Саюри. То, что Даррен рисует, уже привело ко множеству самосмеек про арбузивные отношения (из того мема, где сначала он говорил, что у нас не будет запретов в постели, а потом началось: "Ты куда арбуз тащишь?!")), - только в случае Ринна это, скорее, "Не тащи в постель пастель". Очень люблю все три Ринновых портрета: они такие разные по настроению - и такие узнаваемые, не спутаешь ни с кем. Ринн, увиденный любящими глазами - и любящими же глазами смотрящий на рыжее своё солнце. Эта мерцающая лунная пыль, этот едва заметный румянец...