[marcuscain]

...Ну вот мы и дошли до истории, в процессе которой я породил слово СТЕКЛАЗАНЬЯ Это такое слоёное стекло, перемежаемое начинкой из флаффа и милоты. Моё любимое блюдо во многих сеттингах, потому что я барочная душа персонажи, пройдя через испытания и лишения, заслуживают соразмерные моменты хорошего, - а хорошее, в свою очередь, острее чувствуется и выше ценится, когда достигается испытаниями. А в WoD в целом и C:tD в частности, где "чем глубже тьма, тем ярче свет" и наоборот, - вообще сама Дан велела играть именно на таких контрастах.
Это история уже упомянутых здесь Эдраха-Балоринга [by Саюри] и Улсена ап Гвидион [by вашпокорный]. Целиком переложить её на художественный лад я всё-таки не осилю, но сохраняю отдельные диалоги и сцены там, где они случились (художественные эпизоды отмаркированы "буквицами"). История несколько более откровенная, нежели у Кэйи и Таверзина, - но без рейтинга (истинные ши скорее пафосны, чем телесны)). А слэшем, думаю, тут уже никого не напугаешь
И стоило Саюри написать опасные слова "государственный переворот", как в моей голове заиграл "Тарар" и больше уже не выключался Что в очередной раз доказывает, что в фей можно легко и бесшовно вносить буквально ВСЁ из сказок любой эпохи, что только ни составляет список "я б поиграл".

Упорядочиваю укур. Простыня первая, про поединок и его последствия

И эта история также начинается на дне морском, на гладиаторской арене леди Меруайз. Корабль, на котором путешествовал Улсен, потерпел крушение, и он согласился остаться в обмен на то, чтобы подводные жители спасли и отпустили остальных пассажиров и команду. Некоторое время Улсен дрался и выживал на арене, а затем Меруайз устроила в своём Неблагом владении выставку достижений придонного хозяйства смотр творчества с лотереей для мастеров. Приз разыгрывался в барабан, и выиграл его Эдрах, - а коль скоро на момент встречи с Кэйей он ещё не встречался с Меруайз, то, по-видимому, хитрожо...умный Айлил таки смог уладить недоразумение так, что морская владычица оценила искусство ювелира по достоинству и прислала ему приглашение.
И досталось Эдраху в чёрном ящике не что-то нужное и полезное, а рыцарь Гвидион, с которым он понятия не имел, что делать. Для рыцаря же поначалу был тем ещё ударом по шийской гордости тот факт, что его разыграли, как вещь, - но вскоре он оценил, что "хозяин" его не убил, не насмехается над ним прилюдно и не пытается использовать в каких-нибудь нехороших целях. Эдрах надеялся, что "выигрыш" догадается сделать ноги из незапертого дома, - но тот был слишком, ну... Благой. Улсен посчитал, что удирать недостойно, и решил остаться до окончания оговорённого условиями Меруайз срока службы и выплатить долг. Он не ждал, что о нём будут заботиться, и даже порадовался тому, что Эдрах не выдал ему воды, еды и место для сна: так меньше ощущаешь себя чьей-то собственностью. Воду Улсен нашёл сам, спать мог и на расстеленном плаще (рыцарь - неприхотливое домашнее животное), а как пришло время обеда или ужина - спросил, где взять то, из чего готовить, и если негде и нечего, то дозволит ли хозяин отлучиться и добыть.
После этого из добычи по местным лавкам каждый день готовилось что-то очень простое, но очень сытное на двоих. Улсену претила мысль питаться в портовом городе сплошными морепродуктами, его типичное блюдо - варево в горшочке из мяса, овощей и круп в разных комбинациях и иногда с крышечкой из теста. И, конечно, чай, время от времени появлявшийся в кружке, стоявшей рядом с Эдрахом, - потому что "у моря жить, да ещё и стылую воду хлебать - совсем никуда не годится". Особенно Улсен радовался, когда удавалось найти свежие ягоды или душистые травы в чай и в еду. Порция Эдраха могла исчезнуть только к утру, так что со временем распорядок возникновения порций даже сдвинулся. Улсен честно старался выявить закономерности во вкусах и предпочтениях Эдраха, - но, похоже, они зависели от настроения и вдохновения: одно и то же блюдо Эдрах сегодня хвалил, завтра отказывался прикасаться. И также Улсен старался не отвлекать мастера во время работы - но убедился только, что мастер может быть занят в любой момент, включая тот, когда лежит и смотрит в одну точку в горне, обдумывая новые идеи.
Улсен к этому непостоянству относился философски: поест Эдрах - хорошо, нет аппетита - не страшно. Если на предложение помощи пошлёт хоть за дровами - хорошо не сидеть без дела, а пошлёт к фомору лысому - не обижаться же. А в зябкую погоду Эдрах, заснувший в своей подвальной мастерской где попало, мог обнаружить себя укрытым плащом. И какое-то время эти двое так и сосуществовали.

Но к моменту знакомства с Улсеном - у Эдраха были якобы "отношения". Сиречь он добивался внимания одного ши из своего же Дома. Тот ши был корабел кто сказал "Цирдан цозёл"?, пиратский капитан, вокруг которого красивых фей водилось - с десяток на дюжину, и никто никому ничего не был должен. И вот однажды наш ювелир задумал сделать некое Сокровище для своей зазнобы - и сделал...
...Чтобы вскоре увидеть свой подарок на другом капитанском фаворите. Эдрах возмутился, но получил закономерный ответ: а чего ты ждал?.. Взбесился, явился к тому фавориту на разборку - и выиграл в поединке. А дальше всё пошло совсем не по плану: капитану его фаворит всё-таки нравился, и он вовсе не был готов забыть о проигравшем просто по факту его проигрыша (и тут его вполне можно понять). Вместо этого капитан прогнал Эдраха, на прощание поколотив, чтоб впредь неповадно было. Вернулся Эдрах домой злющий, как морской чёрт, и при первой же возможности попытался сорвать злость на Улсене. Но не тут-то было
Словесными до#бками Улсена вывести из себя ой как непросто: для этого надо очень хорошо его знать, чтоб болевые точки нащупать. Поэтому он только нарычал, что он тут не мальчик для битья и оскорблений не потерпит, - а как Эдрах полез в драку - даже бить в ответ не стал, просто перехватил его руки и скрутил; благо это Эдрах и Кэйя примерно равны в рукопашной, полагаясь скорее на ловкость, - а Улсен за счёт физической силы повнушительнее их будет. И прежде чем Эдраха изловить и зафиксировать - пару тумаков он блокировал, один пропустил, но не особо заметил. После чего, увидев на нём синяки, поинтересовался, что стряслось. Представить Эдраха в кабацкой драке, приносящей удовольствие всем участникам, Улсен не мог при всей фантазии; мог допустить, что Неблагой ши способен задеть кого-то так, чтобы схлопотать пощёчину за дело, - но не более. За всяким оскорблением должен следовать вызов на поединок, и пусть Грёза рассудит, - а избивать кого-то, кто не может оказать равного сопротивления... Этого Улсен принять не мог.
Но Эдрах всё равно старался спровоцировать его на эмоции, - и эмоции даже были... Правда, праведное возмущение Гвидиона оказалось направлено как-то в основном не на Эдраха

- Не потерпишь? Ну и не терпи! И что же ты сделаешь? Или боишься руки замарать? Один капитан не побоялся - вот что стряслось...
- Чтоб кулаками махать попусту, смелость не нужна. А достоинство нужно, чтобы не злоупотреблять силой. - Улсен пожал бы плечами, если бы обеими руками не удерживал вырывавшегося Эдраха. - А что я сделаю... Можешь выставить меня поединщиком, раз уж твой капитан настолько забыл о гордости, что кулакам дал волю вместо честного вызова!.. Но меня с ним впредь не путай.
Эдрах, услышав такое, унялся даже - и не вылил столько яда, сколько мог бы.
- А что, отлично! Вот и принеси мне его косы, и коли сможешь - так и проваливай отсюда уже!
Улсен успокоившегося Эдраха отпустил и фыркнул:
- Тебе фея - олень, что ли, чтобы я тебе трофей тащил, как гончая на охоте? Неужто на слово мне не поверишь? - И уже абсолютно серьёзно добавил: - Насмерть он тебя обидел, или кровь ему пустить будет довольно?..

...Сокол - конечно, не тролль, но тоже персонаж брутальный, поэтому он лучше уточнит ТЗ: насмерть или нет. На всякий случай. И радуйтесь, что уточняет до_того, как уе#@ть, а не после
Эдрах рыдал над горном почти до (предполагаемого) утра, ругался, проклинал и искал какой-нибудь яд - смазать оружие своего поединщика, чтоб обидчик вкрай облысел. А Улсен, качая головой и ворча, что-де не стоит какой-то подлец того, чтоб так срадать, - подливал ему что покрепче (даром что алкоголь был единственным припасом, который Эдрах мог притащить в дом сам, и которым был не прочь делиться) и от яда терпеливо, но твёрдо отказывался.
- Насмерть - не надо. Но вот остричь - важно! - утверждал Эдрах, довольный, что до него кому-то есть дело. - У него сила, эм... притягательности в косах!
Улсен с захмелевшим ши не спорил, посмеивался только. Постепенно подливаемое оказало должный эффект: про яд рыжий позабыл и отвлёкся, придумал эффектную брошь, попросил Улсена попозировать для наброска. И когда рисовал - перо закусывал, совсем как Таверзин (которого Улсен, впрочем, пока не знал). А рыцарь любовался работой и сам радовался, что оказался полезен и вовлечён в творческий процесс, а не "Сгинь, я занят", как обычно.
А наутро Эдрах получил сувенир с посыльным - якобы от капитана, извинительный. Красивый перстень (Улсен мысленно ворчал: нашли что дарить ювелиру - поделку какую-то, которая и рядом с его произведениями не стояла)). И, забыв все обиды и будучи стёкл как трезвышко, рыжий немедленно пожелал его надеть. Но вслух Улсен посоветовал подарок проверить, косясь на перстень с немалым подозрением, - "будто не знаешь коварство своих родичей!". Подумал немного, его ли это дело, - но Гвидион до всего должно быть дело: кому, как не им, осуждать всяких там! - так что высказался:
- Не очень-то тебя ценит тот, кто сперва даёт волю гневу, а затем даже не может явиться лично, чтобы извиниться. Незачем такое прощать.
Улсен был убедителен, так что Эдрах, к счастью, не надел кольцо, а повертел его в руках, не замечая подвоха. Но кости легли так, что и вино попалось убедительное, - потому, осматривая кольцо, Эдрах неловко порезался острым внутренним краем. И тут Улсен в первый (но далеко не в последний)) раз смог наблюдать картину "Приплыли" - плавно отъезжающего балоринга
...То есть не наблюдал, конечно, а подхватил Эдраха и уложил в гнездо, а затем аккуратно подобрал непростое украшенье колечко и при помощи (вероятно) Изначальности выяснил, какое противоядие тут нужно. И, в отличие от Кэйи, Улсен знал, где у Эдраха хранится мешочек с противоядиями. Промыл ранку, влил в него зелье, и всё обошлось: балоринг очнулся, возмущённый до глубины души - то ли произошедшим с ним конфузом, то ли тем, что Улсен стал тому свидетелем. Свернулся в гнезде в комочек и заявил, что готов мигом избавить рыцаря от всяческих обязательств по отношению к себе, если тот только пообещает, что ни одной живой душе о позоре мастера не расскажет! А Улсен слова о своём освобождении технично проигнорировал Негоже, в самом деле, брать награду за то, что сделал бы в любом случае.

Комочку Улсен протянул кружку чая и вздохнул с облегчением: раз возмущается - значит, точно жить будет.
- Конечно, ни о чём не расскажу, вот тебе моё слово. Прости, это же я тебя напоил. Нет в том позора.
И рыцарь тоже посмотрел с возмущением - на злополучное кольцо:
- А я ведь говорил, что с подлецом ни к чему дела иметь!.. Кто один раз уже поступил с тобой бесчестно, тот не исправится. С такими только на языке стали и можно говорить. - сложил руки на груди, весь такой серьёзный, и на Эдраха воззрился вопросительно: дескать, в силе ли затея с поединком. - Я бы такое с рук не спускал.
Данное ему слово Эдраха обнадёжило и избавило от новых метаний.
- Правду говоришь? Не выдашь меня? - и положил на руку Улсена горячую ещё ладонь. - Я и не прощу ему. Только оправлюсь...
И отвёл взгляд, не поняв Благого ши: сам же сказал, что тот свободен от обязательств, - а что кто-то решит по доброй воле его защищать, то самому балорингу в голову не придёт.
- Когда бы я врал, и зачем?.. - Улсен даже удивился слегка. - О том, чтобы я чужих тайн не выбалтывал, и просить не нужно. Это как дышать попросить.
И руку не убрал - как-то непривычно даже, когда прикасаются так...
- Набирайся сил. И... не думай, будто я в тебе усомнюсь или не уступлю тебе, - но я обещал быть твоим поединщиком, и тоже не шутил тогда. К тому, кто в чужой дом шлёт отравленные дары, как трус, у меня и самого теперь счёты имеются.
Эдрах взглянул на него, поверив, огромными синими глазами, уходящими в зелень разве что на блик, и сжал его руку своими - уже обеими.
- Спасибо, - произнёс, - меня... давно никто не порывался защищать. Ты пожалеешь, но... я не в силах отказаться сейчас. Да, прошу, отомсти за оскорбление, что он мне нанёс!..
- А меня... давненько не благодарили за то, что я делаю то, что считаю правильным. - Улсен осторожно накрыл ладони Эдраха своей, всё больше изумляясь тому, насколько же этот ши не привык к хорошему обращению. - Если кто и пожалеет, так это тот, кто посмел обращаться с тобой так низко. Так не должно быть, и так не будет.

В общем, не только Эдрах был ошарашен человечным (...феячным?) к себе отношением, словно он "всё ещё нормальный и в нормальном Доме", - но и Улсен привык к тому, что что когда эдакий паладильник защищает слабых и снимает котят с деревьев - все это воспринимают как само собой разумеющееся, ты просто doing Gwydion things и вот это всё. А тут - счастье быть нужным, ну горы же свернёшь, когда смотрят ТАК
И как Гвидион - Улсен без всяких окольных путей прямо явился к капитану и вызвал того на поединок: дескать, выходи, подлый трус, я пришёл от лица мастера Эдраха, и ты сейчас передо мной за свою подлость ответишь. "Енот был удивлён не меньше: в его норе сидел Олег"(с), сиречь балорский корсар немало офигел не столько от того, что у Эдраха появился защитник, сколько от того, что вот ЭТО Благое вообще завелось на Неблагой территории. Но посмеялся - дескать, неужто этот подлец жив ещё. На сей риторический вопрос ему даже ответили, что-де ты не стоишь того, чтобы о нём знать, - и заодно Улсен, услышав это, убедился, что капитан действительно причастен не только к побоям, но и про кольцо как минимум знал. А то ведь с этими Неблагими ни в чём нельзя быть уверенным: а ну как подарочек кто-то прислал от чужого имени, чтоб и капитана подставить заодно...
Лирическое отступление: ещё одно моё guilty pleasure помимо многих прочих, здесь реализуемых, - это то, как красиво в историях играют дайсы. Разумеется, нет нужды заё...прописывать чарники и просчитывать каждый чих, - но порой можно и нужно отдаться во власть рандома. Для Улсена и пиратского капитана (которому мы так и имени и не дали, но внешне он в моей голове неуловимо напоминает Дракуля Михоука)) я взял два дайса d6 - чёрный и белый. И на победу белый лёг шестёркой, а чёрный - тройкой. А на то, насколько Улсен огрёб (по разнице значений), - ровно наоборот: чёрный - шестёркой, а белый - тройкой. То есть огрёб на троечку - не ужас-ужас, но ощутимо. Похоже, рыцарь был достаточно замотивирован, чтобы в своей гвидионской ярости не останавливаться до тех пор, пока противник не перестал стоять на ногах, - но помнил, что обещал Эдраху не убивать, и не убил. Только пригрозил капитану, что если ещё хоть раз тот будет угрожать Эдраху, лично или чужими руками, - то милосердия больше не дождётся. И ушёл на своих двоих (эта птичка держится в воздухе на силе собственной ярости, да-да)), но вернулся к Эдраху весь в своей и чужой кровище и довольный.
"Скажи, у меня кровь идёт?.. - А кровь тебе идёт!"(с) - В общем, привлекает этого балоринга кровь

Явление победителя было встречено с восторгом.
Эдрах подошёл к рыцарю, отвёл с лица прядь, успевшую кровью пропитаться, и смотрел так долго, завороженно, - как на нечто прекрасное. Чувствовалось, что различает, где чья кровь, - по запаху, что ли?.. Коснулся виска ши Гвидион губами - ощутить это всё: и жар боя, и сладость победы в свою честь, и соль чужой боли.
- Спасибо, - сказал одними губами.
Улсен просто замер от прикосновения, боясь спугнуть, - как большой цепной пёс, которого впервые погладили. Утонул в этом восхищённом взгляде, - да быть того не может, чтобы смотрели так, почти как на произведение искусства... И, казалось, на мгновение этого почти-поцелуя - даже дышать позабыл.
- Он больше не посмеет навредить тебе, я уверен, - сообщил Улсен севшим голосом, как только обрёл дар речи. - И никто, пока я жив...
Но вовремя прикусил язык, пока не наобещал слишком многого.
- ...Никому не творить такие подлости безнаказанно.
- Ты так красив... когда побеждаешь... - произнёс Эдрах. Взял его за руку и провёл к огню. Помог снять промокшую от крови одежду, промыть и обработать раны... Поднёс чашу с Вересковым бальзамом.
И разве что не напевал от удовольствия, пока делал это.
Гвидион совершенно растаял, и сам смотрел неверяще-восхищённо, - и позволил бы Эдраху, похоже, что угодно: хоть верёвки из него вить и косы из них плести. И принял помощь с благодарностью, хотя заметно было, что привык сам справляться и может довольно ловко и споро, игнорируя боль, и рубаху снять, и рану перевязать.
- Если рыцарь красив в сражении, то мастер красив, когда творит... а значит - красив всегда. Так, что все победы захочешь вложить в его руки... - Улсен чуть улыбнулся, но говорил искренне и серьёзно.
Ювелир кивнул, услышав, что именно сказал ему рыцарь. Но осознал ли? И как понял?.. Как знать.
И, конечно, Эдрах захотел историй о ходе боя, - а Улсен, пусть и не был таким хорошим рассказчиком, как Кэйя, о поединке охотно поведал, не приукрашивая и отдавая должное мастерству и оружию противника, хотя явно не уважая его как личность. И понял, поскольку уже наблюдал за его работой, что мастер вдохновился - и явно создаст новое Сокровище.
Ювелир кивнул, услышав, что именно сказал ему рыцарь. Но осознал ли? И как понял?.. Как знать.

Позаботившись о ранах Улсена и с удовольствием послушав его истории, Эдрах принёс ему вина и снеди - уж какая была (а стараниями Улсена в этом жилище еда была теперь вполне сносной). А потом - нет, не показалось: сел с ним рядом, посмотрел в очаг. Глотнул горячительного сам. Провёл пальцами по вороту своей рубашки, ослабляя верёвки, - и ткань соскользнула на пол.
На теле у него была странная вязь символов, какие-то знаки и химеры, - и множество старых шрамов, а свежий - всего один, и тот уже заживал.
И сказал:
- Вижу, как смотрел ты на меня. Ты имеешь право на что пожелаешь, раз сразил того, кому я прежде... с кем я был прежде.
Улсен смотрел - конечно, любуясь, но без жадности обладать; скорее - целуя взглядом. И от слов Эдраха в этом взгляде вспыхнула только боль, - а скрывать то, что чувствует, Гвидион никогда не умел.
- Не могу я такого права ни принять, ни уступить никому... - покачал головой рыцарь. - Не может быть платой то, что бесценно. Лучшая для меня благодарность - то, что ты жив, и другой не нужно. А желаю я, чтобы тебе было хорошо, - а потому буду с тобой, только если ты сам того пожелаешь.
И бережно взял ладонь Эдраха в свою - не удерживая, не сжимая, как самое хрупкое сокровище.
- Не пойми меня неверно, Эдрах, - ты - желанен!.. Но неволить тебя не стану, хоть бы и сам попросишь о том.
И тогда этот ши, улыбнувшись - и, должно быть, впервые расслышав Улсена до конца, - подобрал свою рубашку и... оделся. Сел к нему почти вплотную. И, казалось, какой-то узелок в его душе распустился в этот миг.
Он воодушевлённо рассказывал Улсену что-то из своих приключений, - а потом, устав, положил ему голову на колени. Улсен же был всецело счастлив видеть Эдраха таким - и с интересом его слушал, где-то спрашивал, и сам припомнил занятные байки. А если плечом к плечу или рукой к руке случайно прикасался - то без всякого подтекста. И когда Эдрах так и начал потихоньку дремать - прошептал, чтобы не потревожить:
- Вот и желание моё сбылось: ты улыбаешься...

Простыня вторая, про недоразумения и их последствия

Некоторое время спустя Улсен всё же засобирался доложить о себе при дворе, обещая при первой же возможности вернуться. Установленный Меруайз срок истёк как раз вскоре после поединка с капитаном - а Улсен ещё и задержался чутка под предлогом заживления ран. Уезжать ему не хотелось, но и нарушить слово, данное сюзерену, он тоже не мог, - потому и говорил: "Было мне велено вернуться, как только завершатся мои обязательства, - а утверждать, что меня держит здесь долг, будет неправдой, и прежде было".

С того момента, как день отъезда был назначен, Эдрах перестал находить себе места. То он просиживал часы за рабочим столом, стремясь успеть создать новое Сокровище к отъезду Улсена, - то, наоборот, метался по логову, пиная заготовки, ершистый и всем недовольный, восклицая: когда, дескать, ты уже уедешь!
Но в гнездо сокола он пустил - негоже раненому на полу валяться. И так и спал у него на плече, - а иногда, отвернувшись, прятал лицо в ладони...
Когда же день пришёл - балоринг вручил ши Гвидион подвеску в подарок. Птица-сокол, держащая в лапе алый плод, подобный кровоточащему сердцу.
- Она защитит тебя в пути и подвигах: знаю - такие, как вы, часто находите себе... подвиги на пути! Трижды примет на себя смертельный удар, а на четвёртый - сердце разрушится, и птица будет свободна. Вот и будут у тебя четыре щита! Должно хватить!
Улсен бережно прикоснулся к держащим подвеску ладоням, взял подарок с такими восхищением и благодарностью, что и не выразить.
- Спасибо тебе, мастер! Это самый дорогой дар: ведь если ты хочешь, чтобы я был жив и вернулся, - это будет беречь меня надёжней любого щита. Не скучай, отдохни от меня, и знай: ещё порога не переступив, я уже стремлюсь обратно!..
Эдрах посмотрел на Улсена глазищами огромными, потянулся к нему, но так и не осмелился поцеловать на прощание. Оттого развернулся резко - и, наскоро махнув рукой, скрылся в доме.
А Улсен и сам подался ему навстречу - но ловить не стал, только улыбнулся вслед. И, ещё пару мгновений поглядев на внешний облик дома, казавшегося когда-то таким бесприютным и мрачным, - поспешил в путь.

Как вы понимаете, подарок Эдраха - такая отсылка-арка к дару Кэйи, который, хоть и не был поначалу заявлен как дар любви, по сути уже таковым являлся. И Улсену даже к знакомым знатокам артефактов не нужно было ходить, чтобы задним чутьём заподозрить: эту вещь стоит беречь и под смертельные удары стараться не подставляться вовсе (...да-да, по возможности избегайте умирать, 0 из 10)), а уж четвёртого такого удара не допускать ни за что.
Тем временем сюзерен - а точнее, сюзеренша - не отпустила Улсена после доклада сразу обратно, как он надеялся, а услала на подвиги - далеко-далеко от портового города. Ага, вернулся из отпуска - а там ворох задач, пятилетка по подвигам на выполнена, давай отрабатывай вассальную клятву А то что это за безобразие - только рыцари Айлил драконов шинкуют, а вон тот замок ещё от гнёта огров не освобождён. И Улсен, конечно, старался передать Эдраху весточку, - но нашёлся при дворе "анонимный доброжелатель", который решил из самых Благих побуждений избавить рыцаря от "порочной связи" - и стал втихую их письма перехватывать. Не все, иначе это вызвало бы подозрения, - а по одному пропустил, и довольно. А вырваться Улсен долгое время не мог, так как был занят теми самыми ограми по самые кончики острых ушей.
И однажды наш Гвидион проезжал через другое королевство - и увидел на улице, со спины, страстно целующуюся у фонтана пару: какой-то рыцарь и... его рыжий. Присмотрелся (благо занятые друг другом ши его не замечали вовсе) - ошибки быть не могло! (Листья тополя падают с ясеня!)) А это были Кэйя и Таверзин Окликать их и мешать - Улсен, разумеется, не стал, а поехал дальше мимо; но подумал с горечью о том, что, быть может, оттого Эдрах и не отвечает на письма, - и что в прежнем доме, глядишь, и не найдёшь уже никого. А по окончании подвига Улсен заехал, как и обещал, в портовый город, - и не застал Эдраха дома: тот уже удрал на приключения. Ничего не оставалось, кроме как возвращаться назад ко двору.

А там и Эдрах доприключался до того, что его занесло в те же владения - где он и попался. А на чём - так Неблагое дело нехитрое: может, на какое охраняемое самоцветное месторождение кощунственно лапку наложил И кто-то его спалил, особые приметы запомнил, - и когда он уже и не ждал, пришла по его душу пара дюжих троллей с волшебными путами и сцапала (если вам мерещится пародия на одних там даочжанов, то вам не мерещится)). Дескать, пойдёшь с нами, сука-ювелир Королева разберётся, что с тобой делать.
Поскольку у меня с фантазией плохо, а с пасхалками хорошо, - то королеву звали Изабо. А двор её был преимущественно гвидионский и Благой до скрежета зубовного. Притащили Эдраха как раз к большому белому совету, на котором все накопившиеся дела разбирались. И пришлось ему дожидаться, пока королева рассудит своих придворных с жалобами да спорами в духе "пак сварил троллю суп, когда тому стало дурно, или троллю стало дурно после того, как пак сварил ему суп", - всё очень долго и занудно И пока до балоринга очередь не дошла - Улсен, стоявший в числе других рыцарей по правую руку от королевы, весьма рассеянно реагировал на её обращения за "мнением присяжных", и на Эдраха поглядывал с душераздирающим видом "ну почему именно ты, я тебя так ещё и не смог забыть - и вот опять".
Эдрах поначалу перепугался - кто знает, что при этом дворе принято? - хотя свою охрану подкупить попытался (безуспешно). "Может, в пухе с перьями изваляют и смеяться начнут?!.. А может, на рудники сошлют, - и как вообще бежать оттуда? А можно вообще руки или головы лишиться! Обидно..." - думал он. А увидев Улсена в толпе - обрадовался было, аж просиял... Но сник, вспомнив, что и писем от него не было, и вернуться рыцарь так и не вернулся же. А что если именно Улсен его узнал и указал на то страже? - Нет, не может быть такого...
"Червячок сомнения превратился в шайхулуда истерики"(с)эпически гениальная формулировка Саюри, я её запомнил И Эдрах решил сбежать, не дожидаясь конца мероприятия. В волшебных путах не выйдет пользоваться Искусствами, да и оружием не помашешь, - но ускользнуть и весело побегать в толпе по всему дворцу, наводя суету, ничто не помешает. Ловила вся королевская рать, включая рыцарей, - также без применения дальнобойного оружия и чар, дабы не задеть друг друга, остальных гостей и пышное убранство дворца. Но - шторы всё равно обрываются, подсвечники падают, тролли сталкиваются лбами и путаются в коврах Так Эдрах и носился в поисках выхода, пока его не оглушили - но привели в чувство прежде, чем он предстал перед очень разгневанной королевой. Её казначеи будут до конца сезона опись убытков составлять

Вид ши Балор имел жалкий и смешной - как кот в реке. Страх свой скрывал - однако же приготовился страстно болтать в свою защиту, как только слово дадут. Ведь всем известно, что "чистому искусству на мораль плевать"(с), и вы-де оскорбляете саму Грёзу тем, что бедной киске не даёте красть сосиски ставите барьеры между художником и его творчеством, вот!
Ну а королева, сперва поинтересовавшись у пленника, как его звать, откуда он и зачем явился (и даже некоторое время выслушав про творчество)), - согласно протоколу, спросила мнения своих советников, избавиться ли от этого Неблагого пришельца, чтоб другим неповадно было, или в темницу бросить на общественно полезные работы и перевоспитание.
Тогда Улсен и взял слово - и напомнил о том, что согласно закону, самой королевой некогда принятому, всякий её приближённый может поручиться за обвиняемого и отменить тем самым его приговор. А после волны одинаковых смешков из зала - дескать, кто же здесь за Неблагого чужака поручится! - добавил, что сам ручается головой за этого ши.
Тишина, звуки сверчков и ах#я.
А тот "доброжелатель", что перехватывал письма, - выпалил что-то в духе "балоринг его околдовал, я точно знаю, Улсен сам в его логово прийти обещался!"..
...А ты-то откуда знаешь, вежливо удивился Улсен.
Но его быстренько проверили, чар на нём не обнаружили, - вот только королева всё ещё была взвинчена и раздосадована(тм). И провозгласила леди Изабо, что ноги этого проклятого ренегата(тм) ювелира больше не будет в её королевстве - а Улсен сопроводит его до границы, и если не уследит, то не сносить самому рыцарю головы.
На том Эдраха и подтолкнули к его поручителю, а Улсен поспешил забрать его под крыло и увести из замка.

Эдрах "доброжелателя" тоже запомнил: бросил на него ой какой недобрый взгляд, поспешив за своим рыцарем.
И так за ним тенью и шёл, куда бы Улсен ни отвел его...
- Ты помог мне, - сказал он, когда они оставили замок. - Спасибо... я думал, ты гневаешься на меня...
А в душе у него бушевала та ещё буря.
Волшебные путы Улсен снял с него сразу за порогом зала - да так и оставил их лежать там на ковре; а остановился, услышав благодарность, - во дворе между замком и конюшней.
- За что же мне гневаться на тебя?.. - спросил рыцарь удивлённо. Говорил он сдержанно, но с каким-то надломом, словно усилием воли запрещая себе радоваться встрече. - Если ты счастлив, то я за тебя рад... И рад видеть тебя, хотя едва ли ты хотел бы быть здесь... - и улыбнулся горько, а взгляда всё же отвести не мог, пока не пришлось седлать коней.
Эдрах заметил эту горечь - неужели он стал её причиной?
Непонимание мешалось с отчаянным желанием обнять, страхом, что оттолкнёт, непониманием.
- Почему... ты не приехал? - спросил он, когда рядом уже не было любопытных чужих ушей. Ни к чему портить жизнь сиятельному рыцарю Гвидион ещё больше. - Хотя, глупый вопрос. На что я рассчитывал?.. Здесь всё такое величественное, достойное, - зачем было возвращаться в жалкую нору?! Правильно сделал...
Лошадь, предоставленная Эдраху, фыркнула: что-то мокрое капнуло ей на шею.
- Я... приезжал, - возразил Улсен с ещё более глубоким удивлением, уже не зная, что и думать. - Я писал, что заеду, но не застал тебя дома. То, что ты называешь норой, было мне дороже самых блистательных чертогов!.. Но я почти и не чаял встретить тебя там... Прости, я увидел случайно... - и рыцарь замолчал, справляясь с горьким комом в горле.
Ши Балор посмотрел на него, на коня, на лес. Помотал головой.
- Ты написал лишь раз, - проговорил он, - один-единственный! Что добрался, что тебя ждут подвиги... что вернёшься...
Какое-то время понадобилось и Эдраху, чтобы справиться с собою.
- Что ты увидел? Я уехал лишь недавно! И вообще, - он фыркнул, вытирая лицо, и распрямился. - Я... Я, на самом деле, знал, что ты не приедешь! Можешь ничего не говорить! Надо было мне не писать тебе, развлекая, поди, весь ваш двор своими потугами в эпистолярный жанр!
Гвидион даже проверять не стал, говорит ли Эдрах правду: не врут таким голосом, с таким лицом...
- Я писал тебе много раз... Но получил только одно письмо, я не вру тебе!.. О Дан... - Улсен закрыл лицо руками. - Мне стоило догадаться, что кто-то может вмешаться! Хотя, клянусь, я не говорил о тебе, - но не потому, будто мог бы тебя стыдиться, а чтобы не навлечь на тебя беду!..
Его голос всё-таки дрогнул - и от боли, и от надежды, - но если с письмами произошла ошибка, то не мог же он обознаться?..
- Я видел тебя... с черноволосым рыцарем. Случайно. - Улсен постарался, чтобы это прозвучало как можно беззаботнее: не хотелось, чтобы Эдрах чувствовал себя виноватым. - Оттого и думал, что у тебя... уже другая жизнь. И мои письма... и я сам - разве не помешал бы тебе?..
Он не раз размышлял о том, что от Неблагого ши ожидать верности было бы глупо. Что он был бы не против, если бы у Эдраха был кто-то ещё, кто ценил бы его и берёг, кроме него. Но - если бы сам Улсен тоже - был...
- А... это... ой! - казалось, Эдрах стушевался, и догнал рыцарского коня. Пустил своего совсем рядом - только рукой руки коснуться.
Он и коснулся, совершенно не случайно.
Улсен выглядел таким трогательным и искренним сейчас, - неужели, неужели здесь случилась придворная интрига? Почему бы и нет...
- Это... не то, что ты думаешь... - вот теперь Эдрах улыбнулся, чуть смущённо. - Либо это был я, творящий интригу, либо мой брат... не знаю уж, что именно ты видел! Да-да, меня есть брат-близнец, я познакомлю тебя с ним никогда!.. Мда, звучит как попытка выкрутиться, - но, к счастью, Дан одарила вас способностью слышать правду.
От прикосновения, от первых же слов Эдраха - Улсен поднял на него взгляд, в котором отчаянная надежда сменялась таким же пронзительным счастьем. И улыбнулся в ответ, бережно поймав ладонью ладонь, и не спеша отпускать.
- Я верю тебе, конечно, верю, даже если бы эту способность у меня отняли!.. И можешь не бояться знакомить меня с братом: ты один такой, ты... - и когда уже не нужно сдерживать радость, на неё вдруг не хватает ни слов, ни воздуха в лёгких. - О Дан, как я скучал по тебе!.. Вот что: я обещал проводить тебя, но не обещал не задерживаться в пути. Я знаю, где можно свернуть с дороги. Я слишком долго мечтал тебя обнять...
Эдраху было немного страшно - неужели придётся скоро расстаться, только встретившись, только объяснившись? Но сейчас он отринул тревоги - не омрачать ими чудесный миг.
- Веди же, и я последую за тобою, - сказал он, направляя коня следом.

Улсен свернул на едва заметную тропу - деревья расступились, затем снова сомкнулись, и тропа вывела на небольшую поляну с заросшим лесным озерцом, в котором виднелся давно забытый и заброшенный, но вполне живописно разрушающийся грот. С дороги этого тихого места видно не было - и не догадаться, если не знать.
Рыцарь спешился - и, едва Эдрах спрыгнул с коня, заключил его в объятия. Привлёк к себе бережно - а прижал к себе так крепко, словно мог поверить в то, что это наяву, лишь своим сердцем услышав его сердце.
- Эдрах... свет мой... - и отпустил через долгие мгновения, понимая, что уже не в силах насмотреться. - Я не хочу снова покидать тебя!..
Эрах замер в его руках, как уличный котёнок, пригревшийся за пазухой. Потом потёрся щекой, улыбнулся...
- Так и не покидай? Попроси обратно свою присягу, живи со мною? Или... - подумав долее одного мгновения, балоринг предложил новый план:
- Или, если хочешь, я уйду, а вскоре при вашем дворе ты встретишь совсем другую ши... и с другим именем? Ну... это же Эдраха-Балоринга отсюда выставили, а не кого-то ещё... - он чуть не мурлыкал, прижимаясь всё крепче. Не заметить его огня и желания было уже невозможно...
Улсен не отстранялся - и сам не замечал, как ласково проводит ладонями по спине, по рыжим волосам, как прикасается губами к огненным прядям.
- Я не хочу - и не смогу - притворяться и врать, - покачал он головой. - И скрывать тебя не хочу. Я хочу с гордостью говорить о том, кому посвящаю свои подвиги!.. Просить Изабо освободить меня от Клятвы... Ещё недавно мне бы казалось, что это значит лишиться столь многого! Почти всего... А теперь - я обретаю много больше, и эта потеря - такая мелочь...
И виска Эдраха коснулась улыбка - искренняя, уверенная:
- ...Все сокровища мира не стоят взмаха твоих ресниц.
А затем - слова уже не были нужны: Улсен целовал и эти ресницы, и веснушки на скулах, и губы. Со всей пылкой нежностью, так долго ждавшей этого часа.
А Эдрах отвечал рыцарю со всей своей огненной страстью, чуть не дрожа в его руках, - и тянулся к его лицу, целуя нежно и отчаянно.
- Как пожелаешь. Я так скучал... - и еле слышно выдохнул: - Любовь моя... будь со мною!
- Я с тобой, моё сердце, дыхание моё... - шептал Улсен горячим губам, от которых оторваться было невозможно, шептал, целуя шею и ключицы. - Я люблю тебя, и я твой, только твой - душой и телом, каждым помыслом и деянием - твой!..
...С тех пор, как Улсен в прежний раз видел Эдраха, узор татуировок изменился. Химеры щурились от довольства, подставляя под его горячие ладони свои нарисованные головы.
Шрамов стало заметно больше...
И каждый шрам был поцелован с нежностью, по мере того, как рыцарь без спешки избавил Эдраха от одежд - оглаживая и лаская широкими, жёсткими от битв, но чуткими ладонями, словно смывая с тела всю усталость и все тревоги. Любуясь каждой чертой. И даря, и впитывая тепло, становящееся общим жаром.
Ши Балор был со своим возлюбленным - всей душой, сердцем, всем собою.
Эдрах в любви - в нежной её грани - смеётся и болтает, шепчет всякие глупости...
А Улсен пока не спрашивал его о том, что было без него, откуда прибавилось шрамов, - только целовал, ласкал, обещая, что больше не оставит, что от всякой боли хотел бы укрыть. И щедро дарил всего себя - с нежностью и страстью, бережной силой и бесконечным доверием.

...Затемнение. Дальше, я уверен, эти двое и без нас справились

Простыня третья, в которой мы всё уронили про гос.переворот и его последствия

Но Изабо, разумеется, не отпустила своего рыцаря просто так, когда он вернулся и преклонил колено с просьбой освободить его от Клятвы. Всё ж таки досадно терять верного вассала, - и после чего! - После того, как тот заступился за преступника. И она объявила Улсена предателем, сговорившимся с Неблагим Двором. А хоть тот и не соврал, сказав, что его ничем не подкупали и что он не замышляет против неё ничего дурного, - отрицать, что не пойдёт против своего мастера-балоринга, он не стал. Так пришлось Улсену просить права поединка - и драться со всеми остальными рыцарями Изабо поочерёдно.
Улсен выиграл в трёх боях, но в четвёртом проиграл - не столько потому, что был уже изранен и утомлён, сколько потому, что это был бой с тем самым "доброжелателем", который некстати сказал ему что-то под руку про Эдраха. (Его мы тоже обделили именем, - но думается мне теперь, что это вполне мог быть сэр Мистлрой ап Гвидион, чья гибель увековечена в моей личной-мастерской хронологии Войны Соответствия, и который после Воссоединения тоже очень любил причинять добро так, что с таким доброжелателем никаких врагов не надо.) От Клятвы Изабо Улсена уже освободила: как-никак вассально-сюзеренская Клятва обоюдна и также помешала бы ей пойти против него, - но раз он теперь преступник и не смог в бою доказать свою невиновность перед Грёзой, его бросили в темницу. "В тюрьме есть тоже лазарет, я там валялся"(с), а потом - те самые "общественно полезные работы и перевоспитание". Второй пункт выражался, помимо прочего, в том, что Изабо периодически захаживала к Улсену и уговаривала отречься от балоринга и вернуться к присяге - но он всякий раз отказывался. И пытался бежать, но безуспешно.

До Эдраха меж тем дошли вести о том, что Улсен проиграл, возможно мёртв (кто-то из королевских подданных мог видеть смертельный удар и не видеть, что было дальше, - но у Эдраха-то были основания надеяться, что это не так). И он сговорился с другой королевой, соседкой Изабо, о том, что она обеспечит его средствами для внедрения, а он в нужный момент откроет ворота её войскам. И вот Эдрах пробрался ко двору Изабо, как давеча Улсену предлагал, под личиной другой феи. Королева с ближайшими советниками не воспринимала его всерьёз, а Улсену он не палился, дабы тот со своей честностью всё не попортил. И, предполагая, что Улсен не захочет оставаться с тем, кто разрушит его дом, - параллельно Эдрах воплощал второе дно своего плана: подстраивал переворот, сиречь показывал знати и подданным несостоятельность королевы, дабы они в нужный момент перешли на сторону Улсена и обратились к нему за помощью. Нашёптывал рыцарям, которые прежде были дружны с Улсеном, что без него и подвиги не те, а с ним всё было лучше, и что обошлись с ним дурно. Сеял сомнения среди простолюдинов, что их королева не очень-то справедлива. Убеждал придворного, к которому всеми способами втирался в доверие, что "родина опасносте!"(тм), враги не дремлют, а королева не справится - да ещё и, когда каждый меч на счету, держит в темнице своего лучшего воина.
И, наконец, начался штурм. Эдрах держал руку на пульсе, то есть на внешних воротах. Увидав под стенами замка войско соседки, часть рыцарей перевернула круглый стол, под шумок отбила ключи у кого надо, ворвалась в темницу и освободила Улсена: дескать, веди нас, за тобой пойдём, и с тобой победим врагов. Улсен несколько... удивился, но повёл. И успел увидеть, кто открывает ворота изнутри, - но тут же в ворота хлынуло вражеское войско, и Улсен в Белой ярости принялся прорубаться сквозь него к предателю. Остальные воины шли за Улсеном, держась у него за спиной, чтобы он ненароком не зашиб и их тоже, - а Эдрах, понимая, что в таком состоянии Улсен его не узнает и не пощадит, благоразумно отступил в тыл своих союзников. В результате общими усилиями защитников замка - и вдохновляющим примером Улсена - нападающие были разгромлены и отброшены.
Канон говорит нам, что гвидионский берсерк-мод заканчивается, только если ши вывести из строя (Incapacitated), что для сторителлинга суть формулировка довольно расплывчатая. Так что считаем, что когда захватчиков оттеснили от замка и разгневанный Улсен настиг свою цель - на Эдраха тушка сокола вывалилась уже изрядно раненой и с постепенно улетучивающейся яростью, но за топор ещё держалась, рыча, что живой не дастся, а сперва убьёт предателя. И у него на глазах Улсен сорвал с шеи подвеску с птицей, приготовившись к последнему бою, - потому что любовь сильнее даже Белого Пламени, а три "кошачьих жизни" из четырёх были уже истрачены (видится мне, что один удар Сокровище приняло на себя в проигранном "доброжелателю" судебном поединке, ещё один - при попытке побега из темницы, и третий - вот прямо сейчас, в сражении).
Эдрах при виде такого дико перепугался и проорал что-то в духе "Что же ты творишь, воин, из ума выжил?! Надевай обратно, немедленно! Бой кругом! То есть, э... Надень и веди свои войска в бой, эээ... к победе, коли, э... осмелишься, эм... да! А, эм... ко мне в другой раз приходи! Пока ты в таком непотребном для поединка виде, я, эм... не буду с тобой биться, вот!". По этому испугу Улсен и догадался, кто перед ним, - а вдобавок к этому озарению заметил по мере приближения знакомую манеру этого ши двигаться в бою, будто в танце. Но перед вражеским войском нельзя палить, что они заодно, да и перед своим тоже!.. Потому топор Улсен тоже выронил и громко сказал во всеуслышанье: дескать, ловлю тебя на слове, предатель, и как оправлюсь от ран, будем биться один на один. И начал отъезжать, уже собираясь шепнуть Эдраху, как только тот склонится над ним: "Скажи, что если нападут на тебя - меня убьёшь! Ты врать умеешь! Но умирать не смей!"..

...Но в этот момент в рыцаря прилетела стрела - прощальный подарок от отступающих воинов соседки. Им ведь логично от него избавиться, чтобы собраться с силами да во второй раз на штурм сбегать, - к тому же и видят они то, что видят: что этот сокол бешеный вылетел на их ценного союзника, и хотя уже выронил оружие - кто ж его знает, не задушит ли сейчас голыми руками. И Улсен упал замертво - а Эдрах застегнул на своём Гвидионе артефакт и отъехал следом.
Затем, едва на нём защёлкнулась подвеска, Улсен открыл глаза, увидел знакомую картину "Приплыли" и раскалывающееся сердце артефакта - и буквально удержал его в ладонях, не позволяя ему разбиться, а соколу улететь. У нас тут сила любви и сила воли - так что артефакт послушался, и птица осталась на месте, обнимать крыльями обескровленное сердце. (А в этот момент один Марк снова пожалел, что не умеет рисовать, - но, может, ещё попробует изобразить "Сокровище до" и "Сокровище после".) Мне чертовски нравится идея, что последний удар был разделен пополам.
А Улсен после этого снова начал отъезжать, но и сам успел обнять Эдраха - и своим подбежавшим друзьям сказать, чтоб их не разлучали: мол, либо спасайте вместе, либо дайте вместе умереть. Ну, и отключился на этом. А рыцари почесали репы, глядя на двоих полумёртвых-полуживых, кто-то попытался разжать руки Улсена, но не преуспел... Так и понесли обоих - Вересковым Бальзамом заливать.
После лечения Улсен очнулся - а Эдрах остался в эдаком анабиозе. Рыцари и простые воины, придворные и мирные простолюдины припомнили Улсену его славные деяния при обороне замка и предложили ему, как спасителю королевства, ими править. На что тот ответил, что-де "И этот замок, и королевский престол по праву принадлежат Изабо, а я надеюсь, что, защищая их, искупил свою вину перед ней и заслужил свободу, - так что просто отъе$#тесь от нас двоих уже дайте нам уйти, и никогда нас более не увидите". (В сторону говоря, Изабо вовсе не была плохой правительницей и доблестно проявила себя в бою с захватчиками. Она не была так глупа и мстительна, чтобы чинить препятствия переметнувшимся к Улсену воинам, отвлекаясь от организации обороны замка, коль скоро они были с ней на одной стороне. Вероятно, также была ранена, а после - с достоинством простила и отпустила Улсена и вновь приняла бразды правления. Моя главная задача на сегодня: не шипнуть Изабо и Меруайз, которые даже не встречались!))
Улсен бережно унёс Эдраха из замка на руках.
Тишина, звуки сверчков, - а звуков недоумения уже нет, потому что все ещё с прошлого раза привыкли, что этот сокол е$@нулся, несите нового.
Так рыцарь и уехал за "окей Грёза балоринг не выходит из спячки что делать"...

...И рецепт он узнал - обращаясь и к знакомым чародеям, и к слуагам, сведущим в древних свитках о самой сути ши Дома Балор.
Глоток живой воды из волшебного источника. Да капля крови из любящего сердца. Да пламя из костра Лугнасада, голыми руками взятое. Всё отыскал, всё собрал воедино.
Эдрах проснулся в его объятиях - когда Улсен отогревал его пальцы дыханием и поцелуями.
И услышал:
- Эдрах... - произнесённое с нежностью, как самое ласковое из всех прозвищ. - Теперь мы можем вернуться домой.

И - скетч от Саюри. Тоже незаконченный, - хотя я всё ещё считаю, что и в незаконченном виде уже ценный. Потому что живёт и дышит, потому что так - было и так - чувствовалось. (Я вот сформулировал наконец, что бывают наброски технические, по которым видны построения художника, - и потом интересно наблюдать, как этот скелет обрастает объёмами и деталями. Хотя и такие наброски уже могут передавать амосферу и динамику, - потому я всегда залипаю на предварительные эскизы Амарта, пока рисунок не будет готов, да и после их сохраняю А это - как набросок с натуры, который ловит момент, и самое главное уже поймано и передано. И в этой спонтанности - его цельность.)
Улсен и его сердце, его рыжий комочек балоринга, его мастер Эдрах. Такие настоящие и пронзительно нежные

(с) Типичный Моррахан

Быть может, накурим ещё что-нибудь. А в тайминге после Воссоединения их пока не видно, - впрочем, не каждая фея дожила до Раскола, и не каждый ши сумел - или захотел - попасть в Аркадию (хотя о том, где мог отсидеться Дом Балор, темнят и сами балоринги, и канон)).