Решил больше не поднимать пост с кинктобером (но читать и комментить - можно всегда)) и начать новый пост для последнего исполнения по списку - и обещанных бонусов, насколько смогу. Вот, задолжал Амарту заявку на Кристофа, выкручивался как мог (но с удовольствием):
Кристоф Кадаверциан/Флора Даханавар\Дарэл Даханавар, кинк 3. Киндрэт (преканон), гет/преслэш NC-17, 833 слова- Флора, нам надо поговорить.
Кристоф воздвигся в дверях её спальни, сложив руки на груди, незыблемый как напольная вешалка, так что хотелось повесить на него шубу: всё равно простоит до утра и не придёт в постель, не разрешив свои моральные противоречия.
- О Дарэле, - она даже не спрашивала. Кристоф серьёзно кивнул, проигнорировав её ироничную улыбку.
- Я понимаю, что ты его обратила, потому что тебе был нужен телепат. Ничего личного, только политика. Но он этого пока не понимает! - красивые губы Кристофа чуть скривились от досады, обнажив кончики клыков, так что Флора невольно залюбовалась. - И ты сама знаешь, на что он продолжает надеяться. Почему бы тебе не поговорить с ним, пока он не растопил своим недотрахом здешние ледники?..
- Если ты хочешь, чтобы он оставил нас в покое... То лучший способ заставить его успокоиться - это дать ему то, чего хочет он, - Флора беззаботно пожала плечами и уточнила, предвосхитив вспышку холодного возмущения: - Почему бы нам не пустить его в постель?
- Ну, знаешь... - её всё же окатило холодом, но несколько более спокойным. - Это вы, римляне, прославились в веках своей сексуальной раскрепощённостью. А мы, северные варвары, как-то не привыкли к такому разнообразию.
- Тогда, возможно, тебе следует поближе пообщаться с другими северными варварами, - предложила Флора. - С Бальза, например. Обоими. Одновременно. Это может быть познавательно.
Кристоф выразительно фыркнул.
- Ты ещё не сказал "нет", - напомнила ему Флора. - Насчёт Дарэла. Мне казалось, вы хорошо поладили.
- Дарэл - славный парень, - признал Кристоф. - Но я не хочу с ним трахаться! Ни в какой позиции. Я вообще-то предпочитаю женщин.
- Тебе и не придётся с ним трахаться, - терпеливо пояснила Флора, словно это Кристоф был зелёным птенцом, пока что не понимающим самых элементарных вещей. - Трахаться буду я. С вами двумя. И, поверь мне, ты ещё позавидуешь женщинам: мы можем получать двойную порцию удовольствия.
На лице Кристофа отразилось всё, что он думал по поводу такой зависти, - но ледяная стена неприятия идеи растаяла и сменилась первыми проблесками любопытства. Истинно кошачьего.
- Я сама его приглашу, - пообещала Флора. - Только не спугни.
Кристоф не возражал: вероятно, ожидал, что Дарэл откажется. Но с наступлением ночи, когда большинство гостей отеля погрузилось в сон, Дарэл пришёл - и можно было только гадать, что его сподвигло: свойственная молодости готовность к экспериментам - или же, как и Кристофа, абсолютная неспособность противостоять капризам Флоры. Было что-то поистине несправедливое в том, что телепат мог прочесть чужие мотивы - и при этом скрывать собственные.
Кристоф позволил себе поддаться разлитой в воздухе даханаварской магии - почти невидимой, но ощутимой, словно дымка благовоний, в чьих ласковых объятиях все сомнения поблёкли, отдалились и казались несущественными. Он и сам не заметил, как все они избавились от одежды, - как от очередной излишней условности, которую приходилось соблюдать перед смертными. И вот уже Флора, устроившись на постели, увлечённо и успешно возбуждала его ртом, в то время как Дарэл ласкал языком её саму, лёжа на спине между её широко расставленных бёдер. И Кристоф отлично видел, как дрочил себе Дарэл, - и невольно задавался вопросом, где тихоня-норвежец научился делать это... почти красиво. Плавно двигая ладонью вниз, а бёдрами - вверх, забирая мошонку в ладонь и прикасаясь кончиками пальцев между ягодиц...
Поначалу Кристоф старался сосредоточиться на удовольствии Флоры - и на своём. Но когда Флора мягко толкнула его в грудь, оседлала его бёдра, как всегда уверенно принимая его член, - а Дарэл, недолго помешкав, присоединился сзади... Кристоф буквально ощутил, как тот входит в неё, - и мгновения спустя удовольствие всех троих сделалось неделимым целым. Он задавал ритм, а Дарэл подхватывал его; он целовал и ласкал ладонями груди Флоры, упруго покачивающиеся перед его лицом, а Дарэл удерживал её бёдра. Гибкое, разгорячённое тело Флоры выгибалось между ними, и она целовала то одного, то другого, - так глубоко, влажно и головокружительно сладко, что Кристофу казалось, что его спасает только кадаверцианское умение подолгу обходиться без дыхания. Дарэл, когда его не целовали, стонал так, будто это его трахали, - и едва Кристоф встретился с ним взглядами, тем удивительнее был ровный голос телепата, прозвучавший в его голове:
"Никогда бы не подумал, что некромант может быть настолько... страстным".
В то же время Дарэл не прекращал стонать - на каждом вздохе.
"Как ты, блядь, это делаешь?!.." - ответил Кристоф также мысленно.
"Так же, как и ты", - и голос мыслей Дарэла издал короткий хрипловатый смешок, почему-то прозвучавший чертовски возбуждающе.
И, словно почувствовав (а может, и вправду почувствовав) его вышедшие из-под контроля эмоции, Дарэл передал ему эхо своих ощущений - то, насколько узкой, тесной и горячей была Флора для него сейчас. И этого стало достаточно - и много более, чем достаточно: слишком много для Кристофа. После оглушающего оргазма он невнятно подумал о том, что отныне проклят - и либо больше никогда не согласится трахаться с телепатом... либо уже никогда не захочет трахаться без телепата.
- Вы оба меня приятно удивили, - промурлыкала Флора, лёжа у него на груди. Дарэл лежал рядом, почти вплотную, и запахи их распалённых тел смешивались в пряный, крепкий коктейль.
Кристоф пробормотал какой-то непристойный комплимент на старофранцузском, который могли понять только они вдвоём. Для осмысленной речи не было ни сил, ни желания.
- А всё же подумай про мой совет насчёт Тхорнисхов, - лукаво улыбнулась Флора.
- Да я же не... - начал было Кристоф, но она прижала палец к его губам.
- Только политика, - подмигнула она. - Я уже почти научила тебя ею заниматься.
Бонус номер раз - ЦзинРены для Амарта. Сперва я отклонил заявку на этот пейринг, поскольку слишком слабо знал лор, - но сила вдохновения меня не пощадила, и текст стал приходить ко мне образами, а лор пришлось вкуривать. Было очень страшно, что всё-таки промахнусь мимо сеттинга, мимо характеров персонажей, но... Глаза боятся, руки из ж@пы, а текст записывать надо. Получилось "Если ты миротворец - создай новый мир"(с), и вообще как-то вся эта песня целиком.
Цзин Юань/Блэйд. Honkai StarRail, слэш NC-17, 862 словаВино сегодня терпко-сладкое, с нотками ванили и абрикоса - и дымным послевкусием, горчащим на языке. Вино нужно, чтобы размывать границы, проведённые тушью между тем, кто стоит на страже закона - и преступившим закон. Границы, проложенные шрамами от клинков, разрушить было бы сложнее.
Генерал смотрит безмятежно и держит плошку в горсти. И Блэйд многое бы отдал за то, чтобы понять, что тот видит перед собой: прошлое, настоящее - или будущее. Когда разговор касается чего-то минувшего, Цзин Юань предлагает мягко:
- Если хочешь, я расскажу тебе...
- Нет. Не нужно.
Блэйд не хочет помнить. Он хочет знать наверняка. Но о грядущем - словно с приговорённым - Цзин Юань не говорит с ним также.
А Блэйд смотрит прищурясь - и видит перед собой солнце. Но не то, которое рисуют дети на воздушных змеях, - не то, которое ласкает их тёплыми лучами. А ту звезду, что сияет ярко и властно, и в чьих недрах огонь и страсть пережигают самих себя, пока не сожгут дотла. Когда эта звезда взорвётся сверхновой - Блэйд бы хотел последовать за ней.
Цзин Юань не называет его прежним именем. Он должен бы знать, что если кто-то уходит, то возвращается всегда кто-то другой. Что этот другой - опасен. Но он как будто не хочет знать. Он хочет помнить. И когда Блэйд протягивает руку не к кувшину, почти опустевшему, а к нему, - перехватывает её и подносит к губам. Блэйд скорее видит, чем чувствует, как эти сухие губы скользят по шершавым бинтам на ладони, и подаётся вперёд, минуя приземистый резной столик, - теперь уже всем собой. Домашний халат стекает с плеч Цзин Юаня, едва тот привстаёт навстречу, - и рукам Блэйда позволено прикасаться: к широким плечам, несущим тяжесть покатых мышц, к обманчивой кошачьей плавности изгиба спины. Цзин Юань в то же время раскрывает одежды его самого - застёжки одну за другой, словно ремешки на ножнах.
На мгновение Блэйд теряет бдительность - и его тут же укладывают спиной на подушки. Не только силу Цзин Юаня теперь не сдержать, - даже волосы генерала рассыпаются непокорной гривой, и алая лента, минутой ранее обхватывавшая её, спадает вместе с белым золотом прядей на перебинтованную грудь. Пару раз Блэйд рванулся, прижимаясь к нему только теснее, - но Цзин Юань держит крепко, переплетая их пальцы, накрывая собой - горячим, живым. Могучие лапы не выпускают когти - но этого и не нужно.
Цзин Юань склоняется к нему для поцелуя - и Блэйд, скорее по инерции, щёлкает зубами перед приблизившимся лицом, чтобы перехватить инициативу хотя бы в этом, и целует сам: требовательно, жадно, почти жёстко сминая его губы. Цзин Юань отвечает, толкаясь в его рот языком, - и не ослабляет хватку. Когда он отрывается от поцелуя - с истерзанных губ Цзин Юаня капает чужая слюна, но останавливаться он не намерен: целует шею, ключицы, грудь Блэйда весомо и жарко, будто льёт воск и ставит печать. Острые искры этих поцелуев остынут только к утру.
Кто говорит, что сталь холодна, - забывает о том, как быстро она раскаляется в пламени, как плавится, становясь податливой и покорной. Блэйд поддаётся, выгибается, подставляясь, - и Цзин Юань раздвигает коленом его бёдра, ведёт ладонями по его телу, словно заново лепит, и готовит, растягивая на двух пальцах, влажных от масла. Блэйд торопит, требует, - отрывисто, хрипло, стараясь не застонать прежде времени, но проигрывая себе и ему. Цзин Юань пахнет сандалом и мускусом, амброй и янтарём, входит плавно и глубоко, заполняя собой - тело, мысли и чувства, тогда и теперь. Сметая солнечным ветром всё, что кроме.
Движение для клинка - и есть состояние гармонии и покоя. И меч должен быть в чьих-то руках, но генерал никогда не возьмёт его - так; Цзин Юань - миротворец, он сотворит новый мир, взрастит его своими потом и кровью, тушью и вином, возведёт на своих сухожилиях и костях, и пожелает, чтобы в этом мире нашлось место тому, кем прежде был Блэйд. А пока - он брал Блэйда здесь, на разбросанных подушках, свидетельницах его мнимой лени. Подчиняя, но не ломая. Заглушая гулким пульсом огня, отдающимся эхом в ушах, вкрадчивый шёпот Мары, её вязкого бескровного ручейка. И Блэйд был благодарен ему за это.
Блэйд стискивает его бёдрами, обнимает руками, хватаясь до синяков. Вскидывает зад сперва в ритме его движений, затем навязывая свой, резче. Отдаётся исступлённо, самозабвенно, - если Цзин Юань ведёт себя так, словно у него в запасе вся вечность, то Блэйд не загадывает, какая их встреча станет последней, и желает взять всё и немного больше. Он кусает Цзин Юаня в плечо, заглушая стон, когда сжимается внутри почти до боли, - и Цзин Юань низко рычит, сбивается с темпа, то входя рывком, то замирая. Блэйду нравится, как Цзин Юань рвано, обжигающе дышит. Нравится, как у выносливого, неутомимого Цзин Юаня проступает на висках испарина, а на напряжённых руках - рисунок вен. Нравится, как Цзин Юань ещё старается быть бережным с ним, - с ним, пропахшим застарелой кровью, с ним, ранящим всех, кто приближается к нему.
Блэйд не прикасается к своему члену - и не хочет, чтобы прикасался Цзин Юань. Он доводит до предела их обоих - и его член, упирающийся в твёрдый живот Цзин Юаня, их обоих пачкает семенем, а Цзин Юань кончает следом за ним. Изливается внутри, - и Блэйду кажется, что его до краёв, до всех сколов и трещин наполняет солнечным золотом. Соединяет - лишь на миг - его части во что-то целое. Что-то несбывшееся. Отразившееся бликом в глазах Цзин Юаня.
Цзин Юань хочет выйти из его тела, - но Блэйд останавливает его, укладывает на себя. Шепчет как мантру:
- Не отпускай меня. Не сейчас. Не сегодня. Не отпускай.
Медленно, но верно I'm writing stupid porn for my stupid mental health...
Кристоф Кадаверциан/Флора Даханавар\Дарэл Даханавар, кинк 3. Киндрэт (преканон), гет/преслэш NC-17, 833 слова- Флора, нам надо поговорить.
Кристоф воздвигся в дверях её спальни, сложив руки на груди, незыблемый как напольная вешалка, так что хотелось повесить на него шубу: всё равно простоит до утра и не придёт в постель, не разрешив свои моральные противоречия.
- О Дарэле, - она даже не спрашивала. Кристоф серьёзно кивнул, проигнорировав её ироничную улыбку.
- Я понимаю, что ты его обратила, потому что тебе был нужен телепат. Ничего личного, только политика. Но он этого пока не понимает! - красивые губы Кристофа чуть скривились от досады, обнажив кончики клыков, так что Флора невольно залюбовалась. - И ты сама знаешь, на что он продолжает надеяться. Почему бы тебе не поговорить с ним, пока он не растопил своим недотрахом здешние ледники?..
- Если ты хочешь, чтобы он оставил нас в покое... То лучший способ заставить его успокоиться - это дать ему то, чего хочет он, - Флора беззаботно пожала плечами и уточнила, предвосхитив вспышку холодного возмущения: - Почему бы нам не пустить его в постель?
- Ну, знаешь... - её всё же окатило холодом, но несколько более спокойным. - Это вы, римляне, прославились в веках своей сексуальной раскрепощённостью. А мы, северные варвары, как-то не привыкли к такому разнообразию.
- Тогда, возможно, тебе следует поближе пообщаться с другими северными варварами, - предложила Флора. - С Бальза, например. Обоими. Одновременно. Это может быть познавательно.
Кристоф выразительно фыркнул.
- Ты ещё не сказал "нет", - напомнила ему Флора. - Насчёт Дарэла. Мне казалось, вы хорошо поладили.
- Дарэл - славный парень, - признал Кристоф. - Но я не хочу с ним трахаться! Ни в какой позиции. Я вообще-то предпочитаю женщин.
- Тебе и не придётся с ним трахаться, - терпеливо пояснила Флора, словно это Кристоф был зелёным птенцом, пока что не понимающим самых элементарных вещей. - Трахаться буду я. С вами двумя. И, поверь мне, ты ещё позавидуешь женщинам: мы можем получать двойную порцию удовольствия.
На лице Кристофа отразилось всё, что он думал по поводу такой зависти, - но ледяная стена неприятия идеи растаяла и сменилась первыми проблесками любопытства. Истинно кошачьего.
- Я сама его приглашу, - пообещала Флора. - Только не спугни.
Кристоф не возражал: вероятно, ожидал, что Дарэл откажется. Но с наступлением ночи, когда большинство гостей отеля погрузилось в сон, Дарэл пришёл - и можно было только гадать, что его сподвигло: свойственная молодости готовность к экспериментам - или же, как и Кристофа, абсолютная неспособность противостоять капризам Флоры. Было что-то поистине несправедливое в том, что телепат мог прочесть чужие мотивы - и при этом скрывать собственные.
Кристоф позволил себе поддаться разлитой в воздухе даханаварской магии - почти невидимой, но ощутимой, словно дымка благовоний, в чьих ласковых объятиях все сомнения поблёкли, отдалились и казались несущественными. Он и сам не заметил, как все они избавились от одежды, - как от очередной излишней условности, которую приходилось соблюдать перед смертными. И вот уже Флора, устроившись на постели, увлечённо и успешно возбуждала его ртом, в то время как Дарэл ласкал языком её саму, лёжа на спине между её широко расставленных бёдер. И Кристоф отлично видел, как дрочил себе Дарэл, - и невольно задавался вопросом, где тихоня-норвежец научился делать это... почти красиво. Плавно двигая ладонью вниз, а бёдрами - вверх, забирая мошонку в ладонь и прикасаясь кончиками пальцев между ягодиц...
Поначалу Кристоф старался сосредоточиться на удовольствии Флоры - и на своём. Но когда Флора мягко толкнула его в грудь, оседлала его бёдра, как всегда уверенно принимая его член, - а Дарэл, недолго помешкав, присоединился сзади... Кристоф буквально ощутил, как тот входит в неё, - и мгновения спустя удовольствие всех троих сделалось неделимым целым. Он задавал ритм, а Дарэл подхватывал его; он целовал и ласкал ладонями груди Флоры, упруго покачивающиеся перед его лицом, а Дарэл удерживал её бёдра. Гибкое, разгорячённое тело Флоры выгибалось между ними, и она целовала то одного, то другого, - так глубоко, влажно и головокружительно сладко, что Кристофу казалось, что его спасает только кадаверцианское умение подолгу обходиться без дыхания. Дарэл, когда его не целовали, стонал так, будто это его трахали, - и едва Кристоф встретился с ним взглядами, тем удивительнее был ровный голос телепата, прозвучавший в его голове:
"Никогда бы не подумал, что некромант может быть настолько... страстным".
В то же время Дарэл не прекращал стонать - на каждом вздохе.
"Как ты, блядь, это делаешь?!.." - ответил Кристоф также мысленно.
"Так же, как и ты", - и голос мыслей Дарэла издал короткий хрипловатый смешок, почему-то прозвучавший чертовски возбуждающе.
И, словно почувствовав (а может, и вправду почувствовав) его вышедшие из-под контроля эмоции, Дарэл передал ему эхо своих ощущений - то, насколько узкой, тесной и горячей была Флора для него сейчас. И этого стало достаточно - и много более, чем достаточно: слишком много для Кристофа. После оглушающего оргазма он невнятно подумал о том, что отныне проклят - и либо больше никогда не согласится трахаться с телепатом... либо уже никогда не захочет трахаться без телепата.
- Вы оба меня приятно удивили, - промурлыкала Флора, лёжа у него на груди. Дарэл лежал рядом, почти вплотную, и запахи их распалённых тел смешивались в пряный, крепкий коктейль.
Кристоф пробормотал какой-то непристойный комплимент на старофранцузском, который могли понять только они вдвоём. Для осмысленной речи не было ни сил, ни желания.
- А всё же подумай про мой совет насчёт Тхорнисхов, - лукаво улыбнулась Флора.
- Да я же не... - начал было Кристоф, но она прижала палец к его губам.
- Только политика, - подмигнула она. - Я уже почти научила тебя ею заниматься.
Бонус номер раз - ЦзинРены для Амарта. Сперва я отклонил заявку на этот пейринг, поскольку слишком слабо знал лор, - но сила вдохновения меня не пощадила, и текст стал приходить ко мне образами, а лор пришлось вкуривать. Было очень страшно, что всё-таки промахнусь мимо сеттинга, мимо характеров персонажей, но... Глаза боятся, руки из ж@пы, а текст записывать надо. Получилось "Если ты миротворец - создай новый мир"(с), и вообще как-то вся эта песня целиком.
Цзин Юань/Блэйд. Honkai StarRail, слэш NC-17, 862 словаВино сегодня терпко-сладкое, с нотками ванили и абрикоса - и дымным послевкусием, горчащим на языке. Вино нужно, чтобы размывать границы, проведённые тушью между тем, кто стоит на страже закона - и преступившим закон. Границы, проложенные шрамами от клинков, разрушить было бы сложнее.
Генерал смотрит безмятежно и держит плошку в горсти. И Блэйд многое бы отдал за то, чтобы понять, что тот видит перед собой: прошлое, настоящее - или будущее. Когда разговор касается чего-то минувшего, Цзин Юань предлагает мягко:
- Если хочешь, я расскажу тебе...
- Нет. Не нужно.
Блэйд не хочет помнить. Он хочет знать наверняка. Но о грядущем - словно с приговорённым - Цзин Юань не говорит с ним также.
А Блэйд смотрит прищурясь - и видит перед собой солнце. Но не то, которое рисуют дети на воздушных змеях, - не то, которое ласкает их тёплыми лучами. А ту звезду, что сияет ярко и властно, и в чьих недрах огонь и страсть пережигают самих себя, пока не сожгут дотла. Когда эта звезда взорвётся сверхновой - Блэйд бы хотел последовать за ней.
Цзин Юань не называет его прежним именем. Он должен бы знать, что если кто-то уходит, то возвращается всегда кто-то другой. Что этот другой - опасен. Но он как будто не хочет знать. Он хочет помнить. И когда Блэйд протягивает руку не к кувшину, почти опустевшему, а к нему, - перехватывает её и подносит к губам. Блэйд скорее видит, чем чувствует, как эти сухие губы скользят по шершавым бинтам на ладони, и подаётся вперёд, минуя приземистый резной столик, - теперь уже всем собой. Домашний халат стекает с плеч Цзин Юаня, едва тот привстаёт навстречу, - и рукам Блэйда позволено прикасаться: к широким плечам, несущим тяжесть покатых мышц, к обманчивой кошачьей плавности изгиба спины. Цзин Юань в то же время раскрывает одежды его самого - застёжки одну за другой, словно ремешки на ножнах.
На мгновение Блэйд теряет бдительность - и его тут же укладывают спиной на подушки. Не только силу Цзин Юаня теперь не сдержать, - даже волосы генерала рассыпаются непокорной гривой, и алая лента, минутой ранее обхватывавшая её, спадает вместе с белым золотом прядей на перебинтованную грудь. Пару раз Блэйд рванулся, прижимаясь к нему только теснее, - но Цзин Юань держит крепко, переплетая их пальцы, накрывая собой - горячим, живым. Могучие лапы не выпускают когти - но этого и не нужно.
Цзин Юань склоняется к нему для поцелуя - и Блэйд, скорее по инерции, щёлкает зубами перед приблизившимся лицом, чтобы перехватить инициативу хотя бы в этом, и целует сам: требовательно, жадно, почти жёстко сминая его губы. Цзин Юань отвечает, толкаясь в его рот языком, - и не ослабляет хватку. Когда он отрывается от поцелуя - с истерзанных губ Цзин Юаня капает чужая слюна, но останавливаться он не намерен: целует шею, ключицы, грудь Блэйда весомо и жарко, будто льёт воск и ставит печать. Острые искры этих поцелуев остынут только к утру.
Кто говорит, что сталь холодна, - забывает о том, как быстро она раскаляется в пламени, как плавится, становясь податливой и покорной. Блэйд поддаётся, выгибается, подставляясь, - и Цзин Юань раздвигает коленом его бёдра, ведёт ладонями по его телу, словно заново лепит, и готовит, растягивая на двух пальцах, влажных от масла. Блэйд торопит, требует, - отрывисто, хрипло, стараясь не застонать прежде времени, но проигрывая себе и ему. Цзин Юань пахнет сандалом и мускусом, амброй и янтарём, входит плавно и глубоко, заполняя собой - тело, мысли и чувства, тогда и теперь. Сметая солнечным ветром всё, что кроме.
Движение для клинка - и есть состояние гармонии и покоя. И меч должен быть в чьих-то руках, но генерал никогда не возьмёт его - так; Цзин Юань - миротворец, он сотворит новый мир, взрастит его своими потом и кровью, тушью и вином, возведёт на своих сухожилиях и костях, и пожелает, чтобы в этом мире нашлось место тому, кем прежде был Блэйд. А пока - он брал Блэйда здесь, на разбросанных подушках, свидетельницах его мнимой лени. Подчиняя, но не ломая. Заглушая гулким пульсом огня, отдающимся эхом в ушах, вкрадчивый шёпот Мары, её вязкого бескровного ручейка. И Блэйд был благодарен ему за это.
Блэйд стискивает его бёдрами, обнимает руками, хватаясь до синяков. Вскидывает зад сперва в ритме его движений, затем навязывая свой, резче. Отдаётся исступлённо, самозабвенно, - если Цзин Юань ведёт себя так, словно у него в запасе вся вечность, то Блэйд не загадывает, какая их встреча станет последней, и желает взять всё и немного больше. Он кусает Цзин Юаня в плечо, заглушая стон, когда сжимается внутри почти до боли, - и Цзин Юань низко рычит, сбивается с темпа, то входя рывком, то замирая. Блэйду нравится, как Цзин Юань рвано, обжигающе дышит. Нравится, как у выносливого, неутомимого Цзин Юаня проступает на висках испарина, а на напряжённых руках - рисунок вен. Нравится, как Цзин Юань ещё старается быть бережным с ним, - с ним, пропахшим застарелой кровью, с ним, ранящим всех, кто приближается к нему.
Блэйд не прикасается к своему члену - и не хочет, чтобы прикасался Цзин Юань. Он доводит до предела их обоих - и его член, упирающийся в твёрдый живот Цзин Юаня, их обоих пачкает семенем, а Цзин Юань кончает следом за ним. Изливается внутри, - и Блэйду кажется, что его до краёв, до всех сколов и трещин наполняет солнечным золотом. Соединяет - лишь на миг - его части во что-то целое. Что-то несбывшееся. Отразившееся бликом в глазах Цзин Юаня.
Цзин Юань хочет выйти из его тела, - но Блэйд останавливает его, укладывает на себя. Шепчет как мантру:
- Не отпускай меня. Не сейчас. Не сегодня. Не отпускай.
Медленно, но верно I'm writing stupid porn for my stupid mental health...