Со стороны мастера это выглядело как "я соберу игротехов в чат, а потом решу, какая в эту дату будет игра". Когда-то после того, как Вивьен анонсировала игру про бордель, у Джулс также появилась игра про бордель (на которую я не попал ввиду занятых дат), - теперь же пришла очередь игры про итальянский колорит (в который никто, конечно, не играл ввиду высокой условности сеттинга) и произведения искусства... Впрочем, в мирах, прописываемых Джулс, всегда такая многоэтажная мистика, что идеи, витающие в инфопространстве, используются сугубо как обрамление для оной. Вот и сейчас это была история об оживших произведениях.
Чувствовал себя полезным игротехом: мастер спрашивает, кто может распечатать картинки, - я отправляю их Птахе не распечатку; мастер спрашивает, кто может купить зелёную ленту на хайратники, - а у меня дома со времён пошива платья А-Цин здоровая катушка бирюзовой ленты лежит, ей можно весь полигон оцепить Дальше о доигровомТакже я привёз для нашей Духа Моря дофига жемчугов и бус из кораллов и ракушек - и для своего персонажа заодно подобрал булавку с жемчужинами. Но прикид я собирал воскресным утром, видимо не до конца проснувшись... Потому что я погладил шёлковую винную рубашку, за#$@лся с застёжками камзола без рукавов (узелки вместо пуговиц - аутентичное зло, в результате я надевал и снимал застёгнутый камзол через голову)), взял сапоги, взял седину - и ЗАБЫЛ ШТАНЫ Достал из шкафа свои прекрасные чёрные бархатные штаны - и оставил их дома. Все шутки про персонажа без штанов можете пошутить сами. И от игры в синих джинсах с белой бахромой меня спас Толль, одолжив свои пожизнёвые чёрные джинсы, севшие на меня как родные. А вот игроки, не сговариваясь, оделись в чёрно-белой гамме.
Я приехал в театральный подвальчик и мог без спешки переодеться в гримёрке. На меня были вылиты последние остатки седины: как и предсказывала Дикта, этого баллончика хватает на три игры. А ещё мне хотелось злодейскую эспаньолку и усы как у Веласкеса, и Алекс - хоть и не знал, что такое эспаньолка и кто такой Веласкес - нарисовал на мне именно то, что нужно. Я в очередной раз услышал после игры немало мнений о том, что мне идут усы Также я хотел трость, а Джулс сказала, что её можно одолжить в реквизите театра. Некоторое время перед игрой я шатался по всем доступным помещениям театра, но трость не находил ни в гримёрке, ни в курилке. Наконец я поймал театрального человека, остававшегося за нами следить, и спросил про трость. А он вошёл в гримёрку и одним уверенным жестом достал трость из угла со швабрами!.. Всё, что нужно знать о моей внимательности И о магии театра, конечно же. А трость - всё-таки очень удобная штука для возрастной пластики персонажа.
А во время старта так атмосферно пошёл дождь, зашумев за подвальными окнами...
...И всё-таки это читерство. Быть на играх Джулс игроком: стоит дорого; отнимает кучу нервов, потому что персонаж прорыдает всю игру как тварина, и ты сам потом выжат как тряпка; после игры стоишь в стороне и моргаешь на то, как все обнимаются, потому что твой персонаж по сути не нужен тем, кого он любил и спасал. Быть игротехом: бесплатно (и ты точно так же получаешь корочки от пиццы и фоточки!)); ты играешь, постоянно вовлечён в игру, но отношение персонажа достаточно отстранённое, чтобы всё у него было хорошо; после игры тебя благодарят и говорят, какой ты был классный. Мне, право, неловко, что я так удобно устроился. И отчёта писать не надо Хотя персонаж вполне мог бы быть игровым, - игроцкая отстранённость теха также имеет место и ограничивает тот вролинг, который позволял бы мне писать от первого лица.
Дед-суицидник - прекрасный персонаж. На самом деле очень жизнелюбивыйбольше, чем я
Немного персонажной предысторииВ мире игры в 1756 году композитор и художник Карло Манчини (да, знакомая фамилия)) взял да и основал на севере Италии городок под названием Ламенто, куда стали стекаться люди искусства и науки. Мой персонаж, Томассо (да, я тоже знаю только имя Томмазо, но в этом сеттинге - так) Беллини, был другом и учеником Карло - и я немедленно их шипнул, потому что все мои персонажи должны кого-то любить, и потому что и прекрасный город, и прекрасная картина могут быть созданы только в любви.
Картина - это "Девушка в тумане", которую Карло и Томассо написали вместе в качестве дара Духу Моря. В картину была заключена часть сил Духа, а многочисленные поклонники картины, вписавшие свои имена в специальную книгуотзывов в галерее, становились принадлежащими Духу в своём посмертии. С точки зрения Томассо это была честная языческая сделка: можно пожертвовать некоторыми ради гарантии спокойной жизни всего населения. Но Карло уговорил Томассо отказаться от авторства картины (Томассо так и не понял, почему, и предполагал, что Карло хотел защитить его от этой ноши, - кто знает, что в голове у гения?..) - и, как Томассо потом рассказывал на игре, он не ожидал, что это окажется так тяжело: всё равно что отказаться от общего ребёнка. Но взамен Карло поделился с ним своим даром - способностью оживлять произведения.
Однако Томассо так ни разу и не воспользовался этим даром. Но, - о чём, опять же, он рассказывал по игре, - однажды он почувствовал, что его талант несовместим с жизнью и что он, как многие гении прошлого, неровен час сойдёт с ума или пустит себе пулю в лоб. (Я для себя объясняю это так: дар оживления произведений - он какКорактор сила колдуна, которую нельзя не передать преемнику, иначе спокойной смерти не будет; только этот дар нельзя не использовать, хотя использовав - умрёшь.) Тогда его посетило озарение: а ведь дар можно использовать для самого себя! Томассо в порыве вдохновения написал свой автопортрет, перенёс в него свою душу - и повесился. (Во вводной внука было написано просто - покончил с собой, и про повешение внук сообщил сам.)) А портрет ожил - и так Томассо стал бессмертным. И очутился в Фелисидаде.
Фелисидад был городом (судя по названию - испанским?..), который некогда отрезало наводнением от материка, унесло в открытый океан и превратило в остров (не спрашивайте, как это возможно географически, - это сказка про Потоп и Ковчег, в ней явная сказочная логика). Как я выяснил уже на игре, этот город также был создан Карло, как и несколько других (опять же не спрашивайте, КАК, КАРЛ?!, - очевидно, что Карло был не совсем человеком, или даже совсем не человеком, и мог находиться во многих местах одновременно, что не мешало Томассо, не догадывающемуся об этом, его любить). В Фелисидаде жило немало таких же, как Томассо, оживших произведений, не было солнца (а как я узнал по игре - луны, видимо, также не было) и была вечная ночь, и покинуть его было невозможно из-за окружающей остров невидимой стены. Но Томассо всё устраивало, он был свободен и счастлив и жалел только об одном (и об этом он тоже на игре говорил, да): о том, что не сбежал в Фелисидад раньше, когда был моложе илучше качеством сильнее. И, конечно, о том, что Карло не прошёл тем же путём, и его судьба была Томассо неизвестна; на начало игры он искренне считал, что Карло уже мёртв (и как же он ошибался).
У Томассо был сын (так и не названный нигде по имени), служившийв зоопарке крокодилом личным художником мецената Альрини. Когда дочь мецената умерла (да, от простуды, да, в таком высоконаучном городе, что машину времени изобрели)), тот пожелал, чтобы художник написал копию "Девушки в тумане", только с лицом его дочери, и оживил (а нечего было распространяться о своём даре). Технически художник не мог вложить в картину душу покойной, так что ожившая стала новой девушкой, просто с той же внешностью. (Когда во вводной внука девушка с картины именуется "особой" - так и хочется написать с большой буквы, евпочя.)) И эта новая Ульрика (почему-то с ударением на И) стала впоследствии личкой внука Томассо. А её создатель покончил с собой - но не как его отец Томассо, а просто насмерть: видимо, такова плата за то, что он использовал дар не_для себя.
Внук Томассо, Лоренцо Беллини, закономерно переехался и счёл дар, передающийся по наследству, семейным проклятием. Отказался от своего имени, назвался ещё более амбициозно - Себастиано Веласкесом, - и свалил бродяжничать, но затем вернулся (и все в городе без вопросов приняли его под новым именем - не иначе как внешность он тоже сменил)). И в 1856 году, век спустя от основания города (...немного математики: в таком случае Лоренцо родился в 1834-м, и если он утверждает, что лично хоронил деда, то Томассо должен был суициднуться в возрасте больше ста лет, - но, боюсь, внучек немного перепутал смерть деда со смертью отца)), с Ламенто случилось то же, что с Фелисидадом когда-то.Она утонула(тм). Случился потоп, город отрезало от остальной суши и окружило невидимой стеной. Погибло семь с половиной тысяч человек - Дух Моря забрала всех, кто оставлял свои подписи в книге галереи. От потопа до начала игровых событий минул месяц. И вот все собрались в доме Дольчини и Берри из-за затянувшего город тумана.
Томассо откуда-то знал (чувствовал?), почему на Ламенто обрушилось бедствие: кто-то (а вот кто - этого не знал даже я как игротех) уничтожил оригинал "Девушки в тумане". Разумеется, Дух Моря разгневалась, и Томассо считал, что город того и гляди рухнет окончательно. И не то чтобы ему было не жаль Ламенто как творения Карло, - но он считал, что жители города были недостойны этого творения, раз подняли руку на шедевр, фактически на душу города. А вот как он прошёл сквозь стену и попал в Ламенто - Томассо понятия не имел (и я также). Он и хотел вернуться обратно в Фелисидад, но за стеной был туман, а в тумане - хищные химеры, и Томассо счёл разумным туда пока не соваться.
В качестве игротехнического отчётаВо-первых я старался, чтобы дед выглядел старомодно (а когда все персонажи ведут себя и говорят как наши современники - это было несложно). Томассо не сидел при дамах и вообще старался за ними ухаживать - поднимать с пола (мужчину, впрочем, тоже один раз поднимал)), приносить воду, утешать и помогать. Во-вторых для Томассо (и это моя игроцкая отсебятина) это была история о неблагодарных детях: Карло вложил всего себя в этот город и подарил его людям, а люди(наркоманы! проститутки!)) всё испортили и разрушили. А игротехнической задачей было капать на мозг внуку, звать его с собой в Фелисидад, предлагая последовать своему примеру (суицид надо совершать, пока молодой, часики-то тикают!)), и вбрасывать информацию про уничтоженную картину.
Внучек Лоренцо-Себастиано [Хеля] на старт игры оказался немым, с вырезанным языком. "Ты что, отсосал Римскому Папе? За меньшее язык не вырезают", - поинтересовался Томассо, но ответа не получил. По этому поводу в квенте Себастиано тоже какое-то мутное и непонятное место о том, что он пожертвовал языком, когда попытался сжечь нотные листы оживших симфоний Карло (они жили в городе в качестве воспитанниц вдовы), но одна из них его остановила и хотела сжечь Ульрику (и на кой ей был нужен язык?..). Но у Себастиано был читерский друг Ганс [Алекс], который "единственный понимал его жесты" - сиречь игрок шептал игроку на ушко (а я слепых и немых всегда по чесноку играю - так интереснее же)). И предсказуемо внучек был дедушке не рад и старательно доносил до него только одну мысль - что тот нифига не бессмертен и если он, Себастиано, отыщет автопортрет Томассо, то сожжёт к чертям. Произошёл мем-ачивка: наорать на немого внука "Не перебивай деда!", потому что он жестикулировал А когда Томассо заговаривал о том, что любимая женщина Себастиано - такая же, как сам дед, картина, - внук и вовсе бросался на деда с кулаками и получал от него боньк палкой. Дед в упор не понимал, за что его пытаются бить - он ведь женщину одобряет и сочувствует! - и за что его ненавидят и в чём обвиняют.
В конце концов внук удосужился объяснить, что виноват дед в самоубийстве его отца. Томассо ответил на это, что просто не успел передать сыну знание о том, что можно использовать дар для обретения бессмертия - для него всё произошло быстро, по наитию. А сын мог бы и сам догадаться. Но раз уж рассказать обо всём сыну не удалось - хотя бы удастся рассказать внуку, ведь знание всегда лучше незнания. Но в целом Себастиано деда поначалу разочаровал. Мало того, что отказался от фамилии Беллини, - так ещё и не рисовал, вообще не брал кисть в руки! И ни малейшего уважения к старшим. Себастиано заявлял, что уважение нужно заслужить, а Томассо отвечал, что в его времена уважение было качеством каждого воспитанного человека: если человек уважает самого себя - то он уважает старших, уважает женщин. Но внук хотя бы раскачался обратиться к Духу Моря с молитвой, и в конечном итоге поменялся с Ульрикой [Ная] немотой и заговорил. Дед признал, что молчащим внук ему нравился больше, и сокрушался, что лучше бы завёл кота, а не сына, и лучше бы род прервался на нём. На детях гениев природа отдыхает Также он посоветовал Себастиано использовать язык по назначению, раз у того женщина есть, - но тот ответил, что уже.
Решив, что с внуком каши не сваришь, Томассо поговорил с одной из воспитанниц, Оливией [Тигрисс], которой было интересно узнать историю его попадания в город. Указывал на мастерского персонажа, Арсенклайма, говоря, что видел этого молодого чебурека подозрительной наружности в Фелисидаде и что это у него надо спрашивать, как мотаться из города в город туда-сюда. Тогда я от этого мастерского персонажа и услышал, что Томассо угодил в Ламенто из-за экспериментов некоего известного учёного из Фелисидада (но знал ли я об этом учёном как игрок? - конечно нет)). Из истории о том, что поклонники картины были принесены в жертву Духу Моря, Оливия сделала потрясающий вывод - что-де Ламенто был создан как ферма для выращивания людей на убой, и Дух Моря злится потому, что после уничтожения картины жертвы прекратятся. То есть не жертвы ради того, чтобы город жил, а город ради того, чтобы были жертвы, - всё наоборот Томассо поправил, что Дух злится потому, что вместе с картиной уничтожили часть её сил: Оливия тоже злилась бы, если бы от неё оторвали кусочек.
Также Оливия поинтересовалась у Томассо, почему он говорит о Карло в прошедшем времени, если она его видела совсем недавно. Томассо приободрился, и ему стало любопытно, какой способ обретения бессмертия мог обрести Карло. Но не удивился: он ведь всегда понимал, что Карло - больше чем человек, универсальный гений, как титаны Возрождения. Томассо вообще дополнительно бесил всех тем, что (тут тоже отсебятина) много говорил о Карло в превосходных степенях и о том, как по нему скучает. Кассий Берри [Орф] и Фабио Дольчини [Берто] напоминали Томассо его самого и Карло в их лучшие годы, и когда появившаяся Дух Моря жаловалась, что у неё за судьба такая - всё время оказываться рядом с этими двумя, когда они целуются, - Томассо утешал её: "Помните, что мы с Карло такими же были". (Ещё в сюжете этой игры было какое-то огромное количество женщин в холодильнике. И мать Себастиано, и мать первой, настоящей Ульрики, согласно его квенте, "умерли очень рано". Кассий и Фабио оба - вдовцы, что и позволило им счастливо жить вместе, а дочери Фабио, Мелоди, - считать их обоих отцами. Когда-нибудь авторы книг, сценаристы, мастера вспомнят, что не мужчины рожают детей, и что матерей тоже можно вписывать в истории персонажей, - и у всего мира что-нибудь отвалится.))
Когда все куда-то рассосались - Томассо, который без стеснения бродил по всему дому, вломился в лабораторию хозяина поместья и увидел, что там разговаривают с Духом Моря. Поцеловал Духу руку и присоединился послушать, говоря, что у неё, быть может, лучше получится всё объяснить неблагодарным людям, чем у него. Потом все ушли из лаборатории, кроме Мелоди [Миль]. Она почему-то считала, что это она во всём виновата, потому что заигралась с машиной времени, попала в будущее, увидела там диктатуру семьи Ларго, и её Арсенклайм, которого она брала с собой, после этого ослеп (но вылечился). И Томассо снова в упор не понимал, а в чём здесь вина-то? Мелоди впору гордиться тем, что она не побоялась совершить это путешествие и вернулась, чтобы предупредить жителей Ламенто о возможном развитии событий. Она уже сделала для города многое, и не следует брать на себя лишнюю ответственность. Дух Моря тоже ушла, и Томассо, провожая Мелоди, сказал, что она девушка не только прекрасная, но и отважная - и будь он лет на тридцать моложе, уже преклонил бы колено. Ну правда, она чудо
Дух Моря сообщила Мелоди, что если она хочет спасти город, то ей нужно убедить потомка семьи Ларго признать свою фамилию, поскольку только Ларго могут владеть ключом от города, и что этот потомок - Аристипп [Гарпия]. Томассо только-только посокрушался, что его внук не хочет взрослеть и брать на себя ответственность за своё призвание, - а тут ещё один бегающий от ответственности!.. Правда, Себастиано начал исправляться. Нет, не задумываться о том, чтобы самоубиться и стать такой же картиной, как Ульрика, - но он спрашивал деда, можно ли нарисовать, как этот город тонет к хренам (попробуй, - говорил дед)). И когда прослышал, что если Аристипп примет ключ, то умрёт, - решил нарисовать его портрет, убить его и перенести в портрет, чтобы сделать бессмертным. Томассо не был уверен, сработает ли, но такой кипеш также всячески поддерживал Правда, убивать Аристиппа не пришлось (а жаль)): он согласился признать себя как Ларго, и ничего страшного с ним не произошло.
Ещё была та самая вдова Луидора Серре [скрытый игротех Дженни], которая ходила и говорила, что катастрофа - божье наказание и прочее покайтесь-ибо-грядёт. Все персонажи дружно назвали её религиозной фанатичкой Ну ребят, это нормальная риторика просто верующего человека, каковых в середине XIX века, по-хорошему, должно быть не меньше, нежели воинствующих атеистов... Потом вдова при помощи классного грима становилась всё более криповой и в какой-то момент начала ходить тенью за Томассо и приговаривать, что живое произведение искусства - это воплощённое совершенство и ей хочется к нему хотя бы прикасаться. Также она спрашивала, можно ли его купить. Томассо отвечал, что даже если она выкупит у его внука его автопортрет - он всё равно останется свободен и не будет никому принадлежать, равно как и Ульрика, чей портрет должен был перейти к Себастиано по наследству, тоже никому не принадлежит. Затем Луидора умерла и вернулась в качестве кусачей морской химеры. В процессе покусательств Томассо узнал, что Кассий Берри делает исцеляющую всех и вся панацею из собственной крови и потому страдает анемией. Впечатлился. А Фабио, чтобы спасти возлюбленного, отдал Духу Моря свою жизнь, то есть будет принадлежать ей после смерти. Томассо намекнул ему, что если стать бессмертным - расплачиваться не придётся. И как в воду глядел
Из красивого - диалог Фабио с Духом Моря:
- А я всё ещё не знаю, как к вам обращаться. Даже как-то неловко.
- Можете называть меня, как сами захотите.
- Просто "госпожа" подойдёт?
- Нет, "госпожа" мне не нравится. Я никому не хозяйка.
- А я всегда называл Море Морем, - сказал Томассо.
- Марина - красивое имя, - согласилась Дух Моря.
К финалу все собрались в зале и почему-то решили, что если они изберут для города солнце и луну, то они изгонят Духа Моря. Типа, порошок уходи Как будто можно просто так взять и избавиться от важной части города, который, ну, буквально окружён морем!.. И Оливия толкнула речь о том, что во всём виноват Карло, это он главный злодей, который держит всех взаперти, а сам побоялся придти. Томассо слушал и веселился: если заменить слово "Карло" на "папа", то получится типичная речь всякого ребёнка, у которого всегда родитель виноват. Дед не видел принципиальной разницы между рождённым ребёнком и оживлённым произведением: да, произведение не просило его создавать, но и ребёнок не просил его рожать. Родитель дал детям свободу действий и ушёл, оставив им город, - а они не смогли распорядиться этой свободой и теперь зовут его, чтобы он всё починил. И Дух Моря сказала ровно то, о чём думал и Томассо: что этот город населён людьми, которые не хотят повзрослеть, принять ответственность, принимать решения. Они могут только спрашивать: что делать, чем пожертвовать, - чтобы всё решили за них. И ищут виноватых вместо того, чтобы разобраться самостоятельно.
Оливия говорила, что хочет убить Карло, - и Карло даже появился: вселился в Арсенклайма, потом в Аристиппа. Томассо был весьма рад его слышать и спрашивал, как ему это удаётся, но Карло было не до него, конечно: все спорили, убивать ли Аристиппа, ведь для того, чтобы стать луной, вроде как всё равно нужно умереть... В конце концов убили (а Карло сбежал, надеюсь)) и воскресили. Но если луна у Ламенто появилась, то с солнцем вышла накладочка: Кассий Берри становиться солнцем не хотел. Он хотел забрать свою семью и свалить в Фелисидад. И даже Томассо возмутился, когда Аристипп стал выговаривать Кассию, что-де тот только на словах был готов жертвовать, а на деле нарушил своё обещание. Да Кассий уже пожертвовал более чем достаточно, на его крови город весь месяц выживал!.. Томассо так и сказал Аристиппу в лицо: если Кассий останется - вы его до костей сожрёте. Я чувствовал себя техом-турагентом с "Добро пожаловать в Фелисидад!": дед всячески агитировал Кассия туда перебираться, и пусть Ламенто тонет, здесь нечего спасать. Но прежде чем уйти, нужно было провести ритуалы и освободить симфонии, одна из которых каким-то образом оказалась покойной (или не совсем) женой Кассия.
Дух Моря уже прямым текстом подсказала, что если жители города хотят исправить ситуацию - то пусть подарят ей новую картину взамен "Девушки в тумане". Томассо даже набросал ей волну цветными фломастерами на коробке из-под пиццы, но этого, конечно, было недостаточно Ульрика призналась, что это она сожгла картину, и попыталась убить Себастиано (видимо, как единственного художника?..). Но получилось красиво: вместо этого она убила себя, поскольку он носил её картину у сердца (это распечатка была маленькая, а по игре, видимо, холст пришлось в несколько раз складывать)), и нож угодил в неё. Себастиано, увидев, что его возлюбленной больше нет, самоубился - и Томассо очень понимал его в этом. Однако Себастиано воскресили и сказали - рисуй. Ну, он и нарисовал - руины разрушенного города. Уничтожил Ламенто и ещё две с лишним тысячи человек - выжили только персонажи, находившиеся в игровом пространстве, защищённом Духом Моря. Вот теперь дед гордится внуком. Мой п#здюк! Ведь акт разрушения - тоже творческий. Зато это освободило Аристиппа от его обязанностей.
Две сестрёнки-симфонии, Оливия и Вернитта [Мист], объявили, что как две богини(?..) оснуют новый город (государственные границы - шутка для этого канона, да)), и звали туда Кассия и Фабио в качестве луны и солнца, - но те отказались и предпочли уйти в Фелисидад и стать луной и солнцем там. И Томассо радовался, уходя домой вместе с ними, Мелоди и Арсенклаймом: Фелисидаду нужны такие люди - творческие, любящие и отважные. Кассий, отмеченный меткой Духа Моря, будет видеть её во сне и, возможно, потихоньку сходить с ума (но любить безумных гениев - это весело, отвечаю)). Фабио, став бессмертным, также останется вечным должником Духа Моря (зато не станет химерой - а я же говорил)). Поэтому в Фелисидаде появится и будет процветать культ Духа Моря - и Томассо только за: он и так всегда был её поклонником. И уже по завершении игры мне понравилась речь Оливии о том, что в их с сестрой городе будет демократия - потому что в Ламенто никто не был готов принимать решения, а в демократии правит тот, кто готов подниматься наверх по головам.
ИтогиМне положительно непривычно, когда игротехнические персонажи активно играют друг с другом, причём не только на глазах у игроков, но и наедине Во мне, когда я игротех, всё-таки слишком сильно игроцкое мышление: я помню о том, что я должен играть с игроками (это когда я игрок - игроцкое мышление отключается, и я не вижу никакой разницы, с игроком я играю или с игротехом), и когда со мной начинает взаимодействовать по игре другой игротех - в голове мигает лампочка "увага, что-то неправильное происходит, надо как-то вывести это взаимодействие к свидетелям, чтобы игроки получили от этого профит". А на этой игре - девять игроков, семь (включая мастерского персонажа) игротехов, и я видел, что некоторые игротехи тоже играют по полной и тоже переезжаются - например, была девушка [Данте] из того будущего, где диктатура Ларго; когда оказалось, что этого будущего уже не случится и что она сама создана Ларго, - она исчезла. Мелоди сделала так (не знаю, как), чтобы эта девушка переродилась в её потомках как свободный человек. Но Данте не хотелось, чтобы Изабелла исчезала, и Дух Моря согласилась взять её к себе.
Возвращаясь к разговору о мастерской кухне, вид изнутри: с одной стороны, когда у игротехов достаточно широкое поле для импровизации и персонажных решений - это делает историю игры более непредсказуемой. С другой стороны, когда на определённые типажи персонажей приглашаются определённые игроки - можно примерно ожидать, как они будут отыгрывать, какие реакции и решения выдадут персонажи, что делает игру более режиссируемой. И в конечном итоге, пожалуй, достигается хороший баланс. А также, как выяснилось, даже игротехи могут подходить друг к другу со словами "Ты понимаешь, что происходит? - Нет, что-то непонятное происходит, как обычно". Я так и не понял до конца, как работает это мироздание, - а игрокам норм, они как-то оперируют образами этого сеттинга, обсуждают будущее персонажей, космос, посмертие... И главное, что им хорошо
После игры я вернул трость на место и штаны - владельцу, забрал жемчуга и ракушки, показал Берто татуировку, обнял всех, до кого дотянулся, чуть не забыл смыть усы - и поехал домой.
А напоследок - арт (с)Wayne Wu, ассоциирующийся с созданием "Девушки в тумане", и привязавшаяся с самого анонса игры песня (возможно потому, что в начале - оперные, а в конце - латинские мотивы). Из седого Томассо - так себе ангел, но вот обернуться и захохотать...
Чувствовал себя полезным игротехом: мастер спрашивает, кто может распечатать картинки, - я отправляю их Птахе не распечатку; мастер спрашивает, кто может купить зелёную ленту на хайратники, - а у меня дома со времён пошива платья А-Цин здоровая катушка бирюзовой ленты лежит, ей можно весь полигон оцепить Дальше о доигровомТакже я привёз для нашей Духа Моря дофига жемчугов и бус из кораллов и ракушек - и для своего персонажа заодно подобрал булавку с жемчужинами. Но прикид я собирал воскресным утром, видимо не до конца проснувшись... Потому что я погладил шёлковую винную рубашку, за#$@лся с застёжками камзола без рукавов (узелки вместо пуговиц - аутентичное зло, в результате я надевал и снимал застёгнутый камзол через голову)), взял сапоги, взял седину - и ЗАБЫЛ ШТАНЫ Достал из шкафа свои прекрасные чёрные бархатные штаны - и оставил их дома. Все шутки про персонажа без штанов можете пошутить сами. И от игры в синих джинсах с белой бахромой меня спас Толль, одолжив свои пожизнёвые чёрные джинсы, севшие на меня как родные. А вот игроки, не сговариваясь, оделись в чёрно-белой гамме.
Я приехал в театральный подвальчик и мог без спешки переодеться в гримёрке. На меня были вылиты последние остатки седины: как и предсказывала Дикта, этого баллончика хватает на три игры. А ещё мне хотелось злодейскую эспаньолку и усы как у Веласкеса, и Алекс - хоть и не знал, что такое эспаньолка и кто такой Веласкес - нарисовал на мне именно то, что нужно. Я в очередной раз услышал после игры немало мнений о том, что мне идут усы Также я хотел трость, а Джулс сказала, что её можно одолжить в реквизите театра. Некоторое время перед игрой я шатался по всем доступным помещениям театра, но трость не находил ни в гримёрке, ни в курилке. Наконец я поймал театрального человека, остававшегося за нами следить, и спросил про трость. А он вошёл в гримёрку и одним уверенным жестом достал трость из угла со швабрами!.. Всё, что нужно знать о моей внимательности И о магии театра, конечно же. А трость - всё-таки очень удобная штука для возрастной пластики персонажа.
А во время старта так атмосферно пошёл дождь, зашумев за подвальными окнами...
...И всё-таки это читерство. Быть на играх Джулс игроком: стоит дорого; отнимает кучу нервов, потому что персонаж прорыдает всю игру как тварина, и ты сам потом выжат как тряпка; после игры стоишь в стороне и моргаешь на то, как все обнимаются, потому что твой персонаж по сути не нужен тем, кого он любил и спасал. Быть игротехом: бесплатно (и ты точно так же получаешь корочки от пиццы и фоточки!)); ты играешь, постоянно вовлечён в игру, но отношение персонажа достаточно отстранённое, чтобы всё у него было хорошо; после игры тебя благодарят и говорят, какой ты был классный. Мне, право, неловко, что я так удобно устроился. И отчёта писать не надо Хотя персонаж вполне мог бы быть игровым, - игроцкая отстранённость теха также имеет место и ограничивает тот вролинг, который позволял бы мне писать от первого лица.
Дед-суицидник - прекрасный персонаж. На самом деле очень жизнелюбивый
Немного персонажной предысторииВ мире игры в 1756 году композитор и художник Карло Манчини (да, знакомая фамилия)) взял да и основал на севере Италии городок под названием Ламенто, куда стали стекаться люди искусства и науки. Мой персонаж, Томассо (да, я тоже знаю только имя Томмазо, но в этом сеттинге - так) Беллини, был другом и учеником Карло - и я немедленно их шипнул, потому что все мои персонажи должны кого-то любить, и потому что и прекрасный город, и прекрасная картина могут быть созданы только в любви.
Картина - это "Девушка в тумане", которую Карло и Томассо написали вместе в качестве дара Духу Моря. В картину была заключена часть сил Духа, а многочисленные поклонники картины, вписавшие свои имена в специальную книгу
Однако Томассо так ни разу и не воспользовался этим даром. Но, - о чём, опять же, он рассказывал по игре, - однажды он почувствовал, что его талант несовместим с жизнью и что он, как многие гении прошлого, неровен час сойдёт с ума или пустит себе пулю в лоб. (Я для себя объясняю это так: дар оживления произведений - он как
Фелисидад был городом (судя по названию - испанским?..), который некогда отрезало наводнением от материка, унесло в открытый океан и превратило в остров (не спрашивайте, как это возможно географически, - это сказка про Потоп и Ковчег, в ней явная сказочная логика). Как я выяснил уже на игре, этот город также был создан Карло, как и несколько других (опять же не спрашивайте, КАК, КАРЛ?!, - очевидно, что Карло был не совсем человеком, или даже совсем не человеком, и мог находиться во многих местах одновременно, что не мешало Томассо, не догадывающемуся об этом, его любить). В Фелисидаде жило немало таких же, как Томассо, оживших произведений, не было солнца (а как я узнал по игре - луны, видимо, также не было) и была вечная ночь, и покинуть его было невозможно из-за окружающей остров невидимой стены. Но Томассо всё устраивало, он был свободен и счастлив и жалел только об одном (и об этом он тоже на игре говорил, да): о том, что не сбежал в Фелисидад раньше, когда был моложе и
У Томассо был сын (так и не названный нигде по имени), служивший
Внук Томассо, Лоренцо Беллини, закономерно переехался и счёл дар, передающийся по наследству, семейным проклятием. Отказался от своего имени, назвался ещё более амбициозно - Себастиано Веласкесом, - и свалил бродяжничать, но затем вернулся (и все в городе без вопросов приняли его под новым именем - не иначе как внешность он тоже сменил)). И в 1856 году, век спустя от основания города (...немного математики: в таком случае Лоренцо родился в 1834-м, и если он утверждает, что лично хоронил деда, то Томассо должен был суициднуться в возрасте больше ста лет, - но, боюсь, внучек немного перепутал смерть деда со смертью отца)), с Ламенто случилось то же, что с Фелисидадом когда-то.
Томассо откуда-то знал (чувствовал?), почему на Ламенто обрушилось бедствие: кто-то (а вот кто - этого не знал даже я как игротех) уничтожил оригинал "Девушки в тумане". Разумеется, Дух Моря разгневалась, и Томассо считал, что город того и гляди рухнет окончательно. И не то чтобы ему было не жаль Ламенто как творения Карло, - но он считал, что жители города были недостойны этого творения, раз подняли руку на шедевр, фактически на душу города. А вот как он прошёл сквозь стену и попал в Ламенто - Томассо понятия не имел (и я также). Он и хотел вернуться обратно в Фелисидад, но за стеной был туман, а в тумане - хищные химеры, и Томассо счёл разумным туда пока не соваться.
В качестве игротехнического отчётаВо-первых я старался, чтобы дед выглядел старомодно (а когда все персонажи ведут себя и говорят как наши современники - это было несложно). Томассо не сидел при дамах и вообще старался за ними ухаживать - поднимать с пола (мужчину, впрочем, тоже один раз поднимал)), приносить воду, утешать и помогать. Во-вторых для Томассо (и это моя игроцкая отсебятина) это была история о неблагодарных детях: Карло вложил всего себя в этот город и подарил его людям, а люди
Внучек Лоренцо-Себастиано [Хеля] на старт игры оказался немым, с вырезанным языком. "Ты что, отсосал Римскому Папе? За меньшее язык не вырезают", - поинтересовался Томассо, но ответа не получил. По этому поводу в квенте Себастиано тоже какое-то мутное и непонятное место о том, что он пожертвовал языком, когда попытался сжечь нотные листы оживших симфоний Карло (они жили в городе в качестве воспитанниц вдовы), но одна из них его остановила и хотела сжечь Ульрику (и на кой ей был нужен язык?..). Но у Себастиано был читерский друг Ганс [Алекс], который "единственный понимал его жесты" - сиречь игрок шептал игроку на ушко (а я слепых и немых всегда по чесноку играю - так интереснее же)). И предсказуемо внучек был дедушке не рад и старательно доносил до него только одну мысль - что тот нифига не бессмертен и если он, Себастиано, отыщет автопортрет Томассо, то сожжёт к чертям. Произошёл мем-ачивка: наорать на немого внука "Не перебивай деда!", потому что он жестикулировал А когда Томассо заговаривал о том, что любимая женщина Себастиано - такая же, как сам дед, картина, - внук и вовсе бросался на деда с кулаками и получал от него боньк палкой. Дед в упор не понимал, за что его пытаются бить - он ведь женщину одобряет и сочувствует! - и за что его ненавидят и в чём обвиняют.
В конце концов внук удосужился объяснить, что виноват дед в самоубийстве его отца. Томассо ответил на это, что просто не успел передать сыну знание о том, что можно использовать дар для обретения бессмертия - для него всё произошло быстро, по наитию. А сын мог бы и сам догадаться. Но раз уж рассказать обо всём сыну не удалось - хотя бы удастся рассказать внуку, ведь знание всегда лучше незнания. Но в целом Себастиано деда поначалу разочаровал. Мало того, что отказался от фамилии Беллини, - так ещё и не рисовал, вообще не брал кисть в руки! И ни малейшего уважения к старшим. Себастиано заявлял, что уважение нужно заслужить, а Томассо отвечал, что в его времена уважение было качеством каждого воспитанного человека: если человек уважает самого себя - то он уважает старших, уважает женщин. Но внук хотя бы раскачался обратиться к Духу Моря с молитвой, и в конечном итоге поменялся с Ульрикой [Ная] немотой и заговорил. Дед признал, что молчащим внук ему нравился больше, и сокрушался, что лучше бы завёл кота, а не сына, и лучше бы род прервался на нём. На детях гениев природа отдыхает Также он посоветовал Себастиано использовать язык по назначению, раз у того женщина есть, - но тот ответил, что уже.
Решив, что с внуком каши не сваришь, Томассо поговорил с одной из воспитанниц, Оливией [Тигрисс], которой было интересно узнать историю его попадания в город. Указывал на мастерского персонажа, Арсенклайма, говоря, что видел этого молодого чебурека подозрительной наружности в Фелисидаде и что это у него надо спрашивать, как мотаться из города в город туда-сюда. Тогда я от этого мастерского персонажа и услышал, что Томассо угодил в Ламенто из-за экспериментов некоего известного учёного из Фелисидада (но знал ли я об этом учёном как игрок? - конечно нет)). Из истории о том, что поклонники картины были принесены в жертву Духу Моря, Оливия сделала потрясающий вывод - что-де Ламенто был создан как ферма для выращивания людей на убой, и Дух Моря злится потому, что после уничтожения картины жертвы прекратятся. То есть не жертвы ради того, чтобы город жил, а город ради того, чтобы были жертвы, - всё наоборот Томассо поправил, что Дух злится потому, что вместе с картиной уничтожили часть её сил: Оливия тоже злилась бы, если бы от неё оторвали кусочек.
Также Оливия поинтересовалась у Томассо, почему он говорит о Карло в прошедшем времени, если она его видела совсем недавно. Томассо приободрился, и ему стало любопытно, какой способ обретения бессмертия мог обрести Карло. Но не удивился: он ведь всегда понимал, что Карло - больше чем человек, универсальный гений, как титаны Возрождения. Томассо вообще дополнительно бесил всех тем, что (тут тоже отсебятина) много говорил о Карло в превосходных степенях и о том, как по нему скучает. Кассий Берри [Орф] и Фабио Дольчини [Берто] напоминали Томассо его самого и Карло в их лучшие годы, и когда появившаяся Дух Моря жаловалась, что у неё за судьба такая - всё время оказываться рядом с этими двумя, когда они целуются, - Томассо утешал её: "Помните, что мы с Карло такими же были". (Ещё в сюжете этой игры было какое-то огромное количество женщин в холодильнике. И мать Себастиано, и мать первой, настоящей Ульрики, согласно его квенте, "умерли очень рано". Кассий и Фабио оба - вдовцы, что и позволило им счастливо жить вместе, а дочери Фабио, Мелоди, - считать их обоих отцами. Когда-нибудь авторы книг, сценаристы, мастера вспомнят, что не мужчины рожают детей, и что матерей тоже можно вписывать в истории персонажей, - и у всего мира что-нибудь отвалится.))
Когда все куда-то рассосались - Томассо, который без стеснения бродил по всему дому, вломился в лабораторию хозяина поместья и увидел, что там разговаривают с Духом Моря. Поцеловал Духу руку и присоединился послушать, говоря, что у неё, быть может, лучше получится всё объяснить неблагодарным людям, чем у него. Потом все ушли из лаборатории, кроме Мелоди [Миль]. Она почему-то считала, что это она во всём виновата, потому что заигралась с машиной времени, попала в будущее, увидела там диктатуру семьи Ларго, и её Арсенклайм, которого она брала с собой, после этого ослеп (но вылечился). И Томассо снова в упор не понимал, а в чём здесь вина-то? Мелоди впору гордиться тем, что она не побоялась совершить это путешествие и вернулась, чтобы предупредить жителей Ламенто о возможном развитии событий. Она уже сделала для города многое, и не следует брать на себя лишнюю ответственность. Дух Моря тоже ушла, и Томассо, провожая Мелоди, сказал, что она девушка не только прекрасная, но и отважная - и будь он лет на тридцать моложе, уже преклонил бы колено. Ну правда, она чудо
Дух Моря сообщила Мелоди, что если она хочет спасти город, то ей нужно убедить потомка семьи Ларго признать свою фамилию, поскольку только Ларго могут владеть ключом от города, и что этот потомок - Аристипп [Гарпия]. Томассо только-только посокрушался, что его внук не хочет взрослеть и брать на себя ответственность за своё призвание, - а тут ещё один бегающий от ответственности!.. Правда, Себастиано начал исправляться. Нет, не задумываться о том, чтобы самоубиться и стать такой же картиной, как Ульрика, - но он спрашивал деда, можно ли нарисовать, как этот город тонет к хренам (попробуй, - говорил дед)). И когда прослышал, что если Аристипп примет ключ, то умрёт, - решил нарисовать его портрет, убить его и перенести в портрет, чтобы сделать бессмертным. Томассо не был уверен, сработает ли, но такой кипеш также всячески поддерживал Правда, убивать Аристиппа не пришлось (а жаль)): он согласился признать себя как Ларго, и ничего страшного с ним не произошло.
Ещё была та самая вдова Луидора Серре [скрытый игротех Дженни], которая ходила и говорила, что катастрофа - божье наказание и прочее покайтесь-ибо-грядёт. Все персонажи дружно назвали её религиозной фанатичкой Ну ребят, это нормальная риторика просто верующего человека, каковых в середине XIX века, по-хорошему, должно быть не меньше, нежели воинствующих атеистов... Потом вдова при помощи классного грима становилась всё более криповой и в какой-то момент начала ходить тенью за Томассо и приговаривать, что живое произведение искусства - это воплощённое совершенство и ей хочется к нему хотя бы прикасаться. Также она спрашивала, можно ли его купить. Томассо отвечал, что даже если она выкупит у его внука его автопортрет - он всё равно останется свободен и не будет никому принадлежать, равно как и Ульрика, чей портрет должен был перейти к Себастиано по наследству, тоже никому не принадлежит. Затем Луидора умерла и вернулась в качестве кусачей морской химеры. В процессе покусательств Томассо узнал, что Кассий Берри делает исцеляющую всех и вся панацею из собственной крови и потому страдает анемией. Впечатлился. А Фабио, чтобы спасти возлюбленного, отдал Духу Моря свою жизнь, то есть будет принадлежать ей после смерти. Томассо намекнул ему, что если стать бессмертным - расплачиваться не придётся. И как в воду глядел
Из красивого - диалог Фабио с Духом Моря:
- А я всё ещё не знаю, как к вам обращаться. Даже как-то неловко.
- Можете называть меня, как сами захотите.
- Просто "госпожа" подойдёт?
- Нет, "госпожа" мне не нравится. Я никому не хозяйка.
- А я всегда называл Море Морем, - сказал Томассо.
- Марина - красивое имя, - согласилась Дух Моря.
К финалу все собрались в зале и почему-то решили, что если они изберут для города солнце и луну, то они изгонят Духа Моря. Типа, порошок уходи Как будто можно просто так взять и избавиться от важной части города, который, ну, буквально окружён морем!.. И Оливия толкнула речь о том, что во всём виноват Карло, это он главный злодей, который держит всех взаперти, а сам побоялся придти. Томассо слушал и веселился: если заменить слово "Карло" на "папа", то получится типичная речь всякого ребёнка, у которого всегда родитель виноват. Дед не видел принципиальной разницы между рождённым ребёнком и оживлённым произведением: да, произведение не просило его создавать, но и ребёнок не просил его рожать. Родитель дал детям свободу действий и ушёл, оставив им город, - а они не смогли распорядиться этой свободой и теперь зовут его, чтобы он всё починил. И Дух Моря сказала ровно то, о чём думал и Томассо: что этот город населён людьми, которые не хотят повзрослеть, принять ответственность, принимать решения. Они могут только спрашивать: что делать, чем пожертвовать, - чтобы всё решили за них. И ищут виноватых вместо того, чтобы разобраться самостоятельно.
Оливия говорила, что хочет убить Карло, - и Карло даже появился: вселился в Арсенклайма, потом в Аристиппа. Томассо был весьма рад его слышать и спрашивал, как ему это удаётся, но Карло было не до него, конечно: все спорили, убивать ли Аристиппа, ведь для того, чтобы стать луной, вроде как всё равно нужно умереть... В конце концов убили (а Карло сбежал, надеюсь)) и воскресили. Но если луна у Ламенто появилась, то с солнцем вышла накладочка: Кассий Берри становиться солнцем не хотел. Он хотел забрать свою семью и свалить в Фелисидад. И даже Томассо возмутился, когда Аристипп стал выговаривать Кассию, что-де тот только на словах был готов жертвовать, а на деле нарушил своё обещание. Да Кассий уже пожертвовал более чем достаточно, на его крови город весь месяц выживал!.. Томассо так и сказал Аристиппу в лицо: если Кассий останется - вы его до костей сожрёте. Я чувствовал себя техом-турагентом с "Добро пожаловать в Фелисидад!": дед всячески агитировал Кассия туда перебираться, и пусть Ламенто тонет, здесь нечего спасать. Но прежде чем уйти, нужно было провести ритуалы и освободить симфонии, одна из которых каким-то образом оказалась покойной (или не совсем) женой Кассия.
Дух Моря уже прямым текстом подсказала, что если жители города хотят исправить ситуацию - то пусть подарят ей новую картину взамен "Девушки в тумане". Томассо даже набросал ей волну цветными фломастерами на коробке из-под пиццы, но этого, конечно, было недостаточно Ульрика призналась, что это она сожгла картину, и попыталась убить Себастиано (видимо, как единственного художника?..). Но получилось красиво: вместо этого она убила себя, поскольку он носил её картину у сердца (это распечатка была маленькая, а по игре, видимо, холст пришлось в несколько раз складывать)), и нож угодил в неё. Себастиано, увидев, что его возлюбленной больше нет, самоубился - и Томассо очень понимал его в этом. Однако Себастиано воскресили и сказали - рисуй. Ну, он и нарисовал - руины разрушенного города. Уничтожил Ламенто и ещё две с лишним тысячи человек - выжили только персонажи, находившиеся в игровом пространстве, защищённом Духом Моря. Вот теперь дед гордится внуком. Мой п#здюк! Ведь акт разрушения - тоже творческий. Зато это освободило Аристиппа от его обязанностей.
Две сестрёнки-симфонии, Оливия и Вернитта [Мист], объявили, что как две богини(?..) оснуют новый город (государственные границы - шутка для этого канона, да)), и звали туда Кассия и Фабио в качестве луны и солнца, - но те отказались и предпочли уйти в Фелисидад и стать луной и солнцем там. И Томассо радовался, уходя домой вместе с ними, Мелоди и Арсенклаймом: Фелисидаду нужны такие люди - творческие, любящие и отважные. Кассий, отмеченный меткой Духа Моря, будет видеть её во сне и, возможно, потихоньку сходить с ума (но любить безумных гениев - это весело, отвечаю)). Фабио, став бессмертным, также останется вечным должником Духа Моря (зато не станет химерой - а я же говорил)). Поэтому в Фелисидаде появится и будет процветать культ Духа Моря - и Томассо только за: он и так всегда был её поклонником. И уже по завершении игры мне понравилась речь Оливии о том, что в их с сестрой городе будет демократия - потому что в Ламенто никто не был готов принимать решения, а в демократии правит тот, кто готов подниматься наверх по головам.
ИтогиМне положительно непривычно, когда игротехнические персонажи активно играют друг с другом, причём не только на глазах у игроков, но и наедине Во мне, когда я игротех, всё-таки слишком сильно игроцкое мышление: я помню о том, что я должен играть с игроками (это когда я игрок - игроцкое мышление отключается, и я не вижу никакой разницы, с игроком я играю или с игротехом), и когда со мной начинает взаимодействовать по игре другой игротех - в голове мигает лампочка "увага, что-то неправильное происходит, надо как-то вывести это взаимодействие к свидетелям, чтобы игроки получили от этого профит". А на этой игре - девять игроков, семь (включая мастерского персонажа) игротехов, и я видел, что некоторые игротехи тоже играют по полной и тоже переезжаются - например, была девушка [Данте] из того будущего, где диктатура Ларго; когда оказалось, что этого будущего уже не случится и что она сама создана Ларго, - она исчезла. Мелоди сделала так (не знаю, как), чтобы эта девушка переродилась в её потомках как свободный человек. Но Данте не хотелось, чтобы Изабелла исчезала, и Дух Моря согласилась взять её к себе.
Возвращаясь к разговору о мастерской кухне, вид изнутри: с одной стороны, когда у игротехов достаточно широкое поле для импровизации и персонажных решений - это делает историю игры более непредсказуемой. С другой стороны, когда на определённые типажи персонажей приглашаются определённые игроки - можно примерно ожидать, как они будут отыгрывать, какие реакции и решения выдадут персонажи, что делает игру более режиссируемой. И в конечном итоге, пожалуй, достигается хороший баланс. А также, как выяснилось, даже игротехи могут подходить друг к другу со словами "Ты понимаешь, что происходит? - Нет, что-то непонятное происходит, как обычно". Я так и не понял до конца, как работает это мироздание, - а игрокам норм, они как-то оперируют образами этого сеттинга, обсуждают будущее персонажей, космос, посмертие... И главное, что им хорошо
После игры я вернул трость на место и штаны - владельцу, забрал жемчуга и ракушки, показал Берто татуировку, обнял всех, до кого дотянулся, чуть не забыл смыть усы - и поехал домой.
А напоследок - арт (с)Wayne Wu, ассоциирующийся с созданием "Девушки в тумане", и привязавшаяся с самого анонса игры песня (возможно потому, что в начале - оперные, а в конце - латинские мотивы). Из седого Томассо - так себе ангел, но вот обернуться и захохотать...