ФБ кончается, а я, пользуясь тем, что из-за гриппа работу не взял, расчехлил систему додай-себе-сам. Как обычно, после перерыва писать не умею, поэтому всё это особой художественной ценности не несёт и представляет из себя скорее сценарий для фанфика, который я хотел бы прочитать, но который всё равно никто больше не напишет.
Когда-нибудь за мной явится международная ассоциация по правам сун ланей и подаст на меня в суд. Нет, я люблю Сун Ланя, правда... но странною любовью Надо будет ему потом чего-нибудь додать хорошего, тема лютой коммуналки(тм) у меня пока недостаточно раскрыта.
Пока писал, много думал о том, в каких местах и Сун Лань, и Синчэнь (причём по-разному) отклоняются от общепринятого менталитета и почему. Выводы пока не сформулировал.
В общем, бросаю в воду очередной (да сколько можно уже! и ведь явно не последний!) фиксит и убегаю хохоча, ну хотя бы ручечку расписал. На три с половиной килослов расписал, ага.
Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Сун Лань, Баошань. AU от канона, PG за упоминания смертей, ангст есть, но с ХЭ. 3587 словСюэ Ян кружил по выморочному городу, где его ножа избежали разве что крысы, да и то не все. Но возвращался снова и снова.
На улицах, которых он больше не различал, давно не осталось пищи - и он уходил дальше, в живые поселения в округе, где от него шарахались, как от мертвеца. Впрочем, выглядел он немногим лучше трупа, перемазанного кровью, так что люди отчасти были правы.
Должно быть, они думали, что все жители города И стали жертвами пробудившегося вдруг свирепого чудовища. И в этом также не вполне ошибались.
Сюэ Ян хватал с прилавков еду, спиной ожидая удара, держа наготове нож. За меч он давно не брался - этот сброд не стоил меча. Вкуса он не чувствовал - только голод, сменяющийся сонным насыщением. Он словно провалился назад в детство, когда дни были похожи один на другой и год тянулся как три. Ему начинало казаться, что всё, произошедшее с тех пор, как его жизнь рассекло надвое белым лучом с недостижимой выси, было лишь сном - таким же украденным, незаслуженным, как объедки с чужого стола. У него отняли то, что никогда ему не принадлежало.
Вот только в детстве была сладкая мечта о мести - он знал, что должен выжить и стать сильнее, чтобы ответить болью на боль и лишь тогда умереть. Теперь не было даже её: клан Чан был мёртв, Сун Лань был мёртв. Но было что-то другое, заставлявшее возвращаться в пустой дом, тянувшее, как крюком за жилы. Что-то, каждый раз (каждый!) сжимавшееся внутри на удачу: вдруг ты придёшь, а тебя встретят? Вдруг уже ждут, вслушиваясь в глотающий звуки туман?..
И Сюэ Ян ускорял шаг, и останавливался, только переступив порог.
Порой он уходил ещё дальше, нарочно оттягивал время, чтобы его наверняка хватило. В детстве он тоже так делал: если постоянно проверять, возле колодца не появится половинка рисового шарика, оставленная торопящимся водоносом. Другое дело, если уговорить себя потерпеть подольше. И Сюэ Ян блуждал, не в силах усидеть на месте, по городам, где на него вовсе не обращали внимания, принимая за бродягу. Чужая болтовня резала слух. Хотелось заставить замолчать их всех - в мире, где один голос замолк, и другие не имели права существовать.
Оттого он не сразу расслышал фразу, донёсшуюся из открытого окна постоялого двора.
- ...Баошань-санжэнь, что воскрешает мёртвых, выращивает плоть на белых костях и исцеляет души, даже если часть души украдена демоном!..
В последний раз Сюэ Ян верил в сказки, когда жизнь ещё не раздавила эту веру колесом. Какой бы могущественной ни была Баошань - ни тело, ни душу не создашь из пустоты. Но в его руках были и душа, и тело, и если кто-то и сможет всё исправить - то только она.
У него даже был тот, кто мог вспомнить дорогу к неведомой горе. Мёртвый пёс, которого он оставлял на страже, уходя, и запрещал ему входить в дом. Который не чувствовал боли, если избивать его до тех пор, пока не собьёшь себе костяшки в кровь, даже на ногах, - и который всегда молчал. Тупая марионетка не укажет путь, для неё такой приказ слишком сложен, а вынуть гвозди - значит потерять над ней контроль. Но среди запретных искусств точно был способ залезть мертвецу прямо в душу... рискуя тем, что эта душа захватит твоё тело.
А чего не было, так это выбора.
Сюэ Ян рассмеялся от облегчения, мысленно перелистывая записи покойного Старейшины Илина, в которые вчитывался когда-то так часто, что выучил их наизусть. С тех пор прошло много лет, но он не мог позволить себе сомневаться. "Сопереживание" - так называлась эта техника, предполагавшая, что эхо чувств призванной души заклинатель испытает на себе.
Лишь одна недоработка порядком раздражала: духа нельзя было заставить показать то, что ты хотел бы увидеть. Ты становился не ведущим, а ведомым - вынужденным свидетелем всего, что душа считала для себя важным, о чём хотела бы рассказать. Какая ирония: немая тварь получит возможность поведать свою историю - и кому? Тому, с кем и разговаривать не стала бы, будучи человеком.
- Помоги мне вернуться, - попросил Сюэ Ян, положив на колени мешочек цянькунь. - Слышишь? Помоги.
Он закрыл глаза, сосредоточился - и открыл их уже в чужом воспоминании.
Сперва был только свет, как при пробуждении. Затем он увидел в колышущейся тени ивовых ветвей Сяо Синчэня - юного, зрячего, улыбающегося - и едва не разорвал связь заклинания, рванувшись навстречу, но удержался, вцепившись в духа, как в брыкающегося зверя. Синчэнь молчал, прислушиваясь не то к тишине, плещущей шорохом ветра и щёлканьем птиц, не то к самому себе.
Сюэ Яна затрясло от ненависти, когда он понял, как долго Сун Лань смотрел на Синчэня. Сейчас и всегда. Смотрел и не видел, какое чудо досталось ему просто так, - даже его сердце не билось чаще.
- А ты, друг? - проговорил Синчэнь, обернувшись. - Разве не скучал по своим родным в монастыре?
- Мои родители были простыми людьми, - послышался голос Сун Ланя. - Когда у меня проявились духовные способности, отец обвинил мать в том, что она изменила ему с бродячим заклинателем. Из-за этого мать меня невзлюбила. Как только я подрос, меня отдали в монастырь, и с тех пор я их не видел.
- Они были бы рады увидеть тебя прославленным заклинателем, - искренне и уверенно сказал Синчэнь.
- Я - чужой для них, Синчэнь. - Сун Лань покачал головой, но Сюэ Ян не ощутил в нём ни горечи, ни сожаления. - У нас нет ничего общего, кроме общей крови. Я знаю тебя не так давно, но ты стал для меня более близким, чем семья. Разве общие цели не важнее родства?
Синчэнь медленно кивнул.
- Мне кажется, одних только общих целей... недостаточно. Но я ещё не знаю, чего ищу.
- Мы могли бы создать клан для таких же, как мы. Клан, в котором старейшина не будет диктовать тебе свою волю потому лишь, что ты носишь его родовое имя.
- Клан - это большая ответственность, Цзычэнь, - Синчэнь с улыбкой покачал головой. - Но достойная мечта. Я хотел бы ещё повидать мир, в котором столько прекрасного, а потом найти место, где захочется остаться... Идём? Мы ещё не побывали в деревне на том берегу.
Свет мигнул, на несколько звенящих безмолвием минут сменив тенистый пейзаж на разворошённое гнездо клана Чан - эти камни, политые кровью, Сюэ Ян узнал с первого взгляда. Но теперь не его взгляд, а взгляд Сун Ланя скользил по опрокинутым столам и ширмам, по мёртвым телам, обсиженным мухами. Пару раз Сун Лань поднимал глаза на Синчэня - более бледный, чем обычно, тот прикрывал лицо рукавом, не то защищаясь от едкого, кислого трупного запаха, не то пытаясь скрыть дрожащие губы. Где-то позади звучали жалкие причитания Чан Пина, но Сун Лань к ним не прислушивался: его переполняли гнев и отвращение. Сюэ Ян самодовольно усмехнулся: жаль, что святоша не видел самой бойни - иначе лопнул бы, как жаба, от ярости.
Но воспоминание окончилось. Перед глазами вновь появился Синчэнь. Он сидел в каком-то трактире, обнимая ладонями глиняную чашку. Над чашкой уже не поднимался пар, но Синчэнь, похоже, ещё не сделал ни одного глотка.
- Ты ушёл так быстро, - заговорил Сун Лань. - Тебя задели чьи-то слова? Разве фонтан в Башне Золотого карпа не прекрасен?
- Разноцветные карпы очень славные, - Синчэнь слабо и виновато улыбнулся. - Но, кажется, я ещё долго буду видеть следы крови на всём прекрасном.
- Люди бывают страшнее тварей. Он слишком легко отделался.
Синчэнь обратил на Сун Ланя взгляд, полный непонимания и боли. Сюэ Ян вглядывался в его тёмные, блестящие глаза с жадностью - как в то единственное, чем ему не довелось обладать.
- Но желать ему смерти, Цзычэнь!.. Всё можно исправить, кроме смерти.
- Да. Тех несчастных уже не вернуть, но можно воздать за их смерть справедливостью.
Синчэнь вздохнул. Улыбки на его лице больше не было. Сюэ Ян скрипнул зубами: даочжан никогда не умел постоять за себя. Кто угодно мог причинить ему боль, а он смотрел на обидчика при этом, как на несмышлёныша, и всё прощал. То есть - даже не смотрел, когда смотреть стало нечем... Но Сюэ Ян слишком хорошо научился замечать выражения его лица, чтобы узнавать их.
- Я не знаю, что в этом мире пугает меня больше, - Синчэнь говорил так тихо, что его едва можно было расслышать. - То, что в нём есть место злу, или то, что добро платит ему той же монетой.
Сюэ Ян почти закричал, что он идиот, и мир устроен именно так, - но воспоминание погасло снова. Следующее за ним было мутным от стоящих в чужих глазах слёз, и взгляд Сун Ланя бестолково метался из стороны в сторону. Ужас того, кто опоздал на считанные мгновения, был физически ощутим, откуда-то изнутри ломился в рёбра, и Сюэ Яну тоже стало тяжело дышать. Однако, чем чаще Сун Лань натыкался взглядом на мёртвые лица братьев, тем больше Сюэ Ян ликовал. Он почти забыл о том, что его враг страдал раньше, чем он сам, а не прямо сейчас: вот теперь-то Сун Лань поймёт на собственной шкуре, каково это - когда мгновение назад держал мир в своих руках, а тот вдруг выскальзывает и разбивается на осколки, и ты уже ничего не можешь повернуть вспять. Каково это - быть бессильным и одиноким.
А потом резануло, сбило с ног чужой болью, и стало темно. И Сюэ Ян потерялся, захлебнулся в этой темноте - не похожей, о нет, на отсутствие света, а похожей на чёрный рой муравьёв, выгрызающих все твои органы чувств. Боль вместо зрения, боль вместо слуха, боль вместо осязания, да запах и вкус собственной вязкой крови в придачу - как даочжан с этим жил, когда отдал глаза?.. Как вообще можно было поменяться местами с тем, кто получил то возмездие, о котором сам же и проповедовал?!.. Сюэ Ян уже не знал, чью обиду и злость испытывает - Сун Ланя или свою, - и забывал всё больше, зачем он здесь и что такое, собственно, это "здесь".
Вдруг, вечность спустя, вернулся свет.
С непривычки чуть кружилась голова. Вниз с отвесной скалы вилась вырубленная в камне тропа без перил, подножие скалы утопало в зелени - и то, что казалось сверху порослью на холмах, оказалось плотно сомкнутыми кронами вековых деревьев. Под этими кронами тропы уже не было - лишь переплетение узловатых корней. Кое-где эти корни обвивали вывороченный из земли валун в пол-человеческого роста или ствол упавшего дерева, такой же твёрдый, как камень, - и там, где сжимались их кольца, камень и дерево шли трещинами.
Сун Лань знал, что его ждёт долгий путь. Сюэ Ян чувствовал это тоже. Ему хотелось подталкивать Сун Ланя в спину, чтобы тот поскорее пришёл в город И. Чтобы убить его ещё раз, потому что одного раза слишком мало. И не жалко будет начать всё с начала, чтобы убить и в третий.
Но Сун Лань хотел найти Сяо Синчэня. А Синчэнь... Пока они оба были здесь, Синчэнь был там. И уже знакомая, собачья тоска по дому, беспокойство, замешанное с надеждой вместе, потянули Сюэ Яна назад: сперва еле ощутимо, как камешек в сапоге, от которого можно было отмахнуться, затем - как волна, накрывающая с головой. Ни Сун Ланя, ни спускающегося в долину леса, на многие ли не знающего топора, ни света, такого ясного в новообретённых глазах, более не существовало. Сюэ Ян очнулся с мешочком цянькунь, лежащим на его ладони.
- Не твоё, - злорадно сообщил он сидящему напротив мертвецу. - Я первым успел.
Детали увиденного, как детали сна, уже сглаживались из памяти - ей не под силу было удержать часть чужой жизни, - но Сюэ Ян прикрыл глаза, возрождая перед внутренним взором горную тропу и улавливая шаг за шагом. Поднебесная велика, но скал, окружённых лесом, в ней не так много. Осталось найти хорошую карту.
Хорошо, что летать на мече ещё не разучился. Но большую часть пути всё же пришлось пройти пешком, и к тому же ночью: шутка ли - тащить с собой лютого мертвеца, без устали несущего на руках тело, которое Сюэ Ян даже в мыслях отказывался называть мёртвым.
Сюэ Ян ещё на подступах к предгорью почуял, что его засекли - и теперь следят, случайно ли он забрёл в заповедный край или же знает, что ищет. И встретили его довольно рано - что было ему только на руку: в ином случае на поиски начала горной тропы у него могло бы уйти несколько дней. Впрочем, вышедший из-за сросшихся аркой стволов заклинатель в серебристо-сером был скорее стражем, нежели проводником.
- Тёмным существам не место на этой земле, - мирно произнёс страж после приветствия. - Что бы ни привело тебя сюда, тебе придётся уйти.
- Со мной ученик Баошань-санжэнь. Ему нужна помощь.
Сюэ Ян жестом велел Сун Ланю выйти вперёд, и заклинатель торопливо начертил в воздухе защитное заклятие, готовясь пустить его в ход. У него не было меча, а ещё, сообразил Сюэ Ян, он никогда прежде не видел ни ходячих мертвецов, ни подобных мертвецам живых, и был сбит с толку.
- Что с ним произошло?
- Его душа разбита, - Сюэ Ян показал мешочек на раскрытой ладони и тут же убрал его за пазуху. - Но я вложу её только в руки Баошань-санжэнь.
Заклинатель колебался. Сколько ему было лет?.. Он выглядел моложе Синчэня, а мог оказаться старше.
- Хорошо. Следуйте за мной. Но нежить останется здесь.
С этим Сюэ Ян не стал спорить. Он прикрепил печать на грудь Сун Ланя и взвалил Синчэня себе на спину. Ученик Баошань шёл быстро, словно не касаясь подошвами корней, а затем ступеней, и несколько раз останавливался, чтобы дождаться его. Подъём начался, когда солнце едва начинало греть затылок, и закончился, когда в сумерках мерцающие над уступами снежные шапки легко было спутать с облаками. Где серое небо, а где серый камень, где колонны и окна в скале созданы ветром, а где - человеческими руками, где тени, а где люди, провожающие его взглядами, - Сюэ Ян от усталости перестал понимать.
Ему казалось, что его ждали. Их ждали. И оттого ему самому не понадобилось ждать. Он вошёл в тесную келью, опустился на колени на каменный пол, отполированный до зеркальности, и бережно положил Синчэня перед собой. На женщину в ослепительно-белых одеждах он глаз не поднимал. Её духовная сила была так велика, что он мог бы сравнить себя с мышью, накрытой чугунным колоколом. Даже заставить сердце биться в её присутствии требовало усилий.
- Он лишил себя жизни, - проговорила Баошань, как приговор.
Сюэ Ян молчал и смотрел на своё отражение в глубине чёрного камня, отливавшего холодным зелёным в свете свечей. Синчэнь как будто парил на поверхности омута.
- Кто ты такой?
- Я был его врагом. Он называл меня своим другом.
- Что ты с ним сделал?
- Я рассказал ему правду.
Баошань горько усмехнулась - слишком по-человечески.
- Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты всё исправила, почтенная наставница. Верни ему жизнь и глаза. Он не должен был спускаться с этой горы, не должен был отдавать их, не должен был умирать!
Голос метался эхом под каменным сводом и разбивался о него в звенящее крошево. Словно не этот голос переломался и стал мужским перед новой встречей с Синчэнем. Словно мальчишка раскричался на всю книжную лавку, требуя вырвать страницы из сказки с плохим концом. Так нелепо и глупо.
- Чего ты хочешь для себя? Ты заслуживаешь смерти - но не просишь о прощении?
- Я тоже не должен был жить уже несколько лет. Это он спас мне жизнь, он же её и отнимет, когда... проснётся. А другим я не дамся.
Баошань задумалась на мгновение, после чего её голос как будто потеплел.
- Ты сохранял его тело живым, отдавая ему свои силы?..
- Да. Когда-то он сделал то же самое для меня.
Из отражения в камне на Сюэ Яна смотрел человек, выглядящий немногим лучше мертвеца - разве что умытым от крови. Когда Синчэнь вытащил его с края преисподней, вливая свою ци, лицо у даочжана было таким же серым, с запавшими глазами и щеками, - его страшно хотелось ударить тогда за то, что он с собой сделал.
- Ты не понимаешь, что просишь невозможного, - с сочувствием произнесла Баошань. - Его глаза...
- Сун Лань мёртв, - быстро выговорил Сюэ Ян. - Забери их назад!
- Сун Лань жив и не принадлежит тебе. Ты освободишь его, и он сам выберет жизнь или покой. Также и душа Сяо Синчэня тебе не принадлежит. Если она не пожелает вернуться...
Сюэ Ян вынул из-за пазухи согревшийся мешочек и положил Синчэню на грудь.
В полумраке кельи он слабо светился изнутри.
Баошань, как грозовое облако, стояла над обрывом, и Сюэ Ян - рядом с ней. Тело и душу Синчэня она велела перенести в келью, где свежее течение благоприятных энергий, благовония и звуки музыки должны были помочь его измученной душе исцелиться и сделать выбор. Тот же, что предстоял Сун Ланю. Когда Сюэ Ян вынул гвозди, Баошань послала Сун Ланя медитировать - и, должно быть, только это и помешало ему попытаться задушить Сюэ Яна на месте.
Баошань задавала вопросы - множество точных, болезненных вопросов, на которые Сюэ Ян - пусть она и не требовала, и не подгоняла - не имел права не ответить. Хотя бы перед самим собой. Подбирать слова было непросто, как осколки, давно затерявшиеся в пыли, а на ледяном горном ветру стыли пальцы. И лишь рассказав всё, что мог, о самом себе, он тоже начал спрашивать.
- Даочжан... Синчэнь был не от мира сего. А мир мне любить было не за что. Когда я в первый раз кричал от боли, всем было плевать. Люди отворачивались и проходили мимо. Но стоит чему-то случиться с ними, как они требуют помощи у господ заклинателей - и получают её, потому что слабых положено защищать! Но только тех слабых, кто за это заплатит. А пока я выживал один, у Синчэня была ты, почтенная наставница. И твои уроки добродетели.
- Меня не было рядом, когда погибли его родители, - спокойно возразила Баошань. - Когда он плакал и звал на помощь, никто ему не помог. Мои уроки были уже излишни: он лучше многих знал, что жизнь бесценна.
- И ты не вернула ему родителей, - прошептал Сюэ Ян, глядя в пропасть, залитую туманом. Лучи солнца пронзали туман, подобно клинкам, и расходились подобно вееру. - Вместо этого ты забрала его сюда.
- Ты так ещё и не понял?.. Я не творю чудеса. Я даю приют сиротам, которые готовы обрести здесь бессмертие. И иногда ошибаюсь. Прости, - заметив вопросительный взгляд Сюэ Яна, она усмехнулась такой знакомой, незлой усмешкой, которую он не раз видел на лице даочжана. - Но ты сбежал бы отсюда первым. А вот Цзычэнь пришёл сюда так поздно.
Сюэ Ян фыркнул:
- А разве он сирота?
- Он ещё не знает об этом.
Сюэ Ян вошёл и сжал дверной косяк рукой, потому что ноги вдруг перестали его держать. Синчэнь сидел на постели, сложив тонкие запястья перед собой, - с повязкой на глазах, со шрамом на горле, - и улыбнулся, обернувшись к нему.
- Д...даочжан?..
Если это иллюзия, сон, обман, наказание, которое развеется, и под ногами окажется бездонная пропасть, - то пусть или развеется скорее, или ответит. Даже если ответом будет "Убирайся".
- А-Ян... я ждал тебя дома. Ждал тебя здесь. Я рад, что ты меня нашёл.
Ног Сюэ Ян по-прежнему не чувствовал, но рвануться вперёд и схватить Синчэня в объятия ему это не помешало. Он сжимал Синчэня так крепко, словно его могли отобрать, и забирался ладонями под одежду, словно желая убедиться, что это тело снова было тёплым и живым.
- Это я... это правда я, - смущённо бормотал Синчэнь, и голос у него был немного сдавленным, будто спросонок, или быть может из-за шрама. - Погоди... Не при всех же...
Но Сюэ Яна он не отталкивал, напротив - прижал к себе и посмеивался от счастья. И у Сюэ Яна не хватало духу спросить, что ещё тот помнит, кроме его имени, и что изменилось, что...
Спиной он почувствовал чей-то взгляд. Что ж, сейчас ему напомнят, что ему здесь не место. И всегда было не место рядом с даочжаном - но именно поэтому Сюэ Ян не мог его оставить. Легко отказаться от того, что можно заменить; отказаться от того, что одно в целом свете, - невозможно.
В дверях стоял Сун Лань. В руке он сжимал кисть - мечи им обоим пришлось оставить у входа в обитель. Он неуверенно провёл кистью в воздухе, и штрих остался тающим морозным следом.
"Синчэнь-сюн, - написал Сун Лань. - Я столько лет искал тебя, а ты столько лет был обманут. Но ещё не поздно начать всё с начала".
- С начала?.. - мягко переспросил Синчэнь.
Сюэ Ян сел рядом, не выпуская его из рук, и уставился на Сун Ланя. Что он ещё осмелится написать, делая вид, будто его здесь нет?..
"Баошань-санжэнь предложила мне остаться здесь. Мы могли бы... Ты помнишь нашу общую мечту?"..
Сун Лань медлил, и иероглифы исчезали прежде, чем он продолжал фразу.
- Прости, Цзычэнь. - Синчэнь покачал головой. - Общей у нас осталась только кровь.
Сун Лань вспыхнул и резко взмахнул кистью.
"Я мог бы вернуть тебе"...
- Ни от кого из вас я не приму глаза, - твёрдо проговорил Синчэнь. - Тот узел зла, что все мы причинили друг другу в прошлом, можно лишь отсечь, а не исправить. Я нашёл семью, ради которой спустился в мир, и потерял её. Уже ничто не будет, как прежде, но наши пути продолжаются. Цзычэнь, останься здесь, раз эта обитель тебе по душе. Здесь никто не станет смотреть на тебя как на тёмное существо. А нам пора уходить. В мире ещё немало мест, где для нас найдётся уголок.
Сюэ Ян покосился на него, задержав дыхание, и даже о Сун Лане забыв. Он правда говорил - "мы"?.. Он правда говорил - "нас"?..
"После всего, что он совершил?"
- После того, как он дошёл до самой Баошань и был готов отдать свою жизнь?.. После этого - да.
Луна, застрявшая на остриях гор, казалась огромной и переливалась, словно присыпанная каменной крошкой. Сюэ Ян крепко держал Синчэня за руку, подводя к началу горной тропы. На верхней площадке он обернулся, чтобы попрощаться. Фигура Баошань на фоне луны была подобна статуе из белого камня, стоящей перед медным гонгом. Синчэнь первым нашёл слова:
- Никчёмный ученик благодарит наставницу Баошань за помощь.
- Я не творю чудеса, - повторила Баошань, и её голос вне каменной кельи звучал звонко и молодо. - Это ваше чудо, и раз вы оба взвалили на себя эту ношу, то вам с ней и справляться. Не так сложно исцелить душу, не выдержавшую боли и разбившуюся, как этой душе жить со шрамами, оставшимися на ней.
- И всё же, - Синчэнь улыбнулся, поднимая голову после низкого поклона, - это возможно, когда есть причина жить.
Баошань ещё несколько минут наблюдала за двумя фигурами, осторожно спускающимися с горы навстречу неизвестности и темноте. У каждого из-за спины отбрасывала тень рукоять меча, и оба не оглядывались: всё их внимание было направлено друг на друга и на камни под ногами.
- Вы справитесь, - усмехнулась она негромко. - Вас не должно было быть здесь, вас вовсе не должно было быть, мир готовил вас в жертвы на свой алтарь и уже начертал красивую эпитафию. Но раз вы вырвались из круга, в котором стояли друг против друга как враги, - вам уже ничего не страшно. И раз вы возвращаетесь - быть может, этот мир всё же чего-то да стоит...
Когда-нибудь за мной явится международная ассоциация по правам сун ланей и подаст на меня в суд. Нет, я люблю Сун Ланя, правда... но странною любовью Надо будет ему потом чего-нибудь додать хорошего, тема лютой коммуналки(тм) у меня пока недостаточно раскрыта.
Пока писал, много думал о том, в каких местах и Сун Лань, и Синчэнь (причём по-разному) отклоняются от общепринятого менталитета и почему. Выводы пока не сформулировал.
В общем, бросаю в воду очередной (да сколько можно уже! и ведь явно не последний!) фиксит и убегаю хохоча, ну хотя бы ручечку расписал. На три с половиной килослов расписал, ага.
Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Сун Лань, Баошань. AU от канона, PG за упоминания смертей, ангст есть, но с ХЭ. 3587 словСюэ Ян кружил по выморочному городу, где его ножа избежали разве что крысы, да и то не все. Но возвращался снова и снова.
На улицах, которых он больше не различал, давно не осталось пищи - и он уходил дальше, в живые поселения в округе, где от него шарахались, как от мертвеца. Впрочем, выглядел он немногим лучше трупа, перемазанного кровью, так что люди отчасти были правы.
Должно быть, они думали, что все жители города И стали жертвами пробудившегося вдруг свирепого чудовища. И в этом также не вполне ошибались.
Сюэ Ян хватал с прилавков еду, спиной ожидая удара, держа наготове нож. За меч он давно не брался - этот сброд не стоил меча. Вкуса он не чувствовал - только голод, сменяющийся сонным насыщением. Он словно провалился назад в детство, когда дни были похожи один на другой и год тянулся как три. Ему начинало казаться, что всё, произошедшее с тех пор, как его жизнь рассекло надвое белым лучом с недостижимой выси, было лишь сном - таким же украденным, незаслуженным, как объедки с чужого стола. У него отняли то, что никогда ему не принадлежало.
Вот только в детстве была сладкая мечта о мести - он знал, что должен выжить и стать сильнее, чтобы ответить болью на боль и лишь тогда умереть. Теперь не было даже её: клан Чан был мёртв, Сун Лань был мёртв. Но было что-то другое, заставлявшее возвращаться в пустой дом, тянувшее, как крюком за жилы. Что-то, каждый раз (каждый!) сжимавшееся внутри на удачу: вдруг ты придёшь, а тебя встретят? Вдруг уже ждут, вслушиваясь в глотающий звуки туман?..
И Сюэ Ян ускорял шаг, и останавливался, только переступив порог.
Порой он уходил ещё дальше, нарочно оттягивал время, чтобы его наверняка хватило. В детстве он тоже так делал: если постоянно проверять, возле колодца не появится половинка рисового шарика, оставленная торопящимся водоносом. Другое дело, если уговорить себя потерпеть подольше. И Сюэ Ян блуждал, не в силах усидеть на месте, по городам, где на него вовсе не обращали внимания, принимая за бродягу. Чужая болтовня резала слух. Хотелось заставить замолчать их всех - в мире, где один голос замолк, и другие не имели права существовать.
Оттого он не сразу расслышал фразу, донёсшуюся из открытого окна постоялого двора.
- ...Баошань-санжэнь, что воскрешает мёртвых, выращивает плоть на белых костях и исцеляет души, даже если часть души украдена демоном!..
В последний раз Сюэ Ян верил в сказки, когда жизнь ещё не раздавила эту веру колесом. Какой бы могущественной ни была Баошань - ни тело, ни душу не создашь из пустоты. Но в его руках были и душа, и тело, и если кто-то и сможет всё исправить - то только она.
У него даже был тот, кто мог вспомнить дорогу к неведомой горе. Мёртвый пёс, которого он оставлял на страже, уходя, и запрещал ему входить в дом. Который не чувствовал боли, если избивать его до тех пор, пока не собьёшь себе костяшки в кровь, даже на ногах, - и который всегда молчал. Тупая марионетка не укажет путь, для неё такой приказ слишком сложен, а вынуть гвозди - значит потерять над ней контроль. Но среди запретных искусств точно был способ залезть мертвецу прямо в душу... рискуя тем, что эта душа захватит твоё тело.
А чего не было, так это выбора.
Сюэ Ян рассмеялся от облегчения, мысленно перелистывая записи покойного Старейшины Илина, в которые вчитывался когда-то так часто, что выучил их наизусть. С тех пор прошло много лет, но он не мог позволить себе сомневаться. "Сопереживание" - так называлась эта техника, предполагавшая, что эхо чувств призванной души заклинатель испытает на себе.
Лишь одна недоработка порядком раздражала: духа нельзя было заставить показать то, что ты хотел бы увидеть. Ты становился не ведущим, а ведомым - вынужденным свидетелем всего, что душа считала для себя важным, о чём хотела бы рассказать. Какая ирония: немая тварь получит возможность поведать свою историю - и кому? Тому, с кем и разговаривать не стала бы, будучи человеком.
- Помоги мне вернуться, - попросил Сюэ Ян, положив на колени мешочек цянькунь. - Слышишь? Помоги.
Он закрыл глаза, сосредоточился - и открыл их уже в чужом воспоминании.
Сперва был только свет, как при пробуждении. Затем он увидел в колышущейся тени ивовых ветвей Сяо Синчэня - юного, зрячего, улыбающегося - и едва не разорвал связь заклинания, рванувшись навстречу, но удержался, вцепившись в духа, как в брыкающегося зверя. Синчэнь молчал, прислушиваясь не то к тишине, плещущей шорохом ветра и щёлканьем птиц, не то к самому себе.
Сюэ Яна затрясло от ненависти, когда он понял, как долго Сун Лань смотрел на Синчэня. Сейчас и всегда. Смотрел и не видел, какое чудо досталось ему просто так, - даже его сердце не билось чаще.
- А ты, друг? - проговорил Синчэнь, обернувшись. - Разве не скучал по своим родным в монастыре?
- Мои родители были простыми людьми, - послышался голос Сун Ланя. - Когда у меня проявились духовные способности, отец обвинил мать в том, что она изменила ему с бродячим заклинателем. Из-за этого мать меня невзлюбила. Как только я подрос, меня отдали в монастырь, и с тех пор я их не видел.
- Они были бы рады увидеть тебя прославленным заклинателем, - искренне и уверенно сказал Синчэнь.
- Я - чужой для них, Синчэнь. - Сун Лань покачал головой, но Сюэ Ян не ощутил в нём ни горечи, ни сожаления. - У нас нет ничего общего, кроме общей крови. Я знаю тебя не так давно, но ты стал для меня более близким, чем семья. Разве общие цели не важнее родства?
Синчэнь медленно кивнул.
- Мне кажется, одних только общих целей... недостаточно. Но я ещё не знаю, чего ищу.
- Мы могли бы создать клан для таких же, как мы. Клан, в котором старейшина не будет диктовать тебе свою волю потому лишь, что ты носишь его родовое имя.
- Клан - это большая ответственность, Цзычэнь, - Синчэнь с улыбкой покачал головой. - Но достойная мечта. Я хотел бы ещё повидать мир, в котором столько прекрасного, а потом найти место, где захочется остаться... Идём? Мы ещё не побывали в деревне на том берегу.
Свет мигнул, на несколько звенящих безмолвием минут сменив тенистый пейзаж на разворошённое гнездо клана Чан - эти камни, политые кровью, Сюэ Ян узнал с первого взгляда. Но теперь не его взгляд, а взгляд Сун Ланя скользил по опрокинутым столам и ширмам, по мёртвым телам, обсиженным мухами. Пару раз Сун Лань поднимал глаза на Синчэня - более бледный, чем обычно, тот прикрывал лицо рукавом, не то защищаясь от едкого, кислого трупного запаха, не то пытаясь скрыть дрожащие губы. Где-то позади звучали жалкие причитания Чан Пина, но Сун Лань к ним не прислушивался: его переполняли гнев и отвращение. Сюэ Ян самодовольно усмехнулся: жаль, что святоша не видел самой бойни - иначе лопнул бы, как жаба, от ярости.
Но воспоминание окончилось. Перед глазами вновь появился Синчэнь. Он сидел в каком-то трактире, обнимая ладонями глиняную чашку. Над чашкой уже не поднимался пар, но Синчэнь, похоже, ещё не сделал ни одного глотка.
- Ты ушёл так быстро, - заговорил Сун Лань. - Тебя задели чьи-то слова? Разве фонтан в Башне Золотого карпа не прекрасен?
- Разноцветные карпы очень славные, - Синчэнь слабо и виновато улыбнулся. - Но, кажется, я ещё долго буду видеть следы крови на всём прекрасном.
- Люди бывают страшнее тварей. Он слишком легко отделался.
Синчэнь обратил на Сун Ланя взгляд, полный непонимания и боли. Сюэ Ян вглядывался в его тёмные, блестящие глаза с жадностью - как в то единственное, чем ему не довелось обладать.
- Но желать ему смерти, Цзычэнь!.. Всё можно исправить, кроме смерти.
- Да. Тех несчастных уже не вернуть, но можно воздать за их смерть справедливостью.
Синчэнь вздохнул. Улыбки на его лице больше не было. Сюэ Ян скрипнул зубами: даочжан никогда не умел постоять за себя. Кто угодно мог причинить ему боль, а он смотрел на обидчика при этом, как на несмышлёныша, и всё прощал. То есть - даже не смотрел, когда смотреть стало нечем... Но Сюэ Ян слишком хорошо научился замечать выражения его лица, чтобы узнавать их.
- Я не знаю, что в этом мире пугает меня больше, - Синчэнь говорил так тихо, что его едва можно было расслышать. - То, что в нём есть место злу, или то, что добро платит ему той же монетой.
Сюэ Ян почти закричал, что он идиот, и мир устроен именно так, - но воспоминание погасло снова. Следующее за ним было мутным от стоящих в чужих глазах слёз, и взгляд Сун Ланя бестолково метался из стороны в сторону. Ужас того, кто опоздал на считанные мгновения, был физически ощутим, откуда-то изнутри ломился в рёбра, и Сюэ Яну тоже стало тяжело дышать. Однако, чем чаще Сун Лань натыкался взглядом на мёртвые лица братьев, тем больше Сюэ Ян ликовал. Он почти забыл о том, что его враг страдал раньше, чем он сам, а не прямо сейчас: вот теперь-то Сун Лань поймёт на собственной шкуре, каково это - когда мгновение назад держал мир в своих руках, а тот вдруг выскальзывает и разбивается на осколки, и ты уже ничего не можешь повернуть вспять. Каково это - быть бессильным и одиноким.
А потом резануло, сбило с ног чужой болью, и стало темно. И Сюэ Ян потерялся, захлебнулся в этой темноте - не похожей, о нет, на отсутствие света, а похожей на чёрный рой муравьёв, выгрызающих все твои органы чувств. Боль вместо зрения, боль вместо слуха, боль вместо осязания, да запах и вкус собственной вязкой крови в придачу - как даочжан с этим жил, когда отдал глаза?.. Как вообще можно было поменяться местами с тем, кто получил то возмездие, о котором сам же и проповедовал?!.. Сюэ Ян уже не знал, чью обиду и злость испытывает - Сун Ланя или свою, - и забывал всё больше, зачем он здесь и что такое, собственно, это "здесь".
Вдруг, вечность спустя, вернулся свет.
С непривычки чуть кружилась голова. Вниз с отвесной скалы вилась вырубленная в камне тропа без перил, подножие скалы утопало в зелени - и то, что казалось сверху порослью на холмах, оказалось плотно сомкнутыми кронами вековых деревьев. Под этими кронами тропы уже не было - лишь переплетение узловатых корней. Кое-где эти корни обвивали вывороченный из земли валун в пол-человеческого роста или ствол упавшего дерева, такой же твёрдый, как камень, - и там, где сжимались их кольца, камень и дерево шли трещинами.
Сун Лань знал, что его ждёт долгий путь. Сюэ Ян чувствовал это тоже. Ему хотелось подталкивать Сун Ланя в спину, чтобы тот поскорее пришёл в город И. Чтобы убить его ещё раз, потому что одного раза слишком мало. И не жалко будет начать всё с начала, чтобы убить и в третий.
Но Сун Лань хотел найти Сяо Синчэня. А Синчэнь... Пока они оба были здесь, Синчэнь был там. И уже знакомая, собачья тоска по дому, беспокойство, замешанное с надеждой вместе, потянули Сюэ Яна назад: сперва еле ощутимо, как камешек в сапоге, от которого можно было отмахнуться, затем - как волна, накрывающая с головой. Ни Сун Ланя, ни спускающегося в долину леса, на многие ли не знающего топора, ни света, такого ясного в новообретённых глазах, более не существовало. Сюэ Ян очнулся с мешочком цянькунь, лежащим на его ладони.
- Не твоё, - злорадно сообщил он сидящему напротив мертвецу. - Я первым успел.
Детали увиденного, как детали сна, уже сглаживались из памяти - ей не под силу было удержать часть чужой жизни, - но Сюэ Ян прикрыл глаза, возрождая перед внутренним взором горную тропу и улавливая шаг за шагом. Поднебесная велика, но скал, окружённых лесом, в ней не так много. Осталось найти хорошую карту.
Хорошо, что летать на мече ещё не разучился. Но большую часть пути всё же пришлось пройти пешком, и к тому же ночью: шутка ли - тащить с собой лютого мертвеца, без устали несущего на руках тело, которое Сюэ Ян даже в мыслях отказывался называть мёртвым.
Сюэ Ян ещё на подступах к предгорью почуял, что его засекли - и теперь следят, случайно ли он забрёл в заповедный край или же знает, что ищет. И встретили его довольно рано - что было ему только на руку: в ином случае на поиски начала горной тропы у него могло бы уйти несколько дней. Впрочем, вышедший из-за сросшихся аркой стволов заклинатель в серебристо-сером был скорее стражем, нежели проводником.
- Тёмным существам не место на этой земле, - мирно произнёс страж после приветствия. - Что бы ни привело тебя сюда, тебе придётся уйти.
- Со мной ученик Баошань-санжэнь. Ему нужна помощь.
Сюэ Ян жестом велел Сун Ланю выйти вперёд, и заклинатель торопливо начертил в воздухе защитное заклятие, готовясь пустить его в ход. У него не было меча, а ещё, сообразил Сюэ Ян, он никогда прежде не видел ни ходячих мертвецов, ни подобных мертвецам живых, и был сбит с толку.
- Что с ним произошло?
- Его душа разбита, - Сюэ Ян показал мешочек на раскрытой ладони и тут же убрал его за пазуху. - Но я вложу её только в руки Баошань-санжэнь.
Заклинатель колебался. Сколько ему было лет?.. Он выглядел моложе Синчэня, а мог оказаться старше.
- Хорошо. Следуйте за мной. Но нежить останется здесь.
С этим Сюэ Ян не стал спорить. Он прикрепил печать на грудь Сун Ланя и взвалил Синчэня себе на спину. Ученик Баошань шёл быстро, словно не касаясь подошвами корней, а затем ступеней, и несколько раз останавливался, чтобы дождаться его. Подъём начался, когда солнце едва начинало греть затылок, и закончился, когда в сумерках мерцающие над уступами снежные шапки легко было спутать с облаками. Где серое небо, а где серый камень, где колонны и окна в скале созданы ветром, а где - человеческими руками, где тени, а где люди, провожающие его взглядами, - Сюэ Ян от усталости перестал понимать.
Ему казалось, что его ждали. Их ждали. И оттого ему самому не понадобилось ждать. Он вошёл в тесную келью, опустился на колени на каменный пол, отполированный до зеркальности, и бережно положил Синчэня перед собой. На женщину в ослепительно-белых одеждах он глаз не поднимал. Её духовная сила была так велика, что он мог бы сравнить себя с мышью, накрытой чугунным колоколом. Даже заставить сердце биться в её присутствии требовало усилий.
- Он лишил себя жизни, - проговорила Баошань, как приговор.
Сюэ Ян молчал и смотрел на своё отражение в глубине чёрного камня, отливавшего холодным зелёным в свете свечей. Синчэнь как будто парил на поверхности омута.
- Кто ты такой?
- Я был его врагом. Он называл меня своим другом.
- Что ты с ним сделал?
- Я рассказал ему правду.
Баошань горько усмехнулась - слишком по-человечески.
- Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты всё исправила, почтенная наставница. Верни ему жизнь и глаза. Он не должен был спускаться с этой горы, не должен был отдавать их, не должен был умирать!
Голос метался эхом под каменным сводом и разбивался о него в звенящее крошево. Словно не этот голос переломался и стал мужским перед новой встречей с Синчэнем. Словно мальчишка раскричался на всю книжную лавку, требуя вырвать страницы из сказки с плохим концом. Так нелепо и глупо.
- Чего ты хочешь для себя? Ты заслуживаешь смерти - но не просишь о прощении?
- Я тоже не должен был жить уже несколько лет. Это он спас мне жизнь, он же её и отнимет, когда... проснётся. А другим я не дамся.
Баошань задумалась на мгновение, после чего её голос как будто потеплел.
- Ты сохранял его тело живым, отдавая ему свои силы?..
- Да. Когда-то он сделал то же самое для меня.
Из отражения в камне на Сюэ Яна смотрел человек, выглядящий немногим лучше мертвеца - разве что умытым от крови. Когда Синчэнь вытащил его с края преисподней, вливая свою ци, лицо у даочжана было таким же серым, с запавшими глазами и щеками, - его страшно хотелось ударить тогда за то, что он с собой сделал.
- Ты не понимаешь, что просишь невозможного, - с сочувствием произнесла Баошань. - Его глаза...
- Сун Лань мёртв, - быстро выговорил Сюэ Ян. - Забери их назад!
- Сун Лань жив и не принадлежит тебе. Ты освободишь его, и он сам выберет жизнь или покой. Также и душа Сяо Синчэня тебе не принадлежит. Если она не пожелает вернуться...
Сюэ Ян вынул из-за пазухи согревшийся мешочек и положил Синчэню на грудь.
В полумраке кельи он слабо светился изнутри.
Баошань, как грозовое облако, стояла над обрывом, и Сюэ Ян - рядом с ней. Тело и душу Синчэня она велела перенести в келью, где свежее течение благоприятных энергий, благовония и звуки музыки должны были помочь его измученной душе исцелиться и сделать выбор. Тот же, что предстоял Сун Ланю. Когда Сюэ Ян вынул гвозди, Баошань послала Сун Ланя медитировать - и, должно быть, только это и помешало ему попытаться задушить Сюэ Яна на месте.
Баошань задавала вопросы - множество точных, болезненных вопросов, на которые Сюэ Ян - пусть она и не требовала, и не подгоняла - не имел права не ответить. Хотя бы перед самим собой. Подбирать слова было непросто, как осколки, давно затерявшиеся в пыли, а на ледяном горном ветру стыли пальцы. И лишь рассказав всё, что мог, о самом себе, он тоже начал спрашивать.
- Даочжан... Синчэнь был не от мира сего. А мир мне любить было не за что. Когда я в первый раз кричал от боли, всем было плевать. Люди отворачивались и проходили мимо. Но стоит чему-то случиться с ними, как они требуют помощи у господ заклинателей - и получают её, потому что слабых положено защищать! Но только тех слабых, кто за это заплатит. А пока я выживал один, у Синчэня была ты, почтенная наставница. И твои уроки добродетели.
- Меня не было рядом, когда погибли его родители, - спокойно возразила Баошань. - Когда он плакал и звал на помощь, никто ему не помог. Мои уроки были уже излишни: он лучше многих знал, что жизнь бесценна.
- И ты не вернула ему родителей, - прошептал Сюэ Ян, глядя в пропасть, залитую туманом. Лучи солнца пронзали туман, подобно клинкам, и расходились подобно вееру. - Вместо этого ты забрала его сюда.
- Ты так ещё и не понял?.. Я не творю чудеса. Я даю приют сиротам, которые готовы обрести здесь бессмертие. И иногда ошибаюсь. Прости, - заметив вопросительный взгляд Сюэ Яна, она усмехнулась такой знакомой, незлой усмешкой, которую он не раз видел на лице даочжана. - Но ты сбежал бы отсюда первым. А вот Цзычэнь пришёл сюда так поздно.
Сюэ Ян фыркнул:
- А разве он сирота?
- Он ещё не знает об этом.
Сюэ Ян вошёл и сжал дверной косяк рукой, потому что ноги вдруг перестали его держать. Синчэнь сидел на постели, сложив тонкие запястья перед собой, - с повязкой на глазах, со шрамом на горле, - и улыбнулся, обернувшись к нему.
- Д...даочжан?..
Если это иллюзия, сон, обман, наказание, которое развеется, и под ногами окажется бездонная пропасть, - то пусть или развеется скорее, или ответит. Даже если ответом будет "Убирайся".
- А-Ян... я ждал тебя дома. Ждал тебя здесь. Я рад, что ты меня нашёл.
Ног Сюэ Ян по-прежнему не чувствовал, но рвануться вперёд и схватить Синчэня в объятия ему это не помешало. Он сжимал Синчэня так крепко, словно его могли отобрать, и забирался ладонями под одежду, словно желая убедиться, что это тело снова было тёплым и живым.
- Это я... это правда я, - смущённо бормотал Синчэнь, и голос у него был немного сдавленным, будто спросонок, или быть может из-за шрама. - Погоди... Не при всех же...
Но Сюэ Яна он не отталкивал, напротив - прижал к себе и посмеивался от счастья. И у Сюэ Яна не хватало духу спросить, что ещё тот помнит, кроме его имени, и что изменилось, что...
Спиной он почувствовал чей-то взгляд. Что ж, сейчас ему напомнят, что ему здесь не место. И всегда было не место рядом с даочжаном - но именно поэтому Сюэ Ян не мог его оставить. Легко отказаться от того, что можно заменить; отказаться от того, что одно в целом свете, - невозможно.
В дверях стоял Сун Лань. В руке он сжимал кисть - мечи им обоим пришлось оставить у входа в обитель. Он неуверенно провёл кистью в воздухе, и штрих остался тающим морозным следом.
"Синчэнь-сюн, - написал Сун Лань. - Я столько лет искал тебя, а ты столько лет был обманут. Но ещё не поздно начать всё с начала".
- С начала?.. - мягко переспросил Синчэнь.
Сюэ Ян сел рядом, не выпуская его из рук, и уставился на Сун Ланя. Что он ещё осмелится написать, делая вид, будто его здесь нет?..
"Баошань-санжэнь предложила мне остаться здесь. Мы могли бы... Ты помнишь нашу общую мечту?"..
Сун Лань медлил, и иероглифы исчезали прежде, чем он продолжал фразу.
- Прости, Цзычэнь. - Синчэнь покачал головой. - Общей у нас осталась только кровь.
Сун Лань вспыхнул и резко взмахнул кистью.
"Я мог бы вернуть тебе"...
- Ни от кого из вас я не приму глаза, - твёрдо проговорил Синчэнь. - Тот узел зла, что все мы причинили друг другу в прошлом, можно лишь отсечь, а не исправить. Я нашёл семью, ради которой спустился в мир, и потерял её. Уже ничто не будет, как прежде, но наши пути продолжаются. Цзычэнь, останься здесь, раз эта обитель тебе по душе. Здесь никто не станет смотреть на тебя как на тёмное существо. А нам пора уходить. В мире ещё немало мест, где для нас найдётся уголок.
Сюэ Ян покосился на него, задержав дыхание, и даже о Сун Лане забыв. Он правда говорил - "мы"?.. Он правда говорил - "нас"?..
"После всего, что он совершил?"
- После того, как он дошёл до самой Баошань и был готов отдать свою жизнь?.. После этого - да.
Луна, застрявшая на остриях гор, казалась огромной и переливалась, словно присыпанная каменной крошкой. Сюэ Ян крепко держал Синчэня за руку, подводя к началу горной тропы. На верхней площадке он обернулся, чтобы попрощаться. Фигура Баошань на фоне луны была подобна статуе из белого камня, стоящей перед медным гонгом. Синчэнь первым нашёл слова:
- Никчёмный ученик благодарит наставницу Баошань за помощь.
- Я не творю чудеса, - повторила Баошань, и её голос вне каменной кельи звучал звонко и молодо. - Это ваше чудо, и раз вы оба взвалили на себя эту ношу, то вам с ней и справляться. Не так сложно исцелить душу, не выдержавшую боли и разбившуюся, как этой душе жить со шрамами, оставшимися на ней.
- И всё же, - Синчэнь улыбнулся, поднимая голову после низкого поклона, - это возможно, когда есть причина жить.
Баошань ещё несколько минут наблюдала за двумя фигурами, осторожно спускающимися с горы навстречу неизвестности и темноте. У каждого из-за спины отбрасывала тень рукоять меча, и оба не оглядывались: всё их внимание было направлено друг на друга и на камни под ногами.
- Вы справитесь, - усмехнулась она негромко. - Вас не должно было быть здесь, вас вовсе не должно было быть, мир готовил вас в жертвы на свой алтарь и уже начертал красивую эпитафию. Но раз вы вырвались из круга, в котором стояли друг против друга как враги, - вам уже ничего не страшно. И раз вы возвращаетесь - быть может, этот мир всё же чего-то да стоит...