Пояснительное предисловиеВсё когда-то бывает в первый раз. Вот и со мной в первый раз случилось так, чтобы после прочтения фанфика возникло не просто желание узнать, что будет дальше, а дофигища картинок в голове о том, что будет дальше.
В рамках моей личной истории "Как я перестал бояться и полюбил Зелень" сие примечательно ещё и тем, что это был #мойпервыйфанфик, прочитанный по янсину и зацепивший. И - "ну и что? - ну и всё". Некоторое время я смотрел в голове этот ковёр, а потом смирился, что дождусь деанона - благо автора я пронзил - и спрошу разрешения ковёр записать. И это при том, что я обычно курю по мгстр модерн!АУ с магией, а не без. Возможно, всему виной пёсель. Потому что я люблю читать и писать про пёселей, а с бытом рабочих собак, в том числе поводырей, когда-то был знаком лично.
А ещё я безмерно люблю истории про "Через десять... сто лет спустя кто-то, очень похожий на меня, полюбит кого-то, очень похожего на тебя, и их уже никто не сможет разлучить"(с).
И Йори разрешил.
Цикл целиком читать здесь, он прекрасен и в нём ещё есть сияо.
Цикл: Сто перерождений спустя
Автор: Йорингель
Название: Осенью
Размер: драббл, 699 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян (Сюэ Чэнмэй), Сяо Синчэнь
Категория: пре-слэш
Жанр: драматический флаффный романс
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: Модерн!АУ
Читать!Подсознательно терпеть не может осенние туманы - потому что то время, когда жёлтые листья сворачиваются в серые жгуты и рассыпаются в труху. Сознательно не любит - потому что мания обостряется, а врач с готовностью открывает кошелёк, обменивая деньги на рецепты.
И советует соблюдать режим, высыпаться, гулять в парке - спасибо, доктор, во-первых, где брать деньги при таком режиме (на рецепты и общение в уютном светлом кабинете), а во-вторых, в парках листья. Жёлтые. Сворачиваются в серые жгуты и рассыпаются. В труху!
Хлопает со злостью дверью, садится на коврик, обхватив голову руками, и впервые думает, что дело не в листьях. Что им, падлам? Осыпались с деревьев, им и дела до него нет. И деревьям дела нет, они знай себе трясут ветками на ветру. Деревья хорошие, из деревьев сделают гробы, в гробах похоронят всех мудаков, из-за которых снова засиделся допоздна. А ну и к чёрту их.
Встаёт, поворачивается к захлопнувшейся двери и открывает пинком.
На воздух так на воздух, в парк так в парк.
Всё лучше, чем с порога завалиться спать на неразобранной кровати - дома душно и тухло, и телефон надрывается, как последний мудак, не может оставить в покое больного человека. А может, и не телефон мудак, а мудак - Мэн Яо с его очередной халтурой на выходные. Вот пусть и катится колесом...
В парке отвратительно и мёрзло. Одиночество - как второе пальто, куцее, продуваемое со всех сторон, и такое же привычное и любимое, и мыслей нет, чтобы на что-нибудь променять. Своё, родное. Своего и так не то чтобы много - банка с конфетами на подоконнике съёмной берлоги точно не в счёт. Деревья шумят так, что голова скоро треснет. Люди гуляют - счастливые парочки бесят до кровавых пятен в глазах, можно только завидовать выдержке, не дающей мгновенно превратить "долго и счастливо" в "до самой смерти".
Псина эта ещё... Большая, добродушная псина. Ретривер желтоухий, небось, мячик любимый в речку спустил и расхныкался... Только приглядевшись, понимает, что ошибся - не мячик, и не спустил.
Собачка-то поводырь. В жилетке, как положено. На поводке. А на другом конце поводка - слепой в белом кашемире. Что слепой, видно по палке и тёмным непрозрачным очкам.
Что родной - становится ясно через два шага, когда все неясные, мучительные сны, всегда пролезающие в сознание с началом очередной мании, сны про холодные стены, пустой гроб и кровь на руках - воплощаются вдруг в улыбке одного человека.
- Д-даочжан... - задыхаясь, бросается вперёд, хочет схватить за руки, а не выходит - пёс тут как тут, защищает хозяина.
Слепец поворачивает растерянно голову, чуть поднимает уголки губ, и сердце толкается, сминая рёбра - точно он, только он так улыбался.
- Простите? - спрашивает. - Вы обращались ко мне?
- Даочжан... - почти стонет, потому что слов других нет, и мысли спутались, не вытянуть ни одной. - Даочжан, живой... Это ты.
Всё разом вспоминает - как просил вернуться, как звал восемь лет, восемьдесят, восемьсот. Как снова и снова слышал в ответ тишину, и с тех пор ненавидит её, забивает музыкой, голосами, аудионаркотиками из стереосистемы - только бы не она. И о том, что нет ответа, нет ответа, нет ответа тоже вспоминает - как брошенный телефон и долгие гудки, как разбитая душа в шёлковом мешочке, всё путается, снова и снова, тогда тоже была осень, и жёлтые листья свернулись в серые жгуты и рассыпались прахом, как вся жизнь.
- Даочжан... - всё-таки добирается через собаку, хватает за руки, тянет к себе. - Живой, наконец-то... Наконец-то...
- Мы с вами знакомы? - мелодично спрашивает слепец, замирая от прикосновения.
Смеётся, не в силах отвести глаз от улыбчивых губ, тянет на себя, по ладонь засовывает руки в рукава чужого кашемирового пальто, шепчет сбивчиво, лихорадочно - думать не успевает, да слова сами прыгают в рот.
- Даочжан, это же я. Даочжан, ты меня помнишь? Я так скучал по тебе. Я так долго уже без тебя. Даочжан, я - Сюэ Ян.
Жёлтые листья падают с деревьев на землю.
Ветер на мгновение стихает и поднимается вновь.
Слепец медлит и чуть отстраняется, но не отнимает руки.
- Я тебя... помню, - медленно кивает он.
- Даочжан... - умоляюще стонет, чувствуя, что вот-вот снова упустит, и тихая осень снова возьмёт своё.
Слепец тяжело вздыхает и произносит:
- Хорошо. Если хочешь, выпьем кофе. Поговорим - не на холоде. Здесь неподалёку есть кондитерская... Если ты ещё любишь сладкое.
- Люблю...
Шагает ближе, обхватывает рукой пониже локтя, прижимается щекой к плечу, закрывает глаза. Собака тихо тявкает и ведёт вперёд.
Ветер поднимает и уносит с земли алые листья, бросает в текущую воду, рисует узоры, приманивает солнце - становится тепло.
Название: Собачник
Автор: Mark Cain
Размер: мини, 1888 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян (Сюэ Чэнмэй), Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: вы слипнетесь
Рейтинг: PG
Примечание/Предупреждения: Модерн!АУ. Не размещать без ссылки на "Осенью".
Читать!- Что тебе заказать?
Как хорошо, что начал с вопроса, на который проще всего ответить, а то память всё ещё лихорадит, подсовывая одну за другой картинки, о которых доктору не расскажешь. То есть один раз попытался заикнуться, конечно, что сны - не просто сны, что прошлая жизнь незапамятной давности не отпускает, встаёт перед глазами и наяву... Тот подыграл, но видно же было, что не поверил.
- Что-нибудь самое сладкое, что здесь есть.
Пёс находит свободное место, предназначенное скорее для одного, нежели двоих посетителей, и можно сесть на диванчик вплотную к его хозяину, как бы случайно соприкасаясь коленями и плечами. Словно это он, Сюэ Ян, - слепой, для которого потеря физического контакта равносильна разверзшейся бесконечности.
- Будьте добры латте на овсяном молоке, яблочное пирожное, большой орео-милкшейк и ваш фирменный чизкейк, пожалуйста. И воды для собаки.
В улыбке официантки мерещится понимание - ну ещё бы, это местечко просто создано для свиданий, - но это больше не бесит. В ожидании заказа Сюэ Ян барабанит тремя пальцами по столу, силясь утихомирить мысли. Вывалить на него всё, что помнишь? Как шли по городской улице, и "Ох, даочжан, я заболтался и пропустил нужную лавку, сейчас вернёмся", или как лил такой сильный дождь, что лужа перед порогом превратилась в бурный ручей и даочжан переступал через неё, опираясь на его руки... Знать бы, что он помнит, - но что если он тоже помнит и кровь, и трупный запах, и как шарил в пыли, ища обронённый меч?.. И почему сейчас молчит, беспомощно улыбаясь одними уголками губ? Не хочет говорить, не хочет слышать?..
Но внимательность не пропьёшь, она берёт своё даже в таком раздрае. То, как пёс вёл их к кондитерской, натягивая поводок, как уверенно даочжан толкнул прозрачную дверь с нелепой наклейкой "Мы рады вашим детям и питомцам", как он знает меню...
- Даочжан... Ты что же, живёшь тут рядом?
И становится вдруг почти до слёз обидно, что искал его по всему интернету, а он, выходит, всё это время был под самым носом.
- Нет, здесь поблизости наш ветеринар. - шумно лакающий из миски пёс отнюдь не выглядит больным, и даочжан добавляет, будто уловив молчаливое удивление: - Опять что-то съел на улице, я не уследил. Люди бросают мимо урны, а он стресс заедает...
В голосе - никакого раздражения или осуждения хотя бы. Лишь сожаление и нотка вины.
И то, как он произносит "наш", - псина для него член семьи, а не живой навигатор, это ясно. У него ведь больше никого нет, правда?.. Сюэ Ян жадно вглядывается в пальцы, запястья - ни кольца, ни браслета, ни прочей сентиментальной ерунды.
Когда приносят заказ, он на мгновение задыхается от восторга: в высоком бокале чередуются слои шоколада и молока, и всё это венчает шапка взбитых сливок с печенькой сверху. А чизкейк с шоколадной короной, в разводах цвета голубого маття так и хочется сфотографировать. Даочжан, очевидно, выбрал самое дорогое, и жаль, что сам не увидит, а если дотронется кончиками пальцев... Нет, не время давать волю фантазии.
- Расскажи о себе, - вдруг просит негромкий голос. - Я ведь не знаю... кто ты сейчас. Как ты жил.
- Детдомовский я. Какая-то старуха меня туда привела, когда я совсем мелкий был. Я в детстве думал, что бабушка, но, может, и тётка, или вообще мимо проходила. - говорить о недавнем, неважном, легче, чем о фантомном, и милкшейка, которого раньше не мог себе позволить, хватит надолго. - Там, как понимаешь, было дерьмово, меня все ненавидели, я же псих, бешеный. А они типа нормальные, все через одного косые, горбатые да убогие, тьфу.
И осёкся, ожидая, что даочжан встанет и уйдёт, выстукивая своей дурацкой тростью многоточие, - то есть, конечно, не уйдёт, никуда он даочжана не отпустит, и если дело закончится полицией, то пусть лучше пристрелят сразу.
Но тот только отодвигается на пол-пальца - и кладёт ладонь ему на плечо. И беззвучно, мученически выдыхает - напряжение губ и бровей почти не заметно, но так знакомо.
- Пожалуйста, продолжай.
- Да что там... доучился, работу нашёл, хату снимаю. Друг помогает, Яо. Ну как друг, одно название, - в детстве был как я, его мать только на выходные забирала, отец их знать не хотел. А потом он откуда-то обзавёлся связями, и сразу стал у отца секретарём. Не в совете директоров, само собой, но то ли ещё будет. А я для них конкурентов устраняю... Не в буквальном смысле. Взлом и утечка данных.
Кивает, так и сидя вполоборота, но руку убрал.
- Ну а ты, даочжан? Ты меня искал?
- ...Нет, - спокойно, после заметной паузы. - Но я нашёл А-Цин. Ты слышал, наверное: программа, по которой можно стать старшим братом или сестрой для воспитанника детского дома. У неё тоже... особенности зрения. Она видит, но по-другому. Теперь-то уже совершеннолетняя, живёт одна.
- Да плевать мне на неё, даочжан. Давай про себя.
- А я тоже сирота. Родители, говорят, погибли в командировке, когда доставляли лекарства в горячую точку. Меня воспитала их знакомая, у неё было что-то вроде общины... Я от неё сбежал.
И улыбается так, что сомневаться не приходится - жаловаться не станет, хоть пытай.
- Потом у нас был проект - центр психологической реабилитации, возрождение древних методик, музыкальная терапия. Никакой эзотерики, только наука. Специалистов нашли, волонтёры были...
Ну да, разумеется, не искал. Детдома, центр этот. Неужели готовился? Неужели ждал?..
- У кого - "у нас"? И почему - "был"?
- У нас с Цзыченем.
Сердце проваливается куда-то к чёртовой матери липким холодным комком, а коктейль с шоколадной крошкой застревает изжогой поперёк горла.
И ведь даже удовольствие получил, когда Яо заказал ему свести с ума компьютеризованное оборудование в новенькой цзыченевой психушке. Ущерб был такой, что святоша в одночасье сделался банкротом, а о том, чтобы насобирать средств на восстановление, не могло быть и речи: жертвователям своевременно намекнули, что господин Сун приобрёл заведомо неисправную технику, а денежки с краудфандинга прикарманил.
- И почему я о тебе ни разу не слышал?..
- Это была идея Цзыченя, он и занялся руководством. А я ничего не смыслю в политике, поэтому числился рядовым сотрудником. К тому же мне не нравится быть публичной персоной. У нас было немало... недоброжелателей.
Ох, даочжан, знал бы ты, какую жестокую шутку сыграла с тобой твоя скромность!.. И хоть бы одна негативная нота в этом голосе, мирном, как шорох водопада. Ни злости, ни даже обиды.
- Однажды вышел из строя акустический лазер, произошла вспышка. Цзыченя я успел оттолкнуть, а сам... - поводит рукой, словно извиняется. Среагировав на жест, пёс подставляет под ладонь широколобую башку, и тонкие пальцы рассеянно чешут пшеничную шерсть. - Вот, всё собирался взять щенка из приюта, воспитать собаку-спасателя, искать людей под завалами после катастроф. Но сам стал жертвой катастрофы, и у меня теперь есть он.
- И как ты теперь?.. - поразившись мимоходом, как глухо звучит собственный голос. - Вы расстались?
- Мы и не были парой. Но - да, Цзычень больше со мной не сотрудничает. Карьера у меня закончилась, занимаюсь частной практикой. А он... навестил в больнице, сказал, что при виде меня чувствует себя должным. И ещё что-то про мою карму.
- Вот мудак.
- Ему было тяжело, А-Ян. А-Цин с ним ещё общается, говорит, он до сих пор толком в себя не пришёл.
Сюэ Ян скрипнул зубами. Он ещё найдёт способ, как разрушить жизнь Сун Цзыченя, но позже. А сейчас - его даочжан наконец-то живой, наконец-то так близко, и только его, больше ничей.
И он сказал "А-Ян", и от этого одного бросает в жар.
- Даочжан. Можно тебя поцеловать.
- Ты не слишком торопишься? Мы ведь только...
Да я и не спрашиваю, даочжан. Тороплюсь, скажешь тоже! Сколько лет прошло, сколько веков, камни, на которые ты наступал, превратились в пыль, силы, которыми ты владел, превратились в сюжеты для комиксов, и все эти века - без тебя. Да мне за терпение памятник впору поставить, как грёбаному Хатико или как его там.
Но - не отстраняется, когда сгребаешь его за водолазку с приставшими золотистыми шерстинками. И даже - отвечает на поцелуй. Губы - сладкие от карамели и пахнут корицей.
Он любит яблоки. Он до сих пор любит яблоки.
Пёс ставит передние лапы на край сиденья и виляет хвостом. И его бы отпихнуть, чтобы не лез, но руки как-то сами собой оказываются заняты даочжаном, который, помедлив, тоже обнимает так крепко... Да, всё он помнит, и незачем напоминать.
- Как его зовут? - спрашивает, кивая на пса, много долгих минут спустя.
- Фучэнь.
Сюэ Ян, глядя, как неустанно машет туда-сюда лохматый хвост-метёлка, хохочет - и слишком счастлив, чтобы остановиться. Однако, и в этой жизни у даочжана с чувством юмора всё в порядке.
- Что говорит твой врач? - спрашивает он внезапно.
- А?.. - Сюэ Ян поперхнулся смехом, обалдело уставившись в спокойное лицо.
- Ты наверняка посещаешь врача. Что он говорит?
- Про режим и свежий воздух. И эти... умеренные физические нагрузки. И жрать таблетки. - нехотя, но выговаривает-таки, едва ли не с вызовом. Да, даочжан, я больной, и это уже не исправишь, я опасен, и что ты на это скажешь?.. - Я их жру, но от них хочется спать, а если не спишь, болит голова. А когда так называемые "приступы агрессии", сажусь за комп и играю в "Tiger Seal" за зомби. Которые жрут людей.
Даочжан слушает, не меняясь в лице, - и в этом лице уверенность и нежность.
- Мы с этим справимся, А-Ян. И сможем обойтись без таблеток. Пусть не сразу. И голова больше не будет болеть.
- Погоди. Ты сказал - "мы"?.. Это значит, что ты... меня... Это значит, что я могу остаться? С тобой?
- Ты можешь записать мой телефон...
- Нет, даочжан, пожалуйста. Не уходи без меня. Не сейчас.
Сам не замечает, как снова хватает за руки, сжимает почти до боли, - потом, может быть, сумеет отлипнуть, когда привыкнет, но только не сегодня, когда так страшно опять потерять.
- Ох... Ладно. Не переживай, я не пропаду. Можешь жить у меня. У тебя много вещей?
- Нет! - торопливо, пока даочжан не передумал. - Только комп захватить, и гори оно всё.
- Тогда, если ты живёшь тут недалеко, можем прогуляться. А потом возьмём такси.
На улице даочжан даёт команду "Гуляй", и ретривер трусит рядом, отдыхая от работы и время от времени задирая лапу на фонарные столбы и урны. В одной руке - поводок, другая - расслабленно лежит на сгибе локтя Сюэ Яна, и тот ловит себя на гордом удовлетворении от того, что даочжана ведёт именно он, а не какая-то там собака. Вот докатился - ревновать к дрессированной псине.
Даочжан останавливается за порогом его норы, и впору порадоваться, что не видит царящего бардака. Распихав технику по коробкам и сумкам, проложив парой толстовок, чтобы не поцарапались, Сюэ Ян бросает взгляд на початую банку с конфетами... Хрен с ней, никуда уже не поместится.
А дальше всё мелькает как кадры на старой плёнке, и осознать, что всё это в самом деле происходит с тобой, пока что не получается.
Даочжан непринуждённо вежлив с водителем минивэна. Уместившись за задним сиденьем среди багажа, Фучэнь сопит над ухом и иногда поскуливает от переизбытка впечатлений. За окном скользит осенняя желтизна, разбавленная окровавленными клёнами, и мертвенно-серое небо с трупными пятнами клочкастых туч, - как ни крути, осень всё-таки мерзкая, ну так можно на неё не смотреть, а смотреть на даочжана. Он спрашивает:
- Красиво там, в парке?
- Да. Красиво.
В квартире даочжана опрятно и уютно - не тем искусственно-нежилым, нарочитым уютом, как в кабинете врача, а по-настоящему.
- Вот мы и дома. Располагайся, только попрошу соблюдать порядок - не люблю спотыкаться о провода.
Сюэ Ян, оглядываясь, прикидывает, где устроить рабочее место - и замечает на подоконнике ярким пятном большую банку конфет.
Пёс-поводырь топчется перед ним, преграждая дорогу и словно решая в своей вислоухой голове, считать его за чужака, за гостя или за своего. Сюэ Ян скалится - и пёс припадает на передние лапы, довольно пыхтит, вывалив язык целиком.
- Ты ему понравился, - сообщает даочжан, улыбаясь.
Сюэ Ян терпеть не может собак - но, в конце концов, блестящий ретривер совсем не похож на ту худую дворнягу, что когда-то покусилась на его детдомовскую нычку с хавчиком и дорого за это поплатилась. К тому же ради того, чтобы даочжан чаще так улыбался, он готов возиться со всеми слюнявыми тварями на свете.
- Глупая псина, - неуверенно-ласково сообщает он.
Фучэнь старательно машет хвостом.
В рамках моей личной истории "Как я перестал бояться и полюбил Зелень" сие примечательно ещё и тем, что это был #мойпервыйфанфик, прочитанный по янсину и зацепивший. И - "ну и что? - ну и всё". Некоторое время я смотрел в голове этот ковёр, а потом смирился, что дождусь деанона - благо автора я пронзил - и спрошу разрешения ковёр записать. И это при том, что я обычно курю по мгстр модерн!АУ с магией, а не без. Возможно, всему виной пёсель. Потому что я люблю читать и писать про пёселей, а с бытом рабочих собак, в том числе поводырей, когда-то был знаком лично.
А ещё я безмерно люблю истории про "Через десять... сто лет спустя кто-то, очень похожий на меня, полюбит кого-то, очень похожего на тебя, и их уже никто не сможет разлучить"(с).
И Йори разрешил.
Цикл целиком читать здесь, он прекрасен и в нём ещё есть сияо.
Цикл: Сто перерождений спустя
Автор: Йорингель
Название: Осенью
Размер: драббл, 699 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян (Сюэ Чэнмэй), Сяо Синчэнь
Категория: пре-слэш
Жанр: драматический флаффный романс
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: Модерн!АУ
Читать!Подсознательно терпеть не может осенние туманы - потому что то время, когда жёлтые листья сворачиваются в серые жгуты и рассыпаются в труху. Сознательно не любит - потому что мания обостряется, а врач с готовностью открывает кошелёк, обменивая деньги на рецепты.
И советует соблюдать режим, высыпаться, гулять в парке - спасибо, доктор, во-первых, где брать деньги при таком режиме (на рецепты и общение в уютном светлом кабинете), а во-вторых, в парках листья. Жёлтые. Сворачиваются в серые жгуты и рассыпаются. В труху!
Хлопает со злостью дверью, садится на коврик, обхватив голову руками, и впервые думает, что дело не в листьях. Что им, падлам? Осыпались с деревьев, им и дела до него нет. И деревьям дела нет, они знай себе трясут ветками на ветру. Деревья хорошие, из деревьев сделают гробы, в гробах похоронят всех мудаков, из-за которых снова засиделся допоздна. А ну и к чёрту их.
Встаёт, поворачивается к захлопнувшейся двери и открывает пинком.
На воздух так на воздух, в парк так в парк.
Всё лучше, чем с порога завалиться спать на неразобранной кровати - дома душно и тухло, и телефон надрывается, как последний мудак, не может оставить в покое больного человека. А может, и не телефон мудак, а мудак - Мэн Яо с его очередной халтурой на выходные. Вот пусть и катится колесом...
В парке отвратительно и мёрзло. Одиночество - как второе пальто, куцее, продуваемое со всех сторон, и такое же привычное и любимое, и мыслей нет, чтобы на что-нибудь променять. Своё, родное. Своего и так не то чтобы много - банка с конфетами на подоконнике съёмной берлоги точно не в счёт. Деревья шумят так, что голова скоро треснет. Люди гуляют - счастливые парочки бесят до кровавых пятен в глазах, можно только завидовать выдержке, не дающей мгновенно превратить "долго и счастливо" в "до самой смерти".
Псина эта ещё... Большая, добродушная псина. Ретривер желтоухий, небось, мячик любимый в речку спустил и расхныкался... Только приглядевшись, понимает, что ошибся - не мячик, и не спустил.
Собачка-то поводырь. В жилетке, как положено. На поводке. А на другом конце поводка - слепой в белом кашемире. Что слепой, видно по палке и тёмным непрозрачным очкам.
Что родной - становится ясно через два шага, когда все неясные, мучительные сны, всегда пролезающие в сознание с началом очередной мании, сны про холодные стены, пустой гроб и кровь на руках - воплощаются вдруг в улыбке одного человека.
- Д-даочжан... - задыхаясь, бросается вперёд, хочет схватить за руки, а не выходит - пёс тут как тут, защищает хозяина.
Слепец поворачивает растерянно голову, чуть поднимает уголки губ, и сердце толкается, сминая рёбра - точно он, только он так улыбался.
- Простите? - спрашивает. - Вы обращались ко мне?
- Даочжан... - почти стонет, потому что слов других нет, и мысли спутались, не вытянуть ни одной. - Даочжан, живой... Это ты.
Всё разом вспоминает - как просил вернуться, как звал восемь лет, восемьдесят, восемьсот. Как снова и снова слышал в ответ тишину, и с тех пор ненавидит её, забивает музыкой, голосами, аудионаркотиками из стереосистемы - только бы не она. И о том, что нет ответа, нет ответа, нет ответа тоже вспоминает - как брошенный телефон и долгие гудки, как разбитая душа в шёлковом мешочке, всё путается, снова и снова, тогда тоже была осень, и жёлтые листья свернулись в серые жгуты и рассыпались прахом, как вся жизнь.
- Даочжан... - всё-таки добирается через собаку, хватает за руки, тянет к себе. - Живой, наконец-то... Наконец-то...
- Мы с вами знакомы? - мелодично спрашивает слепец, замирая от прикосновения.
Смеётся, не в силах отвести глаз от улыбчивых губ, тянет на себя, по ладонь засовывает руки в рукава чужого кашемирового пальто, шепчет сбивчиво, лихорадочно - думать не успевает, да слова сами прыгают в рот.
- Даочжан, это же я. Даочжан, ты меня помнишь? Я так скучал по тебе. Я так долго уже без тебя. Даочжан, я - Сюэ Ян.
Жёлтые листья падают с деревьев на землю.
Ветер на мгновение стихает и поднимается вновь.
Слепец медлит и чуть отстраняется, но не отнимает руки.
- Я тебя... помню, - медленно кивает он.
- Даочжан... - умоляюще стонет, чувствуя, что вот-вот снова упустит, и тихая осень снова возьмёт своё.
Слепец тяжело вздыхает и произносит:
- Хорошо. Если хочешь, выпьем кофе. Поговорим - не на холоде. Здесь неподалёку есть кондитерская... Если ты ещё любишь сладкое.
- Люблю...
Шагает ближе, обхватывает рукой пониже локтя, прижимается щекой к плечу, закрывает глаза. Собака тихо тявкает и ведёт вперёд.
Ветер поднимает и уносит с земли алые листья, бросает в текущую воду, рисует узоры, приманивает солнце - становится тепло.
Название: Собачник
Автор: Mark Cain
Размер: мини, 1888 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян (Сюэ Чэнмэй), Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: вы слипнетесь
Рейтинг: PG
Примечание/Предупреждения: Модерн!АУ. Не размещать без ссылки на "Осенью".
Читать!- Что тебе заказать?
Как хорошо, что начал с вопроса, на который проще всего ответить, а то память всё ещё лихорадит, подсовывая одну за другой картинки, о которых доктору не расскажешь. То есть один раз попытался заикнуться, конечно, что сны - не просто сны, что прошлая жизнь незапамятной давности не отпускает, встаёт перед глазами и наяву... Тот подыграл, но видно же было, что не поверил.
- Что-нибудь самое сладкое, что здесь есть.
Пёс находит свободное место, предназначенное скорее для одного, нежели двоих посетителей, и можно сесть на диванчик вплотную к его хозяину, как бы случайно соприкасаясь коленями и плечами. Словно это он, Сюэ Ян, - слепой, для которого потеря физического контакта равносильна разверзшейся бесконечности.
- Будьте добры латте на овсяном молоке, яблочное пирожное, большой орео-милкшейк и ваш фирменный чизкейк, пожалуйста. И воды для собаки.
В улыбке официантки мерещится понимание - ну ещё бы, это местечко просто создано для свиданий, - но это больше не бесит. В ожидании заказа Сюэ Ян барабанит тремя пальцами по столу, силясь утихомирить мысли. Вывалить на него всё, что помнишь? Как шли по городской улице, и "Ох, даочжан, я заболтался и пропустил нужную лавку, сейчас вернёмся", или как лил такой сильный дождь, что лужа перед порогом превратилась в бурный ручей и даочжан переступал через неё, опираясь на его руки... Знать бы, что он помнит, - но что если он тоже помнит и кровь, и трупный запах, и как шарил в пыли, ища обронённый меч?.. И почему сейчас молчит, беспомощно улыбаясь одними уголками губ? Не хочет говорить, не хочет слышать?..
Но внимательность не пропьёшь, она берёт своё даже в таком раздрае. То, как пёс вёл их к кондитерской, натягивая поводок, как уверенно даочжан толкнул прозрачную дверь с нелепой наклейкой "Мы рады вашим детям и питомцам", как он знает меню...
- Даочжан... Ты что же, живёшь тут рядом?
И становится вдруг почти до слёз обидно, что искал его по всему интернету, а он, выходит, всё это время был под самым носом.
- Нет, здесь поблизости наш ветеринар. - шумно лакающий из миски пёс отнюдь не выглядит больным, и даочжан добавляет, будто уловив молчаливое удивление: - Опять что-то съел на улице, я не уследил. Люди бросают мимо урны, а он стресс заедает...
В голосе - никакого раздражения или осуждения хотя бы. Лишь сожаление и нотка вины.
И то, как он произносит "наш", - псина для него член семьи, а не живой навигатор, это ясно. У него ведь больше никого нет, правда?.. Сюэ Ян жадно вглядывается в пальцы, запястья - ни кольца, ни браслета, ни прочей сентиментальной ерунды.
Когда приносят заказ, он на мгновение задыхается от восторга: в высоком бокале чередуются слои шоколада и молока, и всё это венчает шапка взбитых сливок с печенькой сверху. А чизкейк с шоколадной короной, в разводах цвета голубого маття так и хочется сфотографировать. Даочжан, очевидно, выбрал самое дорогое, и жаль, что сам не увидит, а если дотронется кончиками пальцев... Нет, не время давать волю фантазии.
- Расскажи о себе, - вдруг просит негромкий голос. - Я ведь не знаю... кто ты сейчас. Как ты жил.
- Детдомовский я. Какая-то старуха меня туда привела, когда я совсем мелкий был. Я в детстве думал, что бабушка, но, может, и тётка, или вообще мимо проходила. - говорить о недавнем, неважном, легче, чем о фантомном, и милкшейка, которого раньше не мог себе позволить, хватит надолго. - Там, как понимаешь, было дерьмово, меня все ненавидели, я же псих, бешеный. А они типа нормальные, все через одного косые, горбатые да убогие, тьфу.
И осёкся, ожидая, что даочжан встанет и уйдёт, выстукивая своей дурацкой тростью многоточие, - то есть, конечно, не уйдёт, никуда он даочжана не отпустит, и если дело закончится полицией, то пусть лучше пристрелят сразу.
Но тот только отодвигается на пол-пальца - и кладёт ладонь ему на плечо. И беззвучно, мученически выдыхает - напряжение губ и бровей почти не заметно, но так знакомо.
- Пожалуйста, продолжай.
- Да что там... доучился, работу нашёл, хату снимаю. Друг помогает, Яо. Ну как друг, одно название, - в детстве был как я, его мать только на выходные забирала, отец их знать не хотел. А потом он откуда-то обзавёлся связями, и сразу стал у отца секретарём. Не в совете директоров, само собой, но то ли ещё будет. А я для них конкурентов устраняю... Не в буквальном смысле. Взлом и утечка данных.
Кивает, так и сидя вполоборота, но руку убрал.
- Ну а ты, даочжан? Ты меня искал?
- ...Нет, - спокойно, после заметной паузы. - Но я нашёл А-Цин. Ты слышал, наверное: программа, по которой можно стать старшим братом или сестрой для воспитанника детского дома. У неё тоже... особенности зрения. Она видит, но по-другому. Теперь-то уже совершеннолетняя, живёт одна.
- Да плевать мне на неё, даочжан. Давай про себя.
- А я тоже сирота. Родители, говорят, погибли в командировке, когда доставляли лекарства в горячую точку. Меня воспитала их знакомая, у неё было что-то вроде общины... Я от неё сбежал.
И улыбается так, что сомневаться не приходится - жаловаться не станет, хоть пытай.
- Потом у нас был проект - центр психологической реабилитации, возрождение древних методик, музыкальная терапия. Никакой эзотерики, только наука. Специалистов нашли, волонтёры были...
Ну да, разумеется, не искал. Детдома, центр этот. Неужели готовился? Неужели ждал?..
- У кого - "у нас"? И почему - "был"?
- У нас с Цзыченем.
Сердце проваливается куда-то к чёртовой матери липким холодным комком, а коктейль с шоколадной крошкой застревает изжогой поперёк горла.
И ведь даже удовольствие получил, когда Яо заказал ему свести с ума компьютеризованное оборудование в новенькой цзыченевой психушке. Ущерб был такой, что святоша в одночасье сделался банкротом, а о том, чтобы насобирать средств на восстановление, не могло быть и речи: жертвователям своевременно намекнули, что господин Сун приобрёл заведомо неисправную технику, а денежки с краудфандинга прикарманил.
- И почему я о тебе ни разу не слышал?..
- Это была идея Цзыченя, он и занялся руководством. А я ничего не смыслю в политике, поэтому числился рядовым сотрудником. К тому же мне не нравится быть публичной персоной. У нас было немало... недоброжелателей.
Ох, даочжан, знал бы ты, какую жестокую шутку сыграла с тобой твоя скромность!.. И хоть бы одна негативная нота в этом голосе, мирном, как шорох водопада. Ни злости, ни даже обиды.
- Однажды вышел из строя акустический лазер, произошла вспышка. Цзыченя я успел оттолкнуть, а сам... - поводит рукой, словно извиняется. Среагировав на жест, пёс подставляет под ладонь широколобую башку, и тонкие пальцы рассеянно чешут пшеничную шерсть. - Вот, всё собирался взять щенка из приюта, воспитать собаку-спасателя, искать людей под завалами после катастроф. Но сам стал жертвой катастрофы, и у меня теперь есть он.
- И как ты теперь?.. - поразившись мимоходом, как глухо звучит собственный голос. - Вы расстались?
- Мы и не были парой. Но - да, Цзычень больше со мной не сотрудничает. Карьера у меня закончилась, занимаюсь частной практикой. А он... навестил в больнице, сказал, что при виде меня чувствует себя должным. И ещё что-то про мою карму.
- Вот мудак.
- Ему было тяжело, А-Ян. А-Цин с ним ещё общается, говорит, он до сих пор толком в себя не пришёл.
Сюэ Ян скрипнул зубами. Он ещё найдёт способ, как разрушить жизнь Сун Цзыченя, но позже. А сейчас - его даочжан наконец-то живой, наконец-то так близко, и только его, больше ничей.
И он сказал "А-Ян", и от этого одного бросает в жар.
- Даочжан. Можно тебя поцеловать.
- Ты не слишком торопишься? Мы ведь только...
Да я и не спрашиваю, даочжан. Тороплюсь, скажешь тоже! Сколько лет прошло, сколько веков, камни, на которые ты наступал, превратились в пыль, силы, которыми ты владел, превратились в сюжеты для комиксов, и все эти века - без тебя. Да мне за терпение памятник впору поставить, как грёбаному Хатико или как его там.
Но - не отстраняется, когда сгребаешь его за водолазку с приставшими золотистыми шерстинками. И даже - отвечает на поцелуй. Губы - сладкие от карамели и пахнут корицей.
Он любит яблоки. Он до сих пор любит яблоки.
Пёс ставит передние лапы на край сиденья и виляет хвостом. И его бы отпихнуть, чтобы не лез, но руки как-то сами собой оказываются заняты даочжаном, который, помедлив, тоже обнимает так крепко... Да, всё он помнит, и незачем напоминать.
- Как его зовут? - спрашивает, кивая на пса, много долгих минут спустя.
- Фучэнь.
Сюэ Ян, глядя, как неустанно машет туда-сюда лохматый хвост-метёлка, хохочет - и слишком счастлив, чтобы остановиться. Однако, и в этой жизни у даочжана с чувством юмора всё в порядке.
- Что говорит твой врач? - спрашивает он внезапно.
- А?.. - Сюэ Ян поперхнулся смехом, обалдело уставившись в спокойное лицо.
- Ты наверняка посещаешь врача. Что он говорит?
- Про режим и свежий воздух. И эти... умеренные физические нагрузки. И жрать таблетки. - нехотя, но выговаривает-таки, едва ли не с вызовом. Да, даочжан, я больной, и это уже не исправишь, я опасен, и что ты на это скажешь?.. - Я их жру, но от них хочется спать, а если не спишь, болит голова. А когда так называемые "приступы агрессии", сажусь за комп и играю в "Tiger Seal" за зомби. Которые жрут людей.
Даочжан слушает, не меняясь в лице, - и в этом лице уверенность и нежность.
- Мы с этим справимся, А-Ян. И сможем обойтись без таблеток. Пусть не сразу. И голова больше не будет болеть.
- Погоди. Ты сказал - "мы"?.. Это значит, что ты... меня... Это значит, что я могу остаться? С тобой?
- Ты можешь записать мой телефон...
- Нет, даочжан, пожалуйста. Не уходи без меня. Не сейчас.
Сам не замечает, как снова хватает за руки, сжимает почти до боли, - потом, может быть, сумеет отлипнуть, когда привыкнет, но только не сегодня, когда так страшно опять потерять.
- Ох... Ладно. Не переживай, я не пропаду. Можешь жить у меня. У тебя много вещей?
- Нет! - торопливо, пока даочжан не передумал. - Только комп захватить, и гори оно всё.
- Тогда, если ты живёшь тут недалеко, можем прогуляться. А потом возьмём такси.
На улице даочжан даёт команду "Гуляй", и ретривер трусит рядом, отдыхая от работы и время от времени задирая лапу на фонарные столбы и урны. В одной руке - поводок, другая - расслабленно лежит на сгибе локтя Сюэ Яна, и тот ловит себя на гордом удовлетворении от того, что даочжана ведёт именно он, а не какая-то там собака. Вот докатился - ревновать к дрессированной псине.
Даочжан останавливается за порогом его норы, и впору порадоваться, что не видит царящего бардака. Распихав технику по коробкам и сумкам, проложив парой толстовок, чтобы не поцарапались, Сюэ Ян бросает взгляд на початую банку с конфетами... Хрен с ней, никуда уже не поместится.
А дальше всё мелькает как кадры на старой плёнке, и осознать, что всё это в самом деле происходит с тобой, пока что не получается.
Даочжан непринуждённо вежлив с водителем минивэна. Уместившись за задним сиденьем среди багажа, Фучэнь сопит над ухом и иногда поскуливает от переизбытка впечатлений. За окном скользит осенняя желтизна, разбавленная окровавленными клёнами, и мертвенно-серое небо с трупными пятнами клочкастых туч, - как ни крути, осень всё-таки мерзкая, ну так можно на неё не смотреть, а смотреть на даочжана. Он спрашивает:
- Красиво там, в парке?
- Да. Красиво.
В квартире даочжана опрятно и уютно - не тем искусственно-нежилым, нарочитым уютом, как в кабинете врача, а по-настоящему.
- Вот мы и дома. Располагайся, только попрошу соблюдать порядок - не люблю спотыкаться о провода.
Сюэ Ян, оглядываясь, прикидывает, где устроить рабочее место - и замечает на подоконнике ярким пятном большую банку конфет.
Пёс-поводырь топчется перед ним, преграждая дорогу и словно решая в своей вислоухой голове, считать его за чужака, за гостя или за своего. Сюэ Ян скалится - и пёс припадает на передние лапы, довольно пыхтит, вывалив язык целиком.
- Ты ему понравился, - сообщает даочжан, улыбаясь.
Сюэ Ян терпеть не может собак - но, в конце концов, блестящий ретривер совсем не похож на ту худую дворнягу, что когда-то покусилась на его детдомовскую нычку с хавчиком и дорого за это поплатилась. К тому же ради того, чтобы даочжан чаще так улыбался, он готов возиться со всеми слюнявыми тварями на свете.
- Глупая псина, - неуверенно-ласково сообщает он.
Фучэнь старательно машет хвостом.