Субботним утром я откопал переноски, сложил туда салата и яблок и повёз Падме и Лею контрабандой на Усатых Звёзд в Сокольники. Описав по залу полный круг, нашёл Ольгу Баранову по главной достопримечательности - полосатому мангусту Липочке. Больше я на выставке ничего не видел (слишком много соблазнов - гамаки, вкусняшки, колёса), потому что мы заговорились за всех своих спасёнышей, виварцев и не только. Затем я получил отмашку от Птахи и убежал ловить её на Петровско-Разумовской. Крысавицы, видимо, пробудут у доктора до тех пор, пока швы не заживут - так всем будет спокойнее. Неплохо было бы к их возвращению расширить им жилплощадь...
Позавтракали мы с Птахой в фудкорте Паруса, да и поехали автобусом к Руш и Келир. Все были уже в сборе, оставалось повторить искусства, дообсудить завязки и заказать пиццу. Я польстился на постные оладушки, но они оказались очень уж жирными и скорее луковыми, чем картофельными. И если в прошлый раз на документах значился оператор Синхронизатор, то в этот раз был оператор Корня! Это что-то из области С++. А что было по-настоящему вкусно, так это пирог с шоколадом и бананом и кексы с изюмом by Келир Поскольку мой лорд забыл дома мои уши и хвост, Руш скрутила мне хвост из меха, но он неизбежно отваливался, и я решил, что в суровые времена не до хвоста.
Дэйлу 17 и он уже рыцарь, но ещё не видел мира, так как нужно учиться в школе. Он думает, что сны - это просто сны, и что мира хватит на всех. Герцог Дилан завёл себе выдр, а выдры завели себе герцога, и всё было прекрасно, а потом... порядочно пошатнулось. Но устояло.
Мы сажаем химерические огурцы, а-а, на химерическом поле...
Вродеотчёт отперсонажный
Герцог Дилан гостеприимен, поэтому во фригольде, открытом им для всех приходящих и проходящих, всегда было с кем поговорить. Двое эшу, старец Джим и его ученица Айна, остановились здесь полгода назад, но он недавно ушёл, как это водится у эшу, никому ничего не сказав, а она осталась. Рыцарь-ши Линдрат несколько раз бывал в гостях, и с первого раза я заметил на нём хрустальную подвеску, в которой было много Гламура - очень знакомого мне Гламура, так что я увязывался за этим рыцарем хвостом, приглядываясь и принюхиваясь. Заодно расспрашивал, что в мире происходит. В мире происходило разное - в том числе конфликты там, где интересы простолюдинов и вернувшихся ши не совпадали категорически. Когда пришла весть, что стороны садятся за стол переговоров, представители Ококо тоже отправились на Совет, назначенный на ночь Белтайна.
А мы в их отсутствие праздновали Белтайн, и праздновали отменно. Мы с эшу Иид пол-ночи состязались, кто кого переболтает, и я даже выиграл. К утру всех сморил сон, и я, подобравшись к сэру Линдрату, стянул-таки подвеску, потому что сопротивляться было выше моих сил. Ничего страшного не произошло, наутро он как будто даже её не хватился, но я ещё не придумал, что с этой штукой делать: герцог умный, но если ему показать, он ведь велит вернуть откуда взял, и делу конец. К вечеру большинство гостей расползлось кто куда, а те, кто задержались у Очага, ещё один вечер решили доедать, допивать и делиться новостями. Герцогские повара (которые наверняка не знают о том, что они герцогские) приготовили пиццу, а дитя-богган, которую сэр Линдрат зачем-то притащил с собой, предложила свои кексы. И вообще была полезна в хозяйстве, но очень уж занудна и боялась диких зверей. А я, на правах дикого зверя, в свою очередь чувствовал, что был бы сейчас выдрой, уже начал бы кусаться. Не люблю детей! Не люблю правильных румяных богганов, словно сотворённых из марципана! И хорошие манеры - прилипчивые, как блохи - мне не нужны.
Сварили в котелке тот особый суп, который глинтвейн, и первый стакан выпили за Джима. Иид видела его последней и рассказала, что они ехали куда-то автостопом, а потом он ушёл. Доброй ему дороги! Я не стал спрашивать, что именно с ним случилось, - разве так важно, что сталось со смертным телом? Может, кто-то из нас, кто помоложе, встретит его снова. Только сэр Линдрат всё спрашивал, что именно произошло. У него ещё была привычка повторять вопросы, переспрашивать да уточнять - а ещё говорят, что паки всё усложняют: да рядом с ши Айлил паки проще кирпича! Иид спела пару песен: одну о круглом говорящем хлебе и истинной любви, другую - просто об истинной любви, потому что во всех хороших песнях поётся об истинной любви, - и спросила сэра Линдрата о своём фригольде на дне болота, который он обещал хранить. Как так вышло, что фригольд - на дне, а рыцарь - здесь? Что-то не складывалось. А сэр Линдрат отказывался при всех отвечать, хотя Иид была намерена его ответ сразу же всем пересказать. Никто из них не уступал, и становилось скучно.
Пока все пытались определить, кто из этих двоих чью свободную волю покушается ограничить и кто за кого норовит решать, я попросил герцога решить уже наконец за всех, потому как на его земле его воля - закон. Лорд Дилан сперва отказался, а потом всё равно распорядился, чтобы Иид и Линдрат отошли в сторону, он ей ответил, а она поступила с услышанным как пожелает. Едва они скрылись за деревьями, как на поляну вывалилась химера, хлопая крыльями и размахивая лапами, выронила обрывок пергамента и растворилась. Кто-то подобрал его и прочитал вслух - наверное, это была Иид, вернувшаяся на шум, я не запомнил ничего, кроме слов короткого послания, нацарапанного на этом листке. Там говорилось, что все простолюдины без исключения - богганы и нокеры, сатиры и паки, слуаги и красные шапки, эшу и тролли - были убиты на Совете холодным железом. В это почти невозможно было поверить, но даже паки не шутят такими вещами. Те, кто надеялся вернуться с доброй вестью, - не вернутся уже никогда.
Боль затопила сердца мгновенно, как прорвавший плотину мутный поток. Айна бросилась за Иид и Линдретом, остальные устремились за ней. Сэр Линдрет, окружённый нетерпеливыми феями, всё же произнёс то, что знал о судьбе фригольда на дне болота. Он сказал, что простолюдины этого фригольда захватили в плен одного из рыцарей Айлил, а когда другие пришли его освобождать - уничтожили Очаг. Может, что-то я расслышал неверно, но суть была в том, что фригольда Иид больше не существовало - потому рыцарь и опасался произносить эту весть при всех. Герцог и сэр Линдрет вернулись к костру для разговора. Айни кричала, и поговорить с ней не было никакой возможности - да она никого и не слушала, и не услышала бы. Кричала, что однажды мой герцог тоже меня убьёт, потому что все ши одинаковые, а мы для них - просто слуги. Кричала так громко, что я перестал что-либо соображать. Звери очень не любят, когда кричат. От этого хочется забраться в самую глубокую нору и больше не высовываться. Почему преступление одних ши бросало тень на всех, почему из-за тех, кто солгал и убил, все ши становились лжецами и убийцами? Моего лорда не было там. Мой лорд не поступил бы так. Я не собирался отказываться от клятвы.
Возникла идея пойти к нашим ши и посмотреть, что они ответят, если спросить их: знали ли они о том, что должно будет случиться на Совете? Я верил своему лорду - он не позволил бы такому произойти. Он не позволил бы своим вассалам пойти на смерть. Сэру Линдрету я не мог верить до конца - Дом Айлил всегда плёл интриги, но раз в эту ночь он был среди нас, на его руках не было крови. Айна вставала между Иид и герцогом - она боялась, она видела в нём врага, а я боялся, что она совершит какую-нибудь глупость. Мы привечали её те полгода, что она жила под кровом герцога Дилана, но всё было забыто в одночасье - такова власть боли и гнева. Тот, кто сотворил зло, чтобы посеять эти боль и гнев среди фей, ответит перед Грёзой - или уже ответил, - ответит перед своими сородичами. Но война казалась неизбежной. Кто будет нападать, а кто - защищаться в этой войне? Я не находил для себя ответа на этот вопрос и не задавал его вслух. Ши пришли, чтобы править, - такова их природа, ведь все мы разные. Многим не нравилось, что ши заявляли своё право на чужие жизни и чужие земли. Но что если посмотреть под другим углом - что если они брали на себя огромную ответственность за эти жизни и земли?
Лорд Дилан обещал, что на его земле все феи, будь то ши или простолюдины, находятся в безопасности до тех пор, пока сами не представляют угрозы для сородичей. Я не хотел, чтобы он обременял себя клятвой - но его уговорили дать клятву, которую услышала бы Грёза. После этого страсти немного улеглись. Айна ещё старалась задеть меня или кого-нибудь из ши, чтобы разделить свою боль. Но то, что я не кричал, не значило, что мне не было больно. То, что я следовал своей клятве по доброй воле, а не потому, что боялся разорвать её и прогневать Грёзу, не значило, что мне не было больно. Айна говорила, что ши никогда не поймут тех, кто следовал путём подменыша, кто спешил прожить короткую жизнь и, едва разобравшись в обрывках воспоминаний, начинал всё с чистого листа. Но ши ещё ни разу не возвращались. И я не мог бы рассудить, что страшнее: знакомое забвение или абсолютная неизвестность. Верно сказала Иид: все мы были в одной лодке. И если начнём играть в волка и козу - все перевернёмся и погибнем. Айна выбрала месть - но я был рад услышать, что она поклялась не поднимать оружия на герцога Дилана. Я выбирал то, чего желали ушедшие на Совет, а не то, чего желали их убийцы, - мир, а не войну.
Сэр Линдрет вёл переговоры, не обращая внимания на одинокую Кловис, свою богганку, которая плакала, услышав страшные новости, - и это в его пользу не говорило. Но, поскольку стоило хотя бы попытаться выяснить, что произошло на самом деле, и не остался ли кто-нибудь в живых, - Иид обратилась к Кловис с просьбой прислушаться к Шёпоту Ив и услышать, что помнила бумага. Лорд Дилан признал, что это необходимо, но жестоко, однако не препятствовал; Иид возражала, что мир, полный банальности, жесток, и чем раньше дитя поймёт, с кем имеет дело, тем лучше. Кловис надолго ушла в тень, а когда вернулась, то могла только рыдать. Не без труда мы выяснили лишь то, что послание написал некий сатир, просто проходивший мимо (вечно сатиры оказываются в нужное время в нужном месте). Он не видел, что в точности было сделано, не слышал, что было сказано. Зато мы отныне убедились, что в послании не было обмана. Растаяли последние тайные надежды на то, что некто подстроил эту выдумку нарочно ради междоусобиц. Мы выпили помин - Айна отказалась пить вместе с ши. А я верил, что ушедшие в эту ночь не хотели бы, чтобы их смерть подняли на знамя. Верил, что, будь они с нами, - они не желали бы мести.
Казалось, мы снова говорили мирно, как вдруг Кловис с ножом для фруктов напала на сидящего рядом сэра Линдрата - но, конечно, не преуспела, так как он был быстрей и сильней. На его шее осталась лишь небольшая царапина. Иид, выхватившая нож, отдала его рыцарю как сюзерену Кловис, и он согласился взять его. Хотя по нему было видно, что он не станет требовать суда против дитя, я всё равно боялся, что если каждый начнёт нападать на каждого, то кого мне защищать первым? И я снова ничего не понимал, это было какой-то нелепой ошибкой. Никто не приказывал Кловис, никто её не заставлял, но она ведь не хотела смерти рыцаря, не могла хотеть! Она просто запуталась во всём, что услышала и узнала, и сама испугалась того, что сделала, больше всех нас, вместе взятых. Айна утешала её и никого не подпускала к ней. Просила сэра Линдрета освободить Кловис от клятвы, но он отказывался принимать столь скоропалительные решения, не зная всей правды. Кловис тем паче не хотела что-либо менять. Мой лорд хотел мне что-то сказать, но его отвлёк сэр Линдрет, и в какой-то момент я остался с более-менее успокоившейся Кловис наедине.
Тут нужно добавить, что незадолго до того в разговоре всплыло упоминание амулета из хрусталя, и оказалось, что все его так или иначе знают - даже герцог Дилан, хоть он и не мог вспомнить ничего определённого, в том числе того, что Иид и Айна этот амулет для него добывали. Добывали для него, а оказалась добыча почему-то у сэра Линдрата - то есть, конечно, теперь и у него ничего не было, но я не желал признаваться, что эта штука у меня в кармане лежит. Я сказал, что тоже видел этот амулет - во сне. И это было правдой. Мне порой снились очень яркие сны, и в последнее время я совсем в них запутался. Я решил, раз подвернулся случай, их пересказать - вдруг фрагменты разных историй подойдут один к другому? Иид ведь сказала, что это не сны, а воспоминания. Я-то привык думать, что живу в смертном теле в первый раз - сородичи-паки рассказали мне, что паки прятались в норах в Грёзе, пока не почуяли приближение Новой Весны и не вылезли в мир, чтобы не пропустить всё самое интересное. А времена, которые были до того, были так давно, что их забыли упомянуть, и я не принимал их во внимание: так давно - всё равно что никогда. А вот поди ж ты: память, и какая! Как будто это я, а вроде и не я.
В первом таком сне, вскоре после Кризалиса, я бежал в облике выдры куда-то по своим делам и попал лапой в капкан. Было очень больно, но я почему-то не проснулся. Некая девушка - явно фея, но кит я не запомнил - нашла меня, освободила и принесла к себе, где вылечила, выходила и выпустила. Я убегал здоровой выдрой, думая, что долг жизни надо бы отдать. Несколько лет спустя, когда я уже был подростком, мне приснилось, что я иду к этой девушке просить руки и сердца - а она мне отказывает. Отказывает не грубо, не гонит меня прочь, просто говорит, что не может ответить мне взаимностью, - но я всё равно тогда очень расстроился, обиделся и подумал, что не больно-то и надо. И уже в эту ночь Белтайна - я вспомнил об этом совсем недавно - мне снилось, как я держу в руках хрустальный амулет и загадываю желание, чтобы та девушка меня полюбила. Потом картинка сменилась, и вот я уже убегаю под покровом ночи из замка, где эта девушка жила - да, она жила в замке, но была не королевой или графиней, и даже не фрейлиной, а кем-то вроде горничной, - и боюсь, что она меня догонит и поймает. А ещё мне снилась Айна - или Иид? - не то чтобы все эшу на одно лицо, но... В общем, во сне у меня была подруга-эшу, я с ней пил и жаловался, что девушка меня не любит и всё ужасно, а она говорила, что знает, как мне помочь. Герцог Дилан сказал, что если я когда-то пожалел об исполненном желании, то амулет должен был сломаться. Стало немного стыдно.
Кловис тогда сказала, что нехорошо обсуждать какие-то там сны, когда такая трагедия произошла, и вообще выглядела смущённой. А когда мы остались вдвоём - призналась, что она и была той самой девушкой, которая однажды подобрала раненую выдру. Но теперь я ей вовсе не нравился, потому что у неё плохо складывается с животными. А у меня плохо складывается с детьми - шумные они и нос везде суют. Я прислушался к себе - мне как будто уже не хотелось её покусать, я ей всё-таки сочувствовал, но до влюблённости это сочувствие не доходило. Что было давным-давно - то, видимо, прошло. Между нами не было истинной любви, иначе мы узнали бы друг друга с первого взгляда. Ещё она сказала, что её рыцарь - плохой и злой. Я немного удивился, поскольку сэр Линдрат всегда вёл себя сдержанно и благородно, держался со мной как с равным (почти) и никому не делал гадостей.
- Он обижал тебя раньше?
- Нет.
- Он собирается наказать тебя потом?
- Не знаю. Наверное. Он со мной поговорил!
Я так и не узнал, что такого сказал ей сэр Линдрат, что так её напугал, но немножко за него вступился и сказал, что, возможно, он просто очень удивлён и расстроен (не каждый день на тебя бросаются с ножом, я бы тоже удивился) и поэтому злится. Феи и смертные часто злятся, когда им больно, поэтому, добавил я, услышав, как неподалёку снова на кого-то кричит Айна, - сейчас злится не он один. После меня Айна с ней поговорила, услышала, видимо, то же самое и, выхватив кинжал, помчалась искать сэра Линдрата и требовать поединка, чтобы он освободил Кловис от вассальной присяги. К счастью, на бегу благоразумие успело догнать её, и она была готова покинуть для поединка пределы владений герцога, чтобы не поставить под угрозу его собственную клятву. Их остановила сама Кловис, разъяснив, что вовсе не желает избавляться от клятвы и хочет по-прежнему следовать за сэром Линдратом. В голову Айны со скрипом укладывалось, что клятву можно давать по доброй воле и по личному выбору, в любом возрасте, - но в головы эшу вообще с трудом попадает что-то, кроме свободного ветра странствий. К тому же ей сгодился бы любой повод сцепиться с ши. В общем, мозг мы друг другу по цепочке сломали знатно, но больше никто не пострадал.
А пока шум да дело, мой лорд отпустил меня ненадолго поговорить с другими паками, узнать, что они думают о случившемся. Скорбная новость, конечно, дошла уже до каждого фригольда. Некоторые хотели остаться. Некоторые хотели уйти странствовать или воевать, или навещать друзей из других уголков мира. Некоторые не хотели говорить вовсе, потому что им ещё было слишком больно. Когда я вернулся, Иид спросила, понял ли я, что произошло с Джимом. Они сказала, что он не просто ушёл, а растворился в банальности. Они сидели в машине рядом, она задремала, а когда проснулась - в человеке, сидевшем возле неё, не было уже ни капли феи. Я испугался: раствориться в банальности - это навсегда? Мне не рассказывали, что так тоже бывает. Но Иид успокоила меня, что после этого возвращаются. Ещё она сказала, что если бы у неё был амулет, исполняющий желания, она попросила бы, чтобы ничего этого не было. А я задумался и понял, что не стал бы так рисковать. Что если стало бы только хуже? Ведь всегда может быть хуже, даже когда кажется, что хуже уже некуда! Миру видней, что и когда должно случиться, и не стоит говорить ему, что он не прав. Тогда Иид спросила, хочу ли я погадать. Мне стало интересно, но я не знал, о чём спрашивать. Пожалуй - о том, откуда вёл мой путь. Непросто было свыкнуться с мыслью, что я живу не впервые!
Первой картой был рыцарь верхом на кролике, оглядывающийся на силуэт замка, который он оставил позади. Видимо, я всегда был рыцарем? Второй картой была Умеренность - фея с рыбками, витающими вокруг её головы. Наверное, таким я был, продолжая свой путь: в мире, куда я вернулся, воцарилась беззаботная гармония. А третьей картой была Башня - и она не рушилась, а летела, оторвавшись от фундамента. Башню снесло, что тут ещё скажешь? Нетрудно догадаться, что впереди - большие потрясения и перемены. Но это напоминало мне одну сказку, которую я читал ещё в человеческом детстве, - там домик подняло ураганом и перенесло в волшебную страну. Рано или поздно любой домик приземляется там, где нужно.
- А для тебя есть разница между приземлением и падением?
- Хмм. Нет.
Я спросил разрешения вернуться к своему лорду, который уже управился с делами. Что бы ни случилось, я всегда мог присесть у его ног и подставить голову, чтобы он гладил её и сжимал пальцы на коротких прядях, мог уткнуться в его ладонь, когда к глазам подступала недостойная рыцаря влага. Герцог Дилан спросил, что решили паки, и что решил я сам. Я ответил, что останусь и буду защищать эту землю, наш дом, от любого, кто придёт сюда с войной и мечом, будь то ши или простолюдин. Он назвал меня своим храбрым рыцарем, и хотя это было очень-очень преждевременно, ведь я ещё не совершил ничего такого, в чём проявилась бы храбрость, и даже не знал, есть ли эта храбрость во мне вовсе, - это было очень-очень искренне и тепло, как будто тебя по сердцу тоже погладили и эдак ласково почесали. Я хотел вернуть герцогу амулет, но прежде должен был убедиться, что он не загадает с его помощью чего-нибудь эдакого, что будет ему во вред. Я спросил, что он знал об этом амулете и для какого желания хотел им обладать. Но он совершенно ничего не помнил, и это было очень грустно. Думать, что помнить тебе нечего, а потом вдруг столкнуться с воспоминаниями - это куда ни шло, а вот знать, что тебе есть что вспомнить, и быть не в силах вернуть память - это плохо. Я бы загадал, чтобы мой лорд всё вспомнил, но ведь бывают вещи, которые помнить не стоит. Поэтому я просто отдал ему амулет, принадлежавший ему по праву. Сказал, что нашёл. Айна заметила, что я слишком честный для пака.
А когда я договорил и присел на подлокотник герцогского кресла, неожиданно перед ним преклонил колено рыцарь Линдрет и сказал, что хотел бы остаться у него на службе. Вот так штука! Мы с ши из Дома Айлил приносили клятву одному и тому же сюзерену, и я даже не знал об этом! Решать, конечно, было не мне, но я подумал, что хороший рыцарь у нас в Ококо лишним никогда не будет, так что пусть остаётся, и даже Кловис пусть остаётся тоже, она не только очень полезная, но и просто хорошая богганка. Лорд Дилан прикоснулся к голове рыцаря и принял его обет, а Кловис согласилась пожить во фригольде столько времени, сколько ещё продолжалось право гостеприимства, а затем окончательно решить, оставаться с сэром Линдретом или нет, потому как он обещал избавить её от клятвы, если она пожелает. Герцог Дилан сказал, что хотел бы, чтобы на его земле никогда не проливалась кровь. Но он хотел ещё подумать, прежде чем загадывать это желание амулету. Кабы с таким желанием не оказаться на... дне болота, где никто не отыщет, ни враги, ни друзья! А Иид предложила устроить в этот вечер и ночь поминки по ушедшим на Совете. Ибо смерть каждой феи обедняет Грёзу, и мы должны восполнить эту утрату своим весельем, историями и песнями.
Но песни, которые мы пели, всё равно выходили немного грустными. Тогда Иид рассказала историю о том, как паки начали врать - и об истинной любви, конечно, куда же без неё и хорошей истории тоже? - очень длинную и красивую. Пока она говорила, а сэр Линдрет незаметно дремал, Айна взяла герцога Дилана за руку и увела. Когда они вернулись, история ещё не была окончена - а лорд Дилан не из тех, кто возвращается быстро, так что вы можете понять, что это была за история, и почему я не возьмусь её пересказывать. Вкратце резюмирую только, что паки клёвые. История завершилась под заслуженные аплодисменты, а когда вечер стал клониться к ночи, лорд Дилан объявил Протокол любви.
Сердца!
Руш, которая вот так взяла и сделала не что-нибудь, а настоящую маленькую игру для тех, кому без Гламура до осени не дожить, и приняла этих персонажей, и создала для них классную историю! Это очень здорово, я всё ещё слишком скромный зверь, чтобы поверить, что я к этому офигенному как-то причастен, но без выдры не было бы герцога, как ни крути :3
Птахе [Дилан], Рыське [Айна], Айе [сэр Линдрат] и Келир [Кловис], с которыми было так хорошо - и больно, и красиво, и правильно, и весело, и тепло, вы чудесные и волшебные! Невозможно не влюбиться в этих персонажей - таких разных, ярких, живых.
Пак Дэйл останется в Ококо со своим Орденом и своим лордом, поэтому на Войне ему делать вроде как и нечего. Так что буду думать, кого б ещё сыграть, благо время есть. Помимо паков я люблю эшу, но эшу уже немало, и куда мне с моим рылом в этот ряд, а ши у меня курятся хуже простолюдинов. В общем, я открыт для предложений и предположений. Особенно к челленджам.
После игры меня поработили чары химерического пледа - так всегда выглядит мой тариф "минимальный" для социальности после удачных игр. Задремать не задремал, но пригрелся и слушал про минувшие и планируемые игры. Заполночь мы с Птахой и Рыськой разделили такси и разъехались по домам - а дома я сразу рухнул безудержно спать перед рабочим воскресеньем. Ящик Гламура и до новых встреч!
Позавтракали мы с Птахой в фудкорте Паруса, да и поехали автобусом к Руш и Келир. Все были уже в сборе, оставалось повторить искусства, дообсудить завязки и заказать пиццу. Я польстился на постные оладушки, но они оказались очень уж жирными и скорее луковыми, чем картофельными. И если в прошлый раз на документах значился оператор Синхронизатор, то в этот раз был оператор Корня! Это что-то из области С++. А что было по-настоящему вкусно, так это пирог с шоколадом и бананом и кексы с изюмом by Келир Поскольку мой лорд забыл дома мои уши и хвост, Руш скрутила мне хвост из меха, но он неизбежно отваливался, и я решил, что в суровые времена не до хвоста.
Дэйлу 17 и он уже рыцарь, но ещё не видел мира, так как нужно учиться в школе. Он думает, что сны - это просто сны, и что мира хватит на всех. Герцог Дилан завёл себе выдр, а выдры завели себе герцога, и всё было прекрасно, а потом... порядочно пошатнулось. Но устояло.
Мы сажаем химерические огурцы, а-а, на химерическом поле...
Вродеотчёт отперсонажный
Герцог Дилан гостеприимен, поэтому во фригольде, открытом им для всех приходящих и проходящих, всегда было с кем поговорить. Двое эшу, старец Джим и его ученица Айна, остановились здесь полгода назад, но он недавно ушёл, как это водится у эшу, никому ничего не сказав, а она осталась. Рыцарь-ши Линдрат несколько раз бывал в гостях, и с первого раза я заметил на нём хрустальную подвеску, в которой было много Гламура - очень знакомого мне Гламура, так что я увязывался за этим рыцарем хвостом, приглядываясь и принюхиваясь. Заодно расспрашивал, что в мире происходит. В мире происходило разное - в том числе конфликты там, где интересы простолюдинов и вернувшихся ши не совпадали категорически. Когда пришла весть, что стороны садятся за стол переговоров, представители Ококо тоже отправились на Совет, назначенный на ночь Белтайна.
А мы в их отсутствие праздновали Белтайн, и праздновали отменно. Мы с эшу Иид пол-ночи состязались, кто кого переболтает, и я даже выиграл. К утру всех сморил сон, и я, подобравшись к сэру Линдрату, стянул-таки подвеску, потому что сопротивляться было выше моих сил. Ничего страшного не произошло, наутро он как будто даже её не хватился, но я ещё не придумал, что с этой штукой делать: герцог умный, но если ему показать, он ведь велит вернуть откуда взял, и делу конец. К вечеру большинство гостей расползлось кто куда, а те, кто задержались у Очага, ещё один вечер решили доедать, допивать и делиться новостями. Герцогские повара (которые наверняка не знают о том, что они герцогские) приготовили пиццу, а дитя-богган, которую сэр Линдрат зачем-то притащил с собой, предложила свои кексы. И вообще была полезна в хозяйстве, но очень уж занудна и боялась диких зверей. А я, на правах дикого зверя, в свою очередь чувствовал, что был бы сейчас выдрой, уже начал бы кусаться. Не люблю детей! Не люблю правильных румяных богганов, словно сотворённых из марципана! И хорошие манеры - прилипчивые, как блохи - мне не нужны.
Сварили в котелке тот особый суп, который глинтвейн, и первый стакан выпили за Джима. Иид видела его последней и рассказала, что они ехали куда-то автостопом, а потом он ушёл. Доброй ему дороги! Я не стал спрашивать, что именно с ним случилось, - разве так важно, что сталось со смертным телом? Может, кто-то из нас, кто помоложе, встретит его снова. Только сэр Линдрат всё спрашивал, что именно произошло. У него ещё была привычка повторять вопросы, переспрашивать да уточнять - а ещё говорят, что паки всё усложняют: да рядом с ши Айлил паки проще кирпича! Иид спела пару песен: одну о круглом говорящем хлебе и истинной любви, другую - просто об истинной любви, потому что во всех хороших песнях поётся об истинной любви, - и спросила сэра Линдрата о своём фригольде на дне болота, который он обещал хранить. Как так вышло, что фригольд - на дне, а рыцарь - здесь? Что-то не складывалось. А сэр Линдрат отказывался при всех отвечать, хотя Иид была намерена его ответ сразу же всем пересказать. Никто из них не уступал, и становилось скучно.
Пока все пытались определить, кто из этих двоих чью свободную волю покушается ограничить и кто за кого норовит решать, я попросил герцога решить уже наконец за всех, потому как на его земле его воля - закон. Лорд Дилан сперва отказался, а потом всё равно распорядился, чтобы Иид и Линдрат отошли в сторону, он ей ответил, а она поступила с услышанным как пожелает. Едва они скрылись за деревьями, как на поляну вывалилась химера, хлопая крыльями и размахивая лапами, выронила обрывок пергамента и растворилась. Кто-то подобрал его и прочитал вслух - наверное, это была Иид, вернувшаяся на шум, я не запомнил ничего, кроме слов короткого послания, нацарапанного на этом листке. Там говорилось, что все простолюдины без исключения - богганы и нокеры, сатиры и паки, слуаги и красные шапки, эшу и тролли - были убиты на Совете холодным железом. В это почти невозможно было поверить, но даже паки не шутят такими вещами. Те, кто надеялся вернуться с доброй вестью, - не вернутся уже никогда.
Боль затопила сердца мгновенно, как прорвавший плотину мутный поток. Айна бросилась за Иид и Линдретом, остальные устремились за ней. Сэр Линдрет, окружённый нетерпеливыми феями, всё же произнёс то, что знал о судьбе фригольда на дне болота. Он сказал, что простолюдины этого фригольда захватили в плен одного из рыцарей Айлил, а когда другие пришли его освобождать - уничтожили Очаг. Может, что-то я расслышал неверно, но суть была в том, что фригольда Иид больше не существовало - потому рыцарь и опасался произносить эту весть при всех. Герцог и сэр Линдрет вернулись к костру для разговора. Айни кричала, и поговорить с ней не было никакой возможности - да она никого и не слушала, и не услышала бы. Кричала, что однажды мой герцог тоже меня убьёт, потому что все ши одинаковые, а мы для них - просто слуги. Кричала так громко, что я перестал что-либо соображать. Звери очень не любят, когда кричат. От этого хочется забраться в самую глубокую нору и больше не высовываться. Почему преступление одних ши бросало тень на всех, почему из-за тех, кто солгал и убил, все ши становились лжецами и убийцами? Моего лорда не было там. Мой лорд не поступил бы так. Я не собирался отказываться от клятвы.
Возникла идея пойти к нашим ши и посмотреть, что они ответят, если спросить их: знали ли они о том, что должно будет случиться на Совете? Я верил своему лорду - он не позволил бы такому произойти. Он не позволил бы своим вассалам пойти на смерть. Сэру Линдрету я не мог верить до конца - Дом Айлил всегда плёл интриги, но раз в эту ночь он был среди нас, на его руках не было крови. Айна вставала между Иид и герцогом - она боялась, она видела в нём врага, а я боялся, что она совершит какую-нибудь глупость. Мы привечали её те полгода, что она жила под кровом герцога Дилана, но всё было забыто в одночасье - такова власть боли и гнева. Тот, кто сотворил зло, чтобы посеять эти боль и гнев среди фей, ответит перед Грёзой - или уже ответил, - ответит перед своими сородичами. Но война казалась неизбежной. Кто будет нападать, а кто - защищаться в этой войне? Я не находил для себя ответа на этот вопрос и не задавал его вслух. Ши пришли, чтобы править, - такова их природа, ведь все мы разные. Многим не нравилось, что ши заявляли своё право на чужие жизни и чужие земли. Но что если посмотреть под другим углом - что если они брали на себя огромную ответственность за эти жизни и земли?
Лорд Дилан обещал, что на его земле все феи, будь то ши или простолюдины, находятся в безопасности до тех пор, пока сами не представляют угрозы для сородичей. Я не хотел, чтобы он обременял себя клятвой - но его уговорили дать клятву, которую услышала бы Грёза. После этого страсти немного улеглись. Айна ещё старалась задеть меня или кого-нибудь из ши, чтобы разделить свою боль. Но то, что я не кричал, не значило, что мне не было больно. То, что я следовал своей клятве по доброй воле, а не потому, что боялся разорвать её и прогневать Грёзу, не значило, что мне не было больно. Айна говорила, что ши никогда не поймут тех, кто следовал путём подменыша, кто спешил прожить короткую жизнь и, едва разобравшись в обрывках воспоминаний, начинал всё с чистого листа. Но ши ещё ни разу не возвращались. И я не мог бы рассудить, что страшнее: знакомое забвение или абсолютная неизвестность. Верно сказала Иид: все мы были в одной лодке. И если начнём играть в волка и козу - все перевернёмся и погибнем. Айна выбрала месть - но я был рад услышать, что она поклялась не поднимать оружия на герцога Дилана. Я выбирал то, чего желали ушедшие на Совет, а не то, чего желали их убийцы, - мир, а не войну.
Сэр Линдрет вёл переговоры, не обращая внимания на одинокую Кловис, свою богганку, которая плакала, услышав страшные новости, - и это в его пользу не говорило. Но, поскольку стоило хотя бы попытаться выяснить, что произошло на самом деле, и не остался ли кто-нибудь в живых, - Иид обратилась к Кловис с просьбой прислушаться к Шёпоту Ив и услышать, что помнила бумага. Лорд Дилан признал, что это необходимо, но жестоко, однако не препятствовал; Иид возражала, что мир, полный банальности, жесток, и чем раньше дитя поймёт, с кем имеет дело, тем лучше. Кловис надолго ушла в тень, а когда вернулась, то могла только рыдать. Не без труда мы выяснили лишь то, что послание написал некий сатир, просто проходивший мимо (вечно сатиры оказываются в нужное время в нужном месте). Он не видел, что в точности было сделано, не слышал, что было сказано. Зато мы отныне убедились, что в послании не было обмана. Растаяли последние тайные надежды на то, что некто подстроил эту выдумку нарочно ради междоусобиц. Мы выпили помин - Айна отказалась пить вместе с ши. А я верил, что ушедшие в эту ночь не хотели бы, чтобы их смерть подняли на знамя. Верил, что, будь они с нами, - они не желали бы мести.
Казалось, мы снова говорили мирно, как вдруг Кловис с ножом для фруктов напала на сидящего рядом сэра Линдрата - но, конечно, не преуспела, так как он был быстрей и сильней. На его шее осталась лишь небольшая царапина. Иид, выхватившая нож, отдала его рыцарю как сюзерену Кловис, и он согласился взять его. Хотя по нему было видно, что он не станет требовать суда против дитя, я всё равно боялся, что если каждый начнёт нападать на каждого, то кого мне защищать первым? И я снова ничего не понимал, это было какой-то нелепой ошибкой. Никто не приказывал Кловис, никто её не заставлял, но она ведь не хотела смерти рыцаря, не могла хотеть! Она просто запуталась во всём, что услышала и узнала, и сама испугалась того, что сделала, больше всех нас, вместе взятых. Айна утешала её и никого не подпускала к ней. Просила сэра Линдрета освободить Кловис от клятвы, но он отказывался принимать столь скоропалительные решения, не зная всей правды. Кловис тем паче не хотела что-либо менять. Мой лорд хотел мне что-то сказать, но его отвлёк сэр Линдрет, и в какой-то момент я остался с более-менее успокоившейся Кловис наедине.
Тут нужно добавить, что незадолго до того в разговоре всплыло упоминание амулета из хрусталя, и оказалось, что все его так или иначе знают - даже герцог Дилан, хоть он и не мог вспомнить ничего определённого, в том числе того, что Иид и Айна этот амулет для него добывали. Добывали для него, а оказалась добыча почему-то у сэра Линдрата - то есть, конечно, теперь и у него ничего не было, но я не желал признаваться, что эта штука у меня в кармане лежит. Я сказал, что тоже видел этот амулет - во сне. И это было правдой. Мне порой снились очень яркие сны, и в последнее время я совсем в них запутался. Я решил, раз подвернулся случай, их пересказать - вдруг фрагменты разных историй подойдут один к другому? Иид ведь сказала, что это не сны, а воспоминания. Я-то привык думать, что живу в смертном теле в первый раз - сородичи-паки рассказали мне, что паки прятались в норах в Грёзе, пока не почуяли приближение Новой Весны и не вылезли в мир, чтобы не пропустить всё самое интересное. А времена, которые были до того, были так давно, что их забыли упомянуть, и я не принимал их во внимание: так давно - всё равно что никогда. А вот поди ж ты: память, и какая! Как будто это я, а вроде и не я.
В первом таком сне, вскоре после Кризалиса, я бежал в облике выдры куда-то по своим делам и попал лапой в капкан. Было очень больно, но я почему-то не проснулся. Некая девушка - явно фея, но кит я не запомнил - нашла меня, освободила и принесла к себе, где вылечила, выходила и выпустила. Я убегал здоровой выдрой, думая, что долг жизни надо бы отдать. Несколько лет спустя, когда я уже был подростком, мне приснилось, что я иду к этой девушке просить руки и сердца - а она мне отказывает. Отказывает не грубо, не гонит меня прочь, просто говорит, что не может ответить мне взаимностью, - но я всё равно тогда очень расстроился, обиделся и подумал, что не больно-то и надо. И уже в эту ночь Белтайна - я вспомнил об этом совсем недавно - мне снилось, как я держу в руках хрустальный амулет и загадываю желание, чтобы та девушка меня полюбила. Потом картинка сменилась, и вот я уже убегаю под покровом ночи из замка, где эта девушка жила - да, она жила в замке, но была не королевой или графиней, и даже не фрейлиной, а кем-то вроде горничной, - и боюсь, что она меня догонит и поймает. А ещё мне снилась Айна - или Иид? - не то чтобы все эшу на одно лицо, но... В общем, во сне у меня была подруга-эшу, я с ней пил и жаловался, что девушка меня не любит и всё ужасно, а она говорила, что знает, как мне помочь. Герцог Дилан сказал, что если я когда-то пожалел об исполненном желании, то амулет должен был сломаться. Стало немного стыдно.
Кловис тогда сказала, что нехорошо обсуждать какие-то там сны, когда такая трагедия произошла, и вообще выглядела смущённой. А когда мы остались вдвоём - призналась, что она и была той самой девушкой, которая однажды подобрала раненую выдру. Но теперь я ей вовсе не нравился, потому что у неё плохо складывается с животными. А у меня плохо складывается с детьми - шумные они и нос везде суют. Я прислушался к себе - мне как будто уже не хотелось её покусать, я ей всё-таки сочувствовал, но до влюблённости это сочувствие не доходило. Что было давным-давно - то, видимо, прошло. Между нами не было истинной любви, иначе мы узнали бы друг друга с первого взгляда. Ещё она сказала, что её рыцарь - плохой и злой. Я немного удивился, поскольку сэр Линдрат всегда вёл себя сдержанно и благородно, держался со мной как с равным (почти) и никому не делал гадостей.
- Он обижал тебя раньше?
- Нет.
- Он собирается наказать тебя потом?
- Не знаю. Наверное. Он со мной поговорил!
Я так и не узнал, что такого сказал ей сэр Линдрат, что так её напугал, но немножко за него вступился и сказал, что, возможно, он просто очень удивлён и расстроен (не каждый день на тебя бросаются с ножом, я бы тоже удивился) и поэтому злится. Феи и смертные часто злятся, когда им больно, поэтому, добавил я, услышав, как неподалёку снова на кого-то кричит Айна, - сейчас злится не он один. После меня Айна с ней поговорила, услышала, видимо, то же самое и, выхватив кинжал, помчалась искать сэра Линдрата и требовать поединка, чтобы он освободил Кловис от вассальной присяги. К счастью, на бегу благоразумие успело догнать её, и она была готова покинуть для поединка пределы владений герцога, чтобы не поставить под угрозу его собственную клятву. Их остановила сама Кловис, разъяснив, что вовсе не желает избавляться от клятвы и хочет по-прежнему следовать за сэром Линдратом. В голову Айны со скрипом укладывалось, что клятву можно давать по доброй воле и по личному выбору, в любом возрасте, - но в головы эшу вообще с трудом попадает что-то, кроме свободного ветра странствий. К тому же ей сгодился бы любой повод сцепиться с ши. В общем, мозг мы друг другу по цепочке сломали знатно, но больше никто не пострадал.
А пока шум да дело, мой лорд отпустил меня ненадолго поговорить с другими паками, узнать, что они думают о случившемся. Скорбная новость, конечно, дошла уже до каждого фригольда. Некоторые хотели остаться. Некоторые хотели уйти странствовать или воевать, или навещать друзей из других уголков мира. Некоторые не хотели говорить вовсе, потому что им ещё было слишком больно. Когда я вернулся, Иид спросила, понял ли я, что произошло с Джимом. Они сказала, что он не просто ушёл, а растворился в банальности. Они сидели в машине рядом, она задремала, а когда проснулась - в человеке, сидевшем возле неё, не было уже ни капли феи. Я испугался: раствориться в банальности - это навсегда? Мне не рассказывали, что так тоже бывает. Но Иид успокоила меня, что после этого возвращаются. Ещё она сказала, что если бы у неё был амулет, исполняющий желания, она попросила бы, чтобы ничего этого не было. А я задумался и понял, что не стал бы так рисковать. Что если стало бы только хуже? Ведь всегда может быть хуже, даже когда кажется, что хуже уже некуда! Миру видней, что и когда должно случиться, и не стоит говорить ему, что он не прав. Тогда Иид спросила, хочу ли я погадать. Мне стало интересно, но я не знал, о чём спрашивать. Пожалуй - о том, откуда вёл мой путь. Непросто было свыкнуться с мыслью, что я живу не впервые!
Первой картой был рыцарь верхом на кролике, оглядывающийся на силуэт замка, который он оставил позади. Видимо, я всегда был рыцарем? Второй картой была Умеренность - фея с рыбками, витающими вокруг её головы. Наверное, таким я был, продолжая свой путь: в мире, куда я вернулся, воцарилась беззаботная гармония. А третьей картой была Башня - и она не рушилась, а летела, оторвавшись от фундамента. Башню снесло, что тут ещё скажешь? Нетрудно догадаться, что впереди - большие потрясения и перемены. Но это напоминало мне одну сказку, которую я читал ещё в человеческом детстве, - там домик подняло ураганом и перенесло в волшебную страну. Рано или поздно любой домик приземляется там, где нужно.
- А для тебя есть разница между приземлением и падением?
- Хмм. Нет.
Я спросил разрешения вернуться к своему лорду, который уже управился с делами. Что бы ни случилось, я всегда мог присесть у его ног и подставить голову, чтобы он гладил её и сжимал пальцы на коротких прядях, мог уткнуться в его ладонь, когда к глазам подступала недостойная рыцаря влага. Герцог Дилан спросил, что решили паки, и что решил я сам. Я ответил, что останусь и буду защищать эту землю, наш дом, от любого, кто придёт сюда с войной и мечом, будь то ши или простолюдин. Он назвал меня своим храбрым рыцарем, и хотя это было очень-очень преждевременно, ведь я ещё не совершил ничего такого, в чём проявилась бы храбрость, и даже не знал, есть ли эта храбрость во мне вовсе, - это было очень-очень искренне и тепло, как будто тебя по сердцу тоже погладили и эдак ласково почесали. Я хотел вернуть герцогу амулет, но прежде должен был убедиться, что он не загадает с его помощью чего-нибудь эдакого, что будет ему во вред. Я спросил, что он знал об этом амулете и для какого желания хотел им обладать. Но он совершенно ничего не помнил, и это было очень грустно. Думать, что помнить тебе нечего, а потом вдруг столкнуться с воспоминаниями - это куда ни шло, а вот знать, что тебе есть что вспомнить, и быть не в силах вернуть память - это плохо. Я бы загадал, чтобы мой лорд всё вспомнил, но ведь бывают вещи, которые помнить не стоит. Поэтому я просто отдал ему амулет, принадлежавший ему по праву. Сказал, что нашёл. Айна заметила, что я слишком честный для пака.
А когда я договорил и присел на подлокотник герцогского кресла, неожиданно перед ним преклонил колено рыцарь Линдрет и сказал, что хотел бы остаться у него на службе. Вот так штука! Мы с ши из Дома Айлил приносили клятву одному и тому же сюзерену, и я даже не знал об этом! Решать, конечно, было не мне, но я подумал, что хороший рыцарь у нас в Ококо лишним никогда не будет, так что пусть остаётся, и даже Кловис пусть остаётся тоже, она не только очень полезная, но и просто хорошая богганка. Лорд Дилан прикоснулся к голове рыцаря и принял его обет, а Кловис согласилась пожить во фригольде столько времени, сколько ещё продолжалось право гостеприимства, а затем окончательно решить, оставаться с сэром Линдретом или нет, потому как он обещал избавить её от клятвы, если она пожелает. Герцог Дилан сказал, что хотел бы, чтобы на его земле никогда не проливалась кровь. Но он хотел ещё подумать, прежде чем загадывать это желание амулету. Кабы с таким желанием не оказаться на... дне болота, где никто не отыщет, ни враги, ни друзья! А Иид предложила устроить в этот вечер и ночь поминки по ушедшим на Совете. Ибо смерть каждой феи обедняет Грёзу, и мы должны восполнить эту утрату своим весельем, историями и песнями.
Но песни, которые мы пели, всё равно выходили немного грустными. Тогда Иид рассказала историю о том, как паки начали врать - и об истинной любви, конечно, куда же без неё и хорошей истории тоже? - очень длинную и красивую. Пока она говорила, а сэр Линдрет незаметно дремал, Айна взяла герцога Дилана за руку и увела. Когда они вернулись, история ещё не была окончена - а лорд Дилан не из тех, кто возвращается быстро, так что вы можете понять, что это была за история, и почему я не возьмусь её пересказывать. Вкратце резюмирую только, что паки клёвые. История завершилась под заслуженные аплодисменты, а когда вечер стал клониться к ночи, лорд Дилан объявил Протокол любви.
Сердца!
Руш, которая вот так взяла и сделала не что-нибудь, а настоящую маленькую игру для тех, кому без Гламура до осени не дожить, и приняла этих персонажей, и создала для них классную историю! Это очень здорово, я всё ещё слишком скромный зверь, чтобы поверить, что я к этому офигенному как-то причастен, но без выдры не было бы герцога, как ни крути :3
Птахе [Дилан], Рыське [Айна], Айе [сэр Линдрат] и Келир [Кловис], с которыми было так хорошо - и больно, и красиво, и правильно, и весело, и тепло, вы чудесные и волшебные! Невозможно не влюбиться в этих персонажей - таких разных, ярких, живых.
Пак Дэйл останется в Ококо со своим Орденом и своим лордом, поэтому на Войне ему делать вроде как и нечего. Так что буду думать, кого б ещё сыграть, благо время есть. Помимо паков я люблю эшу, но эшу уже немало, и куда мне с моим рылом в этот ряд, а ши у меня курятся хуже простолюдинов. В общем, я открыт для предложений и предположений. Особенно к челленджам.
После игры меня поработили чары химерического пледа - так всегда выглядит мой тариф "минимальный" для социальности после удачных игр. Задремать не задремал, но пригрелся и слушал про минувшие и планируемые игры. Заполночь мы с Птахой и Рыськой разделили такси и разъехались по домам - а дома я сразу рухнул безудержно спать перед рабочим воскресеньем. Ящик Гламура и до новых встреч!