Двухнедельный перерыв ни разу не помог - Эйрелом кроет всё так же, потому что на работе я почитывал ДД&КК. Гомеопатическими дозами, но мне хватает. К счастью, на время игры я могу полностью переключиться на другого персонажа и получать удовольствие.
Субботним утром Птаха уехала за сухим льдом, а я подхватил из дома барраярский мундир и стартовал до Алтуфьево на встречу с остальными бетанцами. Поскольку капитан и доктор проспали, а Тианит нужно было позавтракать, мы с коллегами и присоединившейся Птахой отправились в Макдо и оттуда попытались постичь расписание автобусов. Сошлись на том, что быстрее будет воспользоваться убером, а доставку проспавших взяла на себя Гризка. На машине пробки нас действительно не слишком задержали, но в коттеджном посёлке карта закончилась, и дом с милым названием "Баржик" пришлось поискать. Но у нас ещё оставалось время, чтобы расположиться, одеться, подготовить бейджи и планшеты и дружно сходить на чиповку. Джонатан привёз мне конструктор каффов, и у Айка к фибуле с крыльями на поясе появилась подвеска с крыльями на ухе. Люблю такие совпадения. Хоть Айк и не был пилотом, когда бы это мешало носить крылья?..
Как игрок без психологических противопоказаний я задорно поиграл главного пациента полигона - пока у всех были политика, экономика и личка, я бредил и снова бредил. В дознание тоже охотно поиграл бы, но станция не придумала, что со мной делать, кроме домашнего ареста, который, к счастью, не вывел меня из игры надолго. Очень славно повзаимодействовал с родной командой - коллеги вступались за меня, решали все вопросы сообща, вместе готовились к выступлениям и вообще были очень правильными бетанцами. Изрядно не хватило взаимодействия с представителями других делегаций - все либо запирались в своих комнатах, либо спешили куда-то со сложными лицами. Только на мероприятиях и виделись. Так что снова - никакой личной жизни. Кстати, никто не находил мой секс-карандаш? Я его у Гризки одалживал!
Айк Ортон, гермафродит, колония Бета. Отчёт отперсонажный
Когда прибываешь в составе делегации на мирную конференцию на нейтральной территории - космической станции Александрия-2 - и сразу оказываешься в центре событий, сложно выбрать, с чего начать рассказ. Наверное, с взрывоопасного письма, которое мне передал мой коллега с Земли, Барти Франклин, для нашего общего кумира Ямамото Куги. Как многие земляне, Барти интересовался самыми разными научными сферами, так что мы не раз встречались на конференциях и беседовали об экологии. Мы оба разделяли идею, что человечеству не следует колонизировать другие планеты, пока оно не научится бережно относиться к природным ресурсам: уничтожив экосистему Земли, люди начали точно так же пожирать остальные миры с их уникальными видами флоры и фауны. К сожалению, Барти не прошёл аккредитацию на эту конференцию из-за драконовской бюрократической системы Александрии - видимо, какой-то документ оказался просроченным. Именно поэтому он просил меня вручить его послание господину Ямамото прежде, чем тот прочитает свою речь.
После открытия конференции мне не хотелось оставаться в четырёх стенах, и я решил спуститься в холл - поглазеть на прибывших гостей и познакомиться. Элен, представительница службы безопасности в нашей делегации, сопровождала меня. В холле был довольно безлюдно, и господина Ямамото я заметил сразу - он беседовал с иллирийцами. Чуть поодаль разместились цетагандийцы - я впервые увидел воочию шар аут-леди, дрейфующий невысоко от пола. По контуру шара мерцали голубые огоньки. Я поинтересовался у Элен, что это означает и что делать, если огоньки станут, к примеру, красными. "Эта штука умеет стрелять? - Нет, но она может приказать другим стрелять". Тем временем разговор Ямамото с иллирийцами рисковал затянуться, а я подбирался поближе, подпрыгивая от нетерпения - только бы он не ушёл! Обычно на конференциях его окружала такая толпа журналистов, что пробиться не было никакой возможности. Пришлось не слишком вежливо перебить иллирийцев, чтобы попросить у Ямамото автограф и отдать письмо, дожидавшееся в моём кармане.
Господин Ямамото незамедлительно открыл конверт и выразил чрезвычайное восхищение. Он сказал, что хотел бы непременно познакомиться с мистером Франклином, а также пожал мне руку и предложил сопровождать его на этой конференции, пообещал представить меня в своей речи... Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой - неужели он так редко встречал единомышленников? Но тогда я думал только о том, что смогу провести время в компании самого самоотверженного человека современности и поведать ему, сколь многое значила для общества Беты его работа. Он повёл меня наверх, на ходу взволнованно говоря о том, что его новое исследование посвящено подопытным животным на Барраяре, в частности мышам. Я знал, что в лабораториях этой отсталой планеты всё ещё процветала вивисекция, но масштабы этого кошмара не мог даже представить. Мне хотелось хоть немного утешить господина Ямамото, сказать, что Барраяр всё же движется к прогрессу несмотря на то, что лишь немногие учебные заведения приняли предложение Беты арендовать образовательные многофункциональные симуляторы. Но я не успел - мы почему-то остановились не перед личными покоями господина Ямамото, а перед входом в номера цетагандийской делегации.
На стук Ямамото дверь отворилась, перед нами вырос гем в малиновых одеждах. Ямамото развернул перед ним полученное письмо - видимо, текст был составлен при помощи каллиграфии, и Ямамото нуждался в консультации специалиста. Это, конечно, было странно, ведь Барти не был ни цетагандийцем, ни приверженцем этой культуры, но и об этом я подумать не успел и не заметил, взял ли гем в руки письмо, когда прогремел взрыв и разнёс дверь в щепки. Меня швырнуло на пол, и я потеряла сознание. Очнулась я уже на полу от ощущения, что нечто прикасается к моей щеке - кто-то обрабатывал мои ссадины антисептиком, и их защипало. Я хотела приподняться, но молодой улыбчивый медик из состава делегации Эскобара велел мне лежать. Голова болела и кружилась, в ушах гудело, но переломов, к счастью, не было. Первым делом я спросила, что с господином Ямамото, и мне ответили, что он в очень плохом состоянии, но ему уже оказывают помощь. Следом нас с Элен проводили в медицинское крыло станции и уложили на соседние койки. Нас обеих контузило, и подозревали сотрясение мозга. Я не знала, как после случившегося смотреть в глаза господину Ямамото - ведь я своими руками принесла ему смертельную опасность.
Нам вкололи синергин и оставили под наблюдением главного врача станции, позволили нашим переживающим коллегам нас навестить. Мне было немного стыдно, особенно перед Элен, которая пострадала из-за меня. У управляющих станции, несомненно, были ко мне вопросы, и они интересовались, возможно ли перевести меня в изолятор, хотя я не собиралась никуда сбегать и была готова всё им рассказать, как только мне станет лучше. Но лучше не становилось. У нас с Элен начались симптомы отравления тяжёлыми металлами. Желудок скрутило режущей болью, и нас вывернуло по разные стороны коек. Тело перестало слушаться, противоядия не помогали, и всё, что происходило вокруг нас, я плохо помню из-за боли и судорог. У нас взяли анализ крови и подтвердили диагноз, в правдоподобность которого трудно было поверить: лучевая болезнь. Все присутствующие надели защитные маски. Общим голосованием было принято решение вылечить Элен при помощи экспериментальной технологии - иллирийских наноботов, поскольку её присутствие было необходимо для обеспечения безопасности команды, а меня переправить на "Нормандию" и поместить в криокамеру Рипли-5. Мне очень не хотелось пропускать конференцию, но использование наноботов было рискованным, и я не возражала.
Возражало руководство станции: я был подозреваемым, и они не могли позволить мне покинуть Александрию. Над моей бедной головой громко кричали и даже стреляли, а я оставалась на койке, мои сознание и речь начали смазываться и путаться, я задыхалась. Я не понимала, где я нахожусь и что со мной произошло, помнила только, что что-то плохое случилось с Ямамото и что барраярские мыши - это очень важно. Я думала, что так и умру одна, и хотелось плакать от беспомощности и жалости к себе, Ямамото и мышам. Периодически я теряла сознание и не знала, сколько времени длилась пытка, но, видимо, мне также сделали инъекцию наноботов, потому что постепенно ясность ума начала ко мне возвращаться, а боль - отступать. Оказалось, что местный генетик, бетанец по происхождению, пытался провести генсканирование без согласования с нашим капитаном, и Элен открыла огонь из парализатора, чтобы меня защитить. Один заряд попал в сканирующее устройство и вывел его из строя, и повторно посягать на подобные манипуляции со мной никто больше не рискнул. Элен была уже в относительном порядке и, присмотревшись ко мне, предложила ускорить выздоровление посредством секса, но меня по-прежнему мутило и знобило, так что я не был уверен, что нахожусь в достаточно хорошей для этого форме.
Постепенно дела пошли на лад. Воздух был очищен от радиоактивных частиц, и все сняли маски. Поскольку мои утренние мюсли меня покинули, я попросила у главврача печенье. У Джейн сразу же нашлась целая пачка печенья, а у Элен - успокоительное в лице фляги с бренди, которое было как нельзя более кстати. К нам присоединился барраярский медик, помогавший вытаскивать меня с того света. Тем временем шли переговоры о доставке с "Нормандии" криокамеры Рипли-5 для помещения туда господина Ямамото - ввиду чрезвычайной ситуации мы были готовы предоставить её бесплатно, но доставка всё равно задерживалась, требовались какие-то проверки. Я очень боялся, что из-за этих проволочек Ямамото умрёт. Если бы наноботов не было и нужно было выбирать, кому отдать единственную Рипли-5, я хотел бы уступить её Ямамото, поскольку потеря такого человека будет невосполнима. Кем нужно быть, чтобы причинить столько зла тому, кто ни разу никому не навредил? Да, у Ямамото было много недоброжелателей среди корпораций. Говорили, что в покушении подозревают Барраяр, ведь эту планету он подвергал наиболее резкой критике. Но у Барраяра не могло быть таких технологий. Я читал, что цетагандийцы могут сопровождать письма сложными ароматами, но о письме с взрывчатыми веществами я даже предполагать не мог.
От скуки Элен переругивалась с охранниками станции, которые были приставлены охранять нас и не выпускать из медблока. Во время взрыва я потерял одну серьгу и документы (Элен была уверена, что нас обыскали), и мне их вернули, а планшета с листом, на котором расписался Ямамото, я с тех пор больше не видел. Зато сотрудницы службы безопасности станции, убедившись, что я пришёл в себя, разговаривали со мной очень вежливо, согласились провести допрос прямо в медблоке и не стали настаивать на применении фаст-пенты. Я не хотел, чтобы у Барти возникли проблемы, но рассказать всю правду было лучше для всех. Его наверняка использовали так же, как и меня - письмо могло пройти через многие руки, и конец этой цепочки мог затеряться. Поэтому я кратко сообщил всё, что знал о Барти как о разностороннем образованном человеке, предположил, что он был так расстроен, что наверняка уже покинул станцию, - так оно и было. Затем я изложил последовательность событий, предшествовавших взрыву, и дал краткое описание темноволосого гема, открывшего дверь - Элен говорила, что это сотрудник службы безопасности Цетаганды. Мне дали прочитать записанные показания, прежде чем я поставил подпись, и позволили нам снять с протокола копию.
Но этого безопасникам Александрии показалось недостаточно - они хотели, чтобы мы с Элен не покидали станцию до окончания расследования, а я должен был обязаться не покидать медблок. Я в очередной раз опечалился, что пропущу конференцию, ради которой и прибыл, но моим коллегам удалось добиться только того, чтобы из медблока меня перевели в отведённые Бете номера, где присматривать за мной с тем же успехом могли наши, бетанские врачи. Элен составила документ, фактически означавший домашний арест, и мне помогли добраться до бетанских апартаментов. Коллеги не хотели оставлять меня одного, но и я не мог заставить их сидеть вместе со мной взаперти, ведь конференция уже началась, - мне и так было неловко, что по моей неосторожности возникло столько неприятностей. В итоге Хаанну поспешил читать свой доклад об истории национального костюма Беты, Джейн пообещала сделать для меня запись, Элен собиралась объединить усилия с безопасниками Барраяра и Цетаганды для независимого расследования, а со мной остался доктор Бернар, которому хотелось отдохнуть. Мы немного обсудили произошедшее - взрыв стал самой популярной темой кулуарных бесед. Почему допрашивали только меня, а не цетагандийца, не иллирийцев и даже не Элен? Если бы я хотел совершить покушение, я позаботился бы о том, чтобы не пострадать самому. Но я всё ещё верил, что у станции нет предубеждений против делегации Беты - планеты, более других спонсировавшей организацию конференции.
Мне повезло: за время первого блока культурных презентаций меня, видимо, оправдали и передали, что я могу спуститься на обед вместе со всеми. Я взял побольше хлеба - единственной бетанской пищи в обеденном меню - и сел за столик нашей команды. Я был рад видеть цетагандийского безопасника целым и невредимым, но делегация Цетаганды проявляла после утреннего инцидента особую осторожность и из-за столика по соседству с нашим переместилась за самый дальний. Мы сожалели, что нельзя пригласить за наш столик барраярского врача, который живо интересовался нашими криокамерами. Но когда зал порядочно опустел, к нам присоединился юноша из барраярской службы безопасности. Мы пригласили его в гости, но его отвлекли какие-то служебные дела. Нас же ждала подготовка к интерактивной презентации в рамках блока традиций и обычаев - оставалось нарисовать таблички с названиями планет-государств. Однако барраярец воспользовался приглашением и постучался в самый разгар обсуждений. Поскольку ему не следовало знать всех секретов, чтобы не испортить впечатление от презентации, а от меня с моим кошмарным почерком всё равно не было никакой пользы, я под предлогом того, что конференция могла уже продолжиться после перерыва, ускользнула и увела барраярца с собой - и даже избежала сопровождения Элен.
В конференц-зале практически никого не было. А мне всегда было интересно говорить с барраярцами - они были редкими гостями международных мероприятий, да и то приезжал обычно один посол с парочкой безопасников, а такой большой делегации я не видела ещё ни разу. Конечно, этот юноша едва ли разделял мою заинтересованность и общался со мной по долгу службы. В первую очередь он хотел услышать об обстоятельствах взрыва и личности человека, передавшего мне письмо. Я вкратце повторил для него то, что уже рассказывал на допросе - Барраяр имел право знать. И чем больше я говорил о пережитом, тем менее страшным оно казалось - так когда-то самым серьёзным происшествием я считал тот случай, когда отравился натуральным майонезом, подсунутым в мой сэндвич на одной из станций Джексона. Чтобы перевести разговор в неформальное русло, я признался, что давно хочу побывать на Барраяре, где такая красивая природа - небо, трава и много-много воды. Для этого придётся делать множество прививок, но Барраяр стоил того. Юноша в ответ поделился своими знаниями о Бете, почерпнутыми из голофильмов. И только он обмолвился, что впервые оказался за пределами Барраяра, как на нас свалились журналисты какого-то земного канала.
Они, конечно, тоже надеялись получить сведения о теракте из первых рук, но я ответил, что знаю не больше остальных. Доверять папарацци у меня не было никакого резона: если СБ Барраяра использовала бы информацию только для того, чтобы найти злоумышленника, то журналисты могли переврать мои слова и растрепать по всей галактике, что не пошло бы на пользу ни господину Ямамото, ни Бете, ни станции. Я вежливо, но твёрдо отказался называть имя своего друга, от которого получил письмо. Светловолосый корреспондент пытался вызвать меня на разговор "не под запись", но это прозвучало смешно ввиду того, что он имел дело со специалистом по информационной безопасности. Лишь приглядевшись, я смог бы найти на нём все скрытые записывающие устройства - но мы ведь встретились не для того, чтобы проверять профессиональные навыки друг друга. Журналисты скисли, сообразив, что нацелились не на ту добычу, и оставили нас в покое. В зале было так душно, что я подошёл к окну. Перед глазами всё поплыло, вспыхивали образы и звуки, я словно проваливался в сон. Барраярец подхватил меня на руки и куда-то понёс. Он был таким сильным! А я чувствовал себя маленьким и потерянным, заблудившимся в собственных воспоминаниях и страхах.
Моё затуманенное сознание цеплялось за барраярца, как за последнюю соломинку. Барраяр... Барраяр - это мыши, которым я не мог помочь. Меня куда-то положили, снова тыкали иголками. Я страшно устал от уколов, я с детства терпеть их не мог и очень радовался, что гермафродитам не нужно прокалывать уши. У меня начались галлюцинации, я сам чувствовал себя подопытной мышью, которая не могла сбежать от бесконечных инъекций, бесконечного головокружения и боли. Люди вокруг были чужими, большими и пугающими, я их не узнавал, и некому было меня спасти. Они кричали и бегали, обнаружив в моей крови инородные объекты с электрополем, искали иллирийскую специалистку по наноботам, а потом, видимо, ввели мне антидот, потому что мне становилось легче. Некоторое время я ещё был мышью, но я узнал "доктора-печеньку", того врача, который меня угостил, а затем вспомнил и всё остальное и сообразил, что нахожусь в апартаментах делегации Барраяра. Барраярский медик снова спас мне жизнь. Говорили, что у меня проявилась атипичная реакция на наноботы, но можно было надеяться, что на этом мои медицинские приключения были исчерпаны. Встряска оставила после себя только слабость и тошноту. Опираясь на плечо одного из барраярцев, я дошёл до бетанских апартаментов и свернулся клубком на диване.
Джейн вспомнила, как пять лет назад она взяла меня с собой в один из первых моих вылетов - ещё не закончившего обучение специалиста - на одну из станций возле Джексона. Там, будучи ещё незамужней, она очень близко сошлась с неким гем-лордом. Тогда я деликатно напомнил ей об осторожности - не стоит превращать деловые контакты в личные, когда речь идёт о научных секретах Беты. Попросив меня никому об этом не рассказывать, она действительно вернула должную дистанцию в отношениях с цетагандийцем, и вскоре этот случай забылся, тем паче что мы с Джейн, доверяя друг другу, ещё не раз прикрывали друг друга в контактах с инопланетниками. Сейчас этот гем-лорд присутствовал на станции независимо от цетагандийской делегации, но между ним и Джейн уже не могло быть ничего общего, поэтому я не беспокоился. Но Джейн казалось, что происходящие именно со мной злоключения не случайны и кто-то мог желать избавиться именно от меня, что мне сделали не одну инъекцию наноботов, как Элен, а две. Но кому я мог перейти дорогу? Скорее всего, мне просто не повезло. Доктор Бернар вспомнил выражение "не день Бэкхэма" о каком-то бетанском или земном спортсмене. Видимо, бедолага крупно облажался, раз его имя вошло в поговорку. Но после этого дня впору будет говорить "не день Ортона". Чтобы развеяться, мы с Джейн пошли на презентацию цетагандийской чайной церемонии.
Мы почти не опоздали, и нам нашлось место на подушках. Один гем-лорд рассказывал о ходе церемонии и символизме её этапов, о названиях предметов посуды, и старые земные легенды о происхождении чайных листьев, другой хранил молчание, заваривая чай в изящном маленьком чайнике с плетёной ручкой и разливая его по крошечным пиалкам. Нам дали понюхать сухую чайную заварку с душистым цветочным букетом, а первую порцию чая безжалостно вылили в специальный деревянный короб с прорезями, на котором стояла посуда. После этого следовало понюхать стенки чашек и сравнить аромат готового чая, оставшийся на них, с ароматом заварки. У чая был медовый запах и, как выяснилось с первого глотка, - приятный нежный вкус. Я принимал пиалку из рук ба снова и снова, смаковал чай не торопясь - меня особенно радовало, что в столь мелкой посуде свежезаваренный чай не обжигал. Но я не мог избавиться от сожаления, что столько чая пропадает зря - после каждого круга излишки выплёскивались всё в тот же короб. Я понимал, что в этой лёгкости, с которой чай лился как вода, было особое очарование, - но ведь настоящий цетагандийский чай стоил немало, и его непросто было найти на Бете. Презентация получилась весьма познавательной - всех больше всего занимал вопрос, как выбрать для церемонии время, оставив все срочные дела за пределами чайной комнаты. А мне казалась бесценной возможность на пару часов отключить коммуникатор и просто отсутствовать в мире, отгородиться от информационного шума.
Для нашей презентации требовалось больше участников от разных делегаций, и мы попросили работников станции объявить об этом по громкой связи. Конечно, гости конференции отнеслись к этому с недоверием, особенно цетагандийцы, но нам удалось уговорить даже парочку гем-лордов. Уже на месте мы обнаружили, что не сделали табличку для Земли, и нарисовали её ручкой, - но журналисты земного канала наотрез отказались участвовать в презентации, заявив, что они на работе и снимать мероприятие должны не изнутри, а снаружи. При этом кто-то из них обмолвился, что они не являются официальными земными представителями, что несколько настораживало. Пришлось оставить их в покое. Презентация прошла замечательно, даже лучше, чем я ожидал. Это было так приятно - выходить вперёд, видеть рядом с собой людей с разных планет и понимать, что у нас могут быть общие интересы, общие ценности, похожий опыт, что мы не настолько разные, как может показаться. Я чуть не забыл выйти, когда прозвучал вопрос, чья жизнь хоть раз находилась в опасности, - ведь я только что едва не умер в лазарете дважды. Среди работников станции оказался один гермафродит, и нас вышло двое, потому что Хаанну был чем-то занят. А когда вышли те, кто хоть раз был влюблён, я заметил, что тот юный барраярец, который носил меня на руках, остался на месте. В этом было что-то очень трогательное и чрезвычайно редкое, словно какой-нибудь цветок, произрастающий только на Барраяре, и я поймал себя на ревнивой мысли, что я не хочу, чтобы кто-то грубо разрушил эту чистоту и почти невинность в этом сильном и надёжном человеке.
Я поздравил коллег после успешной презентации и спустился с ними на кофе-брейк, но после изысканного цетагандийского чая пить обычный суррогат не хотелось, и не хотелось сидеть на месте. Пообещав быть осторожным, я поспешил обратно в конференц-зал, чтобы не пропустить презентацию барраярцев. Там уже собралось немало зрителей, но барраярцы ждали, пока соберутся все члены делегации Эскобара. Сама барраярская делегация была на сцене в полном составе и держалась крайне серьёзно. Они провели традиционную барраярскую церемонию возжигания, которой на Барраяре почитали память умерших, в честь всех погибших защитников Эскобара. Глава делегации зажгла огонь в небольшом светильнике и положила туда деревянную щепку. Полился терпко пахнущий белый дым. Вся церемония сопровождалась молчанием. Кардинал Эскобара сидел, подавшись вперёд, и, казалось, боролся с желанием встать и выйти. На его месте мне, наверное, тоже было бы ужасно неловко. Барраярцы были искренними людьми и совершали это, конечно, от чистого сердца, и это было большим шагом вперёд для установления дружественных связей между Барраяром и остальным космосом, но в то же время было в этом жесте, в том, что о собственных потерях в той войне барраярцы умолчали, нечто нарочитое. Словно показная жертва, и я не мог оценить, насколько многим они жертвовали.
Когда церемония была окончена и кардинал подобрал несколько слов благодарности, я всё же спустился в банкетный зал и заварил себе чаю. Устроившись за стойкой, я вскоре заметил молодого барраярца, которого ещё не поблагодарил за своё спасение. Я спросила разрешения присоединиться к нему за столиком и сказала, что без его помощи попала бы в очень неприятное положение и что я всегда знала, что на Барраяре ещё оставались настоящие джентльмены. На Джексоне человека, который вдруг начал нести бред или терять сознание, сочли бы перебравшим каких-нибудь веществ и попросту прошли бы мимо. Барраярец был страшно смущён и отвечал, что по мне было видно, что я не пьян и мне стало плохо. И хотя мне было чрезвычайно интересно, как сотрудников СБ учат отличать одно от другого, я не стала допытываться, чтобы не засмущать его окончательно. От моей компании его избавил кто-то из начальства, он извинился и умчался, только его и видели. Мне же ничего не оставалось, кроме как покинуть ставший слишком крепким чай и удалиться в наши апартаменты.
Не то чтобы там можно было найти тишину и покой - нас посетил представитель Иллирики с очень подробной и обстоятельной презентацией каких-то военных дроидов, которых они не продавали, а сдавали в аренду. Это было любопытно, но очень уж длинно, и я вероломно дезертировал, бросив Хаанну и Элен выслушивать все подробности этого делового предложения. Сам я хотел поприсутствовать на блоке медицинских докладов, объединённых темой вопроса этически допустимых пределов модификации человеческого организма. Как и следовало ожидать, каждая планета демонстрировала свой собственный подход к данной проблеме. Иллирийский докладчик упирал на то, что модификации открывают перед человеком новые возможности и что он не достиг бы столь многого, если бы не дополнил своё тело полезными функциями. Электронные наноботы могли влиять даже на нервную систему, избавляя владельца от того или иного страха. Докладчик от Эскобара отталкивался от религиозной парадигмы и утверждал, что душа, в которой заключена личность, остаётся неизменной при физических и даже психических повреждениях. При этом тех, кто подвергся слишком значительным генетическим изменениям, он считал уже не вполне людьми, что было особенно забавно слышать цетагандийцам - и мне. Мои коллеги шёпотом обсуждали эти антинаучные тезисы, Джейн задавала вопросы, журналисты и я мужественно старались не задремать.
Когда Джейн попросила меня принести ей из номера бутылку воды, иллирийский предприниматель по-прежнему разливался перед Хаанну и Элен, и вся мизансцена была такой же, какой я её оставил, так что отступать мне было некуда. Поэтому во время докладов я занимал себя тем, что украдкой любовался на барраярцев. Молодой человек, небрежно присевший на край стола, по костюму и манерам - словно вышедший из исторических фильмов о старой Земле, в сапогах, больше подходящих кавалеристу, нежели дипломату... Когда он недавно справлялся о моём самочувствии, я почувствовала, что это не дежурная вежливость, а внимательность, присущая истинным форам. Или - женщина в строгом костюме с идеально прямой спиной, глава их делегации, прекрасная как клинок. Барраярцы были такими разными, но такими естественными, созданными их родной природой. И, конечно, я смотрела на того юношу - а он, казалось, смотрел на меня в ответ. То, как он замирал навытяжку у дверей, словно на сторожевом посту, как быстрым чеканным шагом спешил куда-то исполнять отданный ему приказ - выглядело эдакой игрой в правильного солдата, но я знала, что для барраярцев это не игра.
Самым примечательным было выступление Цетаганды. Речь подготовила сама аут-леди - не покидая своего шара. И более наглядно продемонстрировать, что Цетаганда положила на этику очень увесистый болт, было невозможно. В качестве живого пособия выступало ба, которое сопровождало делегацию. Выставив его перед аудиторией, аут-леди сообщила, что это ба, живущее на свете уже пару веков, когда-то было аут-лордом, отдавшим приказ о бомбардировке Форкосиган-Вашного. Генокод этого аута был слишком ценным, чтобы его уничтожить, поэтому в наказание он продолжал жить и служить Цетаганде, превращённый в существо, в которому относились как к мебели. Ба держалось с достоинством, и тот факт, что я принимал чай из рук бывшего палача барраярского сопротивления, не вызывал во мне ничего, кроме сочувствия. Даже самые жестокие барраярцы не были настолько изощрёнными, чтобы хотеть для аута чего-то подобного, - на Барраяре его просто казнили бы. И, разумеется, наказан он был не за то, что убил сотни гражданских, а за то, что из-за его ошибки Цетаганда потеряла свою Девятую сатрапию.
Пока продолжался доклад одного из гем-лордов, принявших эстафету у аут-леди, Бернар написал на своём планшете "Будьте готовы к эвакуации. Только без паники" и показал Джейн, Андреа и мне. Затем добавил "Это не шутка" и подчеркнул. Я предположил, что он имеет в виду слегка накалившуюся атмосферу в конференц-зале - но барраярцы вовсе не собирались набрасываться на цетагандийцев. Правда, по мере приближения докладов бетанских специалистов зал пустел всё больше и больше. Сложно было понять, утомились ли слушатели или хотели избежать некой грозившей нам опасности. Рассудив, что если бы в зале, к примеру, могла быть заложена бомба, нас бы вывели работники станции, я остался. То, что наши доклады были завершающими, было весьма справедливо - они как бы отвечали на все предыдущие. Бернар прочитал доклад об этике и, в частности, недопустимости проведения модификаций детей по требованию родителей, поскольку подвергать кого-либо таким процедурам можно только с личного осознанного согласия. Доклад Андреа был адресован в первую очередь барраярцам, которые, к сожалению, не подготовили выступления в этом блоке, - она рассказала о причинах возникновения вредных и полезных мутаций и о способах их исправления. При наличии оборудования и специалиста поломку в генокоде можно вылечить так же, как любой другой недуг - это звучало как прямое предложение помощи. Хотелось надеяться, что однажды барраярцы преодолеют свой страх перед генетикой. Когда пришла очередь презентации криокамер, подготовленной Джейн, в зале почти никого не осталось. Я хотел попросить кого-нибудь из работников станции сделать объявление по громкой связи, но не успел. А ведь этой презентацией стоило бы открывать конференцию - настолько часто за этот день нас спрашивали о криокамерах.
Едва презентация была окончена, со стороны коридора прогремел взрыв. Дверь цетагандийских апартаментов была выбита вторично, но на сей раз - изнутри: ещё одна посылка? Гем-лорд из службы безопасности полулежал у самого входа и выглядел относительно целым - по крайней мере, он был в сознании и простонал, что остальных трогать нельзя, потому что их генокод слишком ценен. Я бы предпочёл считать, что он бредил, поскольку получалось непоследовательно - из-за ценного генокода цетагандийцы оставляли в живых военного преступника, и по той же причине рисковали погубить нескольких гем-лордов. От дверей я метнулся вглубь помещения, где находились те, кто пострадал сильнее всего; там было столько крови, что у меня сразу закружилась голова. Вокруг раненых уже суетились медики из разных делегаций, и пользы от меня было бы немного, кроме как позвать на помощь остальных. Но к месту происшествия уже сбегались и избежавшие взрыва цетагандийцы, включая шар аут-леди, и просто зеваки. Пострадавших давно следовало перенести в медблок, счёт их жизней шёл на минуты, но время утекало зря, поскольку цетагандийцы запрещали оказывать помощь жертвам взрыва. Из апартаментов выставили всех посторонних, в дверном проёме встал гем-лорд - бывший знакомый Джейн, а шар аут-леди завис перед гемом-безопасником, заслоняя происходящее в помещении. Можно было утешаться тем, что у цетагандийцев есть свои врачи и свои технологии, - но были ли они заинтересованы в том, чтобы спасти своих соотечественников? Мы просто стояли и ждали, пока остававшиеся внутри раненые умрут, и ничего не могли сделать.
Я никогда раньше не видела последствия терактов вблизи. К тому же мне всегда казалось, что спасение человеческих жизней было важнее всех законов, традиций и документов. Если это кровавое месиво и это беспомощное ожидание будут мне сниться - захочу ли я пройти через коррекцию? Мне было холодно и пусто посреди галдящей толпы. Не хотелось больше слышать взрывы, не хотелось больше видеть кровь и дышать стерильным воздухом лазарета, - хотелось, чтобы кто-то был рядом, хотелось напиться и улететь в отпуск куда-нибудь подальше отсюда. Я с завистью поглядывала на апартаменты барраярской делегации, которые располагались прямо напротив цетагандийских, как на островок уюта и тишины, но не время было напрашиваться погостить. Снова говорили о криокамерах - капитан никак не мог связаться с "Нормандией", чтобы запросить их доставку на станцию. Наконец, хотя бы гема-безопасника медикам разрешили перенести из развороченной взрывом комнаты - видимо, его генокод признали недостаточно ценным. В довершение абсурда произошло явление барраярского императора Грегора со свитой из покоев "земных журналистов". Не знаю, к чему был этот маскарад, но светловолосому лже-корреспонденту, предлагавшему мне интервью, очень шла барраярская военная форма, - он словно преобразился, вернув себе предназначенный облик. Парадный же мундир императора был слишком ярким и праздничным для развернувшейся вокруг трагедии. "Что здесь произошло? - Вам правду или цензурно? - Давайте правду". Я поколебался, подбирая дипломатичный синоним к термину "п@дец", и доложил: "Всё очень плохо".
Дальнейшие события происходили очень быстро и все одновременно. В медблоке произошла перестрелка, кого-то - похоже, генетика станции - приказано было арестовать. Император Грегор в сопровождении своих людей, опережая нас с Джейн, ворвался в бетанские номера и спросил Хаанну, согласен ли он предоставить "Нормандию". Времени для голосования не было, потому что по станции уже разнёсся слух, что на нас движется неопознанный объект, так что обсуждали решение капитана мы уже постфактум. Выяснилось, что объект вполне опознан - это космическая станция Александрия-1, в беспилотном режиме с оружием на изготовку вознамерившаяся занять своё прежнее место. Для эвакуации всей Александрии-2 не было ни времени, ни мест, поэтому возникла идея таранить приближающуюся пустую станцию крейсерами всех делегаций. У Элен было другое мнение - она считала, что при атаке Александрия-1 неизбежно взорвётся, и от обломков пострадают не только крейсера, но и Александрия-2. Следовательно, вместо того, чтобы погибать вместе со всей станцией, можно было спастись, улетев на "Нормандии" на безопасное расстояние от взрыва. Доктор Бернар тоже хотел жить, сравнивая наше положение с "Титаником", но улетать без всех остальных не хотел. Мы могли предоставить Элен шаттл, пока ещё не поздно было покинуть радиус будущего столкновения, - её определённо нашлось бы кому подобрать, - но отдать ей "Нормандию" не могли. Пока оставался хотя бы один шанс спасти всех - мы должны были им воспользоваться. Для меня дело было даже не в том, что выбрать, кому жить, а кому умирать, слишком сложно. А в том, что невозможно жить, зная, что оставил на смерть сотни других людей, в том числе тех, кто спасал тебе жизнь. Уж лучше поблагодарить их в последний раз и умереть вместе с ними.
Когда внизу послышался шум, я испугалась, что произошёл ещё какой-нибудь взрыв, и поспешила к апартаментам барраярцев. Но все уже прилипли к окнам: Александрия-1 была расстреляна объединёнными усилиями всех крейсеров прежде, чем приблизилась на критическое расстояние до станции. А значит, все мы были спасены - кроме, разве что, тех цетагандийцев, которым не позволили помочь. И в сравнении с тем, что мы выжили сообща, все претензии к руководству станции и друг к другу как-то меркли, выглядели слишком мелочными. Быть может, пережитая опасность сблизила нас хоть ненадолго - а впереди была привычная рутина: диагностика состояния крейсера, сборы и обратный путь до Беты.
Постигровое и благодарностиДаже если Бета откажется от дальнейших контактов с Александрией-2, это не помешает Айку, как лицу гражданскому, ещё раз наведаться на станцию: если Ямамото всё же умер - то чтобы проститься с ним, если выжил (хотелось бы верить!) - чтобы всё-таки послушать его речь. А там, глядишь, Айк и всерьёз задумается об отпуске. На Барраяре.
Спасибо мастерам, которые подняли на крыло такой масштабный проект, собрав воедино столько людей, столько информации и столько микросюжетов, которые столь во многом доверяли своим игрокам. Несмотря на мелкие недочёты - а где их нет, если невозможно уследить за каждой деталью? - вселенная ЛМБ ожила во всём своём культурном многообразии. Получилось здорово.
(Но с "Антиглобалистами Седьмого дня" - не надо так. За адвентистов обидно, они отродясь никого не взрывали.)
Отдельное спасибо за Барти Франклина с его идеями - я как будто собственные цитаты из текстов об истории колонизации во вводной увидел - и за Ямамото [Манти] с мышами. Этот сугубо игротехнический персонаж оказал на ОБВМ Айка решающее влияние, а меня вдохновил вернуться к черновикам по Пространству Неизвестных, которые я давно забросил и был уверен, что навсегда. Есть в истории Золотого века похожий персонаж - известный правозащитник, убитый в результате покушения. И я решил, что его история должна быть рассказана. А это дорогого стоит.
Спасибо моей команде и медикам станции и Барраяра, а также всем, с кем довелось пообщаться и пересечься! Спасибо всем игрокам - вы чертовски красивые, офигенно подготовились, и я очень жалею, что видел не все презентации. Коллеги-бетанцы, предлагаю выложить куда-нибудь ролик о криокамерах, ибо он достоин более массовой публики!
После игры я накормился гречкой и, переодевшись, перебрался в барраярскую комнату, где традиционно зависла Птаха. По пути пообнимал людей, приложился к винишку, пожал иллирийские когти, полапал сухой лёд для возжиганий и в очередной душераздирающий раз услышал, что СБ станции меня не подозревала, потому что я миленький. Айк, конечно, был действительно ни при чём - он просто верил людям, но, похоже, мне не светит играть верибельных злодеев, и нужно играть таких злодеев, кто будет пользоваться тем, что они миленькие. А там, глядишь, и подозревать начнут, если играть почаще.)
За неимением попутчиков - кто-то уже отбыл, кто-то оставался ночевать - выезжали мы с Птахой на убере вдвоём. Подумалось о том, что таких персонажей, как Давид - чтобы и за родину, и с совестью - я сыграть вряд ли смогу. Я люблю играть шестерёнок системы, но совести у них нет. А если совесть есть, то она диктует критическое отношение к требованиям родины. Что ещё раз подтверждает, насколько игры про войну проходят мимо меня. Также Птаха уже не раз рассказывала мне о своём Аласторе Грюме, но только теперь на эту историю у меня сделал стойку Хоэльо - на этот момент, когда только ты знаешь, что человек, которого считают чудовищем, хотел и мог стать целителем. Интересно, где и как можно было бы сыграть подобную связку, и стоит ли бередить.
Субботним утром Птаха уехала за сухим льдом, а я подхватил из дома барраярский мундир и стартовал до Алтуфьево на встречу с остальными бетанцами. Поскольку капитан и доктор проспали, а Тианит нужно было позавтракать, мы с коллегами и присоединившейся Птахой отправились в Макдо и оттуда попытались постичь расписание автобусов. Сошлись на том, что быстрее будет воспользоваться убером, а доставку проспавших взяла на себя Гризка. На машине пробки нас действительно не слишком задержали, но в коттеджном посёлке карта закончилась, и дом с милым названием "Баржик" пришлось поискать. Но у нас ещё оставалось время, чтобы расположиться, одеться, подготовить бейджи и планшеты и дружно сходить на чиповку. Джонатан привёз мне конструктор каффов, и у Айка к фибуле с крыльями на поясе появилась подвеска с крыльями на ухе. Люблю такие совпадения. Хоть Айк и не был пилотом, когда бы это мешало носить крылья?..
Как игрок без психологических противопоказаний я задорно поиграл главного пациента полигона - пока у всех были политика, экономика и личка, я бредил и снова бредил. В дознание тоже охотно поиграл бы, но станция не придумала, что со мной делать, кроме домашнего ареста, который, к счастью, не вывел меня из игры надолго. Очень славно повзаимодействовал с родной командой - коллеги вступались за меня, решали все вопросы сообща, вместе готовились к выступлениям и вообще были очень правильными бетанцами. Изрядно не хватило взаимодействия с представителями других делегаций - все либо запирались в своих комнатах, либо спешили куда-то со сложными лицами. Только на мероприятиях и виделись. Так что снова - никакой личной жизни. Кстати, никто не находил мой секс-карандаш? Я его у Гризки одалживал!
Айк Ортон, гермафродит, колония Бета. Отчёт отперсонажный
Когда прибываешь в составе делегации на мирную конференцию на нейтральной территории - космической станции Александрия-2 - и сразу оказываешься в центре событий, сложно выбрать, с чего начать рассказ. Наверное, с взрывоопасного письма, которое мне передал мой коллега с Земли, Барти Франклин, для нашего общего кумира Ямамото Куги. Как многие земляне, Барти интересовался самыми разными научными сферами, так что мы не раз встречались на конференциях и беседовали об экологии. Мы оба разделяли идею, что человечеству не следует колонизировать другие планеты, пока оно не научится бережно относиться к природным ресурсам: уничтожив экосистему Земли, люди начали точно так же пожирать остальные миры с их уникальными видами флоры и фауны. К сожалению, Барти не прошёл аккредитацию на эту конференцию из-за драконовской бюрократической системы Александрии - видимо, какой-то документ оказался просроченным. Именно поэтому он просил меня вручить его послание господину Ямамото прежде, чем тот прочитает свою речь.
После открытия конференции мне не хотелось оставаться в четырёх стенах, и я решил спуститься в холл - поглазеть на прибывших гостей и познакомиться. Элен, представительница службы безопасности в нашей делегации, сопровождала меня. В холле был довольно безлюдно, и господина Ямамото я заметил сразу - он беседовал с иллирийцами. Чуть поодаль разместились цетагандийцы - я впервые увидел воочию шар аут-леди, дрейфующий невысоко от пола. По контуру шара мерцали голубые огоньки. Я поинтересовался у Элен, что это означает и что делать, если огоньки станут, к примеру, красными. "Эта штука умеет стрелять? - Нет, но она может приказать другим стрелять". Тем временем разговор Ямамото с иллирийцами рисковал затянуться, а я подбирался поближе, подпрыгивая от нетерпения - только бы он не ушёл! Обычно на конференциях его окружала такая толпа журналистов, что пробиться не было никакой возможности. Пришлось не слишком вежливо перебить иллирийцев, чтобы попросить у Ямамото автограф и отдать письмо, дожидавшееся в моём кармане.
Господин Ямамото незамедлительно открыл конверт и выразил чрезвычайное восхищение. Он сказал, что хотел бы непременно познакомиться с мистером Франклином, а также пожал мне руку и предложил сопровождать его на этой конференции, пообещал представить меня в своей речи... Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой - неужели он так редко встречал единомышленников? Но тогда я думал только о том, что смогу провести время в компании самого самоотверженного человека современности и поведать ему, сколь многое значила для общества Беты его работа. Он повёл меня наверх, на ходу взволнованно говоря о том, что его новое исследование посвящено подопытным животным на Барраяре, в частности мышам. Я знал, что в лабораториях этой отсталой планеты всё ещё процветала вивисекция, но масштабы этого кошмара не мог даже представить. Мне хотелось хоть немного утешить господина Ямамото, сказать, что Барраяр всё же движется к прогрессу несмотря на то, что лишь немногие учебные заведения приняли предложение Беты арендовать образовательные многофункциональные симуляторы. Но я не успел - мы почему-то остановились не перед личными покоями господина Ямамото, а перед входом в номера цетагандийской делегации.
На стук Ямамото дверь отворилась, перед нами вырос гем в малиновых одеждах. Ямамото развернул перед ним полученное письмо - видимо, текст был составлен при помощи каллиграфии, и Ямамото нуждался в консультации специалиста. Это, конечно, было странно, ведь Барти не был ни цетагандийцем, ни приверженцем этой культуры, но и об этом я подумать не успел и не заметил, взял ли гем в руки письмо, когда прогремел взрыв и разнёс дверь в щепки. Меня швырнуло на пол, и я потеряла сознание. Очнулась я уже на полу от ощущения, что нечто прикасается к моей щеке - кто-то обрабатывал мои ссадины антисептиком, и их защипало. Я хотела приподняться, но молодой улыбчивый медик из состава делегации Эскобара велел мне лежать. Голова болела и кружилась, в ушах гудело, но переломов, к счастью, не было. Первым делом я спросила, что с господином Ямамото, и мне ответили, что он в очень плохом состоянии, но ему уже оказывают помощь. Следом нас с Элен проводили в медицинское крыло станции и уложили на соседние койки. Нас обеих контузило, и подозревали сотрясение мозга. Я не знала, как после случившегося смотреть в глаза господину Ямамото - ведь я своими руками принесла ему смертельную опасность.
Нам вкололи синергин и оставили под наблюдением главного врача станции, позволили нашим переживающим коллегам нас навестить. Мне было немного стыдно, особенно перед Элен, которая пострадала из-за меня. У управляющих станции, несомненно, были ко мне вопросы, и они интересовались, возможно ли перевести меня в изолятор, хотя я не собиралась никуда сбегать и была готова всё им рассказать, как только мне станет лучше. Но лучше не становилось. У нас с Элен начались симптомы отравления тяжёлыми металлами. Желудок скрутило режущей болью, и нас вывернуло по разные стороны коек. Тело перестало слушаться, противоядия не помогали, и всё, что происходило вокруг нас, я плохо помню из-за боли и судорог. У нас взяли анализ крови и подтвердили диагноз, в правдоподобность которого трудно было поверить: лучевая болезнь. Все присутствующие надели защитные маски. Общим голосованием было принято решение вылечить Элен при помощи экспериментальной технологии - иллирийских наноботов, поскольку её присутствие было необходимо для обеспечения безопасности команды, а меня переправить на "Нормандию" и поместить в криокамеру Рипли-5. Мне очень не хотелось пропускать конференцию, но использование наноботов было рискованным, и я не возражала.
Возражало руководство станции: я был подозреваемым, и они не могли позволить мне покинуть Александрию. Над моей бедной головой громко кричали и даже стреляли, а я оставалась на койке, мои сознание и речь начали смазываться и путаться, я задыхалась. Я не понимала, где я нахожусь и что со мной произошло, помнила только, что что-то плохое случилось с Ямамото и что барраярские мыши - это очень важно. Я думала, что так и умру одна, и хотелось плакать от беспомощности и жалости к себе, Ямамото и мышам. Периодически я теряла сознание и не знала, сколько времени длилась пытка, но, видимо, мне также сделали инъекцию наноботов, потому что постепенно ясность ума начала ко мне возвращаться, а боль - отступать. Оказалось, что местный генетик, бетанец по происхождению, пытался провести генсканирование без согласования с нашим капитаном, и Элен открыла огонь из парализатора, чтобы меня защитить. Один заряд попал в сканирующее устройство и вывел его из строя, и повторно посягать на подобные манипуляции со мной никто больше не рискнул. Элен была уже в относительном порядке и, присмотревшись ко мне, предложила ускорить выздоровление посредством секса, но меня по-прежнему мутило и знобило, так что я не был уверен, что нахожусь в достаточно хорошей для этого форме.
Постепенно дела пошли на лад. Воздух был очищен от радиоактивных частиц, и все сняли маски. Поскольку мои утренние мюсли меня покинули, я попросила у главврача печенье. У Джейн сразу же нашлась целая пачка печенья, а у Элен - успокоительное в лице фляги с бренди, которое было как нельзя более кстати. К нам присоединился барраярский медик, помогавший вытаскивать меня с того света. Тем временем шли переговоры о доставке с "Нормандии" криокамеры Рипли-5 для помещения туда господина Ямамото - ввиду чрезвычайной ситуации мы были готовы предоставить её бесплатно, но доставка всё равно задерживалась, требовались какие-то проверки. Я очень боялся, что из-за этих проволочек Ямамото умрёт. Если бы наноботов не было и нужно было выбирать, кому отдать единственную Рипли-5, я хотел бы уступить её Ямамото, поскольку потеря такого человека будет невосполнима. Кем нужно быть, чтобы причинить столько зла тому, кто ни разу никому не навредил? Да, у Ямамото было много недоброжелателей среди корпораций. Говорили, что в покушении подозревают Барраяр, ведь эту планету он подвергал наиболее резкой критике. Но у Барраяра не могло быть таких технологий. Я читал, что цетагандийцы могут сопровождать письма сложными ароматами, но о письме с взрывчатыми веществами я даже предполагать не мог.
От скуки Элен переругивалась с охранниками станции, которые были приставлены охранять нас и не выпускать из медблока. Во время взрыва я потерял одну серьгу и документы (Элен была уверена, что нас обыскали), и мне их вернули, а планшета с листом, на котором расписался Ямамото, я с тех пор больше не видел. Зато сотрудницы службы безопасности станции, убедившись, что я пришёл в себя, разговаривали со мной очень вежливо, согласились провести допрос прямо в медблоке и не стали настаивать на применении фаст-пенты. Я не хотел, чтобы у Барти возникли проблемы, но рассказать всю правду было лучше для всех. Его наверняка использовали так же, как и меня - письмо могло пройти через многие руки, и конец этой цепочки мог затеряться. Поэтому я кратко сообщил всё, что знал о Барти как о разностороннем образованном человеке, предположил, что он был так расстроен, что наверняка уже покинул станцию, - так оно и было. Затем я изложил последовательность событий, предшествовавших взрыву, и дал краткое описание темноволосого гема, открывшего дверь - Элен говорила, что это сотрудник службы безопасности Цетаганды. Мне дали прочитать записанные показания, прежде чем я поставил подпись, и позволили нам снять с протокола копию.
Но этого безопасникам Александрии показалось недостаточно - они хотели, чтобы мы с Элен не покидали станцию до окончания расследования, а я должен был обязаться не покидать медблок. Я в очередной раз опечалился, что пропущу конференцию, ради которой и прибыл, но моим коллегам удалось добиться только того, чтобы из медблока меня перевели в отведённые Бете номера, где присматривать за мной с тем же успехом могли наши, бетанские врачи. Элен составила документ, фактически означавший домашний арест, и мне помогли добраться до бетанских апартаментов. Коллеги не хотели оставлять меня одного, но и я не мог заставить их сидеть вместе со мной взаперти, ведь конференция уже началась, - мне и так было неловко, что по моей неосторожности возникло столько неприятностей. В итоге Хаанну поспешил читать свой доклад об истории национального костюма Беты, Джейн пообещала сделать для меня запись, Элен собиралась объединить усилия с безопасниками Барраяра и Цетаганды для независимого расследования, а со мной остался доктор Бернар, которому хотелось отдохнуть. Мы немного обсудили произошедшее - взрыв стал самой популярной темой кулуарных бесед. Почему допрашивали только меня, а не цетагандийца, не иллирийцев и даже не Элен? Если бы я хотел совершить покушение, я позаботился бы о том, чтобы не пострадать самому. Но я всё ещё верил, что у станции нет предубеждений против делегации Беты - планеты, более других спонсировавшей организацию конференции.
Мне повезло: за время первого блока культурных презентаций меня, видимо, оправдали и передали, что я могу спуститься на обед вместе со всеми. Я взял побольше хлеба - единственной бетанской пищи в обеденном меню - и сел за столик нашей команды. Я был рад видеть цетагандийского безопасника целым и невредимым, но делегация Цетаганды проявляла после утреннего инцидента особую осторожность и из-за столика по соседству с нашим переместилась за самый дальний. Мы сожалели, что нельзя пригласить за наш столик барраярского врача, который живо интересовался нашими криокамерами. Но когда зал порядочно опустел, к нам присоединился юноша из барраярской службы безопасности. Мы пригласили его в гости, но его отвлекли какие-то служебные дела. Нас же ждала подготовка к интерактивной презентации в рамках блока традиций и обычаев - оставалось нарисовать таблички с названиями планет-государств. Однако барраярец воспользовался приглашением и постучался в самый разгар обсуждений. Поскольку ему не следовало знать всех секретов, чтобы не испортить впечатление от презентации, а от меня с моим кошмарным почерком всё равно не было никакой пользы, я под предлогом того, что конференция могла уже продолжиться после перерыва, ускользнула и увела барраярца с собой - и даже избежала сопровождения Элен.
В конференц-зале практически никого не было. А мне всегда было интересно говорить с барраярцами - они были редкими гостями международных мероприятий, да и то приезжал обычно один посол с парочкой безопасников, а такой большой делегации я не видела ещё ни разу. Конечно, этот юноша едва ли разделял мою заинтересованность и общался со мной по долгу службы. В первую очередь он хотел услышать об обстоятельствах взрыва и личности человека, передавшего мне письмо. Я вкратце повторил для него то, что уже рассказывал на допросе - Барраяр имел право знать. И чем больше я говорил о пережитом, тем менее страшным оно казалось - так когда-то самым серьёзным происшествием я считал тот случай, когда отравился натуральным майонезом, подсунутым в мой сэндвич на одной из станций Джексона. Чтобы перевести разговор в неформальное русло, я признался, что давно хочу побывать на Барраяре, где такая красивая природа - небо, трава и много-много воды. Для этого придётся делать множество прививок, но Барраяр стоил того. Юноша в ответ поделился своими знаниями о Бете, почерпнутыми из голофильмов. И только он обмолвился, что впервые оказался за пределами Барраяра, как на нас свалились журналисты какого-то земного канала.
Они, конечно, тоже надеялись получить сведения о теракте из первых рук, но я ответил, что знаю не больше остальных. Доверять папарацци у меня не было никакого резона: если СБ Барраяра использовала бы информацию только для того, чтобы найти злоумышленника, то журналисты могли переврать мои слова и растрепать по всей галактике, что не пошло бы на пользу ни господину Ямамото, ни Бете, ни станции. Я вежливо, но твёрдо отказался называть имя своего друга, от которого получил письмо. Светловолосый корреспондент пытался вызвать меня на разговор "не под запись", но это прозвучало смешно ввиду того, что он имел дело со специалистом по информационной безопасности. Лишь приглядевшись, я смог бы найти на нём все скрытые записывающие устройства - но мы ведь встретились не для того, чтобы проверять профессиональные навыки друг друга. Журналисты скисли, сообразив, что нацелились не на ту добычу, и оставили нас в покое. В зале было так душно, что я подошёл к окну. Перед глазами всё поплыло, вспыхивали образы и звуки, я словно проваливался в сон. Барраярец подхватил меня на руки и куда-то понёс. Он был таким сильным! А я чувствовал себя маленьким и потерянным, заблудившимся в собственных воспоминаниях и страхах.
Моё затуманенное сознание цеплялось за барраярца, как за последнюю соломинку. Барраяр... Барраяр - это мыши, которым я не мог помочь. Меня куда-то положили, снова тыкали иголками. Я страшно устал от уколов, я с детства терпеть их не мог и очень радовался, что гермафродитам не нужно прокалывать уши. У меня начались галлюцинации, я сам чувствовал себя подопытной мышью, которая не могла сбежать от бесконечных инъекций, бесконечного головокружения и боли. Люди вокруг были чужими, большими и пугающими, я их не узнавал, и некому было меня спасти. Они кричали и бегали, обнаружив в моей крови инородные объекты с электрополем, искали иллирийскую специалистку по наноботам, а потом, видимо, ввели мне антидот, потому что мне становилось легче. Некоторое время я ещё был мышью, но я узнал "доктора-печеньку", того врача, который меня угостил, а затем вспомнил и всё остальное и сообразил, что нахожусь в апартаментах делегации Барраяра. Барраярский медик снова спас мне жизнь. Говорили, что у меня проявилась атипичная реакция на наноботы, но можно было надеяться, что на этом мои медицинские приключения были исчерпаны. Встряска оставила после себя только слабость и тошноту. Опираясь на плечо одного из барраярцев, я дошёл до бетанских апартаментов и свернулся клубком на диване.
Джейн вспомнила, как пять лет назад она взяла меня с собой в один из первых моих вылетов - ещё не закончившего обучение специалиста - на одну из станций возле Джексона. Там, будучи ещё незамужней, она очень близко сошлась с неким гем-лордом. Тогда я деликатно напомнил ей об осторожности - не стоит превращать деловые контакты в личные, когда речь идёт о научных секретах Беты. Попросив меня никому об этом не рассказывать, она действительно вернула должную дистанцию в отношениях с цетагандийцем, и вскоре этот случай забылся, тем паче что мы с Джейн, доверяя друг другу, ещё не раз прикрывали друг друга в контактах с инопланетниками. Сейчас этот гем-лорд присутствовал на станции независимо от цетагандийской делегации, но между ним и Джейн уже не могло быть ничего общего, поэтому я не беспокоился. Но Джейн казалось, что происходящие именно со мной злоключения не случайны и кто-то мог желать избавиться именно от меня, что мне сделали не одну инъекцию наноботов, как Элен, а две. Но кому я мог перейти дорогу? Скорее всего, мне просто не повезло. Доктор Бернар вспомнил выражение "не день Бэкхэма" о каком-то бетанском или земном спортсмене. Видимо, бедолага крупно облажался, раз его имя вошло в поговорку. Но после этого дня впору будет говорить "не день Ортона". Чтобы развеяться, мы с Джейн пошли на презентацию цетагандийской чайной церемонии.
Мы почти не опоздали, и нам нашлось место на подушках. Один гем-лорд рассказывал о ходе церемонии и символизме её этапов, о названиях предметов посуды, и старые земные легенды о происхождении чайных листьев, другой хранил молчание, заваривая чай в изящном маленьком чайнике с плетёной ручкой и разливая его по крошечным пиалкам. Нам дали понюхать сухую чайную заварку с душистым цветочным букетом, а первую порцию чая безжалостно вылили в специальный деревянный короб с прорезями, на котором стояла посуда. После этого следовало понюхать стенки чашек и сравнить аромат готового чая, оставшийся на них, с ароматом заварки. У чая был медовый запах и, как выяснилось с первого глотка, - приятный нежный вкус. Я принимал пиалку из рук ба снова и снова, смаковал чай не торопясь - меня особенно радовало, что в столь мелкой посуде свежезаваренный чай не обжигал. Но я не мог избавиться от сожаления, что столько чая пропадает зря - после каждого круга излишки выплёскивались всё в тот же короб. Я понимал, что в этой лёгкости, с которой чай лился как вода, было особое очарование, - но ведь настоящий цетагандийский чай стоил немало, и его непросто было найти на Бете. Презентация получилась весьма познавательной - всех больше всего занимал вопрос, как выбрать для церемонии время, оставив все срочные дела за пределами чайной комнаты. А мне казалась бесценной возможность на пару часов отключить коммуникатор и просто отсутствовать в мире, отгородиться от информационного шума.
Для нашей презентации требовалось больше участников от разных делегаций, и мы попросили работников станции объявить об этом по громкой связи. Конечно, гости конференции отнеслись к этому с недоверием, особенно цетагандийцы, но нам удалось уговорить даже парочку гем-лордов. Уже на месте мы обнаружили, что не сделали табличку для Земли, и нарисовали её ручкой, - но журналисты земного канала наотрез отказались участвовать в презентации, заявив, что они на работе и снимать мероприятие должны не изнутри, а снаружи. При этом кто-то из них обмолвился, что они не являются официальными земными представителями, что несколько настораживало. Пришлось оставить их в покое. Презентация прошла замечательно, даже лучше, чем я ожидал. Это было так приятно - выходить вперёд, видеть рядом с собой людей с разных планет и понимать, что у нас могут быть общие интересы, общие ценности, похожий опыт, что мы не настолько разные, как может показаться. Я чуть не забыл выйти, когда прозвучал вопрос, чья жизнь хоть раз находилась в опасности, - ведь я только что едва не умер в лазарете дважды. Среди работников станции оказался один гермафродит, и нас вышло двое, потому что Хаанну был чем-то занят. А когда вышли те, кто хоть раз был влюблён, я заметил, что тот юный барраярец, который носил меня на руках, остался на месте. В этом было что-то очень трогательное и чрезвычайно редкое, словно какой-нибудь цветок, произрастающий только на Барраяре, и я поймал себя на ревнивой мысли, что я не хочу, чтобы кто-то грубо разрушил эту чистоту и почти невинность в этом сильном и надёжном человеке.
Я поздравил коллег после успешной презентации и спустился с ними на кофе-брейк, но после изысканного цетагандийского чая пить обычный суррогат не хотелось, и не хотелось сидеть на месте. Пообещав быть осторожным, я поспешил обратно в конференц-зал, чтобы не пропустить презентацию барраярцев. Там уже собралось немало зрителей, но барраярцы ждали, пока соберутся все члены делегации Эскобара. Сама барраярская делегация была на сцене в полном составе и держалась крайне серьёзно. Они провели традиционную барраярскую церемонию возжигания, которой на Барраяре почитали память умерших, в честь всех погибших защитников Эскобара. Глава делегации зажгла огонь в небольшом светильнике и положила туда деревянную щепку. Полился терпко пахнущий белый дым. Вся церемония сопровождалась молчанием. Кардинал Эскобара сидел, подавшись вперёд, и, казалось, боролся с желанием встать и выйти. На его месте мне, наверное, тоже было бы ужасно неловко. Барраярцы были искренними людьми и совершали это, конечно, от чистого сердца, и это было большим шагом вперёд для установления дружественных связей между Барраяром и остальным космосом, но в то же время было в этом жесте, в том, что о собственных потерях в той войне барраярцы умолчали, нечто нарочитое. Словно показная жертва, и я не мог оценить, насколько многим они жертвовали.
Когда церемония была окончена и кардинал подобрал несколько слов благодарности, я всё же спустился в банкетный зал и заварил себе чаю. Устроившись за стойкой, я вскоре заметил молодого барраярца, которого ещё не поблагодарил за своё спасение. Я спросила разрешения присоединиться к нему за столиком и сказала, что без его помощи попала бы в очень неприятное положение и что я всегда знала, что на Барраяре ещё оставались настоящие джентльмены. На Джексоне человека, который вдруг начал нести бред или терять сознание, сочли бы перебравшим каких-нибудь веществ и попросту прошли бы мимо. Барраярец был страшно смущён и отвечал, что по мне было видно, что я не пьян и мне стало плохо. И хотя мне было чрезвычайно интересно, как сотрудников СБ учат отличать одно от другого, я не стала допытываться, чтобы не засмущать его окончательно. От моей компании его избавил кто-то из начальства, он извинился и умчался, только его и видели. Мне же ничего не оставалось, кроме как покинуть ставший слишком крепким чай и удалиться в наши апартаменты.
Не то чтобы там можно было найти тишину и покой - нас посетил представитель Иллирики с очень подробной и обстоятельной презентацией каких-то военных дроидов, которых они не продавали, а сдавали в аренду. Это было любопытно, но очень уж длинно, и я вероломно дезертировал, бросив Хаанну и Элен выслушивать все подробности этого делового предложения. Сам я хотел поприсутствовать на блоке медицинских докладов, объединённых темой вопроса этически допустимых пределов модификации человеческого организма. Как и следовало ожидать, каждая планета демонстрировала свой собственный подход к данной проблеме. Иллирийский докладчик упирал на то, что модификации открывают перед человеком новые возможности и что он не достиг бы столь многого, если бы не дополнил своё тело полезными функциями. Электронные наноботы могли влиять даже на нервную систему, избавляя владельца от того или иного страха. Докладчик от Эскобара отталкивался от религиозной парадигмы и утверждал, что душа, в которой заключена личность, остаётся неизменной при физических и даже психических повреждениях. При этом тех, кто подвергся слишком значительным генетическим изменениям, он считал уже не вполне людьми, что было особенно забавно слышать цетагандийцам - и мне. Мои коллеги шёпотом обсуждали эти антинаучные тезисы, Джейн задавала вопросы, журналисты и я мужественно старались не задремать.
Когда Джейн попросила меня принести ей из номера бутылку воды, иллирийский предприниматель по-прежнему разливался перед Хаанну и Элен, и вся мизансцена была такой же, какой я её оставил, так что отступать мне было некуда. Поэтому во время докладов я занимал себя тем, что украдкой любовался на барраярцев. Молодой человек, небрежно присевший на край стола, по костюму и манерам - словно вышедший из исторических фильмов о старой Земле, в сапогах, больше подходящих кавалеристу, нежели дипломату... Когда он недавно справлялся о моём самочувствии, я почувствовала, что это не дежурная вежливость, а внимательность, присущая истинным форам. Или - женщина в строгом костюме с идеально прямой спиной, глава их делегации, прекрасная как клинок. Барраярцы были такими разными, но такими естественными, созданными их родной природой. И, конечно, я смотрела на того юношу - а он, казалось, смотрел на меня в ответ. То, как он замирал навытяжку у дверей, словно на сторожевом посту, как быстрым чеканным шагом спешил куда-то исполнять отданный ему приказ - выглядело эдакой игрой в правильного солдата, но я знала, что для барраярцев это не игра.
Самым примечательным было выступление Цетаганды. Речь подготовила сама аут-леди - не покидая своего шара. И более наглядно продемонстрировать, что Цетаганда положила на этику очень увесистый болт, было невозможно. В качестве живого пособия выступало ба, которое сопровождало делегацию. Выставив его перед аудиторией, аут-леди сообщила, что это ба, живущее на свете уже пару веков, когда-то было аут-лордом, отдавшим приказ о бомбардировке Форкосиган-Вашного. Генокод этого аута был слишком ценным, чтобы его уничтожить, поэтому в наказание он продолжал жить и служить Цетаганде, превращённый в существо, в которому относились как к мебели. Ба держалось с достоинством, и тот факт, что я принимал чай из рук бывшего палача барраярского сопротивления, не вызывал во мне ничего, кроме сочувствия. Даже самые жестокие барраярцы не были настолько изощрёнными, чтобы хотеть для аута чего-то подобного, - на Барраяре его просто казнили бы. И, разумеется, наказан он был не за то, что убил сотни гражданских, а за то, что из-за его ошибки Цетаганда потеряла свою Девятую сатрапию.
Пока продолжался доклад одного из гем-лордов, принявших эстафету у аут-леди, Бернар написал на своём планшете "Будьте готовы к эвакуации. Только без паники" и показал Джейн, Андреа и мне. Затем добавил "Это не шутка" и подчеркнул. Я предположил, что он имеет в виду слегка накалившуюся атмосферу в конференц-зале - но барраярцы вовсе не собирались набрасываться на цетагандийцев. Правда, по мере приближения докладов бетанских специалистов зал пустел всё больше и больше. Сложно было понять, утомились ли слушатели или хотели избежать некой грозившей нам опасности. Рассудив, что если бы в зале, к примеру, могла быть заложена бомба, нас бы вывели работники станции, я остался. То, что наши доклады были завершающими, было весьма справедливо - они как бы отвечали на все предыдущие. Бернар прочитал доклад об этике и, в частности, недопустимости проведения модификаций детей по требованию родителей, поскольку подвергать кого-либо таким процедурам можно только с личного осознанного согласия. Доклад Андреа был адресован в первую очередь барраярцам, которые, к сожалению, не подготовили выступления в этом блоке, - она рассказала о причинах возникновения вредных и полезных мутаций и о способах их исправления. При наличии оборудования и специалиста поломку в генокоде можно вылечить так же, как любой другой недуг - это звучало как прямое предложение помощи. Хотелось надеяться, что однажды барраярцы преодолеют свой страх перед генетикой. Когда пришла очередь презентации криокамер, подготовленной Джейн, в зале почти никого не осталось. Я хотел попросить кого-нибудь из работников станции сделать объявление по громкой связи, но не успел. А ведь этой презентацией стоило бы открывать конференцию - настолько часто за этот день нас спрашивали о криокамерах.
Едва презентация была окончена, со стороны коридора прогремел взрыв. Дверь цетагандийских апартаментов была выбита вторично, но на сей раз - изнутри: ещё одна посылка? Гем-лорд из службы безопасности полулежал у самого входа и выглядел относительно целым - по крайней мере, он был в сознании и простонал, что остальных трогать нельзя, потому что их генокод слишком ценен. Я бы предпочёл считать, что он бредил, поскольку получалось непоследовательно - из-за ценного генокода цетагандийцы оставляли в живых военного преступника, и по той же причине рисковали погубить нескольких гем-лордов. От дверей я метнулся вглубь помещения, где находились те, кто пострадал сильнее всего; там было столько крови, что у меня сразу закружилась голова. Вокруг раненых уже суетились медики из разных делегаций, и пользы от меня было бы немного, кроме как позвать на помощь остальных. Но к месту происшествия уже сбегались и избежавшие взрыва цетагандийцы, включая шар аут-леди, и просто зеваки. Пострадавших давно следовало перенести в медблок, счёт их жизней шёл на минуты, но время утекало зря, поскольку цетагандийцы запрещали оказывать помощь жертвам взрыва. Из апартаментов выставили всех посторонних, в дверном проёме встал гем-лорд - бывший знакомый Джейн, а шар аут-леди завис перед гемом-безопасником, заслоняя происходящее в помещении. Можно было утешаться тем, что у цетагандийцев есть свои врачи и свои технологии, - но были ли они заинтересованы в том, чтобы спасти своих соотечественников? Мы просто стояли и ждали, пока остававшиеся внутри раненые умрут, и ничего не могли сделать.
Я никогда раньше не видела последствия терактов вблизи. К тому же мне всегда казалось, что спасение человеческих жизней было важнее всех законов, традиций и документов. Если это кровавое месиво и это беспомощное ожидание будут мне сниться - захочу ли я пройти через коррекцию? Мне было холодно и пусто посреди галдящей толпы. Не хотелось больше слышать взрывы, не хотелось больше видеть кровь и дышать стерильным воздухом лазарета, - хотелось, чтобы кто-то был рядом, хотелось напиться и улететь в отпуск куда-нибудь подальше отсюда. Я с завистью поглядывала на апартаменты барраярской делегации, которые располагались прямо напротив цетагандийских, как на островок уюта и тишины, но не время было напрашиваться погостить. Снова говорили о криокамерах - капитан никак не мог связаться с "Нормандией", чтобы запросить их доставку на станцию. Наконец, хотя бы гема-безопасника медикам разрешили перенести из развороченной взрывом комнаты - видимо, его генокод признали недостаточно ценным. В довершение абсурда произошло явление барраярского императора Грегора со свитой из покоев "земных журналистов". Не знаю, к чему был этот маскарад, но светловолосому лже-корреспонденту, предлагавшему мне интервью, очень шла барраярская военная форма, - он словно преобразился, вернув себе предназначенный облик. Парадный же мундир императора был слишком ярким и праздничным для развернувшейся вокруг трагедии. "Что здесь произошло? - Вам правду или цензурно? - Давайте правду". Я поколебался, подбирая дипломатичный синоним к термину "п@дец", и доложил: "Всё очень плохо".
Дальнейшие события происходили очень быстро и все одновременно. В медблоке произошла перестрелка, кого-то - похоже, генетика станции - приказано было арестовать. Император Грегор в сопровождении своих людей, опережая нас с Джейн, ворвался в бетанские номера и спросил Хаанну, согласен ли он предоставить "Нормандию". Времени для голосования не было, потому что по станции уже разнёсся слух, что на нас движется неопознанный объект, так что обсуждали решение капитана мы уже постфактум. Выяснилось, что объект вполне опознан - это космическая станция Александрия-1, в беспилотном режиме с оружием на изготовку вознамерившаяся занять своё прежнее место. Для эвакуации всей Александрии-2 не было ни времени, ни мест, поэтому возникла идея таранить приближающуюся пустую станцию крейсерами всех делегаций. У Элен было другое мнение - она считала, что при атаке Александрия-1 неизбежно взорвётся, и от обломков пострадают не только крейсера, но и Александрия-2. Следовательно, вместо того, чтобы погибать вместе со всей станцией, можно было спастись, улетев на "Нормандии" на безопасное расстояние от взрыва. Доктор Бернар тоже хотел жить, сравнивая наше положение с "Титаником", но улетать без всех остальных не хотел. Мы могли предоставить Элен шаттл, пока ещё не поздно было покинуть радиус будущего столкновения, - её определённо нашлось бы кому подобрать, - но отдать ей "Нормандию" не могли. Пока оставался хотя бы один шанс спасти всех - мы должны были им воспользоваться. Для меня дело было даже не в том, что выбрать, кому жить, а кому умирать, слишком сложно. А в том, что невозможно жить, зная, что оставил на смерть сотни других людей, в том числе тех, кто спасал тебе жизнь. Уж лучше поблагодарить их в последний раз и умереть вместе с ними.
Когда внизу послышался шум, я испугалась, что произошёл ещё какой-нибудь взрыв, и поспешила к апартаментам барраярцев. Но все уже прилипли к окнам: Александрия-1 была расстреляна объединёнными усилиями всех крейсеров прежде, чем приблизилась на критическое расстояние до станции. А значит, все мы были спасены - кроме, разве что, тех цетагандийцев, которым не позволили помочь. И в сравнении с тем, что мы выжили сообща, все претензии к руководству станции и друг к другу как-то меркли, выглядели слишком мелочными. Быть может, пережитая опасность сблизила нас хоть ненадолго - а впереди была привычная рутина: диагностика состояния крейсера, сборы и обратный путь до Беты.
Постигровое и благодарностиДаже если Бета откажется от дальнейших контактов с Александрией-2, это не помешает Айку, как лицу гражданскому, ещё раз наведаться на станцию: если Ямамото всё же умер - то чтобы проститься с ним, если выжил (хотелось бы верить!) - чтобы всё-таки послушать его речь. А там, глядишь, Айк и всерьёз задумается об отпуске. На Барраяре.
Спасибо мастерам, которые подняли на крыло такой масштабный проект, собрав воедино столько людей, столько информации и столько микросюжетов, которые столь во многом доверяли своим игрокам. Несмотря на мелкие недочёты - а где их нет, если невозможно уследить за каждой деталью? - вселенная ЛМБ ожила во всём своём культурном многообразии. Получилось здорово.
(Но с "Антиглобалистами Седьмого дня" - не надо так. За адвентистов обидно, они отродясь никого не взрывали.)
Отдельное спасибо за Барти Франклина с его идеями - я как будто собственные цитаты из текстов об истории колонизации во вводной увидел - и за Ямамото [Манти] с мышами. Этот сугубо игротехнический персонаж оказал на ОБВМ Айка решающее влияние, а меня вдохновил вернуться к черновикам по Пространству Неизвестных, которые я давно забросил и был уверен, что навсегда. Есть в истории Золотого века похожий персонаж - известный правозащитник, убитый в результате покушения. И я решил, что его история должна быть рассказана. А это дорогого стоит.
Спасибо моей команде и медикам станции и Барраяра, а также всем, с кем довелось пообщаться и пересечься! Спасибо всем игрокам - вы чертовски красивые, офигенно подготовились, и я очень жалею, что видел не все презентации. Коллеги-бетанцы, предлагаю выложить куда-нибудь ролик о криокамерах, ибо он достоин более массовой публики!
После игры я накормился гречкой и, переодевшись, перебрался в барраярскую комнату, где традиционно зависла Птаха. По пути пообнимал людей, приложился к винишку, пожал иллирийские когти, полапал сухой лёд для возжиганий и в очередной душераздирающий раз услышал, что СБ станции меня не подозревала, потому что я миленький. Айк, конечно, был действительно ни при чём - он просто верил людям, но, похоже, мне не светит играть верибельных злодеев, и нужно играть таких злодеев, кто будет пользоваться тем, что они миленькие. А там, глядишь, и подозревать начнут, если играть почаще.)
За неимением попутчиков - кто-то уже отбыл, кто-то оставался ночевать - выезжали мы с Птахой на убере вдвоём. Подумалось о том, что таких персонажей, как Давид - чтобы и за родину, и с совестью - я сыграть вряд ли смогу. Я люблю играть шестерёнок системы, но совести у них нет. А если совесть есть, то она диктует критическое отношение к требованиям родины. Что ещё раз подтверждает, насколько игры про войну проходят мимо меня. Также Птаха уже не раз рассказывала мне о своём Аласторе Грюме, но только теперь на эту историю у меня сделал стойку Хоэльо - на этот момент, когда только ты знаешь, что человек, которого считают чудовищем, хотел и мог стать целителем. Интересно, где и как можно было бы сыграть подобную связку, и стоит ли бередить.