Потихоньку испарившись с вечеринки фей, я поехал в Кузьминки и пошёл по аптекам. Нашёл-таки аскорбинку в порошке - кажется, в четвёртой аптеке по счёту, - надеюсь, она всё же пригодилась на игре. Дождался Тигрисс и Влада, указал дорогу до маршрутки, и мы добрались вовремя - но стартовали почти в час ночи, так что я успел наесться хлебом и побороть сонливость. А главное - переролиться из пака в доктора Рэйвика.
Играли до восьми утра, убили меня около четырёх, когда общий мистический пласт ещё толком не начался. Поигралось отлично, но в соотношении подготовки и применения - перевес огромный: ни с кем не провёл сеанс гипноза (с охранником за пять минут не успел бы), никому не оказал первую помощь, никого не принёс в жертву Даже к слову не пришлось поговорить о профессиональной сфере, хотя, может, и к лучшему - в культуре я шарю куда больше, нежели в медицине, поэтому мне всегда так вкусно играть коллекционеров.
И никому-то Теодор не был нужен (м@дак ибо), воскрешать его никто не стал, и я немного пошуршал игротехнической щупальцей, агитируя за Ктулху. Но предвыборная программа у него была какая-то слабая, и профессор не повёлся.
А самым впечатляющим моментом, после смерти Рэйвика (да, м@дак, а погиб всё равно при исполнении врачебных обязанностей), стал тот, когда с нами заигрался полигон и буря снаружи с грохотом распахнула приоткрытое окно в пустой комнате, заставив нас броситься туда и уронив цветочный горшок, который, к счастью, не разбился и суккулент также не пострадал.
У Теодора Рэйвика было только одно двойное днище - он был культистом. Узнать
Будучи примерным протестантом, сей достойный потомок древнего рода всегда верил в то, что в мире существуют скрытые силы и явления, созданные только для избранных, и научное постижение оных сил и называют магией. Считая, что тайные знания были доступны выдающимся учёным древности, он искал их следы, продолжая семейную коллекцию предметов культа, папирусов и пергаментов, живописи и скульптуры на религиозную тематику, а также собирал естественнонаучные экспонаты вроде заспиртованных аномалий, чучел и ископаемых останков.
Несмотря на знания о бессознательном и преуспеяние в навыках гипноза, Теодор полагал, что медицина в целом и психиатрия в частности должна больше опираться на законы природы - физику, химию и биологию, нежели ударяться в абстракции. Поэтому в используемых методах он был консервативен и свежие веяния из-за океана принимал, только когда они одобрялись американскими авторитетами, а изобретение ЭСТ - электросудорожной терапии - горячо приветствовал и сразу начал её применять экспериментальным путём.
Презумпции ценности пациента для него на самом деле не существовало. А вот полезности - да. Каждый попадавший в его руки пациент позволял ему учиться новому, но Теодор относился к нему как к лабораторной мыши, и если кто-то мог пострадать - списывал на допустимую жертву во имя науки. Капитаном Симонсом он гордился только потому, что это была его первая крупная удача на психиатрическом поприще. Помощника пропавшего доктора Уэста, МакНамару, подозревал в симуляции и догадывался, что Уэст мог достичь положительного результата в "оживлении" мертвецов - что Рэйвик ранее считал бесперспективным. Теодору было всё равно, убил ли МакНамара Уэста, не выдержав кощунственных манипуляций с трупами, или тот сам помешался и куда-то делся, - он завидовал успеху Уэста, но вытащить из МакНамары подробности ему не удалось.
А ещё было внутреннее святилище ложи Серебряныхложечек сумерек, право вступить в которое слишком соблазнительно для исследователя. И человеческие жертвы, которых пожирали странные существа. Внешний вид этих существ Рэйвик списал на мутации (труды по генетике уже выходили) и был чрезвычайно заинтересован возможной взаимосвязью психической и физической деградации. Ради наблюдения можно было и взять в руки ритуальный нож, чтобы прикончить распростёртого на алтаре бедолагу. Что-то внутри Теодора слабо пищало про клятву Гиппократа и про то, что он зашёл слишком далеко, но выход из святилища всё равно подразумевался только вперёд ногами - и он профессионально держал лицо.
Он думал, что это также были жертвы во имя науки, а это оказались жертвы во имя Ктулху. На игре, доживи он до проявлений НЁХ, он без раздумий поступил бы так же, как поступал в святилище, - хотя я даже забыл заявить себе ножичек, ожидая, что он мне положен по умолчанию, как и другие атрибуты ложи. Случилось то, что случилось, четыре трупа украсили утренний пейзаж, и Рэйвика мне даже не жаль, в отличие от Марвина Роя, которого будем считать выжившим, - он был холост, отец погиб на войне, мать - во время эпидемии тифа. А его идеи были уже близки к тому, что высшие категории людей имеют право использовать низших в качестве подопытных, и что физическое совершенство может являться свидетельством душевного здоровья, - так что в конце 30-х он мог стать востребован в совсем других частях света.
Отчёт отперсонажный, посмертный (весь гон о Египте является гоном)Я получил приглашение на выставку "Наследие фараонов" как член Исторического общества, глава которого, профессор Стоун, курировал экспедицию Мискатоникского университета. Экспедиция оказалась чрезвычайно успешной - профессор уже проговорился, что при раскопках была обретена мумия фараона Сетхи IX. Некоторые другие уникальные находки должны были быть проданы с закрытого аукциона. Передав коллегам текущие дела в клинике, я в числе первых прибыл в особняк общества, ставший в тот день местом фуршета для всех друзей профессора.
Профессор, как только меня обнаружил, представил мне свою протеже, молодую археолога мисс Фостер, которая год провела в Долине Царей, но держалась вполне светски. Также он пригласил фотографа, мисс Монро - девушки оказались давними знакомыми. Прибыл монополист и меценат Родерик Эшер-Делапорт, мой добрый соперник по аукционам, с примечательными синими волосами. Сказал, что это последствия химического эксперимента, хотя он прежде никогда не увлекался косметикой. Надеюсь, он не экспериментировал с бромом, не зная о побочных эффектах. Появился даже доктор МакНамара, мой бывший пациент, ныне лишённый лицензии и официально не практикующий. Мисс Монро заявила, что ей его кто-то рекомендовал. Мир поистине тесен.
Профессор собирался что-то мне сказать, но отвлёкся, когда охранник доложил ему о визите помощника шерифа, мистера Олбейна. Я неожиданно остался один в гуще гостей. Мисс Фостер привлекала всеобщее внимание, рассказывая о своей жизни в Египте. Она упомянула, что в Египте процветают секты, которые по-прежнему поклоняются древнеегипетским богам - и не только. По-видимому, европейские сектанты и оккультисты также находили там приют, что немудрено, когда уникальные артефакты буквально лежат под ногами. Но я сделал вид, что мне могут прийти на ум только христианские и исламские секты, и мы перевели тему беседы на коптов. Однако следом мисс Фостер проговорилась, что видела руны. В Египте наследили немцы? Или она и впрямь имела в виду иероглифы - но, в таком случае, была ли она в Египте вообще?..
Мисс Монро активно фотографировала посетителей выставки и выразила желание увидеть основную экспозицию музея Исторического общества. Я был только рад покинуть толпу, и мистер Делапорт увязался с нами. Дверь музея была закрыта, но не на ключ. Я показал мисс Монро витрину с украшениями разных эпох и уголок восточных экспонатов, сдержанно согласившись с мистером Делапортом, что некоторые из представленных там вещиц желал бы видеть в собственной коллекции. У отдельных вещей были увлекательные истории, которые я слышал от профессора. Библиотекарь миссис Картер выросла словно из-под земли и присоединилась к моей импровизированной экскурсии. У неё был заметный пунктик на женщин, бравшихся за мужские занятия, поэтому она сразу вцепилась в мисс Монро с её современной фототехникой.
Мистер Делапорт припомнил мне мумию кошки, которую я перехватил у него на аукционе, - это была недешёвая покупка, он успел порядочно задрать цену, но я о ней не пожалел. Мисс Монро заявила, что хотела бы видеть мою домашнюю коллекцию. Редко случается, чтобы кто-то интересовался органами в формалине, фрагментами костей и прочими неаппетитными для простого человека экспонатами, но это могло быть забавно, и, коль скоро мисс Монро собиралась задержаться в Аркхэме на несколько дней, я пригласил её на вечернюю чашку кофе.
Тут меня окликнул профессор Стоун, и я был вынужден оставить мисс Монро любезностям Делапорта. Профессор сказал, что хочет устроить мою встречу с его охранником, мистером Синклером, который уже дал согласие; он, видимо, полагал, что я сразу проведу сеанс гипноза и все проблемы разрешатся как по волшебству, тогда как мне было необходимо предварительно побеседовать с пациентом и выяснить все обстоятельства, а затем провести осмотр, ведь у гипноза могли быть противопоказания, - но профессор давал нам с мистером Синклером только пять минут перед открытием аукциона. Он впустил нас в выставочный зал, где нас никто не мог побеспокоить.
Я виделся с мистером Синклером несколько лет назад, когда у меня на лечении находился капитан Джек Симонс - ныне капитан успешно сотрудничал с Историческим обществом и предоставил своё судно для доставки экспедиции до Египта и обратно. Тогда мистер Синклер повёл себя чрезвычайно неуравновешенно, требуя немедленного свидания с пациентом Симонсом, которому по причине невменяемости была прописана полная изоляция от общества. Теперь же мистер Синклер утверждал, что видел ночью человеческую фигуру, разгуливающую по коридорам Исторического общества в белых бинтах. Он признался, что открыл по неизвестному стрельбу, что само по себе ставило под сомнение его профпригодность, и заявил, что тот скрылся настолько быстро, что это не мог быть никто иной, кроме мумии.
Можно списать это на чей-то розыгрыш - ведь в особняке наверняка существуют тайные ходы, предусмотренные его прежними владельцами, которые мог разведать кто-то из сотрудников музея. Но нельзя забывать и о том, как предрассудки, окружающие мумий, воздействуют на фантазию людей, особенно нервически возбудимых. Мистер Синклер клялся, что не пил лишнего, но я объяснил ему, что обман зрения возможен не только при злоупотреблении алкоголем, и настоятельно порекомендовал обратиться ко мне в клинику по окончании торжественного вечера. Тот не протестовал и уповал на защиту Господа, что было весьма похвально и предвещало благополучный исход лечения. На этом время, отпущенное нам профессором Стоуном, обеспокоенным здоровьем своего сотрудника, истекло и двери выставочного зала должны были распахнуться.
Я смешался с толпой и вошёл в зал уже на правах посетителя. Я надолго остановился над мумией фараона, сохранность которой была поразительна. Там, где бинты истлели, видна была пергаментно-серая кожа, обтягивающая мышцы и сухожилия, на ладонях отросли жёлтые ногти. Мы с мистером Делапортом сразу обратили внимание на то, что, несмотря на маску фараона, скрывающую лицо мумии, она была одета не в царские одежды. Я предположил, что это лиловые одеяния жреца. Что могло заставить тех, кто обряжал тело Сетхи IX, подчеркнуть его жреческий статус? Тело принадлежало молодому мужчине. Фараоны нередко умирали ранней смертью из-за аномалий, вызванных инцестом, но это тело было лишено уродств, его даже можно было назвать красивым. Также в царских дворцах случались убийства, - но не могло ли быть, что Сетхи добровольно принёс себя в жертву богам, став тем самым вечным их служителем? Да, для древнеегипетских культов это нетипично, но каждый новый фараон привносил что-то своё в отправление обрядов - достаточно вспомнить революционера Эхнатона...
Максимилиан, распорядитель аукциона, уже вовсю нахваливал те экспонаты, которые должны были уйти с молотка. Этот ушлый итальянец ничерта не смыслил в египетской мифологии, но у него был отменно подвешен язык, так что он мог продать хоть снег на Аляске. Он разливался, что мумифицированная кисть руки, сохранившаяся от другой, повреждённой при вскрытии гробницы мумии, излечивает все недуги и, если приложить её к царапине, она затянется. Памятуя о том, что в Египте можно умереть и от укуса комара, - над головой Макса стоило всегда держать табличку "Не повторять. Опасно". А две статуэтки Баст, в её солнечной и лунной ипостаси, превратились с лёгкой руки Макса в парные статуэтки влюблённых кота и кошки, которые следовало дарить пассии.
Также среди лотов находились фигурка скарабея с текстом на нижней стороне постамента, частое упоминание иероглифа Гора в коем тексте подтверждало, что эта фигурка - домашний оберег. Был и набор из пары барельефов-миниатюр, в комплект с которыми входила глиняная голова - очевидно, крышка от канопы, изображающая Амсета, а барельефы были сняты с сундука для канопов. Затесался кубок явно не египетской работы, да и для Междуречья обработка металла была слишком тонкой - быть может, мимо просто проходил Наполеон? Сомнительным казался и кулон с бирюзой, якобы принадлежавший Нефертити, но узоры на нём свидетельствовали о более поздних временах.
А самым интересным для меня экспонатом была статуэтка химерического существа. У него были крылья, лягушачьи лапы, львиный хвост и голова моллюска с вытянутым черепом и щупальцами. Никогда прежде я не встречал таких фигур в египетской культуре, но серый базальт, из которого она была выточена, не оставляла сомнений в египетском происхождении находки. Должно быть, она относилась к тайным тёмным культам. Как знать, что происходило в голове у жреца, который в своих видениях увидел создание подобно этому? Последователи тёмных культов нередко употребляли наркотические вещества. За такую статуэтку, украсившую бы любую коллекцию, я намерен был побороться, надеясь, что остальных участников аукциона она не заинтересует.
Я так долго вглядывался в мелкие детали, склонившись над столом для лотов, что у меня заболела голова. Я сел в первом ряду, и аукцион вскоре открылся. Приветственное слово профессора прервало экстренное радиосообщение - предупреждение о приближающемся шторме. Владельцам судов советовали задержаться в Аркхэме и не отплывать до окончания непогоды. Боже, храни мореходов - сезон штормов в этом году начался рановато. Немудрено, что перед бурей у меня шумело в ушах. Мисс Монро также стало дурно от духоты, кто-то принёс ей воды и приоткрыл окно. Аукцион продолжился, в особняке Исторического общества было тепло и тихо несмотря на разгул стихии снаружи. Я делал ставки, стараясь разорить своего главного конкурента - Делапорта - прежде, чем придёт очередь по-настоящему ценных вещей. Так я заставил его купить статуэтки Баст, но сам оказался владельцем набора барельефов: ставки - рискованная игра, в которой главное - вовремя остановиться. И я уже не помнил, кому из нас досталась мумифицированная рука, уступил ли я её Делапорту, когда цена стала слишком высока, или же нет...
Когда в руку Макса последней легла статуэтка химеры, я забыл обо всём. Мне прежде казалось, что я уже стар для азарта такой силы, но эта вещь была особенной. Макс, пройдоха, наслушавшись, как мы обсуждали статуэтку перед аукционом, назначил особенно высокую стартовую цену, но отступать было некуда, и мы с Делапортом бросились в бой. Все конкуренты быстро отстали от нас, и мы снова и снова перебивали цену, то повышая сразу намного в надежде поскорее покончить с гонкой, то осторожно добавляя по минимальной ставке. Счёт пошёл на тысячи, перевалил за миллион долларов... Где-то в глубине души я понимал, что мне придётся опустошить все банковские сбережения моей семьи, возможно, влезть в долги и распродать часть коллекции, которая более меня не увлекала, - и я сражался до последнего. Конечно, Делапорт продолжал только для того, чтобы лот достался мне подороже, но рано или поздно даже он должен был остановиться. И вот статуэтка стала моей. За два с половиной миллиона.
Похоже, мало кто верил, что у наследника разорившегося семейства Экклз найдутся такие деньги. Я и сам в это почти не верил. Оставалось выписать чек, а до тех пор, пока не окончится процедура перемещения средств со счетов, статуэтка должна была храниться в музейном сейфе. Я слышал у себя за спиной не слишком искренние поздравления, как вдруг в здании погас свет - видимо, буря повредила провода. МакНамара запаниковал, требуя принести свет; он и до этого момента казался мне странным, прикасался к своему лицу, как будто у него болел зуб, - должно быть, не вполне излечился от нервного тика. Прочие же сохраняли спокойствие. Профессор принёс фонарь, и при его свете я выписал чек и передал его Максимилиану.
Все столпились в коридоре, и только МакНамара задержался, тяжело опираясь на стол, где лежала мумия, - к счастью, его не стошнило в саркофаг. Он тоже чувствовал недомогание, что неудивительно: люди, пережившие черепно-мозговые травмы, тяжелее других переносят экстремальные погодные условия. Даже у меня шумело в ушах всё сильнее - если бы не буря, я отправился бы домой. Можно было бы попросить у профессора о возможности прилечь в свободных апартаментах, но было бы невежливо покидать общество, и я решил, что перекус восстановит мои силы. Наверху послышался грохот - слуги, чинившие электрощиток, что-то уронили, или же буря повредила кровлю? Вскоре свет зажёгся вновь, и я поспешил наверх вслед за профессором, чтобы узнать, успешно ли была помещена в сейф моя статуэтка. Кто-то мог воспользоваться темнотой или же нарочно её подстроить...
Профессор первым обнаружил мёртвого Максимилиана. Я успел войти в зал хранилища и увидеть его тело, совершенно нетронутое, прежде чем подоспел помощник шерифа и выставил из помещения всех, кроме МакНамары. Тот некоторое время спустя констатировал смерть от сердечного приступа. Он не мог ошибиться - но его могли подкупить или подговорить, чтобы не пугать гостей; в такой вердикт абсолютно не верилось - сердечный приступ не может быть мгновенным, ему, как и апоплексическому удару, предшествуют определённые симптомы, так-то: боль, покраснение лица, одышка, головокружение. А Максимилиан был молод и на сердце никогда не жаловался. Наверняка его убили, чтобы забрать статуэтку, а всем было не до того, чтобы проверить сейф - мне ничего не оставалось, кроме как ждать, сетуя на то, что моя дорогая покупка могла пропасть буквально из-под носа.
Мисс Фостер поинтересовалась, не пропадало ли что-то в последнее время из ложи Серебряных сумерек. Значит, я не ошибся и она действительно неизвестным способом проникла на последний ритуал внутреннего святилища - по словам охраны, в тот день из посторонних в ложе присутствовала только она. Когда её спугнули, она обронила медальон, который я подобрал и приберёг на всякий случай. Она могла видеть меня во время жертвоприношения, но, видимо, что-то мешало ей объявить меня убийцей. Не то ли, что я мог объявить её воровкой? Разумеется, я ответил ей, что из ложи в самом деле что-то украли, но вещь была довольно незначительной и её владелец наверняка уже заявил в полицию.
Всем хотелось узнать, почему я потратил целое состояние на статуэтку, её называли уродливой - как будто единственное назначение предметов искусства в том, чтобы украшать каминную полку. Я же считал, что эта химера создана чрезвычайно изобретательно: её автор хотел, чтобы она правила всеми стихиями. Крылья позволяли ей подняться в небо, звериное туловище - ходить по земле, а перепончатые лапы и голова спрута - погружаться в морские глубины. Люди, должно быть, пугались этого существа потому, что его не существовало в природе. Пришлось пояснить, что человеческому сознанию не под силу породить нечто уникальное - все наши фантазии и сны, как калейдоскоп, сложены из осколков того, что мы уже видели наяву. А природа, используя собственный калейдоскоп - генетику, создаёт порой особей, которые человеку и не снились...
Пока я философствовал, со второго этажа, где велись следственные процедуры и куда более никого не впускали, вернулся профессор, и я наконец услышал от него, что статуэтка пропала. Пропал и мой чек на два с половиной миллиона, так что он посоветовал мне подать заявление о краже и позвонить в банк, дабы закрыть счёт, чем я незамедлительно и воспользовался. Вслед за ним спустился помощник шерифа и, собрав всех заинтересованных лиц в аукционном зале, официально сообщил о свершившемся преступлении. Я бы хотел, чтобы всех гостей обыскали, ведь злоумышленники могли действовать сообща, но у него, похоже, были иные планы. В конце концов, в такую погоду сбежать из особняка было бы самоубийством - очередное радиосообщение оповестило, что находиться на улице опасно для жизни.
Однако исчезла не только статуэтка. Мистер Синклер прикормил местный сброд - девицу сомнительных нравов, жившую в доме священника, и мальчишку-беспризорника, - видимо, впустив их на фуршет через чёрный ход. Такое пренебрежение служебными обязанностями не довело бы его до добра. Священник, отец Энтони, и его девица попросили за мальчишкой приглядеть, но не знаю как другим, а мне было на него решительно наплевать, тем паче что он вёл себя тихо. И вот в какой-то момент они его потеряли - я склонен был считать, что скрыться вместе со статуэткой ему ума бы не хватило, но он мог натворить что-то ещё и удрать через чёрный ход, боясь наказания. Его начали разыскивать повсюду, даже во дворе, куда у меня не было охоты соваться. В какой-то момент я остался наедине с библиотекарем миссис Картер. Она спрашивала у меня, пока все толпились у тела Макса, не попадался ли мне медальон со сложным узором, - якобы его изображение она видела в книге, но саму книгу показать не могла.
Я сразу вспомнил о медальоне, который подобрал после бегства нашей незваной гостьи, но я не желал показывать его при всех. Я мог бы и вовсе оставить его себе, но миссис Картер проявляла чрезвычайное нетерпение и даже готова была отправиться на поиски в музейный склад, что напомнило мне мой коллекционерский азарт, - она больше ни о чём не могла думать, кроме этого. Мистер Делапорт охотно сопроводил бы её на склад, но и от этого лишнего свидетеля мне удалось отболтаться. И когда никто нас не видел, я протянул миссис Картер медальон с пентаграммой. Она взяла его в руки и узнала в нём свою фамильную реликвию. Я с неохотой выпустил из пальцев цепочку, на которой он висел, - но я не мог не уважать ценности таких же древних семей, как моя. К тому же мне было любопытно наблюдать за реакцией миссис Картер. Я никогда прежде не видел её настолько радостной. Её поведение с медальоном было похоже на манию, одержимость...
Она взялась рассказывать мне историю своего предка, той самой женщины, что была изображена на портрете, недавно украденном из Исторического общества, - они были похожи внешне, и, очевидно, не только внешне. Как многие основатели древних родов Аркхэма, миссис Джозефина Карвен занималась научными изысканиями и была обвинена в чёрной магии. Кто-то заходил в фуршетный зал и выходил обратно, а она всё говорила, беспокойно ходя вокруг стола. Медальон в её руках не заметил только ленивый, но мисс Фостер никак на него не среагировала, как и на слова о том, что именно я передал его миссис Картер. А мистер Делапорт высказал любопытное предположение, что геометрическое изображение на медальоне могло быть астрологической картой - схемой расположения небесных тел в определённый день.
Когда к нашей беседе присоединился мистер Синклер, он заявил, будто сердце Максимилиана разорвалось от несчастной любви, намекая на миссис Картер, и что она разбила два сердца за один вечер, но второе - не его. Я не мог поверить в столь романтическую версию, а мистер Синклер всё более казался мне странным, хоть и держался слишком строго для бредящего человека, - быть может, он боялся, что миссис Картер - ведьма?.. Но в наш разговор ворвался крик о помощи с верхнего этажа. Помощник шерифа и остальные наверняка были заняты поисками чёртова мальчишки. Мои собеседники сделали вид, что ничего не слышат, - у меня же сработал рефлекс. Что бы ни происходило, прежде всего я был доктором и исследователем. Уже взбегая по лестнице, я понял, что у меня нет никакого оружия - ни револьвера, ни даже ножа.
Крики доносились из библиотеки. Там так и не удалось восстановить электрическое освещение, поэтому меня с порога встретила кромешная тьма. Я узнал голос МакНамары, который, матерясь от боли, требовал, чтобы я сделал хоть что-нибудь. Я не мог даже сбегать за фонарём - ему оставались считанные минуты, прежде чем истечь кровью. Он хрипел, что кто-то напал на него, но я не различал, кто именно, - рядом с ним лежало без сознания ещё одно тело. На ощупь я нашёл медицинский саквояж Макнамары, на ощупь распахнул на нём промокшую от крови одежду. Взгляд постепенно привыкал к темноте, пока я на ощупь же натягивал перчатки и тампонировал множественные раны - казалось, его кромсали как свежий стейк.
Кто-то заглянул на шум, и я потребовал найти источник света и помощника шерифа. Когда мне принесли фонарь, передо мной предстал капитан Симонс - также раненый и, видимо, оглушённый. Между ним и МакНамарой валялся ритуальный нож, сломанный в борьбе, - такой же, каким я умерщвлял жертв в святилище, такой же, какой недавно нашёл мистер Олбейн на месте преступления. Я знал, что жертвоприношения могли практиковаться дилетантами вне ложи, - но капитан?.. Пришлось оказать помощь и ему. МакНамару со столь обширной кровопотерей могло спасти только переливание, хотя шанс был невелик. Некогда было искать его родственников, некогда было даже проверять нашу кровь на совместимость. Я соорудил капельницу из шприца и резиновой трубки стетоскопа. Пульс слабел, я терял пациента, но продолжал.
Зашёл мистер Синклер поинтересоваться, что произошло. Услышав и увидев обстановку, он как ни в чём не бывало застрелил так и не пришедшего в себя капитана Симонса. Этот акт самосуда был настолько вопиюще ирреальным, что я не успел даже испугаться того, что рядом со мной, связанным с МакНамарой резиновой трубкой, стоит невменяемый вооружённый человек. Более того - убийцу я также отправил на поиски мистера Олбейна, который мог бы его арестовать, и Синклер, по-прежнему невозмутимый, вернулся передать мне, что помощника шерифа нигде невозможно найти.
Похоже, Историческое общество стремительно погружалось в кровавый хаос и анархию. Я сидел на полу в луже крови, в которой кровь умирающего МакНамары смешивалась с кровью мёртвого Симонса, кровь была на перчатках, кровь была отлично видна на моём белом пиджаке. В какой-то момент за моей спиной устроилась девчонка священника, уставившись на переливание так, будто это были мультики. Это раздражало. Но чего я никак не ожидал - так это того, что она выстрелит мне в спину.
И перережет чёртову трубку. Как будто крови было ещё не достаточно. Если кто-то и мог мне помочь, то только я сам, но крови было слишком много.
Постигровое и благодарностиРеанимация не задалась(с). Надо было заранее подумать о риске раннего выпила и предложить выйти Уэстом, что ли Но, как показал постигровой разбор полётов, живые позавидуют мёртвым - кто-то станет вампиром, кто-то - рыбой, кто-то закончится в магических экспериментах, за кем-то придёт мёртвый супруг, а кто-то просто потеряет многих близких. Рэйвик просто счастливчик.
Спасибо мастеру за офигенно атмосферную, офигенно антуражную игру! Спасибо за то, что доверил психиатра, повторял прогрузы по два раза по два раза и вообще терпел забеганного меня. Как же хочется теперь третий прогон и хотя бы техом.)
Спасибо соигрокам за завязки - запланированные и спонтанные! Ортхильда, Кусака, Беркана, Алекс, Влад, Калил, Тигрисс, Кандерус и прочие, вы прекрасны, у вас крутые образы персонажей и круто сложившиеся истории! Героическим техам - Шеллару, Раду и Мэв - отдельный респект! Ящик фхтагна и всех обратно, однозначно.
Играли до восьми утра, убили меня около четырёх, когда общий мистический пласт ещё толком не начался. Поигралось отлично, но в соотношении подготовки и применения - перевес огромный: ни с кем не провёл сеанс гипноза (с охранником за пять минут не успел бы), никому не оказал первую помощь, никого не принёс в жертву Даже к слову не пришлось поговорить о профессиональной сфере, хотя, может, и к лучшему - в культуре я шарю куда больше, нежели в медицине, поэтому мне всегда так вкусно играть коллекционеров.
И никому-то Теодор не был нужен (м@дак ибо), воскрешать его никто не стал, и я немного пошуршал игротехнической щупальцей, агитируя за Ктулху. Но предвыборная программа у него была какая-то слабая, и профессор не повёлся.
А самым впечатляющим моментом, после смерти Рэйвика (да, м@дак, а погиб всё равно при исполнении врачебных обязанностей), стал тот, когда с нами заигрался полигон и буря снаружи с грохотом распахнула приоткрытое окно в пустой комнате, заставив нас броситься туда и уронив цветочный горшок, который, к счастью, не разбился и суккулент также не пострадал.
У Теодора Рэйвика было только одно двойное днище - он был культистом. Узнать
Будучи примерным протестантом, сей достойный потомок древнего рода всегда верил в то, что в мире существуют скрытые силы и явления, созданные только для избранных, и научное постижение оных сил и называют магией. Считая, что тайные знания были доступны выдающимся учёным древности, он искал их следы, продолжая семейную коллекцию предметов культа, папирусов и пергаментов, живописи и скульптуры на религиозную тематику, а также собирал естественнонаучные экспонаты вроде заспиртованных аномалий, чучел и ископаемых останков.
Несмотря на знания о бессознательном и преуспеяние в навыках гипноза, Теодор полагал, что медицина в целом и психиатрия в частности должна больше опираться на законы природы - физику, химию и биологию, нежели ударяться в абстракции. Поэтому в используемых методах он был консервативен и свежие веяния из-за океана принимал, только когда они одобрялись американскими авторитетами, а изобретение ЭСТ - электросудорожной терапии - горячо приветствовал и сразу начал её применять экспериментальным путём.
Презумпции ценности пациента для него на самом деле не существовало. А вот полезности - да. Каждый попадавший в его руки пациент позволял ему учиться новому, но Теодор относился к нему как к лабораторной мыши, и если кто-то мог пострадать - списывал на допустимую жертву во имя науки. Капитаном Симонсом он гордился только потому, что это была его первая крупная удача на психиатрическом поприще. Помощника пропавшего доктора Уэста, МакНамару, подозревал в симуляции и догадывался, что Уэст мог достичь положительного результата в "оживлении" мертвецов - что Рэйвик ранее считал бесперспективным. Теодору было всё равно, убил ли МакНамара Уэста, не выдержав кощунственных манипуляций с трупами, или тот сам помешался и куда-то делся, - он завидовал успеху Уэста, но вытащить из МакНамары подробности ему не удалось.
А ещё было внутреннее святилище ложи Серебряных
Он думал, что это также были жертвы во имя науки, а это оказались жертвы во имя Ктулху. На игре, доживи он до проявлений НЁХ, он без раздумий поступил бы так же, как поступал в святилище, - хотя я даже забыл заявить себе ножичек, ожидая, что он мне положен по умолчанию, как и другие атрибуты ложи. Случилось то, что случилось, четыре трупа украсили утренний пейзаж, и Рэйвика мне даже не жаль, в отличие от Марвина Роя, которого будем считать выжившим, - он был холост, отец погиб на войне, мать - во время эпидемии тифа. А его идеи были уже близки к тому, что высшие категории людей имеют право использовать низших в качестве подопытных, и что физическое совершенство может являться свидетельством душевного здоровья, - так что в конце 30-х он мог стать востребован в совсем других частях света.
Отчёт отперсонажный, посмертный (весь гон о Египте является гоном)Я получил приглашение на выставку "Наследие фараонов" как член Исторического общества, глава которого, профессор Стоун, курировал экспедицию Мискатоникского университета. Экспедиция оказалась чрезвычайно успешной - профессор уже проговорился, что при раскопках была обретена мумия фараона Сетхи IX. Некоторые другие уникальные находки должны были быть проданы с закрытого аукциона. Передав коллегам текущие дела в клинике, я в числе первых прибыл в особняк общества, ставший в тот день местом фуршета для всех друзей профессора.
Профессор, как только меня обнаружил, представил мне свою протеже, молодую археолога мисс Фостер, которая год провела в Долине Царей, но держалась вполне светски. Также он пригласил фотографа, мисс Монро - девушки оказались давними знакомыми. Прибыл монополист и меценат Родерик Эшер-Делапорт, мой добрый соперник по аукционам, с примечательными синими волосами. Сказал, что это последствия химического эксперимента, хотя он прежде никогда не увлекался косметикой. Надеюсь, он не экспериментировал с бромом, не зная о побочных эффектах. Появился даже доктор МакНамара, мой бывший пациент, ныне лишённый лицензии и официально не практикующий. Мисс Монро заявила, что ей его кто-то рекомендовал. Мир поистине тесен.
Профессор собирался что-то мне сказать, но отвлёкся, когда охранник доложил ему о визите помощника шерифа, мистера Олбейна. Я неожиданно остался один в гуще гостей. Мисс Фостер привлекала всеобщее внимание, рассказывая о своей жизни в Египте. Она упомянула, что в Египте процветают секты, которые по-прежнему поклоняются древнеегипетским богам - и не только. По-видимому, европейские сектанты и оккультисты также находили там приют, что немудрено, когда уникальные артефакты буквально лежат под ногами. Но я сделал вид, что мне могут прийти на ум только христианские и исламские секты, и мы перевели тему беседы на коптов. Однако следом мисс Фостер проговорилась, что видела руны. В Египте наследили немцы? Или она и впрямь имела в виду иероглифы - но, в таком случае, была ли она в Египте вообще?..
Мисс Монро активно фотографировала посетителей выставки и выразила желание увидеть основную экспозицию музея Исторического общества. Я был только рад покинуть толпу, и мистер Делапорт увязался с нами. Дверь музея была закрыта, но не на ключ. Я показал мисс Монро витрину с украшениями разных эпох и уголок восточных экспонатов, сдержанно согласившись с мистером Делапортом, что некоторые из представленных там вещиц желал бы видеть в собственной коллекции. У отдельных вещей были увлекательные истории, которые я слышал от профессора. Библиотекарь миссис Картер выросла словно из-под земли и присоединилась к моей импровизированной экскурсии. У неё был заметный пунктик на женщин, бравшихся за мужские занятия, поэтому она сразу вцепилась в мисс Монро с её современной фототехникой.
Мистер Делапорт припомнил мне мумию кошки, которую я перехватил у него на аукционе, - это была недешёвая покупка, он успел порядочно задрать цену, но я о ней не пожалел. Мисс Монро заявила, что хотела бы видеть мою домашнюю коллекцию. Редко случается, чтобы кто-то интересовался органами в формалине, фрагментами костей и прочими неаппетитными для простого человека экспонатами, но это могло быть забавно, и, коль скоро мисс Монро собиралась задержаться в Аркхэме на несколько дней, я пригласил её на вечернюю чашку кофе.
Тут меня окликнул профессор Стоун, и я был вынужден оставить мисс Монро любезностям Делапорта. Профессор сказал, что хочет устроить мою встречу с его охранником, мистером Синклером, который уже дал согласие; он, видимо, полагал, что я сразу проведу сеанс гипноза и все проблемы разрешатся как по волшебству, тогда как мне было необходимо предварительно побеседовать с пациентом и выяснить все обстоятельства, а затем провести осмотр, ведь у гипноза могли быть противопоказания, - но профессор давал нам с мистером Синклером только пять минут перед открытием аукциона. Он впустил нас в выставочный зал, где нас никто не мог побеспокоить.
Я виделся с мистером Синклером несколько лет назад, когда у меня на лечении находился капитан Джек Симонс - ныне капитан успешно сотрудничал с Историческим обществом и предоставил своё судно для доставки экспедиции до Египта и обратно. Тогда мистер Синклер повёл себя чрезвычайно неуравновешенно, требуя немедленного свидания с пациентом Симонсом, которому по причине невменяемости была прописана полная изоляция от общества. Теперь же мистер Синклер утверждал, что видел ночью человеческую фигуру, разгуливающую по коридорам Исторического общества в белых бинтах. Он признался, что открыл по неизвестному стрельбу, что само по себе ставило под сомнение его профпригодность, и заявил, что тот скрылся настолько быстро, что это не мог быть никто иной, кроме мумии.
Можно списать это на чей-то розыгрыш - ведь в особняке наверняка существуют тайные ходы, предусмотренные его прежними владельцами, которые мог разведать кто-то из сотрудников музея. Но нельзя забывать и о том, как предрассудки, окружающие мумий, воздействуют на фантазию людей, особенно нервически возбудимых. Мистер Синклер клялся, что не пил лишнего, но я объяснил ему, что обман зрения возможен не только при злоупотреблении алкоголем, и настоятельно порекомендовал обратиться ко мне в клинику по окончании торжественного вечера. Тот не протестовал и уповал на защиту Господа, что было весьма похвально и предвещало благополучный исход лечения. На этом время, отпущенное нам профессором Стоуном, обеспокоенным здоровьем своего сотрудника, истекло и двери выставочного зала должны были распахнуться.
Я смешался с толпой и вошёл в зал уже на правах посетителя. Я надолго остановился над мумией фараона, сохранность которой была поразительна. Там, где бинты истлели, видна была пергаментно-серая кожа, обтягивающая мышцы и сухожилия, на ладонях отросли жёлтые ногти. Мы с мистером Делапортом сразу обратили внимание на то, что, несмотря на маску фараона, скрывающую лицо мумии, она была одета не в царские одежды. Я предположил, что это лиловые одеяния жреца. Что могло заставить тех, кто обряжал тело Сетхи IX, подчеркнуть его жреческий статус? Тело принадлежало молодому мужчине. Фараоны нередко умирали ранней смертью из-за аномалий, вызванных инцестом, но это тело было лишено уродств, его даже можно было назвать красивым. Также в царских дворцах случались убийства, - но не могло ли быть, что Сетхи добровольно принёс себя в жертву богам, став тем самым вечным их служителем? Да, для древнеегипетских культов это нетипично, но каждый новый фараон привносил что-то своё в отправление обрядов - достаточно вспомнить революционера Эхнатона...
Максимилиан, распорядитель аукциона, уже вовсю нахваливал те экспонаты, которые должны были уйти с молотка. Этот ушлый итальянец ничерта не смыслил в египетской мифологии, но у него был отменно подвешен язык, так что он мог продать хоть снег на Аляске. Он разливался, что мумифицированная кисть руки, сохранившаяся от другой, повреждённой при вскрытии гробницы мумии, излечивает все недуги и, если приложить её к царапине, она затянется. Памятуя о том, что в Египте можно умереть и от укуса комара, - над головой Макса стоило всегда держать табличку "Не повторять. Опасно". А две статуэтки Баст, в её солнечной и лунной ипостаси, превратились с лёгкой руки Макса в парные статуэтки влюблённых кота и кошки, которые следовало дарить пассии.
Также среди лотов находились фигурка скарабея с текстом на нижней стороне постамента, частое упоминание иероглифа Гора в коем тексте подтверждало, что эта фигурка - домашний оберег. Был и набор из пары барельефов-миниатюр, в комплект с которыми входила глиняная голова - очевидно, крышка от канопы, изображающая Амсета, а барельефы были сняты с сундука для канопов. Затесался кубок явно не египетской работы, да и для Междуречья обработка металла была слишком тонкой - быть может, мимо просто проходил Наполеон? Сомнительным казался и кулон с бирюзой, якобы принадлежавший Нефертити, но узоры на нём свидетельствовали о более поздних временах.
А самым интересным для меня экспонатом была статуэтка химерического существа. У него были крылья, лягушачьи лапы, львиный хвост и голова моллюска с вытянутым черепом и щупальцами. Никогда прежде я не встречал таких фигур в египетской культуре, но серый базальт, из которого она была выточена, не оставляла сомнений в египетском происхождении находки. Должно быть, она относилась к тайным тёмным культам. Как знать, что происходило в голове у жреца, который в своих видениях увидел создание подобно этому? Последователи тёмных культов нередко употребляли наркотические вещества. За такую статуэтку, украсившую бы любую коллекцию, я намерен был побороться, надеясь, что остальных участников аукциона она не заинтересует.
Я так долго вглядывался в мелкие детали, склонившись над столом для лотов, что у меня заболела голова. Я сел в первом ряду, и аукцион вскоре открылся. Приветственное слово профессора прервало экстренное радиосообщение - предупреждение о приближающемся шторме. Владельцам судов советовали задержаться в Аркхэме и не отплывать до окончания непогоды. Боже, храни мореходов - сезон штормов в этом году начался рановато. Немудрено, что перед бурей у меня шумело в ушах. Мисс Монро также стало дурно от духоты, кто-то принёс ей воды и приоткрыл окно. Аукцион продолжился, в особняке Исторического общества было тепло и тихо несмотря на разгул стихии снаружи. Я делал ставки, стараясь разорить своего главного конкурента - Делапорта - прежде, чем придёт очередь по-настоящему ценных вещей. Так я заставил его купить статуэтки Баст, но сам оказался владельцем набора барельефов: ставки - рискованная игра, в которой главное - вовремя остановиться. И я уже не помнил, кому из нас досталась мумифицированная рука, уступил ли я её Делапорту, когда цена стала слишком высока, или же нет...
Когда в руку Макса последней легла статуэтка химеры, я забыл обо всём. Мне прежде казалось, что я уже стар для азарта такой силы, но эта вещь была особенной. Макс, пройдоха, наслушавшись, как мы обсуждали статуэтку перед аукционом, назначил особенно высокую стартовую цену, но отступать было некуда, и мы с Делапортом бросились в бой. Все конкуренты быстро отстали от нас, и мы снова и снова перебивали цену, то повышая сразу намного в надежде поскорее покончить с гонкой, то осторожно добавляя по минимальной ставке. Счёт пошёл на тысячи, перевалил за миллион долларов... Где-то в глубине души я понимал, что мне придётся опустошить все банковские сбережения моей семьи, возможно, влезть в долги и распродать часть коллекции, которая более меня не увлекала, - и я сражался до последнего. Конечно, Делапорт продолжал только для того, чтобы лот достался мне подороже, но рано или поздно даже он должен был остановиться. И вот статуэтка стала моей. За два с половиной миллиона.
Похоже, мало кто верил, что у наследника разорившегося семейства Экклз найдутся такие деньги. Я и сам в это почти не верил. Оставалось выписать чек, а до тех пор, пока не окончится процедура перемещения средств со счетов, статуэтка должна была храниться в музейном сейфе. Я слышал у себя за спиной не слишком искренние поздравления, как вдруг в здании погас свет - видимо, буря повредила провода. МакНамара запаниковал, требуя принести свет; он и до этого момента казался мне странным, прикасался к своему лицу, как будто у него болел зуб, - должно быть, не вполне излечился от нервного тика. Прочие же сохраняли спокойствие. Профессор принёс фонарь, и при его свете я выписал чек и передал его Максимилиану.
Все столпились в коридоре, и только МакНамара задержался, тяжело опираясь на стол, где лежала мумия, - к счастью, его не стошнило в саркофаг. Он тоже чувствовал недомогание, что неудивительно: люди, пережившие черепно-мозговые травмы, тяжелее других переносят экстремальные погодные условия. Даже у меня шумело в ушах всё сильнее - если бы не буря, я отправился бы домой. Можно было бы попросить у профессора о возможности прилечь в свободных апартаментах, но было бы невежливо покидать общество, и я решил, что перекус восстановит мои силы. Наверху послышался грохот - слуги, чинившие электрощиток, что-то уронили, или же буря повредила кровлю? Вскоре свет зажёгся вновь, и я поспешил наверх вслед за профессором, чтобы узнать, успешно ли была помещена в сейф моя статуэтка. Кто-то мог воспользоваться темнотой или же нарочно её подстроить...
Профессор первым обнаружил мёртвого Максимилиана. Я успел войти в зал хранилища и увидеть его тело, совершенно нетронутое, прежде чем подоспел помощник шерифа и выставил из помещения всех, кроме МакНамары. Тот некоторое время спустя констатировал смерть от сердечного приступа. Он не мог ошибиться - но его могли подкупить или подговорить, чтобы не пугать гостей; в такой вердикт абсолютно не верилось - сердечный приступ не может быть мгновенным, ему, как и апоплексическому удару, предшествуют определённые симптомы, так-то: боль, покраснение лица, одышка, головокружение. А Максимилиан был молод и на сердце никогда не жаловался. Наверняка его убили, чтобы забрать статуэтку, а всем было не до того, чтобы проверить сейф - мне ничего не оставалось, кроме как ждать, сетуя на то, что моя дорогая покупка могла пропасть буквально из-под носа.
Мисс Фостер поинтересовалась, не пропадало ли что-то в последнее время из ложи Серебряных сумерек. Значит, я не ошибся и она действительно неизвестным способом проникла на последний ритуал внутреннего святилища - по словам охраны, в тот день из посторонних в ложе присутствовала только она. Когда её спугнули, она обронила медальон, который я подобрал и приберёг на всякий случай. Она могла видеть меня во время жертвоприношения, но, видимо, что-то мешало ей объявить меня убийцей. Не то ли, что я мог объявить её воровкой? Разумеется, я ответил ей, что из ложи в самом деле что-то украли, но вещь была довольно незначительной и её владелец наверняка уже заявил в полицию.
Всем хотелось узнать, почему я потратил целое состояние на статуэтку, её называли уродливой - как будто единственное назначение предметов искусства в том, чтобы украшать каминную полку. Я же считал, что эта химера создана чрезвычайно изобретательно: её автор хотел, чтобы она правила всеми стихиями. Крылья позволяли ей подняться в небо, звериное туловище - ходить по земле, а перепончатые лапы и голова спрута - погружаться в морские глубины. Люди, должно быть, пугались этого существа потому, что его не существовало в природе. Пришлось пояснить, что человеческому сознанию не под силу породить нечто уникальное - все наши фантазии и сны, как калейдоскоп, сложены из осколков того, что мы уже видели наяву. А природа, используя собственный калейдоскоп - генетику, создаёт порой особей, которые человеку и не снились...
Пока я философствовал, со второго этажа, где велись следственные процедуры и куда более никого не впускали, вернулся профессор, и я наконец услышал от него, что статуэтка пропала. Пропал и мой чек на два с половиной миллиона, так что он посоветовал мне подать заявление о краже и позвонить в банк, дабы закрыть счёт, чем я незамедлительно и воспользовался. Вслед за ним спустился помощник шерифа и, собрав всех заинтересованных лиц в аукционном зале, официально сообщил о свершившемся преступлении. Я бы хотел, чтобы всех гостей обыскали, ведь злоумышленники могли действовать сообща, но у него, похоже, были иные планы. В конце концов, в такую погоду сбежать из особняка было бы самоубийством - очередное радиосообщение оповестило, что находиться на улице опасно для жизни.
Однако исчезла не только статуэтка. Мистер Синклер прикормил местный сброд - девицу сомнительных нравов, жившую в доме священника, и мальчишку-беспризорника, - видимо, впустив их на фуршет через чёрный ход. Такое пренебрежение служебными обязанностями не довело бы его до добра. Священник, отец Энтони, и его девица попросили за мальчишкой приглядеть, но не знаю как другим, а мне было на него решительно наплевать, тем паче что он вёл себя тихо. И вот в какой-то момент они его потеряли - я склонен был считать, что скрыться вместе со статуэткой ему ума бы не хватило, но он мог натворить что-то ещё и удрать через чёрный ход, боясь наказания. Его начали разыскивать повсюду, даже во дворе, куда у меня не было охоты соваться. В какой-то момент я остался наедине с библиотекарем миссис Картер. Она спрашивала у меня, пока все толпились у тела Макса, не попадался ли мне медальон со сложным узором, - якобы его изображение она видела в книге, но саму книгу показать не могла.
Я сразу вспомнил о медальоне, который подобрал после бегства нашей незваной гостьи, но я не желал показывать его при всех. Я мог бы и вовсе оставить его себе, но миссис Картер проявляла чрезвычайное нетерпение и даже готова была отправиться на поиски в музейный склад, что напомнило мне мой коллекционерский азарт, - она больше ни о чём не могла думать, кроме этого. Мистер Делапорт охотно сопроводил бы её на склад, но и от этого лишнего свидетеля мне удалось отболтаться. И когда никто нас не видел, я протянул миссис Картер медальон с пентаграммой. Она взяла его в руки и узнала в нём свою фамильную реликвию. Я с неохотой выпустил из пальцев цепочку, на которой он висел, - но я не мог не уважать ценности таких же древних семей, как моя. К тому же мне было любопытно наблюдать за реакцией миссис Картер. Я никогда прежде не видел её настолько радостной. Её поведение с медальоном было похоже на манию, одержимость...
Она взялась рассказывать мне историю своего предка, той самой женщины, что была изображена на портрете, недавно украденном из Исторического общества, - они были похожи внешне, и, очевидно, не только внешне. Как многие основатели древних родов Аркхэма, миссис Джозефина Карвен занималась научными изысканиями и была обвинена в чёрной магии. Кто-то заходил в фуршетный зал и выходил обратно, а она всё говорила, беспокойно ходя вокруг стола. Медальон в её руках не заметил только ленивый, но мисс Фостер никак на него не среагировала, как и на слова о том, что именно я передал его миссис Картер. А мистер Делапорт высказал любопытное предположение, что геометрическое изображение на медальоне могло быть астрологической картой - схемой расположения небесных тел в определённый день.
Когда к нашей беседе присоединился мистер Синклер, он заявил, будто сердце Максимилиана разорвалось от несчастной любви, намекая на миссис Картер, и что она разбила два сердца за один вечер, но второе - не его. Я не мог поверить в столь романтическую версию, а мистер Синклер всё более казался мне странным, хоть и держался слишком строго для бредящего человека, - быть может, он боялся, что миссис Картер - ведьма?.. Но в наш разговор ворвался крик о помощи с верхнего этажа. Помощник шерифа и остальные наверняка были заняты поисками чёртова мальчишки. Мои собеседники сделали вид, что ничего не слышат, - у меня же сработал рефлекс. Что бы ни происходило, прежде всего я был доктором и исследователем. Уже взбегая по лестнице, я понял, что у меня нет никакого оружия - ни револьвера, ни даже ножа.
Крики доносились из библиотеки. Там так и не удалось восстановить электрическое освещение, поэтому меня с порога встретила кромешная тьма. Я узнал голос МакНамары, который, матерясь от боли, требовал, чтобы я сделал хоть что-нибудь. Я не мог даже сбегать за фонарём - ему оставались считанные минуты, прежде чем истечь кровью. Он хрипел, что кто-то напал на него, но я не различал, кто именно, - рядом с ним лежало без сознания ещё одно тело. На ощупь я нашёл медицинский саквояж Макнамары, на ощупь распахнул на нём промокшую от крови одежду. Взгляд постепенно привыкал к темноте, пока я на ощупь же натягивал перчатки и тампонировал множественные раны - казалось, его кромсали как свежий стейк.
Кто-то заглянул на шум, и я потребовал найти источник света и помощника шерифа. Когда мне принесли фонарь, передо мной предстал капитан Симонс - также раненый и, видимо, оглушённый. Между ним и МакНамарой валялся ритуальный нож, сломанный в борьбе, - такой же, каким я умерщвлял жертв в святилище, такой же, какой недавно нашёл мистер Олбейн на месте преступления. Я знал, что жертвоприношения могли практиковаться дилетантами вне ложи, - но капитан?.. Пришлось оказать помощь и ему. МакНамару со столь обширной кровопотерей могло спасти только переливание, хотя шанс был невелик. Некогда было искать его родственников, некогда было даже проверять нашу кровь на совместимость. Я соорудил капельницу из шприца и резиновой трубки стетоскопа. Пульс слабел, я терял пациента, но продолжал.
Зашёл мистер Синклер поинтересоваться, что произошло. Услышав и увидев обстановку, он как ни в чём не бывало застрелил так и не пришедшего в себя капитана Симонса. Этот акт самосуда был настолько вопиюще ирреальным, что я не успел даже испугаться того, что рядом со мной, связанным с МакНамарой резиновой трубкой, стоит невменяемый вооружённый человек. Более того - убийцу я также отправил на поиски мистера Олбейна, который мог бы его арестовать, и Синклер, по-прежнему невозмутимый, вернулся передать мне, что помощника шерифа нигде невозможно найти.
Похоже, Историческое общество стремительно погружалось в кровавый хаос и анархию. Я сидел на полу в луже крови, в которой кровь умирающего МакНамары смешивалась с кровью мёртвого Симонса, кровь была на перчатках, кровь была отлично видна на моём белом пиджаке. В какой-то момент за моей спиной устроилась девчонка священника, уставившись на переливание так, будто это были мультики. Это раздражало. Но чего я никак не ожидал - так это того, что она выстрелит мне в спину.
И перережет чёртову трубку. Как будто крови было ещё не достаточно. Если кто-то и мог мне помочь, то только я сам, но крови было слишком много.
Постигровое и благодарностиРеанимация не задалась(с). Надо было заранее подумать о риске раннего выпила и предложить выйти Уэстом, что ли Но, как показал постигровой разбор полётов, живые позавидуют мёртвым - кто-то станет вампиром, кто-то - рыбой, кто-то закончится в магических экспериментах, за кем-то придёт мёртвый супруг, а кто-то просто потеряет многих близких. Рэйвик просто счастливчик.
Спасибо мастеру за офигенно атмосферную, офигенно антуражную игру! Спасибо за то, что доверил психиатра, повторял прогрузы по два раза по два раза и вообще терпел забеганного меня. Как же хочется теперь третий прогон и хотя бы техом.)
Спасибо соигрокам за завязки - запланированные и спонтанные! Ортхильда, Кусака, Беркана, Алекс, Влад, Калил, Тигрисс, Кандерус и прочие, вы прекрасны, у вас крутые образы персонажей и круто сложившиеся истории! Героическим техам - Шеллару, Раду и Мэв - отдельный респект! Ящик фхтагна и всех обратно, однозначно.