Собрать прикид из шкафа - это прекрасно. Оббегать три магазина, чтобы стать счастливым обладателем можжевелового лосьона, конфеток Pez и дешёвого чая - бесценно. Этот набор мог бы идеально отыгрывать джин, экстази и опиум, а был карболовой кислотой, аспирином и грибковой культурой. Такой экзотической целятни я ещё не вывозил.
Чуть не опоздал, но нашёл Силя, и, дождавшись Йори, Дёгред и Ильтин, мы вбежали в электричку и расположились в тамбуре, откуда затем постепенно перебрались в вагон. Я носил зонт и осиновый кол. В Пушкине мы поужинали в KFC, и после картошки и пива я стал совсем похож на человека. Автобус до конечной - и мы в большом дружественном пансионате. Собственная кровать - это прекрасно также, и, расстелив её и перелив-пересыпав вещества в баночки от Дугласа, я мог в уюте ждать полуночи, когда нас повели на парад.
Кажется, впервые сыграл врача - не как функцию, чтобы персонаж не был "безработным", а как образ жизни и мышления: с приоритетом долга над чувствами (не то что страх - даже привязанность до определённого момента задвигалась на задний план), презумпцией невиновности и верой в науку. Достижения: укушен Цимисхом, устроил личную жизнь, арестован. Один из немногих просто-людей...
Отчёт отперсонажныйЯ никогда не верил в вампиров. Модная тема, старые сказки.
Всё началось с Джорджа, моего доброго друга Джорджа Уорфилда, который жил в Лондоне, но частенько навещал меня в тихой деревушке Саммерхиллз. Пару месяцев назад он нагрянул в сильнейшем возбуждении и кричал, что его ненаглядная Мэри пила кровь из шеи другого мужчины. Я решил, что у бедняги начался бред из-за измены возлюбленной. Джордж уехал обратно в город - а на следующий день меня вызвали для опознания его тела.
Его выбросило на берег Темзы - полиция сказала, что он упал с моста и утонул. Но на теле не было следов борьбы, и я не мог поверить, чтобы он мог напиться или свести счёты с жизнью. Мой опытный взгляд зацепился за пару небольших проколов на его шее, словно от змеиного укуса. Конечно, это могли быть царапины от бритья, разошедшиеся от воздействия воды... Но что если вампиризм существует? Я вспомнил всё, что рассказывал Джордж. И вернулся в нашу тихую деревню.
Стивен Квин, уже снискавший некоторую популярность писатель, собирался писать о вампирах роман. Снял домик в здешней глуши, ходил на озеро ловить рыбу, и на чаепития к Маргарет Смит. Когда этот утончённый образованный человек стал её женихом, никто не удивился. Она была достойна самого лучшего, так считал и я. А затем Стивена убили.
Маргарет обнаружила это рано утром, когда пришла к его дому. Дверь была заперта изнутри, а тело было видно через окно кабинета, в котором он обычно работал; стекло было цело, лишь форточка была открыта, в которую не смог бы влезть убийца. Маргарет упала в обморок, а придя в себя, позвала меня. Увидев, что в кабинете не было борьбы, я сразу испугался, что подозрение упадёт на Маргарет. Стивен мог подпустить к себе только знакомого человека, а пролезть в форточку способна хрупкая женщина... к тому же я боялся, что к ней возвращаются приступы лунатизма.
Решение пришло в голову очень быстро. Стивен был убит ударом тонкого лезвия в шею - я достал скальпель и проткнул второе отверстие. Теперь всё было похоже на работу вампира. Половичок, промокший от крови, я закопал. Мальчишка из соседнего двора уже побежал за констеблем. Когда тот осмотрел место преступления, труп перенесли в морг, а о случившемся сообщили в Лондон, дабы разыскать родственников мистера Квина.
С тех пор прошло два дня. Трагическое происшествие не помешало деревенским жителям готовиться к главному ежегодному празднику - Конкурсу тыкв. В этом году праздник был особенный, должно быть, юбилейный, - сам лорд Розерфорд собирался выбрать победителя, приехав с супругой в поместье впервые за семь лет. Конкурс привлёк внимание лондонской прессы, а в Розерфорд-холл съезжалось множество гостей - больше, чем лорд когда-либо принимал. Несложно было понять, что не тыквы их интересовали, и вид у некоторых из них был весьма подозрительный. Вампиры! С описанием, которое давал Джордж, вполне совпадало.
Вечером накануне конкурса только и разговоров было, что о приехавших из Лондона журналистке и детективе из Скотланд-Ярда, да о том, что мистера Квина убил вампир. С удивительной скоростью распространялись слухи, стоило лишь раз-другой честно ответить на расспросы о покойном, - теперь оставалось только их подтверждать: да, парное ранение и никаких следов яда, смерть от обильной кровопотери, лужи крови под телом не обнаружено. Чрезвычайно странно, ведь ни одно известное науке животное не оставляет таких отметин, кроме африканских летучих мышей, которые слишком малы и в наших широтах не водятся. А перелить куда-то почти всю кровь из тела так быстро невозможно - мне ли не знать, как хрупки человеческие сосуды, и любой "насос" привёл бы к их разрывам и гематомам... Тут и последний скептик поверит в вампиров.
Я познакомился с ещё двумя новыми лицами в Саммерхиллз - путешественниками мистером Райтом и мистером Андерсоном. Мистер Райт был другом погибшего мистера Квина, а мистер Андерсон - учёным-этнографом, собиравшим сказки и легенды и услышавшим об особом значении тыкв для нашей деревни. Маргарет и Элизабет Смит пригласили нас всех к себе на чашечку чая с изумительным вареньем от мисс Вирджинии. Чай был с лавандой, весьма полезной для крепкого сна; по этому поводу я рассказал историю, которую слышал от одного профессора в свои студенческие годы, - о том, что в Уэльсе существует поверие, будто чабрец помогает от пьянства.
Побеседовали на самые актуальные темы - о трупах и тыквах. Мы, в отличие от старейших жителей деревни, не могли рассказать, откуда в Саммерхиллз пошла традиция считать тыквы источником жизненной силы, - может, потому, что круглые и рыжие, как солнце? Зато мистер Андерсон наверняка мог бы поведать много интересного, если бы был менее скуп на слова. Он видел африканские войны, в которых эпидемии уносят больше жизней, нежели оружие, и видел дикарей в резервациях, - и говорил о том, как ложное чувство безопасности и превосходства делает вооружённого человека уязвимым. А я думал о том, что звери чуют оружие и потому не доверяют, - и люди также.
Когда я допил чай и попрощался с хозяйками, меня уже разыскивал констебль, чтобы представить детективу мистеру Редклиффу. Я провёл его в клинику, и он крайне подробно расспрашивал меня обо всём, что касалось обстоятельств смерти мистера Квина - и степени окоченения тела, и его расположения. Он настоял на незамедлительном вскрытии и пронаблюдал за ним. Состояние внутренних органов соответствовало отсутствию отравляющих веществ и значительной кровопотере, уже мною определённых.
Я написал для детектива копию медицинского заключения, а констебль заверил мои слова. Вспомнил мистер Редклифф даже о мисс Барбер, якобы видевшей улетавшую от дома мистера Квина огромную летучую мышь; я предположил, что так её фантазия могла интерпретировать силуэт человека в плаще. О частной же жизни мистера Квина я ничего сообщить не мог - я не знал, с кем он был дружен и с кем мог быть в ссоре. На том мои показания окончились.
К тому времени, как мы вышли, нас уже заждались. Дворецкий Розерфорд-холла, Себастьян, также желал побеседовать с детективом. Он всегда был несколько эксцентричен и имел привычку нарушать личные границы, неподобающую джентльмену, - но в этот раз буквально набросился на Корделию с комплиментами, прикасался к её серьгам с изумрудами и, как показалось дамам, словно примеривался для укуса. К слову пришлось рассказать им трагическую историю гибели Джорджа. В этот момент Маргарет вновь позвала нас с Корделией и Вирджинией на чай. Неловко было всякий раз приходить к ней, продолжая разговор о покойниках, посему я поспешил сменить тему, вспомнив рецепт варенья из кабачков, который мне подсказал Джордж.
Мы засиделись допоздна - Элизабет уже легла спать, - и, допив чай, я пожелал Маргарет доброй ночи, а сам решил ещё прогуляться. В деревню, несмотря на поздний час, заходили гости из поместья, спрашивали, где же наш праздник, как будто праздники должны проходить по ночам, и в целом вели себя так, словно вокруг них был белый день. Одна женщина сказала, что ищет Джорджа Уорфилда. Я с сожалением сообщил ей о том, что Джордж погиб два месяца назад. Она сокрушалась о некоем кольце, которое, видимо, Джордж ей обещал, - это кольцо ей некогда подарил возлюбленный, а затем оно пропало. Всё, что я понял из этой запутанной истории, - что это было то самое кольцо с рубином, которое полицейские нашли в руке Джорджа и которое я забрал на память о нём.
Я успел понять, что не привык носить украшения, ведь кольцо приходилось снимать перед каждой операцией, и что память всё равно остаётся в сердце, - мне было не жаль отдать кольцо этой женщине. Похоже, нас с ней свела судьба. Но ни она, ни её спутница не могли ничего рассказать мне о Джордже, что прояснило бы для меня тайну его смерти, кроме того, что его пассию, о которой я прежде не слышал, звали не то Лия, не то Лея; а о Мэри они ничего не знали.
Нас отвлёк деревенский староста, Арло Гивенс, убеждавший детектива Редклиффа в том, что Стивена Квина покарал божий гнев за его былые лондонские грехи, - а что именно это были за грехи, уточнить затруднялся. По мне, так высшая воля не выражалась посредством убийств, - но староста с тех пор, как потерял жену, не слишком дружил со здравым смыслом и во всём, что прибывало из столицы, автоматически видел источник зла, однако дело своё знал и берёг традиции деревни.
Та дама, которой я передал кольцо, показалась мне вполне располагающей, - а вот её спутник вызывал подозрения. Он попросил меня о приватной консультации, но именно тогда Корделия рухнула без чувств прямо на пороге клиники. Я извинился и бросился к ней, мне помогли перенести её на койку. У неё была сильная кровопотеря - она была бледна как полотно и едва дышала, а на шее виднелись целых три пары проколов, точно таких же, какие я видел на шее Джорджа. Если я ещё сомневался в существовании вампиров, когда подделывал укус на шее Стивена Квина, то теперь вынужден был поверить: не нужно было изображать вампира - вампиры были здесь, совсем рядом.
Я не стал будить Элизабет - ситуация была критической, и действовать нужно было быстро. Я приготовился к операции по переливанию крови. Это была новая, рискованная методика, и многие деревенские жители боялись сдавать кровь, поэтому основными донорами были я и Элизабет; я перелил Корделии собственную кровь, и в течение получаса улучшения не наблюдалось, она была при смерти. Затем лихорадка сменилась забытьём, и я решил не тревожить Корделию до утра - её жизни более ничто не угрожало. После операции я вышел на свежий воздух развеяться. Я дождался, пока детектив Редклифф закончит беседовать с Вирджинией, племянницей Корделии, и сказал, что должен сообщить им обоим о произошедшем.
Они пожелали собственными глазами взглянуть на пациентку. Я ожидал, что мистер Редклифф не поверит в версию с нападением вампиров, ведь ему по долгу службы не полагалось принимать во внимание россказни о нечисти, призраках и прочей мистике; однако он поверил. Тем паче что я утверждал, что вампиризм должен иметь научное, рациональное объяснение. У меня было две предполагаемых гипотезы: что вампиризм - болезнь, род нервного расстройства вроде ликантропии, заставляющая больных пить кровь других людей, или же - что это оккультная секта, считающая кровь источником жизненной силы и употребляющая её подобно дикарям, которые съедают сердца своих врагов, чтобы стать храбрее. В превращения в летучих мышей и туман я не верил.
Но мы, все трое, слышали волчий вой, при том, что в окрестностях деревни волков десятилетиями не встречалось. А детектив Редклифф поделился странным наблюдением - он столкнулся с "собакой в штанах", огромной и злой. Я не знал, чья это могла быть глупая шутка, но в деревне поговаривали, будто Питер Марлоу был оборотнем и его видели ночью на кладбище. Мистер Марлоу давно жил в Саммерхиллз и прежде не позволял себе подобных выходок, и сейчас сохранял спокойствие. Он говорил, что избежать угрозы вампиров несложно - главное, не смотреть им в глаза.
Некоторые жители деревни начали каждого пришельца подозревать в том, что это вампир. Так прямо и спрашивали очередных визитёров из поместья, которые посреди ночи удивлялись, почему в деревне так безлюдно, - пришлось им пояснить, что многие ложатся спать рано, чтобы встать к заутренней службе. Вирджинию просили об экскурсии по достопримечательностям, но она отказалась. Один лишь староста, видимо, хотел переложить вину на кого-то из местных и намекал, что в деревне каждый сызмала учится вырезать тыквы и обращаться с ножиком. Вот только дырки проковырять - это одно, а крови человека лишить - совсем другое...
За тот вечер ещё четверо обратилось ко мне за помощью с одинаковыми симптомами - ранками на шее, по одной паре, и незначительной кровопотерей. Один за другим - я не успевал записывать имена в медицинский журнал, слушал пульс и дыхание, выдавал лекарство от малокровия, чтобы они не падали в обморок. И мистер Райт, утверждавший, что на него в лесу сел комар-переросток, и писательница Агнес Четтэм, и журналистка из Лондона Мэри Уортон... Все они не помнили, кто на них напал, но все случаи объединяло одно: жертвы обнаруживали недомогание после того, как шли из деревни в поместье или наоборот. Видимо, затаившиеся в лесу вампиры использовали нечто вроде гипноза или сонного паралича, чтобы жертвы не запомнили их и не сопротивлялись.
Я всем советовал быть осторожными и не ходить в одиночку через лес, и не оставаться наедине с незнакомцами, особенно с гостями поместья. На Мэри Уортон, которая быстро пришла в себя после нападения и чувствовала себя значительно лучше, я даже не стал расходовать лекарство, зато рассказал ей подробности смерти Джорджа и мистера Квина, надеясь, что о реальной угрозе вампиров посредством прессы узнает широкое общество. Клиника закрылась только под утро. Но я долго не мог заснуть, боясь, что вампиризм заразен и я столкнусь с эпидемией, когда на следующий день половина деревни проснётся с жаждой чужой крови.
После тяжёлой операции я проспал утреннюю службу. Но мои опасения не подтвердились, и все давешние пациенты более ни на что не жаловались, а Корделия рано пришла в себя и смогла встать для осмотра. Как и другие подвергшиеся нападению, она не помнила, кто её укусил. Я дал ей лекарство, и мы пошли в гости к Маргарет пить чай после завтрака с восхитительным мармеладом. За чаем читали вслух первый выпуск газеты "На страже тыкв", который напечатали Корделия и Вирджиния. Они взяли интервью у детектива Редклиффа и у мистера Райта, который поведал им любопытную историю о своём путешествии в Румынию.
Со слов мистера Райта, румынские крестьяне боялись своего лорда, его жены и её сестёр, считая, что те превращаются в гигантских летучих мышей. Также в той местности регулярно пропадали люди и скот. Свидетельствовал мистер Райт и о том, что в Румынии выращивали даже больше тыкв, чем у нас. Было ли это совпадением, или же жители Румынии что-то знали и пытались таким образом отпугнуть вампиров?.. Как бы то ни было, гости лорда Розерфорда рассматривали тыквы с повышенным вниманием, а к скотине вовсе не приближались. И, вопреки поверию, что вампиры боятся солнечных лучей, они заявлялись днём, - впрочем, погода была хоть и тёплая, но пасмурная, и небо с прошлого вечера затянуло тучами.
С самого утра к дому, где остановился детектив Редклифф, выстроилась настоящая очередь. Как только он вышел, Корделия пожаловалась на нападение, я же сообщил ему о четырёх случаях укусов за минувший вечер, после чего предложил организовать оборону деревни от очевидной опасности. Но тот не стал ничего предпринимать, а когда Корделия и Вирджиния собрались идти в поместье - отнести свежий номер своей газеты и навестить Дейзи, работающую там воспитанницу Корделии, - он отказался их сопроводить как человек вооружённый, сказав, что ходить туда опасно, и лучше не соваться туда вовсе. Я предложил пойти с ними, раз уж они не хотели остаться, но, к счастью, они смогли передать газету через дворецкого, а Дейзи сама заглянула в деревню.
Мистер Редклифф стал жертвой очередной речи старосты, поскольку служба обязывала его выслушивать всю эту деревенскую философию. Вокруг них собрались и местные, и гости. Тот молодой человек, что добивался личной беседы со мной накануне, вновь обратился за приватной консультацией. Корделия отозвала меня в сторону и прошептала на ухо, чтобы я не оставался с ним наедине и взял с собой Элизабет. Но я должен был уважать право пациента на анонимность и не хотел подвергать Элизабет опасности. Не убьёт же меня юноша средь бела дня? Я провёл пациента в клинику и закрыл за нами дверь. И не успел я дойти до своего стула, как почувствовал головокружение, слабость и тошноту.
Я сел, оперся о стол и поинтересовался, чем могу быть полезен молодому господину, ведь у него, как человека знатного, наверняка был личный врач. Мой пациент пожаловался, что давно страдает от анемии, вплоть до обмороков; вид у него действительно был бледный, хотя самочувствие его было явно лучше, чем у меня. Оценив своё состояние, я не стал браться за лекарство, а посоветовал пациенту вести здоровый образ жизни и возвращаться ко мне в случае тревожащих симптомов. Он поблагодарил меня и вышел; я же не мог встать. Звон в ушах, мушки в глазах, холодные кончики пальцев - я испытывал все симптомы незначительной кровопотери.
Едва пациент покинул кабинет, как вбежала Элизабет, и я спросил её, нет ли у меня отметин на шее. Отметины были. Она немедленно позвала Корделию и Вирджинию в качестве свидетелей и составила текст медицинского освидетельствования, пока я вносил в медицинский журнал наблюдения за собственными ощущениями. Я не помнил момента, когда мне были нанесены проколы, однако и в глаза предполагаемому преступнику не смотрел. Как только бумага была окончена и подписана свидетелями, Элизабет пригласила детектива Редклиффа, дабы он мог воочию удостовериться в наличии повреждения кожного покрова, и вручила ему документ.
Свидетельства должно было быть достаточно если не для того, чтобы задержать подозреваемого, то уж точно - для того, чтобы провести обыск и допрос на предмет орудия преступления, злого умысла или же нервического расстройства. Но детектив заявил, будто не может никого арестовать, поскольку случай был беспрецедентный и - что звучало как бред - поскольку нечисть обладала сверхъестественными возможностями и способна была подменять человеческие воспоминания, отчего существовал риск схватить невинного вместо виновного. То, что невозможно было половине деревни разом, кто видел, как мы уединились с пациентом, отвести глаза или заморочить голову, его не убеждало. Похоже было на то, что он попросту боялся связываться с неведомой угрозой. Но нужно было действовать, пока нас не доели по одному.
Последней каплей стало повторное обращение Мэри Уортон. Её принесли в глубоком обмороке, с двумя парами проколов на шее, со значительной кровопотерей. И снова я не мог медлить и принял решение о срочном переливании донорской крови. Я использовал кровь Элизабет, и вскоре пациентка пришла в себя, её состояние стабилизировалось. Она рассказала мне и детективу Редклиффу, что запомнила двоих гостей поместья, с которыми разговаривала перед тем, как потеряла сознание, - супругов, маркиза и маркизу; но и в этот раз детектив не собирался хотя бы наведаться в Розерфорд-холл. Слова простых людей совершенно ничего не значили.
Элизабет предложила написать жалобу в столицу, и я согласился. Я составил письмо, в котором вкратце описал повторяющиеся случаи нападений и их общие признаки, а также отговорки бездействующего детектива. Элизабет сделала две копии: одну - в Скотланд-Ярд с просьбой повлиять на отчаянную ситуацию, другую - в Королевский госпиталь с просьбой пополнить наши запасы донорской крови и препарата от малокровия. Ещё я написал объявление с призывом для жителей деревни сдавать кровь, пояснив, что это совершенно безопасно и может спасти жизнь их близких; однако некоторые уже были однажды покусаны, и их кровь ещё не до конца восстановилась, к тому же я не знал, содержала ли слюна вампиров вредоносные вещества, - а некоторые просто уклонились. Только Элизабет сдала две порции крови, пока я писал.
Мальчишка побежал на почту, а Корделия и Вирджиния тем временем собрались отнести воды из колодца в церковь, чтобы попросить преподобного Уильяма её освятить - вдруг это поможет противостоять вампирам. Я решил их сопроводить, но не успели мы отойти далеко от края деревни, как заметили лежащую под деревом Агнес - без сознания и с двумя укусами на шее. Я подхватил девушку на руки и поспешил в клинику, а Корделия и Вирджиния храбро продолжили свой путь вдвоём. Состояние Агнес было тяжёлым и требовало переливания крови. Я снова выбрал кровь Элизабет, которая один раз в тот день уже подействовала благополучно. Повезло и теперь: Агнес очнулась и приняла лекарство. Я сделал вывод, что кровь доноров сходного пола и возраста подходит лучше, когда нет в наличии крови родственников.
Детектив Редклифф и на сей раз сунул нос в палату, и Агнес рассказала ему и мне - и это не было похоже на бред - о том, что с ней разговаривал дух победительницы Конкурса тыкв, не то Роза, не то Роуз (имя это было или фамилия, трудно было судить). Видимо, победительницы самого первого конкурса, которую, по легенде, основатель праздника лорд Албар взял в жёны. Как сообщила Агнес, несчастную девушку жестоко замучили в поместье Розерфордов, и её дух не будет знать покоя, если ему не помочь. Что требовалось духу, я не вникал и лишь надеялся, что хотя бы этому детектив не поверит - в Лондоне и без того слишком популярно становилось столоверчение.
Днём в деревне появилось ещё двое гостей - Диана Крозье и её воспитанница Ребекка Вайс, девушка весьма благообразного вида. Они увидели объявление и зашли сдать кровь. Как оказалось, они были не просто женщинами без предрассудков, - спросив, что происходит в деревне, и услышав от нас с Корделией и Вирджинией о терроризирующих Саммерхиллз вампирах, они назвались знатоками этих тварей, членами некоей организации, о которой вскоре станет известно всем гражданам. Диана рассказала, что способ победить вампиров есть, но требует особой долгой подготовки. Также она объяснила, что вампир - не человек, а ходячий труп, поднятый при помощи особо мощной гальванизации, вроде голема, посему уничтожение того, что уже мертво, с уголовной точки зрения не будет считаться преступлением.
Сложно было поверить в нарушение базового закона природы - оживление мёртвого. Но мне было не до раздумий: тут как раз принесли девушку, из гостей лорда, по имени Донна Эшберри, которую нашли в обмороке. Очнувшись, она была страшно напугана и всё твердила, что на неё напали вампиры, - её истерическое состояние напомнило мне Джорджа в тот вечер, когда я ему не поверил. Следы укуса на шее мисс Донны присутствовали, однако симптомов кровопотери не наблюдалось, что можно было списать на то, что её спаситель, который и доставил её в клинику, спугнул вампира. Этим же при желании объяснялось, почему Донна успела запомнить нападавших.
Она утверждала, что на неё напали двое: мужчина с хриплым голосом, по описанию - мистер Андерсон, подошёл к ней сзади, а мисс Диана приближалась навстречу. Но поверить её словам не получалось. Мисс Диана всё это время находилась в клинике, а мистер Андерсон - пил чай в доме Смит по соседству. Было очевидно, что Донна стала жертвой гипноза - значит, вампиры в самом деле умели внушать ложные воспоминания. А то, что клевета пала именно на мисс Диану и мистера Андерсона, свидетельствовало лишь в их пользу - видимо, вампиры выбрали тех, кто представлял для них опасность, кому по той или иной причине не могли навредить иначе...
Наконец, свою деревню почтил присутствием сам лорд Артур Розерфорд. Он вошёл в дом Маргарет, где его сразу обступили деревенские жители и стали наперебой жаловаться на странное поведение его гостей. Он был последней надеждой - но на чьей он был стороне? Маргарет под шумок подошла ко мне и шепнула, что Диана готова поделиться со мной способом убийства вампиров, если поговорить с ней наедине. Я незаметно вышел, нашёл мисс Диану и предложил приватную беседу в клинике. Признаться, я всерьёз ожидал, что в её сумочке окажется осиновый кол или револьвер с серебряными пулями, который она мне и передаст, чтобы я не был беззащитен перед вампирами. Но у неё была другая тактика.
Она сказала, что в любой момент может прикончить одинокого вампира под кустом, но этого будет недостаточно - для борьбы необходима огласка. Она обещала, что когда все соберутся на Конкурс тыкв, она публично укажет на вампиров так, что им не удастся скрыться, а моей задачей было подготовить жителей деревни к тому, чтобы без колебаний истребить их. Она говорила убедительно и настойчиво, просила меня быть решительным, но чем больше она настаивала, тем больше я сомневался. Почему её организация перекладывала ответственность на простых смертных и подставляла их под удар? И что если под предлогом вампиризма она хотела убить чужими руками тех, кто вовсе вампиром не был?..
Я успел обещать, что подумаю об этом и поговорю с другими, когда в клинику вошёл лорд Артур в сопровождении своего дворецкого. Он пожелал сдать кровь и попросил рассказать о том, что происходит, поскольку был обеспокоен, что некто распространяет клевету о нём и его гостях. Я заверил, что о нём никто не говорит дурного, напротив - все уповают на его защиту и справедливость, а сведения о его гостях - к сожалению, не клевета, а обоснованные подозрения. Все мы порой ошибаемся в людях, и кто-то злоупотреблял доверием лорда, нападая на его людей и скрываясь в стенах его дома.
Вторая просьба лорда была настораживающей: он попросил поделиться с поместьем донорской кровью на случай, если кому-то понадобится переливание. Утверждал, что я могу не успеть доставить пациента в клинику и что он сам учился проводить операцию. Я же настаивал на том, что в условиях дефицита отдавать запасы крови не могу, что все люди в деревне и в поместье находятся под моей ответственностью и я не готов передать их жизни в чужие руки, и что ежели милорд обладает лицензией на оказание медицинской помощи, то пусть обращается в Королевский госпиталь за оборудованием и препаратами. До тех же пор операции будут проводиться исключительно в клинике, и я готов был делать всё, что в моих силах, как делал всегда и не подводил лорда.
Всё время, что мы говорили, дворецкий Себастьян сидел передо мной и так старательно пытался заглянуть мне в глаза, что разве что не ложился мне на колени как кошка; но я прямо смотрел ему в пуговицу, а затем не менее старательно разглядывал туфли лорда, и наши взгляды так и не встретились. При этом Себастьян держал меня за руку, и этот хрупкий молодой человек едва не сломал мне пальцы. Ничего не добившись, лорд Артур удалился. Если предположить, что вампиры не могут сдавать кровь, - он был человеком, но покрывал вампиров потому, что они запугали или подкупили его. Полагаться оставалось только на самих себя.
Я много раздумывал о словах мисс Дианы. С одной стороны, я хотел раз и навсегда избавить деревню от смертельной опасности, я боялся за Маргарет и Элизабет, стариков и детей. С другой стороны, - если мисс Диана посреди площади укажет как на вампира на какую-нибудь девушку, и все жители деревни пойдут на неё с кольями наперевес, то что сделаю я? Присоединюсь ли к ним или заслоню её собой? Мне казалось, что второе. Все гости Розерфорд-холла не просто двигались, как могли бы двигаться мёртвые куклы, - они разговаривали и улыбались, их глаза блестели. Мне хотелось верить, что вампиризм возможно исцелить.
К обеду доехал инспектор из Скотланд-Ярда, из-за чего я пропустил также и дневную службу в церкви. Он пожелал говорить сперва со мной лично, затем попросил повторить всё то же самое в присутствии детектива Редклиффа, который подтвердил, что вся эта информация была до него донесена. Но ситуация приобретала не тот поворот, который я ожидал. Детектив заявил, будто жители деревни выказывают недовольство своим лордом и подбивают друг друга чуть ли не штурмовать поместье; я возражал, что люди, конечно, напуганы, но в своей мирной природе никогда не пойдут против властей. Однако мистер Редклифф представил всё как угрозу бунта и попросил о подкреплении от армии или полиции. Я сказал, что если солдаты войдут в деревню, это посеет ещё большую панику, и инспектор обещал, что подкрепление будет наготове в ближайшем населённом пункте.
Напоследок инспектор распорядился, чтобы мы с детективом Редклиффом продолжали расследование вдвоём и при обнаружении новых обстоятельств дела писали в Скотланд-Ярд независимые отчёты. В общем, проку от него вышло немного, если не считать мотивации для детектива. Пока продолжалась обедня, мы с мистером Редклиффом, ставшие поневоле подобием Шерлока Холмса и доктора Ватсона, обсудили наши дальнейшие действия. Детектив хотел поймать преступника с поличным и предложил ловить его на живца - а в качестве приманки использовать добровольца из жителей деревни. Я покивал, но мысленно подумал, что самого детектива будет для этого вполне достаточно - он был одним из немногих, кого ещё ни разу не кусали.
Условились так: если некто подозрительный пожелает с кем-то из нас побеседовать наедине, то пусть этот кто-то подойдёт к другому и скажет, что должен отложить наш разговор. Это станет для другого условным знаком спрятаться в шкафу либо в клинике, либо в кабинете дома детектива. Затем соглядатаю полагалось не вмешиваться, кроме как в случае угрозы жизни, дабы не спугнуть вампира. Я, конечно, сомневался, что детектива Редклиффа возможно будет спрятать в шкафу, а ещё больше - что вампиры не раскроют обман, но вынужден был признать, что это - единственная законная альтернатива самосуду. Покончив с планами, мы разошлись обедать.
И после обеда я недолго наслаждался тишиной и покоем. Ко мне обратился капитан Стенли Кеннет, и шатало его отнюдь не от полуденной рюмки коньяку. Он держался молодцом, наш старый морской волк, но потерял много крови - после укуса, о котором, как и другие, даже не помнил. Его могло спасти только переливание, и я взял пробирку с кровью лорда Розерфорда. Говорят, благородная кровь чище, к тому же мне казалось правильным, что лорд компенсировал ущерб от своих голодных гостей. Но капитан Кеннет после операции впал в забытьё и лежал еле живой, и я мог только молиться. Поддерживали, как всегда, мои дорогие соседки.
Корделия и Вирджиния, видимо, также пообщались с Дианой Крозье и были полны решимости выступить с публичным разоблачением. Я предупредил их о том, что инспектор из Лондона опасается бунта, и настоятельно попросил избегать призывов к насилию. Пересказал идею мистера Редклиффа о ловле на живца, но после того, как они напомнили об умении вампиров создавать иллюзии, этот риск перестал казаться мне оправданным. Видимо, и впрямь больше ничего не оставалось, кроме как сообща потребовать правосудия.
Да и план мисс Дианы, чем подробнее я его узнавал, тем меньше мне нравился. Со слов соседок и Элизабет, она предлагала различать "хороших" и "плохих" вампиров по некоему знаку или повязке на руке. "Хорошие" вампиры якобы пили кровь только у добровольцев. Но как можно добровольно подвергнуть себя риску для здоровья и неприятным ощущениям при анемии? Если кто-то привык, смирился, не пытался ничего изменить - это ещё не означало согласия. А я подозревал, что мисс Диана была с вампирами заодно и просто участвовала в кознях одних вампиров против других, даром что остановилась в поместье, а не в деревне.
И тут принесли Мэри Уортон - на неё напали уже в третий раз. До каких пор можно было это терпеть! В этот раз она была почти при смерти, пульс не прощупывался в обескровленных венах, сердце билось редко. Одной порции донорской крови было бы недостаточно, две - она могла не выдержать, но пришлось рискнуть. Оставив приходящего в себя капитана Кеннета на попечение Элизабет, я начал операцию с двойным переливанием. Недавно кровь Элизабет уже текла по венам Мэри, и я рассчитывал на то, что получится и в этот раз. Я ошибся. Состояние Мэри оставалось неизменно тяжёлым. Люди уже собирались на площади, а я не мог её оставить.
Затем всё стало ещё хуже. Проявилась реакция отторжения донорской крови. Для большинства оперируемых это означало бы смертный приговор. Но у Элизабет был специальный состав, происхождение которого она считала сверхъестественным, и который должен был делать кровь безопасной - однажды она уже использовала его в Лондоне, и тяжёлый пациент выжил. Я никогда не воспринимал "мистические снадобья" всерьёз, но если бы в течение считанных минут мы ничего не предприняли, мы бы потеряли Мэри. И я обратился за помощью к Элизабет и её чудодейственной жидкости. Мы добавили этот состав в пробирку с кровью Ребекки Вайс и перелили её Мэри. Некоторое время спустя её сердце ожило, а щёки порозовели.
На площади уже меня упоминали. Я появился в самый разгар полемики, извинившись, что у меня была важная операция. Жители деревни стояли полукругом напротив лорда и его гостей и перечисляли улики, указывающие на их преступления. Они хотели призвать к ответу того молодого человека, который мог напасть на меня во время консультации; лорд Розерфорд пытался привести происходящее к порядку и назначить одного обвинителя, который говорил бы за всех, дабы все не говорили хором. Таким представителем стала Корделия, но староста саботировал процесс на корню, выступив с очередной пространной проповедью о естественности смерти.
Из его слов выходило, будто судить смерть (которую, видимо, несли вампиры) по светским законам нельзя, и он просит лишь о естественном равновесии (видимо, о том, чтобы вампиры не забирали слишком много жизней, а вели себя как рачительные хозяева, не вырезающие весь хлев и позволяющие ему плодиться). Можно было понять, почему староста не желал конфликта с лордом и был подобострастен - он держался за своё место; но представлять людей как скот, якобы для того и предназначенный, чтобы им питались другие существа, - это было уже слишком. Платить вампирам кровавую дань - меньшее зло? Пусть так. Но у людей тоже была гордость.
Диана Крозье оказалась между мной и лордом и шепнула, не кажется ли мне, что это напоминает фарс. Я согласился. Тогда она спросила, не хочу ли я, чтобы она здесь и сейчас доказала, что обвиняемый - вампир, совершив нечто, что на смертных людей не подействует. Я не знал, зачем ей нужно моё согласие, но ответил, что она может это сделать, если это никому не навредит. Однако желающих высказаться было слишком много, и лорд более никому не давал слова, сказав, что назначит официальное судебное заседание, и оно состоится позже. Я ожидал, что мисс Диана сможет выступить на суде, но она не желала ждать и тратить впустую время. Вот только момент она выбрала неудачный. Все уже расходились и не смотрели на обвиняемого, когда она протянула к нему руку и велела остановиться; он замер как статуя. В тот же миг лорд Розерфорд ударил её зонтом-тростью, а когда она не упала - выхватил револьвер.
Неизвестно, что могло бы случиться, если бы мисс Диану не оттеснили от него. Детектив Редклифф также поднял револьвер и потребовал, чтобы все немедленно покинули это место. Толпа неохотно повиновалась, но никто не спешил расходиться по домам. Зеваки просто отхлынули на безопасное расстояние, и каждая сторона была чрезвычайно рассержена на другую. Гости лорда Артура кричали, что мисс Диана напала на молодого дворянина, при том, что все прочие знали, что она к нему и пальцем не прикоснулась, как и обещала. Маргарет попыталась меня увести, но я ещё несколько минут стоял в центре балагана, надеясь, что шум стихнет и я смогу описать, что в точности я видел, когда находился рядом с мисс Дианой. Однако правда никого не интересовала, а громкость оставалась излюбленным аргументом как деревенских, так и знатных дам.
Я отвлёкся, только когда Вирджиния упала в обморок. В клинику было не попасть из-за выясняющих отношения вооружённых мужчин, поэтому Вирджинию перенесли в дом Маргарет. К счастью, Вирджинию никто не кусал и причиной потери сознания могли стать волнение и душная погода. Я мог предписать ей только отдохнуть и допить свой кофе. У Маргарет на сей раз всем было не до чаепития - все ждали итогов происшествия и обсуждали странный поступок мисс Дианы. Одни припоминали, что она предлагала обращаться с вампирами как колонизаторы с дикарями - опасных истребить, а остальных заставить работать на людей, - и боялись, что она на самом деле хотела не защитить людей от вампиров, а управлять вампирами. Другие возражали, что она по крайней мере не скрывала от людей правду и ещё никому не причинила вреда.
Суд ожидался перед Конкурсом тыкв. Не хотелось портить праздник, но это было единственной возможностью обратить внимание власть имущих на проблему вампиризма. Да и остановить то, что начал не я, я бы всё равно не сумел. Вот только Корделия, наш главный обвинитель, вела себя как-то странно, бурно восхищаясь красотой дворецкого Себастьяна. Вампиры вели нечестную игру и пытались вывести её из строя своим гипнозом? К счастью, Корделию куда-то увели, и её место заняла Элизабет, взявшаяся за дело с должным пылом и твёрдостью. Лорд Артур, собрав всех заинтересованных, объявил, что приговор вынесет суд присяжных. Троих назначил он сам, ещё троих выбрал староста; защитником попросили выступить преподобного Уильяма Бартона.
Свидетели со стороны обвинения проговорили примерно одно и то же - всё то, что уже было к тому времени неоднократно зафиксировано, устно и письменно, и передано в Скотланд-Ярд; пожелали выслушать и меня, хоть я и был жертвой, а не свидетелем, и не должен был говорить о собственном состоянии. Я продемонстрировал лорду Артуру медицинский журнал, ответил на вопросы (самым странным был вопрос самого лорда: "Вы живы?"). Оценил нанесённый мне физический ущерб как незначительный и упирал на то, что не настаиваю на злом умысле молодого человека. Возможно, он был болен и поэтому не помнил о том, как пил кровь, и его необходимо было изолировать от общества до выяснения, что он не опасен. Элизабет также предлагала для обвиняемого независимую медицинскую экспертизу.
Приятелей обвиняемого возмущала в первую очередь недостаточность улик - никто не видел, как он на меня напал; но из их слов выходило, будто я сам нанёс себе раны. Если преступник не стоит над жертвой с ножом в руке, терпеливо дожидаясь, пока его схватят, - это не значит, что он невиновен. Корделия не заметила повреждений на моей шее, когда шептала мне на ухо, и вероятность, что они могли появиться раньше, была мала. Также свидетели защиты говорили о мирном нраве молодого человека и о том, что деревенские жители готовы были в каждом увидеть вампира и искали козла отпущения. А с главным защитником им определённо не повезло. Отец Уильям то припоминал, что мисс Донна указывала на иных злоумышленников, то говорил, что на момент убийства Стивена Квина его подзащитного ещё не было в деревне, - ему так и не смогли объяснить, что никто не обвиняет юного лорда во всех нераскрытых преступлениях разом.
Суд затянулся и немало всех утомил. Наконец, присяжные удалились для совещания, а староста призвал всех, у кого остались возражения, высказать их и не держать при себе - но его инициативу не поддержали. Я не питал иллюзий относительно исхода дела. Доказательства были слабы. Если вампира поместят под домашний арест в комфортабельном поместье - это уже будет шагом в сторону безопасности жителей деревни. Но присяжные постановили, что обвиняемый виновен в нанесении незначительного ущерба здоровью, что по закону королевства каралось штрафом, а лорд Артур своей волей удовлетворил нашу просьбу о беспристрастном медицинском освидетельствовании нападавшего. Его доставят в Лондон, в Королевский госпиталь, где ему непременно помогут.
Меня поздравляли с победой, хотя я вовсе не желал возмездия - я всего лишь надеялся разобраться и приблизиться к разгадке явления вампиризма. Говорили, что ввиду большого материального состояния преступника мне будет выплачена значительная компенсация - хотя и денег я вовсе не желал; впрочем, вложения пойдут на пользу клинике. Из-за этих поздравлений вкус победы горчил, но, тем не менее, это действительно был маленький триумф: триумф простолюдинов над безнаказанностью господ, триумф людей над таинственной и могущественной угрозой, у многих вызывавшей панический страх. Я осознавал, что вампиры наверняка захотят отомстить мне за унижение. Но это была бы справедливая цена за избавление от страха.
Оставалось дождаться Конкурса тыкв. Я зашёл к Маргарет, и она налила мне чаю с коньяком. Обычно в доме Смит проходили литературные вечера, но в тот день всем было не до книг; только когда деревенские жители начали собираться на конкурс и мы с Маргарет остались наедине, она открыла томик Киплинга и стала читать стихи. Это были строки о путешествиях, бурях и свободе, стремлении вырваться из рутины навстречу тому, что заставляет биться сердце... строки совершенно не обо мне, никогда не уезжавшем дальше Лондона и не подвергавшемся опасности суровее отравления карболкой. Но, быть может, эти чувства возможно было испытать, и не пускаясь в путь за горизонт? Ведь так часто мечта - не на другом конце света, а совсем рядом.
Маргарет не успела дочитать - нас позвали присутствовать на Конкурсе тыкв. В этом году конкурс был дебютом троих начинающих огородников, которые участвовали в нём впервые. Вирджиния загадала, что если её тыква вырастет самой большой, её жених вернётся к ней из Лондона. Агнес просто хотела приобщиться к интересной традиции. А Чарли Джардена выращивать тыкву обязала мать, чтобы он доказал свою ответственность и самостоятельность. Мы помогали им удобрять тыквы всей деревней - даже я за последние дни неплохо освоил расслабляющую науку ухода за грядками. Но тыква Чарли была всё же больше всех. Леди Селена Розерфорд преподнесла победителю старинный преходящий приз - серебряный кубок...
...И на глазах у всей деревни кубок в руках у Чарли просто исчез, растворился в воздухе. Я надеялся, что это чей-то фокус, иллюзия с зеркалами, и должно последовать разоблачение, в ходе которого кубок окажется у кого-нибудь за пазухой или под шляпой... Но это был не фокус. Сами хозяева поместья ничего не знали о том, куда делся приз, и назначили весомую награду за его возвращение. Кому только могла понадобиться столь приметная фамильная реликвия, которую не удастся продать?.. Конечно, коллекционеры на что только не идут, чтобы заполучить некоторые редкие вещицы, - но настолько ловко ещё ни один вор не действовал.
Все разошлись разыскивать пропавший приз. Староста же утверждал, что лорд с супругой не зря настолько спокойны - они, дескать, предвидели кражу и потому подсунули фальшивый кубок, а настоящий сохранили при себе. А кто-то говорил, что кубок был зачем-то нужен духу Розы, чтобы упокоиться (вот только что мешало духу забрать его раньше?). Его даже искали на кладбище, но ничего не нашли.
Впрочем, мне до кубка не было особого дела. Я вернулся к чаю за уютным столом у Маргарет, с томиком Шекспира, где по-прежнему никто не нарушал нашего уединения - а мне столь редко доводилось видеть её без других гостей рядом. Маргарет дочитала стихи, и я, неожиданно для себя самого, - иного случая могло не представиться, - начал нести какую-то нелепицу о месте, куда всегда можно вернуться и где всегда ждут, о якоре в шторм и маяке в ночи, об ангеле-хранителе с тёплым очагом и чашкой чая...
А она сказала, что всё в моих руках, и я взял её руки в свои.
Мы вместе собирались на вечернюю службу, когда прошёл слух, что над домом Стивена Квина поднимается дым. Когда мы подошли - дом был как раз напротив церкви, - пожар вовсю горел, и некоторые прихожане вместе с настоятелем пытались заливать его из немногих нашедшихся вёдер, чтобы огонь не перекинулся. К счастью, внутри никого не было. Кому могло понадобиться поджечь дом, когда детектив видел все улики, а рукопись романа, которую мистер Райт так хотел опубликовать, уже куда-то пропала?.. Дом сгорел бы дотла, но неожиданно тучи над деревней пролились грибным ливнем, и пламя стихло. Посреди обугленных руин кто-то заметил серебряный кубок. Несмотря на высокую температуру, он не оплавился и не треснул - лишь вылетели камни; видимо, он был отлит из особого сплава. Его передали в руки леди Селены.
А мы с Маргарет спрятались от дождя в церкви. Пришли остальные жители деревни, и отец Уильям после службы прочитал проповедь, некогда написанную первым местным пастырем - святым Мэтью. Это была прекрасная проповедь о любви к ближнему и о доверии, о том, что нужно говорить правду, не отказываться от помощи, не кормить ненавистью своего внутреннего зверя, избегать гордыни и не брать на себя больше, чем в твоих силах. Увы, мой долг врача часто требовал от меня брать на себя самую непосильную ответственность - попытаться отсрочить чью-то смерть и продолжить жизнь... Когда мы с Маргарет вышли из церкви, я решил сказать ей правду. И признался в том, что подделал укус на шее Стивена Квина, чтобы защитить её от подозрений.
Маргарет также рассказала мне кое-что: капитан Кеннет сказал при ней странную фразу "Один готов". Я сразу вспомнил, как после успешного переливания крови капитан заявил, что он мой должник и может убить, кого я только пожелаю. Тогда я не отнёсся к этому серьёзно и ответил, что убивать никого не нужно. А теперь испугался, что капитан мог добраться до заключённого перед отъездом в Лондон вампира Винченцо, желая отомстить за меня. Но эта была не единственная тревожная новость. В деревне мы услышали, что погиб дворецкий Себастьян - от него осталась лишь одежда и горстка пепла; но я не верил в человеческие самовозгорания и надеялся, что тот просто удрал. Ведь, даже если он был вампиром, - чертовски грустно, когда умирают молодые. Также говорили, что не то погиб, не то пропал мистер Андерсон. Меня же на осмотр тел никто не вызывал.
Вечером в деревне появился ещё один гость, немецкий писатель. Он был большим поклонником покойного мистера Квина и намеревался писать роман о вампирах с медицинской точки зрения. Я пригласил его в дом Маргарет и угостил мармеладом, а пока он отдыхал с дороги, я поговорил с детективом Редклиффом, который пожаловался, что мистер Андерсон сошёл с ума и сбежал с его револьвером. Детектив додумался, что убийство Стивена Квина лишь инсценировало нападение вампира, поскольку на его шее не было отпечатка нижней челюсти, как у всех прочих виденных им жертв, - но дальше его расследование не продвинулось. Я был бы рад ему подсказать, но я сам недоумевал, кто мог убить несчастного в закрытой комнате.
Беседуя, мы прошлись по деревне и вновь расстались перед ужином. А после трапезы неугомонные соседки не дали мне спокойно заняться моими записями - они собирались идти в поместье, поскольку лорд Артур зачем-то хотел видеть Корделию. Я пошёл их проводить, и по дороге Корделия предупредила меня, чтобы я был осторожнее с мисс Дианой - её превратили в вампира, как Корделия судила по своему ухудшившемуся самочувствию после разговора с ней; а напарников мисс Дианы - Ребекку и Александра Андерсона - вампиры убили. Поистине не приходилось надеяться, что Винченцо и Себастьян были единственными вампирами и опасность миновала.
Так я попал в Розерфорд-холл впервые за те смутные дни. Лорд Артур и Корделия ушли разговаривать в сад. Агнес непринуждённо общалась с обитателями поместья. И в целом поместье не выглядело страшным логовом нечисти - там текла размеренная жизнь, велись светские беседы. Я дожидался Корделию на диване в прихожей, и на меня мало обращали внимания. Но я порадовался, что оказался там, когда ввалился герр писатель с кровоточащей ссадиной на виске. Он перед ужином собирался идти на озеро, где любил рыбачить Стивен Квин, и теперь утверждал, что "упал об диван". У меня с собой в медицинской сумке был бинт, я усадил бедолагу на диван и перевязал. Но его, казалось, ранение ничуть не беспокоило, и вскоре он ушёл гулять с Мэри.
Я видел мисс Диану - она выглядела подавленной, но и только. Видел и других, кто, быть может, был вампиром, - и едва ли все становились вампирами по собственной воле. И когда Агнес спросила, о чём я хотел бы прочитать в романе о вампирах, если она когда-нибудь его допишет, - я сказал, что с интересом прочитал бы о трагедии человека, который обнаруживает у себя вампиризм и скрывается от родных и близких, не желая подвергать их опасности. Если это будет сильный персонаж, он будет искать способ борьбы с недугом или же постарается компенсировать вред служением обществу. Если же слабый - то он будет все свои дурные поступки оправдывать своей болезнью.
А ещё мне интересно было бы прочесть старую как мир историю о возможности разглядеть в монстре человека. И даже полюбить его. Красавица и чудовище... или наоборот. Про себя я задумался о том, что если бы Маргарет страдала не лунатизмом, а вампиризмом, - я не любил бы её меньше. Значит, война с вампирами не имела смысла. Корделия подошла ко мне и сказала, что, возможно, останется в поместье, - и я чувствовал, что и она, и Агнес могли стать вампирами, или же друзьями вампиров. Но меня это больше не тревожило. Я вспомнил, что говорила Агнес по дороге в поместье. Зло - это отдельные поступки отдельных людей и вампиров, а не вампиры в целом.
Но я всё же уговорил Корделию вернуться в деревню и проводил её назад. Как раз вовремя - в клинику уже несли незадачливого писателя. Ему стало дурно, но следов укуса на нём не было - больше походило на обострение былого малокровия. Я ещё хлопотал вокруг него, когда за мной прибежали из поместья с известием, что пастору стало плохо. Я передоверил нашего гостя Элизабет и помчался в Розерфорд-холл. Я знал, что под предлогом помощи пациенту меня можно было с лёгкостью заманить в ловушку - и всё равно спешил. Как ни странно, этим никто не воспользовался: неужели во мне не видели врага? Падре Уильям действительно ждал меня на диване в холле, на его шее красовался укус, но он мог ходить - и нам дали уйти.
Священник опирался о моё плечо, и я медленно довёл его до деревни. Он, видимо, ещё не забыл о суде и говорил о том, что, быть может, был обвинён невиновный - а вампир мог прятаться в шкафу в клинике или влететь в форточку в облике летучей мыши. Но в последнее я точно никогда не поверю, пока кто-нибудь при мне не обратится в любое животное.
Время шло к ночи, и я готовился ко сну, когда в мою клинику ворвались детектив Редклифф и Питер Марлоу (Агнес упоминала, что её пригласили работать в полиции, - неужели и Питера также?) и наставили на меня револьверы. Я с удивлением поинтересовался, не вздумалось ли им, что это я убил Стивена Квина. Но, оказалось, настоящий убийца был пойман, и его признание указало на то, что я подделал следы преступления. Его имени детектив не назвал, но сообщил, что мотив убийства был куда банальнее вампиров: деньги. Меня же он арестовывал за введение следствия в заблуждение ложными показаниями и грозился каторгой в Австралии - он, конечно, был обижен на меня за жалобу в Скотланд-Ярд и полагал, будто я написал её, желая от него избавиться, дабы он не подобрался к разгадке моего преступления слишком близко.
Я опроверг его подозрения и пообещал, что о своих мотивах и действиях честно и подробно поведаю на суде. Заверил, что никуда не сбегу, если они позволят мне переночевать не под охраной, и подписал расписку о невыезде. Отныне моя судьба была в руках лорда Розерфорда - который, в свою очередь, мог не простить мне судебный процесс над его гостем. Редклифф и Марлоу ушли, и я смог попрощаться с Маргарет. Я крепко обнял её и сказал только, что всё будет хорошо, - и не знал, что ещё говорить. Агнес спрашивала, изменился ли для меня мир, имея в виду новые знания о существовании вампиров. Но вампиры оказались такими же людьми, как и мы.
А вот мой мир - благодаря одному человеку - действительно изменился.
Итоги и благодарностиНе знаю, отправится ли теперь Уолтер в колонии, - до них ведь ещё и доплыть живым надо. Но, в конце концов, Питер Блад тоже когда-то был практикующим врачом Одно я знаю наверняка: так или иначе, он вернётся.
А если бы доктор нарвался на становление, это было бы... задорно. Потому что жажда вступила бы с клятвой Гиппократа в конфликт, несовместимый с рассудком: врач не имеет права причинять вред. Да, даже в случае добровольной жертвы - он не имеет права ставить другого человека в такое положение, в каковом тот пожертвует своей кровью, поскольку это злоупотребление чужим состраданием. Как ни парадоксально, у Уолтера, готового помогать другим, были серьёзные проблемы с принятием помощи.
Спасибо мастерам за сюжет, атмосферу и организацию! Спасибо соигрокам - Птица, Леся, Ранвен, Радомир, Ильтин, Рада, Йори, Лотта и другие, вы прекрасны Было здорово поиграть с теми, с кем я играл редко, и познакомиться с теми, с кем ещё не играл. Были отличные активные граждане деревни, шикарные вампиры, классная идея с карточками крови. Жаль только, что убийца был виртуальным и детективный квест получился нерешаемым, но на движуху это не повлияло. Хочу больше викторианских людей, и не только людей, и не только викторианских!
Лыт постигровойЭтот прекрасный момент, когда утром субботы выходишь в общий коридор, устраиваешься там и отчаянно клюёшь носом, после перебираешься за стол и до начала игры болтаешь с Кирой и Ранвен по жизни... а потом просыпаешься в своей постели И приходится вставать заново! Обидно, знаете ли. Особенно когда во сне только что хвастался упомянутым лицам, что я на играх рано встаю, и что на Роменне в семь утра встал.
Выезжали с игры субботним вечером, тем же составом минус Ильтин. Воспользовались такси и успели на электричку. Не менее прекрасный момент - мы приближались к Москве, когда игроки только-только съезжались на Венсан. Четверо потенциальных игротехов с прикидами Но нет, меня чисто физически не хватило бы на него, даже будь возможность.
Ныне у меня стартовала двухнедельная городовка, и, хоть мы и участвуем в ней в мерцающем режиме, просьба от меня многого не ждать. То есть, я буду постепенно дописывать заявки и квенты по мере актуальности, но постепенно. А вы пока можете смело заявляться на Les Oiseaux de Paris (и репост, пожалуй, тоже приветствуется), использовать флэшмоб (скоро я ему додам), и не скучать :3
Чуть не опоздал, но нашёл Силя, и, дождавшись Йори, Дёгред и Ильтин, мы вбежали в электричку и расположились в тамбуре, откуда затем постепенно перебрались в вагон. Я носил зонт и осиновый кол. В Пушкине мы поужинали в KFC, и после картошки и пива я стал совсем похож на человека. Автобус до конечной - и мы в большом дружественном пансионате. Собственная кровать - это прекрасно также, и, расстелив её и перелив-пересыпав вещества в баночки от Дугласа, я мог в уюте ждать полуночи, когда нас повели на парад.
Кажется, впервые сыграл врача - не как функцию, чтобы персонаж не был "безработным", а как образ жизни и мышления: с приоритетом долга над чувствами (не то что страх - даже привязанность до определённого момента задвигалась на задний план), презумпцией невиновности и верой в науку. Достижения: укушен Цимисхом, устроил личную жизнь, арестован. Один из немногих просто-людей...
Отчёт отперсонажныйЯ никогда не верил в вампиров. Модная тема, старые сказки.
Всё началось с Джорджа, моего доброго друга Джорджа Уорфилда, который жил в Лондоне, но частенько навещал меня в тихой деревушке Саммерхиллз. Пару месяцев назад он нагрянул в сильнейшем возбуждении и кричал, что его ненаглядная Мэри пила кровь из шеи другого мужчины. Я решил, что у бедняги начался бред из-за измены возлюбленной. Джордж уехал обратно в город - а на следующий день меня вызвали для опознания его тела.
Его выбросило на берег Темзы - полиция сказала, что он упал с моста и утонул. Но на теле не было следов борьбы, и я не мог поверить, чтобы он мог напиться или свести счёты с жизнью. Мой опытный взгляд зацепился за пару небольших проколов на его шее, словно от змеиного укуса. Конечно, это могли быть царапины от бритья, разошедшиеся от воздействия воды... Но что если вампиризм существует? Я вспомнил всё, что рассказывал Джордж. И вернулся в нашу тихую деревню.
Стивен Квин, уже снискавший некоторую популярность писатель, собирался писать о вампирах роман. Снял домик в здешней глуши, ходил на озеро ловить рыбу, и на чаепития к Маргарет Смит. Когда этот утончённый образованный человек стал её женихом, никто не удивился. Она была достойна самого лучшего, так считал и я. А затем Стивена убили.
Маргарет обнаружила это рано утром, когда пришла к его дому. Дверь была заперта изнутри, а тело было видно через окно кабинета, в котором он обычно работал; стекло было цело, лишь форточка была открыта, в которую не смог бы влезть убийца. Маргарет упала в обморок, а придя в себя, позвала меня. Увидев, что в кабинете не было борьбы, я сразу испугался, что подозрение упадёт на Маргарет. Стивен мог подпустить к себе только знакомого человека, а пролезть в форточку способна хрупкая женщина... к тому же я боялся, что к ней возвращаются приступы лунатизма.
Решение пришло в голову очень быстро. Стивен был убит ударом тонкого лезвия в шею - я достал скальпель и проткнул второе отверстие. Теперь всё было похоже на работу вампира. Половичок, промокший от крови, я закопал. Мальчишка из соседнего двора уже побежал за констеблем. Когда тот осмотрел место преступления, труп перенесли в морг, а о случившемся сообщили в Лондон, дабы разыскать родственников мистера Квина.
С тех пор прошло два дня. Трагическое происшествие не помешало деревенским жителям готовиться к главному ежегодному празднику - Конкурсу тыкв. В этом году праздник был особенный, должно быть, юбилейный, - сам лорд Розерфорд собирался выбрать победителя, приехав с супругой в поместье впервые за семь лет. Конкурс привлёк внимание лондонской прессы, а в Розерфорд-холл съезжалось множество гостей - больше, чем лорд когда-либо принимал. Несложно было понять, что не тыквы их интересовали, и вид у некоторых из них был весьма подозрительный. Вампиры! С описанием, которое давал Джордж, вполне совпадало.
Вечером накануне конкурса только и разговоров было, что о приехавших из Лондона журналистке и детективе из Скотланд-Ярда, да о том, что мистера Квина убил вампир. С удивительной скоростью распространялись слухи, стоило лишь раз-другой честно ответить на расспросы о покойном, - теперь оставалось только их подтверждать: да, парное ранение и никаких следов яда, смерть от обильной кровопотери, лужи крови под телом не обнаружено. Чрезвычайно странно, ведь ни одно известное науке животное не оставляет таких отметин, кроме африканских летучих мышей, которые слишком малы и в наших широтах не водятся. А перелить куда-то почти всю кровь из тела так быстро невозможно - мне ли не знать, как хрупки человеческие сосуды, и любой "насос" привёл бы к их разрывам и гематомам... Тут и последний скептик поверит в вампиров.
Я познакомился с ещё двумя новыми лицами в Саммерхиллз - путешественниками мистером Райтом и мистером Андерсоном. Мистер Райт был другом погибшего мистера Квина, а мистер Андерсон - учёным-этнографом, собиравшим сказки и легенды и услышавшим об особом значении тыкв для нашей деревни. Маргарет и Элизабет Смит пригласили нас всех к себе на чашечку чая с изумительным вареньем от мисс Вирджинии. Чай был с лавандой, весьма полезной для крепкого сна; по этому поводу я рассказал историю, которую слышал от одного профессора в свои студенческие годы, - о том, что в Уэльсе существует поверие, будто чабрец помогает от пьянства.
Побеседовали на самые актуальные темы - о трупах и тыквах. Мы, в отличие от старейших жителей деревни, не могли рассказать, откуда в Саммерхиллз пошла традиция считать тыквы источником жизненной силы, - может, потому, что круглые и рыжие, как солнце? Зато мистер Андерсон наверняка мог бы поведать много интересного, если бы был менее скуп на слова. Он видел африканские войны, в которых эпидемии уносят больше жизней, нежели оружие, и видел дикарей в резервациях, - и говорил о том, как ложное чувство безопасности и превосходства делает вооружённого человека уязвимым. А я думал о том, что звери чуют оружие и потому не доверяют, - и люди также.
Когда я допил чай и попрощался с хозяйками, меня уже разыскивал констебль, чтобы представить детективу мистеру Редклиффу. Я провёл его в клинику, и он крайне подробно расспрашивал меня обо всём, что касалось обстоятельств смерти мистера Квина - и степени окоченения тела, и его расположения. Он настоял на незамедлительном вскрытии и пронаблюдал за ним. Состояние внутренних органов соответствовало отсутствию отравляющих веществ и значительной кровопотере, уже мною определённых.
Я написал для детектива копию медицинского заключения, а констебль заверил мои слова. Вспомнил мистер Редклифф даже о мисс Барбер, якобы видевшей улетавшую от дома мистера Квина огромную летучую мышь; я предположил, что так её фантазия могла интерпретировать силуэт человека в плаще. О частной же жизни мистера Квина я ничего сообщить не мог - я не знал, с кем он был дружен и с кем мог быть в ссоре. На том мои показания окончились.
К тому времени, как мы вышли, нас уже заждались. Дворецкий Розерфорд-холла, Себастьян, также желал побеседовать с детективом. Он всегда был несколько эксцентричен и имел привычку нарушать личные границы, неподобающую джентльмену, - но в этот раз буквально набросился на Корделию с комплиментами, прикасался к её серьгам с изумрудами и, как показалось дамам, словно примеривался для укуса. К слову пришлось рассказать им трагическую историю гибели Джорджа. В этот момент Маргарет вновь позвала нас с Корделией и Вирджинией на чай. Неловко было всякий раз приходить к ней, продолжая разговор о покойниках, посему я поспешил сменить тему, вспомнив рецепт варенья из кабачков, который мне подсказал Джордж.
Мы засиделись допоздна - Элизабет уже легла спать, - и, допив чай, я пожелал Маргарет доброй ночи, а сам решил ещё прогуляться. В деревню, несмотря на поздний час, заходили гости из поместья, спрашивали, где же наш праздник, как будто праздники должны проходить по ночам, и в целом вели себя так, словно вокруг них был белый день. Одна женщина сказала, что ищет Джорджа Уорфилда. Я с сожалением сообщил ей о том, что Джордж погиб два месяца назад. Она сокрушалась о некоем кольце, которое, видимо, Джордж ей обещал, - это кольцо ей некогда подарил возлюбленный, а затем оно пропало. Всё, что я понял из этой запутанной истории, - что это было то самое кольцо с рубином, которое полицейские нашли в руке Джорджа и которое я забрал на память о нём.
Я успел понять, что не привык носить украшения, ведь кольцо приходилось снимать перед каждой операцией, и что память всё равно остаётся в сердце, - мне было не жаль отдать кольцо этой женщине. Похоже, нас с ней свела судьба. Но ни она, ни её спутница не могли ничего рассказать мне о Джордже, что прояснило бы для меня тайну его смерти, кроме того, что его пассию, о которой я прежде не слышал, звали не то Лия, не то Лея; а о Мэри они ничего не знали.
Нас отвлёк деревенский староста, Арло Гивенс, убеждавший детектива Редклиффа в том, что Стивена Квина покарал божий гнев за его былые лондонские грехи, - а что именно это были за грехи, уточнить затруднялся. По мне, так высшая воля не выражалась посредством убийств, - но староста с тех пор, как потерял жену, не слишком дружил со здравым смыслом и во всём, что прибывало из столицы, автоматически видел источник зла, однако дело своё знал и берёг традиции деревни.
Та дама, которой я передал кольцо, показалась мне вполне располагающей, - а вот её спутник вызывал подозрения. Он попросил меня о приватной консультации, но именно тогда Корделия рухнула без чувств прямо на пороге клиники. Я извинился и бросился к ней, мне помогли перенести её на койку. У неё была сильная кровопотеря - она была бледна как полотно и едва дышала, а на шее виднелись целых три пары проколов, точно таких же, какие я видел на шее Джорджа. Если я ещё сомневался в существовании вампиров, когда подделывал укус на шее Стивена Квина, то теперь вынужден был поверить: не нужно было изображать вампира - вампиры были здесь, совсем рядом.
Я не стал будить Элизабет - ситуация была критической, и действовать нужно было быстро. Я приготовился к операции по переливанию крови. Это была новая, рискованная методика, и многие деревенские жители боялись сдавать кровь, поэтому основными донорами были я и Элизабет; я перелил Корделии собственную кровь, и в течение получаса улучшения не наблюдалось, она была при смерти. Затем лихорадка сменилась забытьём, и я решил не тревожить Корделию до утра - её жизни более ничто не угрожало. После операции я вышел на свежий воздух развеяться. Я дождался, пока детектив Редклифф закончит беседовать с Вирджинией, племянницей Корделии, и сказал, что должен сообщить им обоим о произошедшем.
Они пожелали собственными глазами взглянуть на пациентку. Я ожидал, что мистер Редклифф не поверит в версию с нападением вампиров, ведь ему по долгу службы не полагалось принимать во внимание россказни о нечисти, призраках и прочей мистике; однако он поверил. Тем паче что я утверждал, что вампиризм должен иметь научное, рациональное объяснение. У меня было две предполагаемых гипотезы: что вампиризм - болезнь, род нервного расстройства вроде ликантропии, заставляющая больных пить кровь других людей, или же - что это оккультная секта, считающая кровь источником жизненной силы и употребляющая её подобно дикарям, которые съедают сердца своих врагов, чтобы стать храбрее. В превращения в летучих мышей и туман я не верил.
Но мы, все трое, слышали волчий вой, при том, что в окрестностях деревни волков десятилетиями не встречалось. А детектив Редклифф поделился странным наблюдением - он столкнулся с "собакой в штанах", огромной и злой. Я не знал, чья это могла быть глупая шутка, но в деревне поговаривали, будто Питер Марлоу был оборотнем и его видели ночью на кладбище. Мистер Марлоу давно жил в Саммерхиллз и прежде не позволял себе подобных выходок, и сейчас сохранял спокойствие. Он говорил, что избежать угрозы вампиров несложно - главное, не смотреть им в глаза.
Некоторые жители деревни начали каждого пришельца подозревать в том, что это вампир. Так прямо и спрашивали очередных визитёров из поместья, которые посреди ночи удивлялись, почему в деревне так безлюдно, - пришлось им пояснить, что многие ложатся спать рано, чтобы встать к заутренней службе. Вирджинию просили об экскурсии по достопримечательностям, но она отказалась. Один лишь староста, видимо, хотел переложить вину на кого-то из местных и намекал, что в деревне каждый сызмала учится вырезать тыквы и обращаться с ножиком. Вот только дырки проковырять - это одно, а крови человека лишить - совсем другое...
За тот вечер ещё четверо обратилось ко мне за помощью с одинаковыми симптомами - ранками на шее, по одной паре, и незначительной кровопотерей. Один за другим - я не успевал записывать имена в медицинский журнал, слушал пульс и дыхание, выдавал лекарство от малокровия, чтобы они не падали в обморок. И мистер Райт, утверждавший, что на него в лесу сел комар-переросток, и писательница Агнес Четтэм, и журналистка из Лондона Мэри Уортон... Все они не помнили, кто на них напал, но все случаи объединяло одно: жертвы обнаруживали недомогание после того, как шли из деревни в поместье или наоборот. Видимо, затаившиеся в лесу вампиры использовали нечто вроде гипноза или сонного паралича, чтобы жертвы не запомнили их и не сопротивлялись.
Я всем советовал быть осторожными и не ходить в одиночку через лес, и не оставаться наедине с незнакомцами, особенно с гостями поместья. На Мэри Уортон, которая быстро пришла в себя после нападения и чувствовала себя значительно лучше, я даже не стал расходовать лекарство, зато рассказал ей подробности смерти Джорджа и мистера Квина, надеясь, что о реальной угрозе вампиров посредством прессы узнает широкое общество. Клиника закрылась только под утро. Но я долго не мог заснуть, боясь, что вампиризм заразен и я столкнусь с эпидемией, когда на следующий день половина деревни проснётся с жаждой чужой крови.
После тяжёлой операции я проспал утреннюю службу. Но мои опасения не подтвердились, и все давешние пациенты более ни на что не жаловались, а Корделия рано пришла в себя и смогла встать для осмотра. Как и другие подвергшиеся нападению, она не помнила, кто её укусил. Я дал ей лекарство, и мы пошли в гости к Маргарет пить чай после завтрака с восхитительным мармеладом. За чаем читали вслух первый выпуск газеты "На страже тыкв", который напечатали Корделия и Вирджиния. Они взяли интервью у детектива Редклиффа и у мистера Райта, который поведал им любопытную историю о своём путешествии в Румынию.
Со слов мистера Райта, румынские крестьяне боялись своего лорда, его жены и её сестёр, считая, что те превращаются в гигантских летучих мышей. Также в той местности регулярно пропадали люди и скот. Свидетельствовал мистер Райт и о том, что в Румынии выращивали даже больше тыкв, чем у нас. Было ли это совпадением, или же жители Румынии что-то знали и пытались таким образом отпугнуть вампиров?.. Как бы то ни было, гости лорда Розерфорда рассматривали тыквы с повышенным вниманием, а к скотине вовсе не приближались. И, вопреки поверию, что вампиры боятся солнечных лучей, они заявлялись днём, - впрочем, погода была хоть и тёплая, но пасмурная, и небо с прошлого вечера затянуло тучами.
С самого утра к дому, где остановился детектив Редклифф, выстроилась настоящая очередь. Как только он вышел, Корделия пожаловалась на нападение, я же сообщил ему о четырёх случаях укусов за минувший вечер, после чего предложил организовать оборону деревни от очевидной опасности. Но тот не стал ничего предпринимать, а когда Корделия и Вирджиния собрались идти в поместье - отнести свежий номер своей газеты и навестить Дейзи, работающую там воспитанницу Корделии, - он отказался их сопроводить как человек вооружённый, сказав, что ходить туда опасно, и лучше не соваться туда вовсе. Я предложил пойти с ними, раз уж они не хотели остаться, но, к счастью, они смогли передать газету через дворецкого, а Дейзи сама заглянула в деревню.
Мистер Редклифф стал жертвой очередной речи старосты, поскольку служба обязывала его выслушивать всю эту деревенскую философию. Вокруг них собрались и местные, и гости. Тот молодой человек, что добивался личной беседы со мной накануне, вновь обратился за приватной консультацией. Корделия отозвала меня в сторону и прошептала на ухо, чтобы я не оставался с ним наедине и взял с собой Элизабет. Но я должен был уважать право пациента на анонимность и не хотел подвергать Элизабет опасности. Не убьёт же меня юноша средь бела дня? Я провёл пациента в клинику и закрыл за нами дверь. И не успел я дойти до своего стула, как почувствовал головокружение, слабость и тошноту.
Я сел, оперся о стол и поинтересовался, чем могу быть полезен молодому господину, ведь у него, как человека знатного, наверняка был личный врач. Мой пациент пожаловался, что давно страдает от анемии, вплоть до обмороков; вид у него действительно был бледный, хотя самочувствие его было явно лучше, чем у меня. Оценив своё состояние, я не стал браться за лекарство, а посоветовал пациенту вести здоровый образ жизни и возвращаться ко мне в случае тревожащих симптомов. Он поблагодарил меня и вышел; я же не мог встать. Звон в ушах, мушки в глазах, холодные кончики пальцев - я испытывал все симптомы незначительной кровопотери.
Едва пациент покинул кабинет, как вбежала Элизабет, и я спросил её, нет ли у меня отметин на шее. Отметины были. Она немедленно позвала Корделию и Вирджинию в качестве свидетелей и составила текст медицинского освидетельствования, пока я вносил в медицинский журнал наблюдения за собственными ощущениями. Я не помнил момента, когда мне были нанесены проколы, однако и в глаза предполагаемому преступнику не смотрел. Как только бумага была окончена и подписана свидетелями, Элизабет пригласила детектива Редклиффа, дабы он мог воочию удостовериться в наличии повреждения кожного покрова, и вручила ему документ.
Свидетельства должно было быть достаточно если не для того, чтобы задержать подозреваемого, то уж точно - для того, чтобы провести обыск и допрос на предмет орудия преступления, злого умысла или же нервического расстройства. Но детектив заявил, будто не может никого арестовать, поскольку случай был беспрецедентный и - что звучало как бред - поскольку нечисть обладала сверхъестественными возможностями и способна была подменять человеческие воспоминания, отчего существовал риск схватить невинного вместо виновного. То, что невозможно было половине деревни разом, кто видел, как мы уединились с пациентом, отвести глаза или заморочить голову, его не убеждало. Похоже было на то, что он попросту боялся связываться с неведомой угрозой. Но нужно было действовать, пока нас не доели по одному.
Последней каплей стало повторное обращение Мэри Уортон. Её принесли в глубоком обмороке, с двумя парами проколов на шее, со значительной кровопотерей. И снова я не мог медлить и принял решение о срочном переливании донорской крови. Я использовал кровь Элизабет, и вскоре пациентка пришла в себя, её состояние стабилизировалось. Она рассказала мне и детективу Редклиффу, что запомнила двоих гостей поместья, с которыми разговаривала перед тем, как потеряла сознание, - супругов, маркиза и маркизу; но и в этот раз детектив не собирался хотя бы наведаться в Розерфорд-холл. Слова простых людей совершенно ничего не значили.
Элизабет предложила написать жалобу в столицу, и я согласился. Я составил письмо, в котором вкратце описал повторяющиеся случаи нападений и их общие признаки, а также отговорки бездействующего детектива. Элизабет сделала две копии: одну - в Скотланд-Ярд с просьбой повлиять на отчаянную ситуацию, другую - в Королевский госпиталь с просьбой пополнить наши запасы донорской крови и препарата от малокровия. Ещё я написал объявление с призывом для жителей деревни сдавать кровь, пояснив, что это совершенно безопасно и может спасти жизнь их близких; однако некоторые уже были однажды покусаны, и их кровь ещё не до конца восстановилась, к тому же я не знал, содержала ли слюна вампиров вредоносные вещества, - а некоторые просто уклонились. Только Элизабет сдала две порции крови, пока я писал.
Мальчишка побежал на почту, а Корделия и Вирджиния тем временем собрались отнести воды из колодца в церковь, чтобы попросить преподобного Уильяма её освятить - вдруг это поможет противостоять вампирам. Я решил их сопроводить, но не успели мы отойти далеко от края деревни, как заметили лежащую под деревом Агнес - без сознания и с двумя укусами на шее. Я подхватил девушку на руки и поспешил в клинику, а Корделия и Вирджиния храбро продолжили свой путь вдвоём. Состояние Агнес было тяжёлым и требовало переливания крови. Я снова выбрал кровь Элизабет, которая один раз в тот день уже подействовала благополучно. Повезло и теперь: Агнес очнулась и приняла лекарство. Я сделал вывод, что кровь доноров сходного пола и возраста подходит лучше, когда нет в наличии крови родственников.
Детектив Редклифф и на сей раз сунул нос в палату, и Агнес рассказала ему и мне - и это не было похоже на бред - о том, что с ней разговаривал дух победительницы Конкурса тыкв, не то Роза, не то Роуз (имя это было или фамилия, трудно было судить). Видимо, победительницы самого первого конкурса, которую, по легенде, основатель праздника лорд Албар взял в жёны. Как сообщила Агнес, несчастную девушку жестоко замучили в поместье Розерфордов, и её дух не будет знать покоя, если ему не помочь. Что требовалось духу, я не вникал и лишь надеялся, что хотя бы этому детектив не поверит - в Лондоне и без того слишком популярно становилось столоверчение.
Днём в деревне появилось ещё двое гостей - Диана Крозье и её воспитанница Ребекка Вайс, девушка весьма благообразного вида. Они увидели объявление и зашли сдать кровь. Как оказалось, они были не просто женщинами без предрассудков, - спросив, что происходит в деревне, и услышав от нас с Корделией и Вирджинией о терроризирующих Саммерхиллз вампирах, они назвались знатоками этих тварей, членами некоей организации, о которой вскоре станет известно всем гражданам. Диана рассказала, что способ победить вампиров есть, но требует особой долгой подготовки. Также она объяснила, что вампир - не человек, а ходячий труп, поднятый при помощи особо мощной гальванизации, вроде голема, посему уничтожение того, что уже мертво, с уголовной точки зрения не будет считаться преступлением.
Сложно было поверить в нарушение базового закона природы - оживление мёртвого. Но мне было не до раздумий: тут как раз принесли девушку, из гостей лорда, по имени Донна Эшберри, которую нашли в обмороке. Очнувшись, она была страшно напугана и всё твердила, что на неё напали вампиры, - её истерическое состояние напомнило мне Джорджа в тот вечер, когда я ему не поверил. Следы укуса на шее мисс Донны присутствовали, однако симптомов кровопотери не наблюдалось, что можно было списать на то, что её спаситель, который и доставил её в клинику, спугнул вампира. Этим же при желании объяснялось, почему Донна успела запомнить нападавших.
Она утверждала, что на неё напали двое: мужчина с хриплым голосом, по описанию - мистер Андерсон, подошёл к ней сзади, а мисс Диана приближалась навстречу. Но поверить её словам не получалось. Мисс Диана всё это время находилась в клинике, а мистер Андерсон - пил чай в доме Смит по соседству. Было очевидно, что Донна стала жертвой гипноза - значит, вампиры в самом деле умели внушать ложные воспоминания. А то, что клевета пала именно на мисс Диану и мистера Андерсона, свидетельствовало лишь в их пользу - видимо, вампиры выбрали тех, кто представлял для них опасность, кому по той или иной причине не могли навредить иначе...
Наконец, свою деревню почтил присутствием сам лорд Артур Розерфорд. Он вошёл в дом Маргарет, где его сразу обступили деревенские жители и стали наперебой жаловаться на странное поведение его гостей. Он был последней надеждой - но на чьей он был стороне? Маргарет под шумок подошла ко мне и шепнула, что Диана готова поделиться со мной способом убийства вампиров, если поговорить с ней наедине. Я незаметно вышел, нашёл мисс Диану и предложил приватную беседу в клинике. Признаться, я всерьёз ожидал, что в её сумочке окажется осиновый кол или револьвер с серебряными пулями, который она мне и передаст, чтобы я не был беззащитен перед вампирами. Но у неё была другая тактика.
Она сказала, что в любой момент может прикончить одинокого вампира под кустом, но этого будет недостаточно - для борьбы необходима огласка. Она обещала, что когда все соберутся на Конкурс тыкв, она публично укажет на вампиров так, что им не удастся скрыться, а моей задачей было подготовить жителей деревни к тому, чтобы без колебаний истребить их. Она говорила убедительно и настойчиво, просила меня быть решительным, но чем больше она настаивала, тем больше я сомневался. Почему её организация перекладывала ответственность на простых смертных и подставляла их под удар? И что если под предлогом вампиризма она хотела убить чужими руками тех, кто вовсе вампиром не был?..
Я успел обещать, что подумаю об этом и поговорю с другими, когда в клинику вошёл лорд Артур в сопровождении своего дворецкого. Он пожелал сдать кровь и попросил рассказать о том, что происходит, поскольку был обеспокоен, что некто распространяет клевету о нём и его гостях. Я заверил, что о нём никто не говорит дурного, напротив - все уповают на его защиту и справедливость, а сведения о его гостях - к сожалению, не клевета, а обоснованные подозрения. Все мы порой ошибаемся в людях, и кто-то злоупотреблял доверием лорда, нападая на его людей и скрываясь в стенах его дома.
Вторая просьба лорда была настораживающей: он попросил поделиться с поместьем донорской кровью на случай, если кому-то понадобится переливание. Утверждал, что я могу не успеть доставить пациента в клинику и что он сам учился проводить операцию. Я же настаивал на том, что в условиях дефицита отдавать запасы крови не могу, что все люди в деревне и в поместье находятся под моей ответственностью и я не готов передать их жизни в чужие руки, и что ежели милорд обладает лицензией на оказание медицинской помощи, то пусть обращается в Королевский госпиталь за оборудованием и препаратами. До тех же пор операции будут проводиться исключительно в клинике, и я готов был делать всё, что в моих силах, как делал всегда и не подводил лорда.
Всё время, что мы говорили, дворецкий Себастьян сидел передо мной и так старательно пытался заглянуть мне в глаза, что разве что не ложился мне на колени как кошка; но я прямо смотрел ему в пуговицу, а затем не менее старательно разглядывал туфли лорда, и наши взгляды так и не встретились. При этом Себастьян держал меня за руку, и этот хрупкий молодой человек едва не сломал мне пальцы. Ничего не добившись, лорд Артур удалился. Если предположить, что вампиры не могут сдавать кровь, - он был человеком, но покрывал вампиров потому, что они запугали или подкупили его. Полагаться оставалось только на самих себя.
Я много раздумывал о словах мисс Дианы. С одной стороны, я хотел раз и навсегда избавить деревню от смертельной опасности, я боялся за Маргарет и Элизабет, стариков и детей. С другой стороны, - если мисс Диана посреди площади укажет как на вампира на какую-нибудь девушку, и все жители деревни пойдут на неё с кольями наперевес, то что сделаю я? Присоединюсь ли к ним или заслоню её собой? Мне казалось, что второе. Все гости Розерфорд-холла не просто двигались, как могли бы двигаться мёртвые куклы, - они разговаривали и улыбались, их глаза блестели. Мне хотелось верить, что вампиризм возможно исцелить.
К обеду доехал инспектор из Скотланд-Ярда, из-за чего я пропустил также и дневную службу в церкви. Он пожелал говорить сперва со мной лично, затем попросил повторить всё то же самое в присутствии детектива Редклиффа, который подтвердил, что вся эта информация была до него донесена. Но ситуация приобретала не тот поворот, который я ожидал. Детектив заявил, будто жители деревни выказывают недовольство своим лордом и подбивают друг друга чуть ли не штурмовать поместье; я возражал, что люди, конечно, напуганы, но в своей мирной природе никогда не пойдут против властей. Однако мистер Редклифф представил всё как угрозу бунта и попросил о подкреплении от армии или полиции. Я сказал, что если солдаты войдут в деревню, это посеет ещё большую панику, и инспектор обещал, что подкрепление будет наготове в ближайшем населённом пункте.
Напоследок инспектор распорядился, чтобы мы с детективом Редклиффом продолжали расследование вдвоём и при обнаружении новых обстоятельств дела писали в Скотланд-Ярд независимые отчёты. В общем, проку от него вышло немного, если не считать мотивации для детектива. Пока продолжалась обедня, мы с мистером Редклиффом, ставшие поневоле подобием Шерлока Холмса и доктора Ватсона, обсудили наши дальнейшие действия. Детектив хотел поймать преступника с поличным и предложил ловить его на живца - а в качестве приманки использовать добровольца из жителей деревни. Я покивал, но мысленно подумал, что самого детектива будет для этого вполне достаточно - он был одним из немногих, кого ещё ни разу не кусали.
Условились так: если некто подозрительный пожелает с кем-то из нас побеседовать наедине, то пусть этот кто-то подойдёт к другому и скажет, что должен отложить наш разговор. Это станет для другого условным знаком спрятаться в шкафу либо в клинике, либо в кабинете дома детектива. Затем соглядатаю полагалось не вмешиваться, кроме как в случае угрозы жизни, дабы не спугнуть вампира. Я, конечно, сомневался, что детектива Редклиффа возможно будет спрятать в шкафу, а ещё больше - что вампиры не раскроют обман, но вынужден был признать, что это - единственная законная альтернатива самосуду. Покончив с планами, мы разошлись обедать.
И после обеда я недолго наслаждался тишиной и покоем. Ко мне обратился капитан Стенли Кеннет, и шатало его отнюдь не от полуденной рюмки коньяку. Он держался молодцом, наш старый морской волк, но потерял много крови - после укуса, о котором, как и другие, даже не помнил. Его могло спасти только переливание, и я взял пробирку с кровью лорда Розерфорда. Говорят, благородная кровь чище, к тому же мне казалось правильным, что лорд компенсировал ущерб от своих голодных гостей. Но капитан Кеннет после операции впал в забытьё и лежал еле живой, и я мог только молиться. Поддерживали, как всегда, мои дорогие соседки.
Корделия и Вирджиния, видимо, также пообщались с Дианой Крозье и были полны решимости выступить с публичным разоблачением. Я предупредил их о том, что инспектор из Лондона опасается бунта, и настоятельно попросил избегать призывов к насилию. Пересказал идею мистера Редклиффа о ловле на живца, но после того, как они напомнили об умении вампиров создавать иллюзии, этот риск перестал казаться мне оправданным. Видимо, и впрямь больше ничего не оставалось, кроме как сообща потребовать правосудия.
Да и план мисс Дианы, чем подробнее я его узнавал, тем меньше мне нравился. Со слов соседок и Элизабет, она предлагала различать "хороших" и "плохих" вампиров по некоему знаку или повязке на руке. "Хорошие" вампиры якобы пили кровь только у добровольцев. Но как можно добровольно подвергнуть себя риску для здоровья и неприятным ощущениям при анемии? Если кто-то привык, смирился, не пытался ничего изменить - это ещё не означало согласия. А я подозревал, что мисс Диана была с вампирами заодно и просто участвовала в кознях одних вампиров против других, даром что остановилась в поместье, а не в деревне.
И тут принесли Мэри Уортон - на неё напали уже в третий раз. До каких пор можно было это терпеть! В этот раз она была почти при смерти, пульс не прощупывался в обескровленных венах, сердце билось редко. Одной порции донорской крови было бы недостаточно, две - она могла не выдержать, но пришлось рискнуть. Оставив приходящего в себя капитана Кеннета на попечение Элизабет, я начал операцию с двойным переливанием. Недавно кровь Элизабет уже текла по венам Мэри, и я рассчитывал на то, что получится и в этот раз. Я ошибся. Состояние Мэри оставалось неизменно тяжёлым. Люди уже собирались на площади, а я не мог её оставить.
Затем всё стало ещё хуже. Проявилась реакция отторжения донорской крови. Для большинства оперируемых это означало бы смертный приговор. Но у Элизабет был специальный состав, происхождение которого она считала сверхъестественным, и который должен был делать кровь безопасной - однажды она уже использовала его в Лондоне, и тяжёлый пациент выжил. Я никогда не воспринимал "мистические снадобья" всерьёз, но если бы в течение считанных минут мы ничего не предприняли, мы бы потеряли Мэри. И я обратился за помощью к Элизабет и её чудодейственной жидкости. Мы добавили этот состав в пробирку с кровью Ребекки Вайс и перелили её Мэри. Некоторое время спустя её сердце ожило, а щёки порозовели.
На площади уже меня упоминали. Я появился в самый разгар полемики, извинившись, что у меня была важная операция. Жители деревни стояли полукругом напротив лорда и его гостей и перечисляли улики, указывающие на их преступления. Они хотели призвать к ответу того молодого человека, который мог напасть на меня во время консультации; лорд Розерфорд пытался привести происходящее к порядку и назначить одного обвинителя, который говорил бы за всех, дабы все не говорили хором. Таким представителем стала Корделия, но староста саботировал процесс на корню, выступив с очередной пространной проповедью о естественности смерти.
Из его слов выходило, будто судить смерть (которую, видимо, несли вампиры) по светским законам нельзя, и он просит лишь о естественном равновесии (видимо, о том, чтобы вампиры не забирали слишком много жизней, а вели себя как рачительные хозяева, не вырезающие весь хлев и позволяющие ему плодиться). Можно было понять, почему староста не желал конфликта с лордом и был подобострастен - он держался за своё место; но представлять людей как скот, якобы для того и предназначенный, чтобы им питались другие существа, - это было уже слишком. Платить вампирам кровавую дань - меньшее зло? Пусть так. Но у людей тоже была гордость.
Диана Крозье оказалась между мной и лордом и шепнула, не кажется ли мне, что это напоминает фарс. Я согласился. Тогда она спросила, не хочу ли я, чтобы она здесь и сейчас доказала, что обвиняемый - вампир, совершив нечто, что на смертных людей не подействует. Я не знал, зачем ей нужно моё согласие, но ответил, что она может это сделать, если это никому не навредит. Однако желающих высказаться было слишком много, и лорд более никому не давал слова, сказав, что назначит официальное судебное заседание, и оно состоится позже. Я ожидал, что мисс Диана сможет выступить на суде, но она не желала ждать и тратить впустую время. Вот только момент она выбрала неудачный. Все уже расходились и не смотрели на обвиняемого, когда она протянула к нему руку и велела остановиться; он замер как статуя. В тот же миг лорд Розерфорд ударил её зонтом-тростью, а когда она не упала - выхватил револьвер.
Неизвестно, что могло бы случиться, если бы мисс Диану не оттеснили от него. Детектив Редклифф также поднял револьвер и потребовал, чтобы все немедленно покинули это место. Толпа неохотно повиновалась, но никто не спешил расходиться по домам. Зеваки просто отхлынули на безопасное расстояние, и каждая сторона была чрезвычайно рассержена на другую. Гости лорда Артура кричали, что мисс Диана напала на молодого дворянина, при том, что все прочие знали, что она к нему и пальцем не прикоснулась, как и обещала. Маргарет попыталась меня увести, но я ещё несколько минут стоял в центре балагана, надеясь, что шум стихнет и я смогу описать, что в точности я видел, когда находился рядом с мисс Дианой. Однако правда никого не интересовала, а громкость оставалась излюбленным аргументом как деревенских, так и знатных дам.
Я отвлёкся, только когда Вирджиния упала в обморок. В клинику было не попасть из-за выясняющих отношения вооружённых мужчин, поэтому Вирджинию перенесли в дом Маргарет. К счастью, Вирджинию никто не кусал и причиной потери сознания могли стать волнение и душная погода. Я мог предписать ей только отдохнуть и допить свой кофе. У Маргарет на сей раз всем было не до чаепития - все ждали итогов происшествия и обсуждали странный поступок мисс Дианы. Одни припоминали, что она предлагала обращаться с вампирами как колонизаторы с дикарями - опасных истребить, а остальных заставить работать на людей, - и боялись, что она на самом деле хотела не защитить людей от вампиров, а управлять вампирами. Другие возражали, что она по крайней мере не скрывала от людей правду и ещё никому не причинила вреда.
Суд ожидался перед Конкурсом тыкв. Не хотелось портить праздник, но это было единственной возможностью обратить внимание власть имущих на проблему вампиризма. Да и остановить то, что начал не я, я бы всё равно не сумел. Вот только Корделия, наш главный обвинитель, вела себя как-то странно, бурно восхищаясь красотой дворецкого Себастьяна. Вампиры вели нечестную игру и пытались вывести её из строя своим гипнозом? К счастью, Корделию куда-то увели, и её место заняла Элизабет, взявшаяся за дело с должным пылом и твёрдостью. Лорд Артур, собрав всех заинтересованных, объявил, что приговор вынесет суд присяжных. Троих назначил он сам, ещё троих выбрал староста; защитником попросили выступить преподобного Уильяма Бартона.
Свидетели со стороны обвинения проговорили примерно одно и то же - всё то, что уже было к тому времени неоднократно зафиксировано, устно и письменно, и передано в Скотланд-Ярд; пожелали выслушать и меня, хоть я и был жертвой, а не свидетелем, и не должен был говорить о собственном состоянии. Я продемонстрировал лорду Артуру медицинский журнал, ответил на вопросы (самым странным был вопрос самого лорда: "Вы живы?"). Оценил нанесённый мне физический ущерб как незначительный и упирал на то, что не настаиваю на злом умысле молодого человека. Возможно, он был болен и поэтому не помнил о том, как пил кровь, и его необходимо было изолировать от общества до выяснения, что он не опасен. Элизабет также предлагала для обвиняемого независимую медицинскую экспертизу.
Приятелей обвиняемого возмущала в первую очередь недостаточность улик - никто не видел, как он на меня напал; но из их слов выходило, будто я сам нанёс себе раны. Если преступник не стоит над жертвой с ножом в руке, терпеливо дожидаясь, пока его схватят, - это не значит, что он невиновен. Корделия не заметила повреждений на моей шее, когда шептала мне на ухо, и вероятность, что они могли появиться раньше, была мала. Также свидетели защиты говорили о мирном нраве молодого человека и о том, что деревенские жители готовы были в каждом увидеть вампира и искали козла отпущения. А с главным защитником им определённо не повезло. Отец Уильям то припоминал, что мисс Донна указывала на иных злоумышленников, то говорил, что на момент убийства Стивена Квина его подзащитного ещё не было в деревне, - ему так и не смогли объяснить, что никто не обвиняет юного лорда во всех нераскрытых преступлениях разом.
Суд затянулся и немало всех утомил. Наконец, присяжные удалились для совещания, а староста призвал всех, у кого остались возражения, высказать их и не держать при себе - но его инициативу не поддержали. Я не питал иллюзий относительно исхода дела. Доказательства были слабы. Если вампира поместят под домашний арест в комфортабельном поместье - это уже будет шагом в сторону безопасности жителей деревни. Но присяжные постановили, что обвиняемый виновен в нанесении незначительного ущерба здоровью, что по закону королевства каралось штрафом, а лорд Артур своей волей удовлетворил нашу просьбу о беспристрастном медицинском освидетельствовании нападавшего. Его доставят в Лондон, в Королевский госпиталь, где ему непременно помогут.
Меня поздравляли с победой, хотя я вовсе не желал возмездия - я всего лишь надеялся разобраться и приблизиться к разгадке явления вампиризма. Говорили, что ввиду большого материального состояния преступника мне будет выплачена значительная компенсация - хотя и денег я вовсе не желал; впрочем, вложения пойдут на пользу клинике. Из-за этих поздравлений вкус победы горчил, но, тем не менее, это действительно был маленький триумф: триумф простолюдинов над безнаказанностью господ, триумф людей над таинственной и могущественной угрозой, у многих вызывавшей панический страх. Я осознавал, что вампиры наверняка захотят отомстить мне за унижение. Но это была бы справедливая цена за избавление от страха.
Оставалось дождаться Конкурса тыкв. Я зашёл к Маргарет, и она налила мне чаю с коньяком. Обычно в доме Смит проходили литературные вечера, но в тот день всем было не до книг; только когда деревенские жители начали собираться на конкурс и мы с Маргарет остались наедине, она открыла томик Киплинга и стала читать стихи. Это были строки о путешествиях, бурях и свободе, стремлении вырваться из рутины навстречу тому, что заставляет биться сердце... строки совершенно не обо мне, никогда не уезжавшем дальше Лондона и не подвергавшемся опасности суровее отравления карболкой. Но, быть может, эти чувства возможно было испытать, и не пускаясь в путь за горизонт? Ведь так часто мечта - не на другом конце света, а совсем рядом.
Маргарет не успела дочитать - нас позвали присутствовать на Конкурсе тыкв. В этом году конкурс был дебютом троих начинающих огородников, которые участвовали в нём впервые. Вирджиния загадала, что если её тыква вырастет самой большой, её жених вернётся к ней из Лондона. Агнес просто хотела приобщиться к интересной традиции. А Чарли Джардена выращивать тыкву обязала мать, чтобы он доказал свою ответственность и самостоятельность. Мы помогали им удобрять тыквы всей деревней - даже я за последние дни неплохо освоил расслабляющую науку ухода за грядками. Но тыква Чарли была всё же больше всех. Леди Селена Розерфорд преподнесла победителю старинный преходящий приз - серебряный кубок...
...И на глазах у всей деревни кубок в руках у Чарли просто исчез, растворился в воздухе. Я надеялся, что это чей-то фокус, иллюзия с зеркалами, и должно последовать разоблачение, в ходе которого кубок окажется у кого-нибудь за пазухой или под шляпой... Но это был не фокус. Сами хозяева поместья ничего не знали о том, куда делся приз, и назначили весомую награду за его возвращение. Кому только могла понадобиться столь приметная фамильная реликвия, которую не удастся продать?.. Конечно, коллекционеры на что только не идут, чтобы заполучить некоторые редкие вещицы, - но настолько ловко ещё ни один вор не действовал.
Все разошлись разыскивать пропавший приз. Староста же утверждал, что лорд с супругой не зря настолько спокойны - они, дескать, предвидели кражу и потому подсунули фальшивый кубок, а настоящий сохранили при себе. А кто-то говорил, что кубок был зачем-то нужен духу Розы, чтобы упокоиться (вот только что мешало духу забрать его раньше?). Его даже искали на кладбище, но ничего не нашли.
Впрочем, мне до кубка не было особого дела. Я вернулся к чаю за уютным столом у Маргарет, с томиком Шекспира, где по-прежнему никто не нарушал нашего уединения - а мне столь редко доводилось видеть её без других гостей рядом. Маргарет дочитала стихи, и я, неожиданно для себя самого, - иного случая могло не представиться, - начал нести какую-то нелепицу о месте, куда всегда можно вернуться и где всегда ждут, о якоре в шторм и маяке в ночи, об ангеле-хранителе с тёплым очагом и чашкой чая...
А она сказала, что всё в моих руках, и я взял её руки в свои.
Мы вместе собирались на вечернюю службу, когда прошёл слух, что над домом Стивена Квина поднимается дым. Когда мы подошли - дом был как раз напротив церкви, - пожар вовсю горел, и некоторые прихожане вместе с настоятелем пытались заливать его из немногих нашедшихся вёдер, чтобы огонь не перекинулся. К счастью, внутри никого не было. Кому могло понадобиться поджечь дом, когда детектив видел все улики, а рукопись романа, которую мистер Райт так хотел опубликовать, уже куда-то пропала?.. Дом сгорел бы дотла, но неожиданно тучи над деревней пролились грибным ливнем, и пламя стихло. Посреди обугленных руин кто-то заметил серебряный кубок. Несмотря на высокую температуру, он не оплавился и не треснул - лишь вылетели камни; видимо, он был отлит из особого сплава. Его передали в руки леди Селены.
А мы с Маргарет спрятались от дождя в церкви. Пришли остальные жители деревни, и отец Уильям после службы прочитал проповедь, некогда написанную первым местным пастырем - святым Мэтью. Это была прекрасная проповедь о любви к ближнему и о доверии, о том, что нужно говорить правду, не отказываться от помощи, не кормить ненавистью своего внутреннего зверя, избегать гордыни и не брать на себя больше, чем в твоих силах. Увы, мой долг врача часто требовал от меня брать на себя самую непосильную ответственность - попытаться отсрочить чью-то смерть и продолжить жизнь... Когда мы с Маргарет вышли из церкви, я решил сказать ей правду. И признался в том, что подделал укус на шее Стивена Квина, чтобы защитить её от подозрений.
Маргарет также рассказала мне кое-что: капитан Кеннет сказал при ней странную фразу "Один готов". Я сразу вспомнил, как после успешного переливания крови капитан заявил, что он мой должник и может убить, кого я только пожелаю. Тогда я не отнёсся к этому серьёзно и ответил, что убивать никого не нужно. А теперь испугался, что капитан мог добраться до заключённого перед отъездом в Лондон вампира Винченцо, желая отомстить за меня. Но эта была не единственная тревожная новость. В деревне мы услышали, что погиб дворецкий Себастьян - от него осталась лишь одежда и горстка пепла; но я не верил в человеческие самовозгорания и надеялся, что тот просто удрал. Ведь, даже если он был вампиром, - чертовски грустно, когда умирают молодые. Также говорили, что не то погиб, не то пропал мистер Андерсон. Меня же на осмотр тел никто не вызывал.
Вечером в деревне появился ещё один гость, немецкий писатель. Он был большим поклонником покойного мистера Квина и намеревался писать роман о вампирах с медицинской точки зрения. Я пригласил его в дом Маргарет и угостил мармеладом, а пока он отдыхал с дороги, я поговорил с детективом Редклиффом, который пожаловался, что мистер Андерсон сошёл с ума и сбежал с его револьвером. Детектив додумался, что убийство Стивена Квина лишь инсценировало нападение вампира, поскольку на его шее не было отпечатка нижней челюсти, как у всех прочих виденных им жертв, - но дальше его расследование не продвинулось. Я был бы рад ему подсказать, но я сам недоумевал, кто мог убить несчастного в закрытой комнате.
Беседуя, мы прошлись по деревне и вновь расстались перед ужином. А после трапезы неугомонные соседки не дали мне спокойно заняться моими записями - они собирались идти в поместье, поскольку лорд Артур зачем-то хотел видеть Корделию. Я пошёл их проводить, и по дороге Корделия предупредила меня, чтобы я был осторожнее с мисс Дианой - её превратили в вампира, как Корделия судила по своему ухудшившемуся самочувствию после разговора с ней; а напарников мисс Дианы - Ребекку и Александра Андерсона - вампиры убили. Поистине не приходилось надеяться, что Винченцо и Себастьян были единственными вампирами и опасность миновала.
Так я попал в Розерфорд-холл впервые за те смутные дни. Лорд Артур и Корделия ушли разговаривать в сад. Агнес непринуждённо общалась с обитателями поместья. И в целом поместье не выглядело страшным логовом нечисти - там текла размеренная жизнь, велись светские беседы. Я дожидался Корделию на диване в прихожей, и на меня мало обращали внимания. Но я порадовался, что оказался там, когда ввалился герр писатель с кровоточащей ссадиной на виске. Он перед ужином собирался идти на озеро, где любил рыбачить Стивен Квин, и теперь утверждал, что "упал об диван". У меня с собой в медицинской сумке был бинт, я усадил бедолагу на диван и перевязал. Но его, казалось, ранение ничуть не беспокоило, и вскоре он ушёл гулять с Мэри.
Я видел мисс Диану - она выглядела подавленной, но и только. Видел и других, кто, быть может, был вампиром, - и едва ли все становились вампирами по собственной воле. И когда Агнес спросила, о чём я хотел бы прочитать в романе о вампирах, если она когда-нибудь его допишет, - я сказал, что с интересом прочитал бы о трагедии человека, который обнаруживает у себя вампиризм и скрывается от родных и близких, не желая подвергать их опасности. Если это будет сильный персонаж, он будет искать способ борьбы с недугом или же постарается компенсировать вред служением обществу. Если же слабый - то он будет все свои дурные поступки оправдывать своей болезнью.
А ещё мне интересно было бы прочесть старую как мир историю о возможности разглядеть в монстре человека. И даже полюбить его. Красавица и чудовище... или наоборот. Про себя я задумался о том, что если бы Маргарет страдала не лунатизмом, а вампиризмом, - я не любил бы её меньше. Значит, война с вампирами не имела смысла. Корделия подошла ко мне и сказала, что, возможно, останется в поместье, - и я чувствовал, что и она, и Агнес могли стать вампирами, или же друзьями вампиров. Но меня это больше не тревожило. Я вспомнил, что говорила Агнес по дороге в поместье. Зло - это отдельные поступки отдельных людей и вампиров, а не вампиры в целом.
Но я всё же уговорил Корделию вернуться в деревню и проводил её назад. Как раз вовремя - в клинику уже несли незадачливого писателя. Ему стало дурно, но следов укуса на нём не было - больше походило на обострение былого малокровия. Я ещё хлопотал вокруг него, когда за мной прибежали из поместья с известием, что пастору стало плохо. Я передоверил нашего гостя Элизабет и помчался в Розерфорд-холл. Я знал, что под предлогом помощи пациенту меня можно было с лёгкостью заманить в ловушку - и всё равно спешил. Как ни странно, этим никто не воспользовался: неужели во мне не видели врага? Падре Уильям действительно ждал меня на диване в холле, на его шее красовался укус, но он мог ходить - и нам дали уйти.
Священник опирался о моё плечо, и я медленно довёл его до деревни. Он, видимо, ещё не забыл о суде и говорил о том, что, быть может, был обвинён невиновный - а вампир мог прятаться в шкафу в клинике или влететь в форточку в облике летучей мыши. Но в последнее я точно никогда не поверю, пока кто-нибудь при мне не обратится в любое животное.
Время шло к ночи, и я готовился ко сну, когда в мою клинику ворвались детектив Редклифф и Питер Марлоу (Агнес упоминала, что её пригласили работать в полиции, - неужели и Питера также?) и наставили на меня револьверы. Я с удивлением поинтересовался, не вздумалось ли им, что это я убил Стивена Квина. Но, оказалось, настоящий убийца был пойман, и его признание указало на то, что я подделал следы преступления. Его имени детектив не назвал, но сообщил, что мотив убийства был куда банальнее вампиров: деньги. Меня же он арестовывал за введение следствия в заблуждение ложными показаниями и грозился каторгой в Австралии - он, конечно, был обижен на меня за жалобу в Скотланд-Ярд и полагал, будто я написал её, желая от него избавиться, дабы он не подобрался к разгадке моего преступления слишком близко.
Я опроверг его подозрения и пообещал, что о своих мотивах и действиях честно и подробно поведаю на суде. Заверил, что никуда не сбегу, если они позволят мне переночевать не под охраной, и подписал расписку о невыезде. Отныне моя судьба была в руках лорда Розерфорда - который, в свою очередь, мог не простить мне судебный процесс над его гостем. Редклифф и Марлоу ушли, и я смог попрощаться с Маргарет. Я крепко обнял её и сказал только, что всё будет хорошо, - и не знал, что ещё говорить. Агнес спрашивала, изменился ли для меня мир, имея в виду новые знания о существовании вампиров. Но вампиры оказались такими же людьми, как и мы.
А вот мой мир - благодаря одному человеку - действительно изменился.
Итоги и благодарностиНе знаю, отправится ли теперь Уолтер в колонии, - до них ведь ещё и доплыть живым надо. Но, в конце концов, Питер Блад тоже когда-то был практикующим врачом Одно я знаю наверняка: так или иначе, он вернётся.
А если бы доктор нарвался на становление, это было бы... задорно. Потому что жажда вступила бы с клятвой Гиппократа в конфликт, несовместимый с рассудком: врач не имеет права причинять вред. Да, даже в случае добровольной жертвы - он не имеет права ставить другого человека в такое положение, в каковом тот пожертвует своей кровью, поскольку это злоупотребление чужим состраданием. Как ни парадоксально, у Уолтера, готового помогать другим, были серьёзные проблемы с принятием помощи.
Спасибо мастерам за сюжет, атмосферу и организацию! Спасибо соигрокам - Птица, Леся, Ранвен, Радомир, Ильтин, Рада, Йори, Лотта и другие, вы прекрасны Было здорово поиграть с теми, с кем я играл редко, и познакомиться с теми, с кем ещё не играл. Были отличные активные граждане деревни, шикарные вампиры, классная идея с карточками крови. Жаль только, что убийца был виртуальным и детективный квест получился нерешаемым, но на движуху это не повлияло. Хочу больше викторианских людей, и не только людей, и не только викторианских!
Лыт постигровойЭтот прекрасный момент, когда утром субботы выходишь в общий коридор, устраиваешься там и отчаянно клюёшь носом, после перебираешься за стол и до начала игры болтаешь с Кирой и Ранвен по жизни... а потом просыпаешься в своей постели И приходится вставать заново! Обидно, знаете ли. Особенно когда во сне только что хвастался упомянутым лицам, что я на играх рано встаю, и что на Роменне в семь утра встал.
Выезжали с игры субботним вечером, тем же составом минус Ильтин. Воспользовались такси и успели на электричку. Не менее прекрасный момент - мы приближались к Москве, когда игроки только-только съезжались на Венсан. Четверо потенциальных игротехов с прикидами Но нет, меня чисто физически не хватило бы на него, даже будь возможность.
Ныне у меня стартовала двухнедельная городовка, и, хоть мы и участвуем в ней в мерцающем режиме, просьба от меня многого не ждать. То есть, я буду постепенно дописывать заявки и квенты по мере актуальности, но постепенно. А вы пока можете смело заявляться на Les Oiseaux de Paris (и репост, пожалуй, тоже приветствуется), использовать флэшмоб (скоро я ему додам), и не скучать :3