Вместо «Пьянки» пятничным вечером у нас был др одного из сотрудников, где мы объелись пирогами и попробовали подаренное ему вино, весьма благородное красное сухое Сен-Жюльен. А «Пьянка» не состоялась – у нас отвалились все участники, кроме Силя и Дёгред, и в довершение сложились и мы сами: меня накрыло давлением так капитально, что я приполз домой, упал и проспал до полуночи. Но теперь мы ждём всех заинтересованных в «Висельника» 11 марта - заявляйтесь!
В субботу я устроил многоходовочку «Чтоб вы так работали, как мы отдыхаем». Проснувшись к полудню, мы с Птахой наконец-то съездили в Хобби-центр на Черкизовской – забрать из магазина-музея Хонтора давным-давно оплаченную раскраску-гиенку. Она совсем маленькая и жутко милая со своими ухами и гривкой, когда Птаха распишет – результат покажем, а пока выглядит вот так.вот так (фото детализацию морды и фактуру не передаёт):
Посетив магазин комиксов (много фигурок по Марвел и совсем мало по DC, где найти маленького Флэша в пару к нашему Фонарю, судьбоносно взятому в добрые руки на Слэшконе?) и магазин аниме, уехали на Третьяковскую перекусить в Марукамэ. Оттуда я стартовал прямиком к Хильде на Новогир, одолжил сутану и забрал книжку Тиамат от щедрот Хельги, помахал лапой Кесс и, разлучив мяучащее Шило с лямками своей торбы, вернулся к метро. Там я влез в трамвай и поехал до Семёновской. Это было несколько опрометчиво, ибо ехал я больше часа, но, с другой стороны, красиво – обожаю трамвайные пути, проходящие в стороне от автодорог.
Так я свалился к Вере – «мы к вам заехали на час», доиграть партию в Диксит, которую уже составили, помимо хозяйки, Мэв, Луар, Дуглас и Лукреция, выпить сидру и поесть конфет с медведЯми. Ворвался фиолетовым зайцем (без крапинки), добегал до конца колоды, и мы с Лукрецией уехали до метро. Предавшись пьянству и азартным играм, я отправился на Иссен играть священника. Кажется, это традиция – раз в год выходить падре (прошлый был 14 февраля). Я рассчитывал повторить свою любимую медитацию "застегни 33 пуговицы", а сутана оказалась на липучках!
Тут об игре, с отчётом персонажным
Настоятель прихода и духовник местного аристократического семейства Эрхард Вальдер оказался человеком более мирским, нежели его предшественник, неотмирный падре Алонсо. Эрхард тянулся к людям и их радостям, как ночной сторож к освещённым окнам, - чтобы можно было улыбаться, глядя, как девушки разбирают украшения в подаренной шкатулке, можно было шутить, петь, играть с левреткой, играть в слова. Сам он ни разу не любил и не имел своей семьи - и навсегда отрезал себя от этой возможности после одного происшествия. Да, как игрок я понимаю, что мы в ответе за тех, кого приручили, а не за тех, кто сам привязался, и что Эрхард не убийца, - вот только попробуйте объяснить это самому Эрхарду
Воспоминания падре Эрхарда об одной неспокойной ночи
После того, как по окрестностям Бирнхалле поползли дурные слухи, инквизиторов ждали со дня на день. В болтовне простолюдинов ничего необычного не было - якобы каких-то воришек в поместье спугнула нечисть; стража могла позабавиться, а у страха глаза велики. Я был уверен: как только инквизиция подтвердит, что всё в порядке, кривотолки сразу же прекратятся.
В тот вечер мы ужинали в семейном кругу - глава дома Райнер Леманн, отправивший жену с младшей дочерью отдохнуть на море, его сестра Максимилиана, вдова, со своим другом, его старшая дочь Мередит с мужем Гельмутом, и его родные, прибывшие около двух месяцев назад: племянник и племянница, не брат и сестра друг другу.
Первым в наш дом постучался путник издалека, со сложным именем, прибывший в Локарет по делам своего семейства, лекарь и специалист по ядам. Райнер сразу заинтересовался возможностью обмена опытом с домашним лекарем семейства. Я не стал бы так доверять незнакомому иноверцу, но чужак держался скромно и с благодарностью разделил нашу трапезу.
Когда мы уже собирались расходиться ко сну, ворота вновь распахнулись - визит инквизиции оказался одновременно поздним, поскольку время шло к ночи, и ранним, поскольку они должны были приехать на следующей неделе. Прибыло двое инквизиторов из соседней епархии, специализирующихся на охоте за нечистью, и двое из местной; хозяин пригласил их поужинать, а я присоединился к их молитве и предложил им доброго вина с виноградников здешнего монастыря. Конечно, меня спросили о происходящем в приходе, но в окрестностях Бирнхалле вот уже год с последнего происшествия, как было тихо: никаких проявлений тёмной магии или нечисти, никакой паники или странных смертей. Эта ночь грозила быть самой шумной за долгое время.
Вслед за инквизиторами дом наполнился незваными гостями: явился не то солдат, не то наёмник, говоривший, что был матросом, а сейчас подвизался курьером и имеет дело к епископу, который должен был также находиться у нас. Возникли ещё двое, чьи имена я не слышал и счёл невежливым переспрашивать, - один из них, кажется, сопровождал кого-то из инквизиторов. Слуги всем подали угощение, и члены семьи постепенно перешли в гостиный зал, а инквизиторы попросили освободить им кабинет для работы.
Более исследований и расследований инквизиторов никто воочию не видел. Тянулись минуты и часы ожидания, и, чтобы скоротать их, устроили было чтения стихов, но моряк-посыльный мог вспомнить лишь не совсем пристойные кабацкие куплеты, так что затею пришлось прекратить. Племянница хозяина села играть в шахматы с его племянником и просила его непременно ей проиграть, а затем сами мужчины составили партию. Радостно было видеть, что племянница Райнера, Элия, разговаривает с людьми и хорошо проводит время, ведь раньше эта болезненная и скромная девушка почти не выходила из своей комнаты и робела, даже случайно встречаясь со мной в саду. И всё же впечатлений было слишком много для неё, и в один момент с ней случился обморок - впрочем, лекарь подтвердил, что ей ничто не угрожает, и, придя в себя, она сразу же, как послушная племянница, поспешила к ожидавшему её дядюшке.
К нам выходил один из приезжих инквизиторов, брат Саймон, и говорил о том, что проверке разрешающих документов на пользование артефактами не стоит противиться - порой в самых простых и привычных вещах таится зло, а порой давно свершённый грех бросает длинную тень на будущую жизнь. Я сразу вспомнил о грехе, который совершил в юности, и, увидев по моему лицу, что меня что-то гнетёт, брат Саймон пригласил меня в кабинет для разговора. Я рассказал, что когда я был ещё молод и слеп для света Господнего, одна замужняя женщина, которая была в меня влюблена, после моих грубых слов отравилась - или же была отравлена ревнивым супругом; её гибель открыла мне глаза на опасность и пагубность страстей, и около года спустя я вступил на путь служения Богу и людям, дабы не искупить, но лишь немного уравновесить свою вину.
Инквизиторы показали мне письмо. Столько лет спустя я сразу узнал почерк Эрмины и, дрожа, невидящим взглядом проглядывал обманчиво ровные строки. В этом письме она рассказывала некоей Хельге о своей несчастной любви и давала понять, что готовится к смерти. Только это мне и нужно было знать: мои худшие опасения подтвердились, она взяла на себя грех самоубийства. Не замечая этого, я смял вновь сложенное письмо, сжав его в пальцах. Инквизиторы сомневались, мог ли неупокоенный дух Эрмины преследовать меня теперь, столько лет спустя, если некому было помочь ему проникнуть в дом. Я ничего не смыслил в духах и мог только обещать, что если выяснится, что моё присутствие подвергает опасности домочадцев, я удалюсь в монастырь, я сделаю всё возможное, чтобы оградить их от угрозы.
Когда я вернулся в гостиную, брат Морис, инквизитор, работавший в маске, разговаривал с Максимилианой, которую брат Николас обвинял в отказе от молитвы. Она объясняла, что готова молиться с кем угодно из служителей церкви, кроме этого человека, за которым знала недостойные деяния. Поскольку я ничего об этом не знал, племянник Райнера показал мне ещё одно письмо. Оно было длинным, в нём также упоминалось имя Хельги, и речь в нём шла о некоей опасной связи с мужчиной, который лишь играл чувствами этой девушки... строки поплыли у меня перед глазами, ведь я словно читал историю Эрмины с иной стороны. Я спросил, кто эта Хельга и как помочь ей. Племянник ответил, что так звали её подругу, и слишком поздно спешить на помощь: она была влюблена в инквизитора Николаса, а тот избавился от неё, объявив ведьмой и приговорив к сожжению на костре. Сложно было поверить в то, что это правда, но служители церкви - тоже люди, и они тоже могут творить зло. Брат Морис обещал разобраться, как только расследование окончится.
Теперь и брат Морис заметил, что я чем-то взволнован, и пожелал поговорить со мной наедине. Ему я также поведал свою историю и упомянул, что письмо, адресованное Хельге, находилось у остальных инквизиторов. Он, как и его братья прежде, говорил, что моей вины в гибели Эрмины нет, - но её грехов, прелюбодеяния и самоубийства, не было бы, если бы не я, и я не нуждался в оправданиях. Брат Морис даже сделал замечание о моей гордыне, решив, что я беру на себя слишком много ответственности, - но я всегда знал, что зло в мир принёс не я, но Дьявол, а я своей слабостью лишь позволил ему свершиться. Все люди слабы. Но все платят за свои дела, и Бог не взимает непосильных долгов. Я всех братьев инквизиторов заверил в том, что поспособствую им в деле спасения душ этой семьи, ежели понадобится, - а неправедных, думал я, рассудят люди и Бог.
Ночь продолжалась. Элии дядюшка обещал по окончании расследования устроить бал, и она начала готовиться заранее, разбудив домашнего музыканта. Она пела, Максимилиана и Мередит танцевали, я подпевал старинным языческим балладам, ведь даже в древние времена люди тянулись к свету Господнему, отражённому в сотворённой Им природе, - и я не мог заподозрить в семье, в которой провёл несколько лет, дурного умысла. Я честно рассказывал братьям, что знал Леманнов достаточно долго и хорошо, и лишь Элию до сего дня знал мало, - но она могла оказаться разве что жертвой злой магии; впрочем, если одним из поводов её посещения дома дядюшки было слабое здоровье, которое она должна была поправить в провинции, то, значит, недомогания случались с ней и прежде.
Наконец, брат Саймон пригласил меня выйти в сад и спросил, что я выберу - служение Господу или верность этой семье. Я ответил, что два этих пути есть одно, ведь Господу угодно, чтобы эти люди были спасены. И подтвердил, что какими бы ни были средства спасения, я к ним готов и надеюсь лишь, что мне не придётся взывать к милосердию инквизиторов, ведь наш Господь милосерден. Быть может, брат Саймон и доверял мне, но он не сказал мне ничего конкретного, кроме подозрений, что из этого дома может происходить скверна. Что я мог сделать, возвращаясь к домашним? Предупредить их - но как и для чего? Я мог только говорить им, что инквизиция и Церковь не желают им вреда и работают для того, чтобы обеспечить их безопасность, если слухи были всё же правдивы, или очистить их репутацию, если слухи были ложны. Что ради этого можно было потерпеть неудобства, и что спрашивать инквизиторов о том, чем именно они заняты, я не могу...
Но терпение Райнера иссякало. Он требовал, чтобы ему были предъявлены официальные обвинения, и отказывался сопровождать инквизиторов в осмотре дома без меня либо одного из членов своей семьи в качестве дополнительного свидетеля. Образумить его в такой момент было бы совершенно невозможно. Ему позволили взять с собой его племянника, и осмотр начался. Остальные гости разбрелись по дому и саду, вино было выпито, хотелось дремать; в стихшем зале на диване возникали разговоры то о душе, изучить которую так же, как тело, анатомическими и алхимическими методами невозможно, то о первородном грехе, искупаемом при крещении. Иноземцу-лекарю идея первородного греха понравилась - он, похоже, поклонялся своему роду и предкам и считал, что дети должны отвечать за поступки родителей.
Первым итогом ночи стало решение инквизиторов забрать Элию в резиденцию епархии, дабы продолжить выяснение, не было ли оказано на неё магическое влияние. Ей стало дурно, все бросились к ней, и тут рухнула книжная полка, чудом никого не убив - инквизитора Николаса лишь немного задело, брат Морис успел оттащить Элию в сторону. Ничего необычного в расшатавшейся деревянной полке не было - но все разговоры стали вращаться вокруг неё, словно больше ничего не происходило, словно инквизиторы только что не подтвердили, что племяннице хозяина нечто угрожает. Словно гости нарочно заговаривали зубы домочадцам, чтобы они лишними вопросами не усугубили своё положение. Прошло ещё некоторое время, показавшееся вечностью, - и инквизиторы объявили, что арестовывают хозяина дома, и к его сестре и племяннику у них также были вопросы.
Райнер обвинялся в "укрывательстве и пособничестве" неким нечеловеческим сущностям, из чего я заключил, что он мог не подозревать о происходившем на его землях; инквизиторы первыми предложили мне выступить в защиту моего духовного подопечного, и я подтвердил, что буду свидетельствовать в пользу господина Леманна на суде. Райнера увели, а его племянник неожиданно попросил меня об исповеди. Мы заперлись в опустевшем зале, и тут он сказал, что племянница Райнера была на самом деле воплощённым духом его погибшей подруги, вернувшимся, дабы обличить Николаса и помочь добиться справедливости. Райнер при помощи некоего мага привязал духа к артефакту, который ныне находится у него, и племянник переживал, что связь будет нарушена и жизнь духа окончится. Я ответил, что душа бессмертна и умереть не может, но не может и продолжить земной путь заново - её ждут иные, неисповедимые пути, и необходимо её отпустить, как бы тяжело это ни было, как бы ни хотелось что-то исправить. Люди бывают несправедливы, но смерть справедлива всегда - ибо так угодно Богу, чтобы каждый уходил в свой срок, хоть и мало кто оказывается готов к смерти и многие хотели бы продолжать жить.
Я говорил и вспоминал об Эрмине. Хотел бы я, чтобы она вернулась, пусть ненадолго? Чтобы что-то сказать, чтобы... что-то услышать? Соблазн для человеческой слабости слишком велик. Поэтому я не мог осуждать Райнера, который пошёл на сотрудничество с тёмной магией, чтобы совершить благое дело. Если он честно поведает свою историю - за обращение к колдунам он, безусловно, понесёт наказание, но добрые намерения наверняка ему зачтутся; инквизиция не была нам врагами - кроме одного брата Николаса. Племянник Райнера передал мне дневник Хельги, дабы я не дал этому делу кануть, если с ним самим что-либо случится; я пообещал, что вместе мы пресечём зло, чтобы больше ни одна женщина не пострадала.
Дождавшись конца разговора, к нам присоединился Гельмут и объявил, что в отсутствие хозяина дома будет исполнять его обязанности. Он предложил не ехать в резиденцию прямо сейчас - инквизиторы наверняка позволят остальным подозреваемым переночевать дома; также необходимо было отправить почтовых голубей к жене Райнера и его сестре, матери его племянника. Отныне нам предстояло втроём отстоять жизнь и свободу своих родных. Почему Райнер не сказал мне раньше... впрочем, это было бы рискованно: я мог бы, не зная всей правды, выдать его брату Николасу и всё испортить. Я был благодарен за доверие, оказанное мне теперь - когда рассвет принёс новый день.
Я готовился к более жёсткому противостоянию инквизиторов и Леманнов - но и те, и другие в итоге существовали почти автономно, быть может, не хватило каких-то триггеров. Если учесть, как менялся каст в последние дни перед игрой, и что пара игроков просто не смогла доехать - мастера герои уже потому, что всё заверте и атмосфера тревожной ночи в поместье была соблюдена. Но поиграть в сплочённую семью всё ещё хочется. Хоть опрос проводи: сложившаяся хотя бы за месяц до игры, не меняющаяся и хорошо сыгранная команда - миф или реальность? Пока я только об сыгровки Пёсьего Двора радуюсь. Но понимаю, что если бы так было везде, меня бы не хватило
Благодарности и вопросы
Мастерам спасибо за вкусный мир, за вплетение обвма в сюжет, за вкусное малиновое вино
Неуловимые стриксы [Ранн и Зой], спасибо за инквизиторов, с которыми было легко общаться несмотря на то, что инквизиторами они не были. Абилки вычислять нечисть у меня не было, но у меня и подозрений не возникло в том, что с инквизиторами может быть что-то не так - если это что-то и было, то за закрытыми дверями. А в остальном действовало знание о том, что нечисть не молится и не крестится. Со стороны Леманнов тоже было слишком мало поводов к разоблачению, увы, - одних обмороков болезной девушки было явно недостаточно.(
Леди Макс [Тигрисс], спасибо за чудесную светскую вдовушку, которая в глазах падре была просто легкомысленной и непосредственной избалованной красавицей. Опять же, любопытно, существовала ли возможность додуматься и раскрыть её принадлежность к культу?
Элия [Тианит], спасибо за милую девочку, её "женихов" и "менестрелей", за то желание защитить, которое она вызывала.
Племянник [Шерхан], спасибо за искреннего и светлого персонажа, который даже на расстоянии вызывал доверие. Он нашёл в себе огромную смелость пойти против злоумышленника, наделённого властью, и хочется верить, что у него всё получится.
Всей семье, духовным лицам, прочим гостям - спасибо за яркие образы и все взаимодействия, разговоры о религии и не только, стихи, игры и песни.
В восемь утра я был дома, упал спать до полудня, а теперь у меня есть ещё целый вечер. И финишная прямая до Завода.
В субботу я устроил многоходовочку «Чтоб вы так работали, как мы отдыхаем». Проснувшись к полудню, мы с Птахой наконец-то съездили в Хобби-центр на Черкизовской – забрать из магазина-музея Хонтора давным-давно оплаченную раскраску-гиенку. Она совсем маленькая и жутко милая со своими ухами и гривкой, когда Птаха распишет – результат покажем, а пока выглядит вот так.вот так (фото детализацию морды и фактуру не передаёт):
Посетив магазин комиксов (много фигурок по Марвел и совсем мало по DC, где найти маленького Флэша в пару к нашему Фонарю, судьбоносно взятому в добрые руки на Слэшконе?) и магазин аниме, уехали на Третьяковскую перекусить в Марукамэ. Оттуда я стартовал прямиком к Хильде на Новогир, одолжил сутану и забрал книжку Тиамат от щедрот Хельги, помахал лапой Кесс и, разлучив мяучащее Шило с лямками своей торбы, вернулся к метро. Там я влез в трамвай и поехал до Семёновской. Это было несколько опрометчиво, ибо ехал я больше часа, но, с другой стороны, красиво – обожаю трамвайные пути, проходящие в стороне от автодорог.
Так я свалился к Вере – «мы к вам заехали на час», доиграть партию в Диксит, которую уже составили, помимо хозяйки, Мэв, Луар, Дуглас и Лукреция, выпить сидру и поесть конфет с медведЯми. Ворвался фиолетовым зайцем (без крапинки), добегал до конца колоды, и мы с Лукрецией уехали до метро. Предавшись пьянству и азартным играм, я отправился на Иссен играть священника. Кажется, это традиция – раз в год выходить падре (прошлый был 14 февраля). Я рассчитывал повторить свою любимую медитацию "застегни 33 пуговицы", а сутана оказалась на липучках!
Тут об игре, с отчётом персонажным
Настоятель прихода и духовник местного аристократического семейства Эрхард Вальдер оказался человеком более мирским, нежели его предшественник, неотмирный падре Алонсо. Эрхард тянулся к людям и их радостям, как ночной сторож к освещённым окнам, - чтобы можно было улыбаться, глядя, как девушки разбирают украшения в подаренной шкатулке, можно было шутить, петь, играть с левреткой, играть в слова. Сам он ни разу не любил и не имел своей семьи - и навсегда отрезал себя от этой возможности после одного происшествия. Да, как игрок я понимаю, что мы в ответе за тех, кого приручили, а не за тех, кто сам привязался, и что Эрхард не убийца, - вот только попробуйте объяснить это самому Эрхарду
Воспоминания падре Эрхарда об одной неспокойной ночи
После того, как по окрестностям Бирнхалле поползли дурные слухи, инквизиторов ждали со дня на день. В болтовне простолюдинов ничего необычного не было - якобы каких-то воришек в поместье спугнула нечисть; стража могла позабавиться, а у страха глаза велики. Я был уверен: как только инквизиция подтвердит, что всё в порядке, кривотолки сразу же прекратятся.
В тот вечер мы ужинали в семейном кругу - глава дома Райнер Леманн, отправивший жену с младшей дочерью отдохнуть на море, его сестра Максимилиана, вдова, со своим другом, его старшая дочь Мередит с мужем Гельмутом, и его родные, прибывшие около двух месяцев назад: племянник и племянница, не брат и сестра друг другу.
Первым в наш дом постучался путник издалека, со сложным именем, прибывший в Локарет по делам своего семейства, лекарь и специалист по ядам. Райнер сразу заинтересовался возможностью обмена опытом с домашним лекарем семейства. Я не стал бы так доверять незнакомому иноверцу, но чужак держался скромно и с благодарностью разделил нашу трапезу.
Когда мы уже собирались расходиться ко сну, ворота вновь распахнулись - визит инквизиции оказался одновременно поздним, поскольку время шло к ночи, и ранним, поскольку они должны были приехать на следующей неделе. Прибыло двое инквизиторов из соседней епархии, специализирующихся на охоте за нечистью, и двое из местной; хозяин пригласил их поужинать, а я присоединился к их молитве и предложил им доброго вина с виноградников здешнего монастыря. Конечно, меня спросили о происходящем в приходе, но в окрестностях Бирнхалле вот уже год с последнего происшествия, как было тихо: никаких проявлений тёмной магии или нечисти, никакой паники или странных смертей. Эта ночь грозила быть самой шумной за долгое время.
Вслед за инквизиторами дом наполнился незваными гостями: явился не то солдат, не то наёмник, говоривший, что был матросом, а сейчас подвизался курьером и имеет дело к епископу, который должен был также находиться у нас. Возникли ещё двое, чьи имена я не слышал и счёл невежливым переспрашивать, - один из них, кажется, сопровождал кого-то из инквизиторов. Слуги всем подали угощение, и члены семьи постепенно перешли в гостиный зал, а инквизиторы попросили освободить им кабинет для работы.
Более исследований и расследований инквизиторов никто воочию не видел. Тянулись минуты и часы ожидания, и, чтобы скоротать их, устроили было чтения стихов, но моряк-посыльный мог вспомнить лишь не совсем пристойные кабацкие куплеты, так что затею пришлось прекратить. Племянница хозяина села играть в шахматы с его племянником и просила его непременно ей проиграть, а затем сами мужчины составили партию. Радостно было видеть, что племянница Райнера, Элия, разговаривает с людьми и хорошо проводит время, ведь раньше эта болезненная и скромная девушка почти не выходила из своей комнаты и робела, даже случайно встречаясь со мной в саду. И всё же впечатлений было слишком много для неё, и в один момент с ней случился обморок - впрочем, лекарь подтвердил, что ей ничто не угрожает, и, придя в себя, она сразу же, как послушная племянница, поспешила к ожидавшему её дядюшке.
К нам выходил один из приезжих инквизиторов, брат Саймон, и говорил о том, что проверке разрешающих документов на пользование артефактами не стоит противиться - порой в самых простых и привычных вещах таится зло, а порой давно свершённый грех бросает длинную тень на будущую жизнь. Я сразу вспомнил о грехе, который совершил в юности, и, увидев по моему лицу, что меня что-то гнетёт, брат Саймон пригласил меня в кабинет для разговора. Я рассказал, что когда я был ещё молод и слеп для света Господнего, одна замужняя женщина, которая была в меня влюблена, после моих грубых слов отравилась - или же была отравлена ревнивым супругом; её гибель открыла мне глаза на опасность и пагубность страстей, и около года спустя я вступил на путь служения Богу и людям, дабы не искупить, но лишь немного уравновесить свою вину.
Инквизиторы показали мне письмо. Столько лет спустя я сразу узнал почерк Эрмины и, дрожа, невидящим взглядом проглядывал обманчиво ровные строки. В этом письме она рассказывала некоей Хельге о своей несчастной любви и давала понять, что готовится к смерти. Только это мне и нужно было знать: мои худшие опасения подтвердились, она взяла на себя грех самоубийства. Не замечая этого, я смял вновь сложенное письмо, сжав его в пальцах. Инквизиторы сомневались, мог ли неупокоенный дух Эрмины преследовать меня теперь, столько лет спустя, если некому было помочь ему проникнуть в дом. Я ничего не смыслил в духах и мог только обещать, что если выяснится, что моё присутствие подвергает опасности домочадцев, я удалюсь в монастырь, я сделаю всё возможное, чтобы оградить их от угрозы.
Когда я вернулся в гостиную, брат Морис, инквизитор, работавший в маске, разговаривал с Максимилианой, которую брат Николас обвинял в отказе от молитвы. Она объясняла, что готова молиться с кем угодно из служителей церкви, кроме этого человека, за которым знала недостойные деяния. Поскольку я ничего об этом не знал, племянник Райнера показал мне ещё одно письмо. Оно было длинным, в нём также упоминалось имя Хельги, и речь в нём шла о некоей опасной связи с мужчиной, который лишь играл чувствами этой девушки... строки поплыли у меня перед глазами, ведь я словно читал историю Эрмины с иной стороны. Я спросил, кто эта Хельга и как помочь ей. Племянник ответил, что так звали её подругу, и слишком поздно спешить на помощь: она была влюблена в инквизитора Николаса, а тот избавился от неё, объявив ведьмой и приговорив к сожжению на костре. Сложно было поверить в то, что это правда, но служители церкви - тоже люди, и они тоже могут творить зло. Брат Морис обещал разобраться, как только расследование окончится.
Теперь и брат Морис заметил, что я чем-то взволнован, и пожелал поговорить со мной наедине. Ему я также поведал свою историю и упомянул, что письмо, адресованное Хельге, находилось у остальных инквизиторов. Он, как и его братья прежде, говорил, что моей вины в гибели Эрмины нет, - но её грехов, прелюбодеяния и самоубийства, не было бы, если бы не я, и я не нуждался в оправданиях. Брат Морис даже сделал замечание о моей гордыне, решив, что я беру на себя слишком много ответственности, - но я всегда знал, что зло в мир принёс не я, но Дьявол, а я своей слабостью лишь позволил ему свершиться. Все люди слабы. Но все платят за свои дела, и Бог не взимает непосильных долгов. Я всех братьев инквизиторов заверил в том, что поспособствую им в деле спасения душ этой семьи, ежели понадобится, - а неправедных, думал я, рассудят люди и Бог.
Ночь продолжалась. Элии дядюшка обещал по окончании расследования устроить бал, и она начала готовиться заранее, разбудив домашнего музыканта. Она пела, Максимилиана и Мередит танцевали, я подпевал старинным языческим балладам, ведь даже в древние времена люди тянулись к свету Господнему, отражённому в сотворённой Им природе, - и я не мог заподозрить в семье, в которой провёл несколько лет, дурного умысла. Я честно рассказывал братьям, что знал Леманнов достаточно долго и хорошо, и лишь Элию до сего дня знал мало, - но она могла оказаться разве что жертвой злой магии; впрочем, если одним из поводов её посещения дома дядюшки было слабое здоровье, которое она должна была поправить в провинции, то, значит, недомогания случались с ней и прежде.
Наконец, брат Саймон пригласил меня выйти в сад и спросил, что я выберу - служение Господу или верность этой семье. Я ответил, что два этих пути есть одно, ведь Господу угодно, чтобы эти люди были спасены. И подтвердил, что какими бы ни были средства спасения, я к ним готов и надеюсь лишь, что мне не придётся взывать к милосердию инквизиторов, ведь наш Господь милосерден. Быть может, брат Саймон и доверял мне, но он не сказал мне ничего конкретного, кроме подозрений, что из этого дома может происходить скверна. Что я мог сделать, возвращаясь к домашним? Предупредить их - но как и для чего? Я мог только говорить им, что инквизиция и Церковь не желают им вреда и работают для того, чтобы обеспечить их безопасность, если слухи были всё же правдивы, или очистить их репутацию, если слухи были ложны. Что ради этого можно было потерпеть неудобства, и что спрашивать инквизиторов о том, чем именно они заняты, я не могу...
Но терпение Райнера иссякало. Он требовал, чтобы ему были предъявлены официальные обвинения, и отказывался сопровождать инквизиторов в осмотре дома без меня либо одного из членов своей семьи в качестве дополнительного свидетеля. Образумить его в такой момент было бы совершенно невозможно. Ему позволили взять с собой его племянника, и осмотр начался. Остальные гости разбрелись по дому и саду, вино было выпито, хотелось дремать; в стихшем зале на диване возникали разговоры то о душе, изучить которую так же, как тело, анатомическими и алхимическими методами невозможно, то о первородном грехе, искупаемом при крещении. Иноземцу-лекарю идея первородного греха понравилась - он, похоже, поклонялся своему роду и предкам и считал, что дети должны отвечать за поступки родителей.
Первым итогом ночи стало решение инквизиторов забрать Элию в резиденцию епархии, дабы продолжить выяснение, не было ли оказано на неё магическое влияние. Ей стало дурно, все бросились к ней, и тут рухнула книжная полка, чудом никого не убив - инквизитора Николаса лишь немного задело, брат Морис успел оттащить Элию в сторону. Ничего необычного в расшатавшейся деревянной полке не было - но все разговоры стали вращаться вокруг неё, словно больше ничего не происходило, словно инквизиторы только что не подтвердили, что племяннице хозяина нечто угрожает. Словно гости нарочно заговаривали зубы домочадцам, чтобы они лишними вопросами не усугубили своё положение. Прошло ещё некоторое время, показавшееся вечностью, - и инквизиторы объявили, что арестовывают хозяина дома, и к его сестре и племяннику у них также были вопросы.
Райнер обвинялся в "укрывательстве и пособничестве" неким нечеловеческим сущностям, из чего я заключил, что он мог не подозревать о происходившем на его землях; инквизиторы первыми предложили мне выступить в защиту моего духовного подопечного, и я подтвердил, что буду свидетельствовать в пользу господина Леманна на суде. Райнера увели, а его племянник неожиданно попросил меня об исповеди. Мы заперлись в опустевшем зале, и тут он сказал, что племянница Райнера была на самом деле воплощённым духом его погибшей подруги, вернувшимся, дабы обличить Николаса и помочь добиться справедливости. Райнер при помощи некоего мага привязал духа к артефакту, который ныне находится у него, и племянник переживал, что связь будет нарушена и жизнь духа окончится. Я ответил, что душа бессмертна и умереть не может, но не может и продолжить земной путь заново - её ждут иные, неисповедимые пути, и необходимо её отпустить, как бы тяжело это ни было, как бы ни хотелось что-то исправить. Люди бывают несправедливы, но смерть справедлива всегда - ибо так угодно Богу, чтобы каждый уходил в свой срок, хоть и мало кто оказывается готов к смерти и многие хотели бы продолжать жить.
Я говорил и вспоминал об Эрмине. Хотел бы я, чтобы она вернулась, пусть ненадолго? Чтобы что-то сказать, чтобы... что-то услышать? Соблазн для человеческой слабости слишком велик. Поэтому я не мог осуждать Райнера, который пошёл на сотрудничество с тёмной магией, чтобы совершить благое дело. Если он честно поведает свою историю - за обращение к колдунам он, безусловно, понесёт наказание, но добрые намерения наверняка ему зачтутся; инквизиция не была нам врагами - кроме одного брата Николаса. Племянник Райнера передал мне дневник Хельги, дабы я не дал этому делу кануть, если с ним самим что-либо случится; я пообещал, что вместе мы пресечём зло, чтобы больше ни одна женщина не пострадала.
Дождавшись конца разговора, к нам присоединился Гельмут и объявил, что в отсутствие хозяина дома будет исполнять его обязанности. Он предложил не ехать в резиденцию прямо сейчас - инквизиторы наверняка позволят остальным подозреваемым переночевать дома; также необходимо было отправить почтовых голубей к жене Райнера и его сестре, матери его племянника. Отныне нам предстояло втроём отстоять жизнь и свободу своих родных. Почему Райнер не сказал мне раньше... впрочем, это было бы рискованно: я мог бы, не зная всей правды, выдать его брату Николасу и всё испортить. Я был благодарен за доверие, оказанное мне теперь - когда рассвет принёс новый день.
Я готовился к более жёсткому противостоянию инквизиторов и Леманнов - но и те, и другие в итоге существовали почти автономно, быть может, не хватило каких-то триггеров. Если учесть, как менялся каст в последние дни перед игрой, и что пара игроков просто не смогла доехать - мастера герои уже потому, что всё заверте и атмосфера тревожной ночи в поместье была соблюдена. Но поиграть в сплочённую семью всё ещё хочется. Хоть опрос проводи: сложившаяся хотя бы за месяц до игры, не меняющаяся и хорошо сыгранная команда - миф или реальность? Пока я только об сыгровки Пёсьего Двора радуюсь. Но понимаю, что если бы так было везде, меня бы не хватило
Благодарности и вопросы
Мастерам спасибо за вкусный мир, за вплетение обвма в сюжет, за вкусное малиновое вино
Неуловимые стриксы [Ранн и Зой], спасибо за инквизиторов, с которыми было легко общаться несмотря на то, что инквизиторами они не были. Абилки вычислять нечисть у меня не было, но у меня и подозрений не возникло в том, что с инквизиторами может быть что-то не так - если это что-то и было, то за закрытыми дверями. А в остальном действовало знание о том, что нечисть не молится и не крестится. Со стороны Леманнов тоже было слишком мало поводов к разоблачению, увы, - одних обмороков болезной девушки было явно недостаточно.(
Леди Макс [Тигрисс], спасибо за чудесную светскую вдовушку, которая в глазах падре была просто легкомысленной и непосредственной избалованной красавицей. Опять же, любопытно, существовала ли возможность додуматься и раскрыть её принадлежность к культу?
Элия [Тианит], спасибо за милую девочку, её "женихов" и "менестрелей", за то желание защитить, которое она вызывала.
Племянник [Шерхан], спасибо за искреннего и светлого персонажа, который даже на расстоянии вызывал доверие. Он нашёл в себе огромную смелость пойти против злоумышленника, наделённого властью, и хочется верить, что у него всё получится.
Всей семье, духовным лицам, прочим гостям - спасибо за яркие образы и все взаимодействия, разговоры о религии и не только, стихи, игры и песни.
В восемь утра я был дома, упал спать до полудня, а теперь у меня есть ещё целый вечер. И финишная прямая до Завода.