[marcuscain]

Отчёт с прошедшей в ночь игры воспоследует, а пока…
"Ты единственный человек, который пишет отчёты с сыгровок" (с) Дёгред
У Силя и Дёгред я переночевал утро – меня хватило только на то, чтобы вползти на кухню и рухнуть на диван, накрывшись пледами. И меня облежали котики, что было прекрасно – в полдень я плавно просыпался, почухивая за ухами муркочущего рыжего. Затем я выпил чаю, осуществил вынос ёлки в мусоропровод, сходил в магаз за завтраком и достал графа с днища. И в том смысле, что прикид лежал на дне торбы, и в том, что я перечитал актуальную главу и осознал, насколько всё плохо. В связи с этим продолжаю искать на нашу игру За'Бэя! Найдись, добрый человек, иначе у графа всё станет ещё хуже! Читать канон не обязательно - всё расскажем и покажем, достаточно желания сыграть находчивого экстраверта и верного друга с лёгким восточным колоритом.
Перед началом сыгровки графьё за неимением голубей страдал в плюшевую овцу и желал по индокитайской традиции в овцу реинкарнировать, ибо овцы безгрешны. А после начала был закормлен икрой (кабачковой) гиперзаботливой служанкой в исполнении Тианит, за что отдельный мур.
И у нас был полноценный игровой эпизод – то, чем, на мой взгляд, сыгровки и должны быть.

(Не)много буков

Вольно цитируя канон – только что мы в «Пёсьем дворе» за пивом возмущались абсурдности нового закона, а вот у нас уже шпион в Четвёртом Патриархате. Если первая сыгровка позволила ощутить это неловкое чувство, когда ты не можешь изменить то, что тебе не нравится, здесь и сейчас, то вторая додала тех жёстких как дыба рамок обстоятельств, когда ты не можешь не действовать здесь и сейчас. Графу N. всё ещё претит политика, но у него был человек, ради которого он мог – совершенно сознательно – и убить, и умереть.
На нервах граф превратился в совершенно неканоничного реалиста, хотя трусом от этого быть не перестал. Он видел, что в городе анархия, не особо верил в то, что Ивин-Твирин сумеет обуздать жаждущую крови солдатню, но знал, что козёл отпущения понадобится и солдатам, и генералам, и что лучше сделать ставку на вторых. Он был готов идти сдаваться вместо Вени, но идея Гныщевича выдать подставных заговорщиков во главе с хозяином салона нравилась ему больше по многим пунктам. Кого ещё Гныщевич впишет под расстрел, его уже не волновало. Когда город начинает жить не по законам, а по понятиям, и выживает сильнейший – пусть этим займётся тот, кто к этому лучше приспособлен, сиречь портовая акула.
Правда, не верилось графу и в то, что прорвавший плотину поток Гныщевичу удастся возглавить и направлять. Сам граф намерен был барахтаться и выплывать - причём вместе с Веней. Спасение утопающих и далее по тексту, а Гныщевич успевает и строить лодку, и раздавать вёсла, чтобы бить невыгодным людям по головам. А граф N. - не Метелин, чтобы плевать против ветра пытаться встать против течения, - но это уже игроцкий обвм к будущей сыгровке про суд.
Итак, граф осознавал две вещи: во-первых, то, что он собирается убивать людей. Пусть и чужими руками. А если и своими, как предложил Плеть, - то так даже справедливей с точки зрения ответственности за свои решения и с точки зрения безопасности прецедента: гражданский, нарушающий пакт, - не то же самое, что нарушающий его солдат. Во-вторых, то, что он в любом случае своей подписью под расстрельным списком Гныщевича одобряет дальнейшее насилие. И, значит, что рано или поздно это насилие может обернуться против него самого.
Не было на сыгровке Хикеракли с его сказочкой про мальчика и волка - и в какой-то степени граф был вместо него, когда почувствовал себя кем-то вроде служителя зверинца, который скармливает живое мясо грифонам, чтобы спали покрепче. А те, может, спать и не захотят. Для него стало открытием, что его осуждали, когда он заплатил за Веню монополией, и не осудили, когда он заплатил за Веню чужими жизнями. Эта разница приоритетов его несколько... напугала.
- Я уже видел двадцать трупов. И что мне делать теперь, рыдать в углу?
- Лучше уж рыдать, чем привыкнуть к этому зрелищу. (с)
Сам граф рыдать не намеревался, но и оправдываться тем, что его действия приведут к порядку, опять же неканонично не стал. Право слово, какой порядок, если сегодня солдаты послушались Твирина и перебили Городской Совет, а завтра могут захотеть убивать аристократов или, там, тавров и никого не слушаться. Если неконтролируемое насилие может сойти на нет, а может продолжаться вечно. Если насилие, взятое под контроль, может удовлетворить аппетиты толпы, а может только разохотить. Нет возможности проверить. Можно только действовать. А потом уже спрашивать у Твирина, чего ради он вообще полез "давать свободу" солдатам. И посмел при этом ссылаться на листовки - как будто листовки призывали к убийствам!..
(Почему я вечно оказываюсь тем персонажем, чья любовь-всей-жизни сначала раскидывает листовки, потому что нельзя просто так взять и не раскидывать, вырвавшись из клетки, - а потом всё рушится на голову? да, Андерс, я и тебя поимею в виду. наверное, я как Ватсон - даже если однажды женюсь на игре, жена окажется по меньшей мере лидером революционного подполья.)
И, видит леший, впутывать в их с Гныщевичем авантюру с лже-заговорщиками граф никого не хотел. Но всё покатится как покатится - все гости "Алмазов" видели и слышали разговор, круговая порука, гражданская организация, а там и до оговорок об осуществлении оной организацией власти в Петерберге недалеко...

Спасибо офигенно каноничным всем! Гныщевичу, который приходит хозяином положения, с уже сколоченным Союзом Предпринимателей. Золотцу, вызывающемуся слать голубей с кухни Четвёртого Патриархата. Великолепному Ройшу в платье, направляющему обсуждение рационально, а не по спирали.) Приблеву, интересующемуся ВВП Петерберга, даже когда вокруг всё идёт по звезде. Твирину, забившемуся в угол и укрывшемуся слишком большой для него шинелью, как нашкодивший мальчишка, которого графу жальче больше всех (после Вени и себя)), потому что это Твирин бросил грифонам первый кровавый кусок, и это на Твирина теперь смотрят грифоньи глаза. Плети, всегда называющему вещи своими именами. Скопцову, всё ещё самому мирному члену экипажа нашей лодки. И, конечно, Солосье-старшему, решившему тряхнуть романным мышлением.)

После сыгровки Бюро патентов заперлось вчетвером и проявило настораживающее любопытство к интимной жизни окружающих, а мы с Дугласом вспомнили о грядущей игре ("Это называется не издеваться, а воспитывать!"). Вени, к сожалению, я не дождался, ибо не видел болеющего Хикеракли уже сутки и трезво (или нет) оценивал свои возможности написать отчёт с Королевства до начала рабочего дня. Посему я убёг домой и отсель вещаю в нарушение хронологии. Не переключайтесь!