О этот забег с "Волков" до антикафе Happy People в живописном тупике на Чистых под январским ливнем!.. Антикафе славное, но с кусачими (если приходить меньшим количеством народа) расценками. Зато - годовщина Дела о театре, подарившего мне персонажа, чью историю мне хотелось продолжать. И - новый мир, волшебный и настоящий.
И - тот случай, когда треть персонажа я скурил накануне игры и успел донести только до мастера, треть - по пути на игру, и треть - непосредственно на игре. И имею наглость расценивать это не как безответственность, а как подтверждение того, что персонаж жив, и мир вписывает его в себя сам.
Мордекай Дейч был простым человеком, который в городе родился и вырос и перебрал множество профессий, пока не подвизался фонарщиком. В том, что сказки - не выдумка, он никогда не сомневался и потому не особенно удивился, найдя однажды серебряное перо, ключ в невидимые стороны города. С тех пор по пространству и времени города он путешествует свободно, не особенно следя, который год на дворе, и в глазах горожан то старея, то молодея.
То, что для других - чудеса, для него - обыденность. Ему всё равно, с кем говорить, потому что человек, не-человек, почти-человек, уже-не-человек и ещё-не-человек весьма схожи, и их немудрено спутать. Многие даже не догадываются, когда едут в одном трамвае, скажем, с горгульей или Мышиным королём. Но рассказывать об очевидном он не мастак, он предпочитает смотреть и слушать.
Он ожидает, что когда-нибудь его путешествие выйдет за пределы города - конечно, не кораблём и не самолётом. И готовится к этому, находя полезные в дороге вещи - или это вещи находят себе попутчика? Так он обрёл в антикварной лавке госпожи Меер бинокль. Самый простой.
Надеюсь, скромная функция городского чудака мне хоть немножко удалась - а ниже оставлю недлинный рассказ самого фонарщика о декабрьской ночи в любимой кофейне.
Страница новых разговоровВ тот вечер пришёл корабль, и в кофейне было много новых лиц - путешественников, вернувшихся или прибывших впервые. И были актёры - туда всегда приходят актёры, уж так повелось. Тепло и шумно.
Я присел и поставил фонарь рядом с девушкой, выучившейся на острове Британия и с тех пор собиравшей истории, которые называют легендами. Конечно, многие из этих легенд - не более чем сплетни, ведь всем известно, что водяные никогда не станут похищать невест, а у морских змеев, говорят, манеры уступают разве что этим удивительным британцам. И происходят легенды, как правило, от того, что какой-нибудь тролль опять не удержал язык за зубами за кружкой пива. Но нашёлся человек из северных краёв, который охотно рассказывал ей о тамошних обитателях, морских и горных. Он то и дело повторял, что личного знакомства со многими упомянутыми им существами не водил, но был действительно сведущ. Вот только девушка говорила, что в них не верит, и почему-то боялась обидеть этим нас, хотя в этом нет ничего странного: русалки и тролли, никогда не видевшие людей, тоже наверняка в них не верят.
А потом она сама обиделась, когда к беседе присоединился моряк и речь зашла о русалках, невинных девушках и других мифических созданиях. Но она оставила мне свой адрес - впрочем, не поручусь, что верно запомнил цифры - и просила писать в том случае, если однажды тролль сможет получить образование так же, как теперь его могут получать женщины. Я пообещал её уведомить, хотя мне как-то говорили, что именно в Британии такая школа не то уже открылась, не то должна была открыться в самое ближайшее время, не позже полувека.
Моряк ещё удивлялся, почему в кофейне только и разговоров, что о чертовщине, - но так ведь и среди чертовщины только и говорят, что о нас, о людях. Госпожа Меер, по правде, не совсем человек, - что-то мне в ней напоминало одну дочь короля саламандр, с которой я однажды повстречался. И снова госпожа Меер рассказывала всем свою любимую сказку о кольце дочери морского змея - пишут, что часто кольца приносят беды, но приезжий доктор вон как внимательно её сказку слушал, а на пальце у него змейка свернулась. То ли к сказкам кольца тянутся, то ли сказки к кольцам - кому знать?
Поздним вечером прибыла ещё одна путешественница под чужим именем, но её спутник обращался к ней как к королеве. Всегда она, появляясь в городе, приводит с собой кого-нибудь необычного. Этого господина, за его наряд, актёры сразу пожелали взять в свою труппу на роль Пьеро или призраков. Я сразу забеспокоился, чтобы они не увольняли своих призраков - их в театре и так достаточно, и куда им ещё идти, не на кладбище же?
Но он, конечно, не согласился, и всё кружил зазевавшихся гостей и служанок, и выдувал дурные мысли из чрезмерно задумчивых голов - и актёры прозвали его господин Сквозняк, а попросту он был, как я вскоре догадался, осенним ветром. Он разбудил каменную лягушку, которая притворялась брошью госпожи Меер, и я надеялся, что он разбудит кого-нибудь ещё - слишком многие в этом городе спят, кроме местного водяного. Я так давно родился, что слышу иногда, Как надо мной проходит зелёная вода - привязывается порой его любимая песенка. Вот и госпожа Чувилёва говорила ветру: хорошо ей в своём болоте... А моряк его боялся и пытался выставить вон, но разве можно выгнать ветер? Выйдет в дверь, а войдёт в окно.
А когда один из актёров взял расстроенную гитару и спел, ему стало плохо - я прежде никогда не предполагал, что может быть плохо ветру. Он вышел прочь, и весь покрылся зелёными перьями, и стал рычать - и только госпожа Меер смогла его успокоить. А все говорили, будто это уродливо и даже грязно, как будто перья не могут быть красивыми. Я же поговорил с ним о желаниях - он хотел знать, чего я хочу и сможет ли он это исполнить, но я ответил, что мастера исполнять желания всегда где-то рядом, вот только могут взять за это немалую плату, потому я предпочитаю свои желания исполнять сам. Но потом я всё же решил, что, даже если он мне опасен, как опасен порыв ветра огоньку фонаря, - он может увидеть моё перо. Вдруг оно - его?
Ветер действительно заинтересовался пером. Но тем самым уже я невольно сделал ему плохо, когда спросил, что он, должно быть, уже нашёл свой способ путешествовать, пока я свой ещё только ищу. Я последовал за ним и пытался его успокоить, когда он вновь стал пернат и начал кидаться, и я просил столпившихся на пороге не пугать его, - и не заметил, как когти впились мне в предплечье. Нас растащили, и меня уговорили принять помощь, хотя это был пустяк, раненые оборотни царапаются больнее. Меня перевязал лекарь, о котором говорили, будто он военный офицер, а он оказался хирургом, - но ведь это такие разные вещи: солдат и доктор, даже если оба на войне!
Зажав царапины ладонью, я стоял в дверях, чтобы больше ничего не упустить, но кто-то по-прежнему говорил о русалках, а кто-то - кораблях и о политике, которая не тонет, а журналист Минский тоже играл и пел, и я поблагодарил его за то, что он защитил меня от пернатого. Я пояснил Минскому, что тот на меня накинулся, потому что ему больно - те, кому больно, часто причиняют боль другим. И я не понимал, почему все - и госпожа Меер, и его королева - читают ветру нотации, а он в ответ только возмущается, что не хочет быть человеком. Уговорами в такой беде не поможешь - а чем можно было помочь, я не знал. Госпожа Меер сказала, что ветер отдал сердце в обмен на свою силу - но где искать это сердце, и подойдёт ли ему однажды чужое?..
А ещё я не знал, зачем этот ветер приволок в кофейню мелкого беса - жалкое существо с бубенчиками на хвосте. Когда хозяйка кофейни госпожа Марта их сцапала, ох как он умолял отдать ему их обратно, чтобы его господин его не наказал! И то верно: всякий пастух свою скотину без колокольчика гулять не отпустит, но и лично не явится, если есть кого послать. Вот и у этого беса было послание к актёру Самарину. И нечего удивляться, когда у актёров какие-то дела с преисподней: в театре от начала времён служили и духи, и демоны, и падшие ангелы, почти во всякой труппе.
А что ветер? - ну, он же ветер: умчал гулять по крышам госпожу Марту, только её и видели - она ведь кошка. Это и без бинокля видать - потому как кошки пекут самые вкусные шоколадные вафли. О бинокле меня не раз спрашивали - зачем он мне в помещении нужен? И я каждый раз отвечал, что ровно затем, для чего и нужны бинокли: видеть то, что далеко, и то, что незаметно. Никогда заранее не знаешь, что разглядишь, если приглядишься.
Время шло к рассвету, и Её Величество Инкогнито напоследок подарила всем предсказания. А госпожа Меер покинула нас во всём своём свободном сиянии - морской волной. Счастливого ей пути! И попутного ветра. С новым днём пора гасить в городе фонари.БлагодарностиМастеру Вере тонны сердец за атмосферную сказку, которая писала себя на глазах. Красиво, волшебно, захватывающе - жила.
Менельнару за включивший в игру и отлично сложившийся гон про водяных и троллей!
Мэгги за офигенную иностранку, за характер, общение и реакции, получилось очень здорово. Для фонарщика она действительно была самым удивительным существом из всех, кого он до этого встречал в последнее время. С местными троллями проще, а эти британцы...
Птахе за неотразимого, беспечного, неуловимого Мастера ветров! За свежий воздух, вносивший переполох, за цепляющую историю. Фонарщику хотелось ему помочь, но, очевидно, этот квест был нерешаем по игре, благо Мастер только с девушками...летал.) Но теперь мне как игроку хочется как-нибудь доиграть эту историю - нет, не до конца, а до счастливого продолжения.
Я был свидетель Того, что ты - ветер...
Сули и Нинкве - за песни профутбол, которые выносили мозг, Тас - за сказки и самую правильную и прекрасную кэцхен морскую ведьму. Нинкве и Луару - за то, что на игре была не только мистика, но и история, и дыхание эпохи по-настоящему чувствовалось. Шаману - за великолепный контраст между двумя персонажами. И всем игрокам, кто создал эту ночь в кофейне, наполнил её своими голосами, судьбами, мечтами, смехом - спасибо вам!А потом я дорвался до изумительных апельсиновых палочек, дождался Птахи и Веры, и были переулки с совершенно потрясающим небом над ними. Мы вышли на Покровку, дошли до Маросейки и добрались до круглосуточного КофеХаоса, где уютно посидели, пока не начали засыпать. Дома я упал дрыхнуть до полудня, и только теперь намерен обедать.)