Вчера после Слэшкона мы заехали домой перекусить, накормить крыс, сбросить одни прикиды и захватить другие - и отправились к Вере, на непосредственное место игры. Вера накормила нас изумительным тыквенным пирогом, а Элве героически обеспечила меня интернетом, когда я удалился от мастеров во избежание спойлеров записывать нечаянно нагрянувшего Рэндалла. Утром мы с Элве сходили до Атака за продуктами, а когда вернулись, дом уже заполнялся гостями. Я окопался на кухне завтракать, потом Птаха нарисовала мне усы, и мы начали.
Ачивка распечатана: сыграл мерзавца. Ханс Форкинниус считал, что быть уродом физическим - достаточное оправдание для того, чтобы быть уродом моральным.
Играл персонажа, который играл.) Вернее, только учился - но ему верили, не подозревали и не обыскали. Если это существо войдёт-таки в Совет графов - ни одного слова правды от него не услышат.
Доигровая история Ханса довольно длинна и чертовски мне нравится, поэтому - осторожно: большой отперсонажный отчёт!
Эта история началась тогда, когда моя мать вышла замуж за деньги моего отца и проматывала их в столице, пока он пропадал на службе. Типичный мезальянс – она незнатного рода, порядочно младше, почти не появлялась в свете. Незадолго до моего рождения отец погиб на Комарре, и это была первая смерть, которая спасла мне жизнь.
Когда на свет появился я, мутант с хвостом, – настоящим хвостом, продолжением позвоночника, который мог шевелиться, – отношения между матерью, вынужденной вернуться в поместье на время траура, и старым графом Эктором Форкинниусом ухудшились окончательно. Они оба избавились бы от меня без раздумий, но для деда я был единственным наследником, а для матери – единственной возможностью остаться в семье и вести безбедное существование.
Мать меня стыдилась и избегала, препоручив уход – слугам, а дальнейшее воспитание – деду, который честно пытался вылепить из неведомой зверушки барраярского фора. Предки свидетели – я оценил его усилия по достоинству, когда насмешки сверстников в столице показались мне досадными пустяками. Согласно официальной версии, по военной стезе я не пошёл ввиду слабого здоровья и отсутствия склонности – не лучшая характеристика для сына офицера, но о том, чтобы публично переодеваться для тренировок в академии, не могло быть и речи.
Поэтому я поступил в Университет Форбарр-Султаны на факультет биологии, которая всегда меня интересовала – сначала я копался в библиотеке, желая понять, кто я такой и почему должен быть осторожным с «нормальными» людьми, а позже решил посвятить себя развитию сельского хозяйства в поместье. Изучая культурные растения, я пришёл к выводу, что Барраяру необходимы сильные пестициды и гербициды, о которых инопланетные технологии уже забыли, и занялся разработкой отравляющих химических составов.
Вскоре я получил доступ в университетскую лабораторию и почти неограниченные ресурсы. Подопытные крысы и саранча эффективно дохли, и ничто не мешало мне провести эксперимент на другом поле. Старый граф захворал, что для его возраста было естественно, но передавать мне управление поместьем не спешил, так что пришлось его немного поторопить. Я взял на себя контроль за приёмом дедом лекарств и добавил один препарат собственного производства.
Со дня на день я должен был стать новым графом Форкинниусом, и к этому также было необходимо подготовиться. Я никогда активно не вращался в высшем обществе, хотя не пренебрегал светскими мероприятиями, – за людьми, как за крысиной вознёй, было любопытно наблюдать со стороны. Мать приглашали нечасто, и она приходила одна, глядя на меня при встречах как на чужого, а я отвечал ей взаимностью. Теперь же мне стоило обзавестись полезными знакомствами, изучить, как ведётся политическая игра, и выяснить, кого выгодней поддерживать, а кого нет.
Из исследовательского интереса я не погнушался и посещением злачного заведения под недвусмысленной вывеской «Знойная малинка», где собирались бездельники из форов невысокого полёта, и пару недель назад затащил туда Винсента, офицера, с которым познакомился на балу в Зимнепраздник. Этого парня, не искушённого в интригах, зато амбициозного и недалёкого, я использовал в качестве своих вторых глаз и ушей – достаточно было представить его всем, а потом собирать слухи, которые он приносил на хвосте (неудачная метафора). В тот день мы изрядно перебрали, и часть вечера выпала из моей памяти – очнулся я в одной из верхних комнат изрядно растрёпанным, с фингалом под глазом и с зажатой в кулаке рубашкой Винсента. После этого я в «Малинку» не возвращался, а Винсент меня избегал – и не то чтобы я спешил возобновить знакомство.
Свет тем временем и сам заинтересовался будущим графом. Помехой оставался мой родственничек Алекс, ошивавшийся в «Знойной Малинке» в тот приснопамятный вечер и через пару дней после оного имевший неосторожность намекнуть, что знает о моём физическом недостатке. Если он действительно что-то выяснил, он мог использовать это против меня как следующий претендент на наследование графства. Когда я узнал, что нас обоих пригласили на вечер у леди Форратьер, это стало прекрасным шансом избавиться от глупца.
В животном мире у ядовитых особей яркая, причудливая окраска. Они сигнализируют всем вокруг: не прикасайся ко мне, я опасен! Природа всегда была милосерднее людей, которые прячут своё оружие. Если быть незаметным и скромным – никто не догадается.
Потому что мне нужно было моё графство. И действительно нужно было, отлучив загребущие руки матушки от казны, поднять сельское хозяйство в округе Форкинниус и получить прибыль. Это было моим единственным шансом на косметическую операцию на колонии Бета - на планете, о которой все истинные барраярцы вроде моего деда не желали и слышать. Единственным шансом на жизнь.
В дом Форратьеров я пришёл пораньше, чтобы подготовиться без лишних глаз. Я знал, что Алекс, как и некоторые другие дружки лорда Ришара, уже будет там - наверняка после ночной гулянки. Яд имел продолжительное действие, и я, не зная, как быстро подействует увеличенная доза, мог только наблюдать за самочувствием Алекса, будучи занят светским общением.
Я поговорил со своим добрым знакомым, полковником Николасом Форвейном - всегда удивлялся, что во мне нашёл этот образцовый офицер - и сыграл партию в шахматы с капитаном Форкресси. Не будучи стратегом, я потерпел полный разгром, зато наша игра развлекла спустившуюся к гостям леди Донну и других дам. Капитан много и охотно рассказывал о своих полётах на другие планеты, а я воспользовался поводом вспомнить своего деда, который неоднократно мучил меня шахматными партиями. При каждом удобном случае я высказывал надежду, что старый граф протянет ещё пару лет, и напоминал о том, сколь много времени провожу в заботах о нём. Тронуть сердца слушателей и вызвать сочувствие - полезный ход, ведь любовь к родственникам - одна из незыблемых форских добродетелей.
Уважение к старшему поколению - также заметное благо, и при виде дедова собутыльника, графа Форхаласа, я продолжил разливаться соловьём о том, как вырос на рассказах ветеранов о былых победах. Это закончилось всеобщим тостом за здоровье императора.
Леди Донна предложила собравшимся новую игру явно не барраярского происхождения - суть заключалась в том, чтобы угадывать чужие ассоциации на карты с репродукциями картин. Я стал замечать, что Алекс чувствует недомогание, и, когда игра была окончена и гости вернулись к беседам, развязка не заставила себя долго ждать.
Кажется, я в очередной раз отдавал должное форратьерским виноградникам, когда раздался крик "Врача!", и я поспешил к одной из комнат. Там лорд Ришар топтался над телом Алекса, распростёртым на полу. Я взял запястье Алекса, убедился в отсутствии пульса и сообщил Ришару, что тот мёртв - должно быть, сердечный приступ. Форратьер побледнел и сполз по стенке, так что я мог отвлечься на него, предлагая помощь и соболезнования.
В дверях маячил Винсент, которого я никак не ожидал встретить у Форратьеров - меня леди Донна пригласила как соседа по округу, а Винс был мелким офицером. С начала вечера он продолжал от меня скрываться, но я решил, что если он не будет держать язык за зубами насчёт смерти Алекса или намекнёт про хвост - я и его уберу с дороги без сожалений.
Ришар немедленно распорядился перекрыть все выходы, и я помог ему перенести тело в погреб. В том, что не нужно сообщать гостям о случившемся, я хозяев дома горячо поддержал. К сожалению, пожелание Ришара, что гости не должны увидеть труп, кто-то из слуг воспринял буквально и ненадолго запер гостей в общем зале - после чего некоторые потребовали объяснений. Я постарался заверить их, что с дверью произошло недоразумение, и что Алекс отбыл к себе домой, почувствовав себя плохо, - но, похоже, этим удовлетворились не все.
В коридоре задержались только я, Винсент и один из гостей Ришара, некто Форвин, - они и стали зрителями моего траура по Алексу. Я излил на Форвина свои сожаления о том, что не успел помириться с Алексом, и он посоветовал мне побольше выпить - а я с радостью воспользовался этим советом. Настроение моё благодаря не столько вину, сколько удавшемуся эксперименту неуклонно повышалось, и оставалось только расставить все точки над i в поведении Винсента.
Я прямо спросил его, почему он был сам не свой и почему избегал меня, после чего он, поняв, что я ничего не помнил, согласился поговорить. Мы нашли укромный уголок в коридоре, и Винсент чередой смущённых намёков признался наконец, что тогда в "Малинке" съездил мне по морде и удрал потому, что я начал к нему приставать. Поскольку он по-прежнему был самым прямолинейным и бесхитростным из форов, кого я знал, у меня не было оснований ему не верить, и я, изобразив стыд и раскаяние, клятвенно заверил беднягу, что никогда прежде не интересовался мужчинами, и пообещал, что усвоил урок и более не стану злоупотреблять дрянным алкоголем. Винсент признал, что я мог перепутать его с девицей, которую он хотел для нас вызвать, и протянул мне ладонь для рукопожатия в знак мира. Закончив лирический момент скорбными речами по безвременно покинувшему нас Алексу, я поблагодарил Винсента за понимание и вернулся к гостям.
Когда хозяева были заняты семейными делами, публике не давал скучать полковник Форвейн - я даже не подозревал в нём такой светской прыти; должно быть, вино действовало на него благотворно. А капитан Форкресси пользовался наибольшей популярностью у дам со своими байками о межпланетных перелётах. Он и нам с Винсентом вдохновенно описывал, как наблюдал некие возмутительные обычаи на Бете собственными глазами - исключительно ради интересов родины, - и я не удержался от вопроса, не доводилось ли ему в них и участвовать, но тот промолчал; будь у меня больше времени, я непременно познакомился бы поближе с этим разносторонним молодым человеком.
Заботы же хозяев заключались, помимо неочевидного, и в неожиданном явлении Байерли Форратьера - оно привлекло всеобщее внимание криком в коридоре "Стоять!": должно быть, проникшего в дом без приглашения родственника, которого не видели там несколько лет, кто-то не узнал и принял за вора. Леди Донна успокоила гостей, что таким эксцентричным возгласом приветствовал дорогого брата Ришар, но голос был больше похож на Форвина, и я начал опасаться, что уши собравшихся начали трещать под весом лапши. Зато леди Донна так трогательно опекала Байерли и пыталась припудрить расцветающий под глазом свежий синяк...
Я не смог отказать себе в удовольствии напомнить Байерли о себе. Мы встречались при моём первом визите в "Малинку" примерно за неделю до того, как я привёл туда Винсента - Байерли тогда был самой голодной и потрёпанной крысой в том террариуме и откровенно предлагал себя, а я воспользовался удачной возможностью, накормив его ужином и щедро заплатив за "десерт". Не каждый день, в конце концов, тебя клеит фор, пусть и нищий, - я привык довольствоваться меньшим. Женщины, мужчины... - у меня никогда не было роскоши выбирать: только поставить к себе спиной и расстегнуть свои брюки спереди - так не было видно хвоста.
Конечно, он меня помнил, и я наслаждался тем, что он меня не выдаст - ради собственной безопасности. И, как бы в зале ни шутили о том, что хозяева заменили выбывшего гостя другим, настоящие опасения у меня вызывал только Форвин. Он, казалось, незаметно присутствовал всегда и везде, наблюдал за всеми, пользовался значительным доверием хозяев и деликатно держал их в курсе настроений собравшихся, помогая не позволить гостям заскучать. Он был в гражданском, и рода его занятий никто не знал или не озвучивал; я, по его повадкам, был почти уверен, что он офицер, и мне ответили, что он служил раньше. Но не я один подозревал, что на приёме, где находились представители разных политических партий, не могло обойтись без агента СБ.
Именно Форвин знал, как поступить, когда служанка Кэтти внесла в зал пузырёк без этикетки, оброненный кем-то в гостиной. Внутри был белый порошок без запаха. Я честно заявил, что не смогу определить препарат по внешнему виду, и свёл начинавшееся было беспокойство в шутку, - дескать, я не ношу с собой подопытных крыс. Форвин же посоветовал содержимое уничтожить. А мой яд всё ещё был при мне.
Чуть позже леди Донна пожелала переговорить со мной на веранде. Угостила папиросой - да, миледи, меня не удивляет, когда женщины курят, это, право, такие мелочи, живя на Барраяре с хвостом, приучаешься спокойно относиться ко многим вещам, но я не стану говорить об этом вслух. Спросила моего мнения о гибели Алекса; я не стал отрицать, что его могли убить, но повторил то, о чём уже говорил при Ришаре: я не следил за Алексом, мы не были близко знакомы, и я не знал, были ли у него враги. Светский хлыщ мог проиграться, мог кого-то оскорбить, случайно или намеренно; я сказал только, что у леди Донны собралось слишком достойное общество, чтобы подозревать среди него убийцу. О том, что Алекс с утра с кем-то повздорил, я не знал, и на том мы и расстались - я сказал, что расследовать не смогу и за этим лучше обратиться к полиции.
Байерли я почти не видел, он явно чувствовал себя не в своей тарелке и много пил, отчаянно пытаясь разбить стену между ним, словно вычеркнутым из семьи и общества, и остальными. И, похоже, ему приглянулся Винсент: Байерли предложил ему выпить на брудершафт за его красивые глаза. Винсент, само собой, отказался, и Форратьер опустошил свой бокал за глаза леди Донны, вовремя подоспевшей нам на помощь. Тогда я провозгласил тост за глаза самого Байерли и выпил один, а виновник поспешил удалиться. Я утешил Винсента, что это была лишь неуместная шутка, к которой не стоит относиться всерьёз, если только нет желания назначить дуэль. Однако я пожалел, что Байерли не рискнул пить со мной - я бы согласился: мне хотелось подразнить Винсента, словно вору, возвращающемуся на место кражи.
Пока же я беседовал с леди Донной, Винсент успел куда-то исчезнуть. Глупо, но я не то боялся, что он как-то отомстит Байерли, не то ревновал, что у них всё получится, в отличие от меня, урода, которому сколько-нибудь равные отношения были недоступны. Но лейтенанта, должно быть, в очередной раз воспитывал Николас Форвейн, при котором Винс, как оказалось, состоял адъютантом. Они вышли из комнаты вдвоём - Форвейн поддерживал Винсента, который был бледен и едва держался на ногах. Мне сказали, что он перебрал, - но я-то видел, что Винсент почти не прикасался к выпивке.
Это было ещё более глупо: его отравили - и это был не я? А я ведь был так к этому близок - достаточно было ему не уточнить, какую "мерзость" он имел в виду, говоря о нашей неудавшейся попойке... а теперь - у меня не было даже противоядия! Форвейна насторожило, что я остался рядом с Винсентом, и он выставил меня, чтобы продолжить разговор. Несколько минут я провёл как на иголках и выдохнул с облегчением, только когда живой и невредимый Винсент захотел поговорить со мной. Он сказал, что ненадолго потерял сознание и ничего не помнил. Тут я впервые за весь вечер не на шутку испугался: что если кто-то опоил его тем же, чем тогда меня - в "Малинке"? Кто мог подбираться ко мне и к Винсенту - и с какой целью?..
Но именно в этот момент явился следователь, объявил о смерти Алекса Форливена и вызвал для допроса меня - я остался спокоен, ведь я был ближайшим родственником - и почему-то Байерли.
И почему-то мелькнула мысль: это ошибка, Байерли-то точно ни в чём не виноват.
Мне было бы любопытно послушать мнения СБ и мастера о том, что ждёт Форкинниуса после разбирательства. Если его казнят, мне не будет жаль - это был персонаж, не испытывающий никаких привязанностей и не нуждающийся в них. Никаких целей, кроме чистого эгоизма.
И я бы хотел почитать отчёты других игроков, ибо в политические игры вовлечён не был, о преходящих документах ничего не знал и романтических линий заметить не успел. А интересно ведь, что происходило вокруг, пока Ханс усердно строил из себя интеллигентную невинность!
Спасибо!Спасибо -
Мастеру [Птаха] и сомастеру [Вера] за возможность пожить на Барраяре с его традициями, амбициями, скелетами в шкафах и "семейными заботами"(тм). Получился весьма нетривиальный детектив, в котором все штампы жанра являются не тем, чем кажутся.
Винсенту [Мэв] за чудесного мальчика-лейтенанта, честного и инициативного!
Николасу [Волчонка] за настоящего полковника, который успевал и регулярно быть в центре светской беседы, что требовало немалого мужества, и не забывать о должностных обязанностях, и бедняге адъютанту не давал о них забыть. И поговорить с умным человеком Хансу было приятно.
Байерли [Птаха] за за растерянного, одинокого, искреннего шута, за эмоции, которые сбивали Хансу датчики. Тебя было мало, но Бай был прекрасен.
Донне [Сули] за закрытую амбразуру в касте, за невозмутимое обаяние и независимый шарм хозяйки дома, державшей всё под контролем вопреки своим темпераментным кузенам.
Форхаласу [Дуглас] за колоритного старика-графа, уверенный глас в защитудуховных скреп барраярских устоев. Увы, Эктору Форкинниусу вскоре уже не придётся перебирать с Вами цетские скальпы! Даже немного жаль, что разоблачения не произошло по игре, хотя, боюсь, узнать, что внук и наследник его друга - хвостатый пид@рас, стало бы для графа слишком сильным ударом.
Ришару [Сир] за подкупающую лёгкость бытия светского бездельника, любо-дорого было наблюдать, хоть, к сожалению, пересечься не удалось. Если бы Ришара волновали причины гибели его друга, Ханс охотно скормил бы своей лапши и ему.)
Генри Форвину [Блэквуд] за бдительность и за то, что мастерски будил паранойю.
И всем-всем-всем, благодаря кому этот приём у Форратьеров ожил во всей пестроте!
Ачивка распечатана: сыграл мерзавца. Ханс Форкинниус считал, что быть уродом физическим - достаточное оправдание для того, чтобы быть уродом моральным.
Играл персонажа, который играл.) Вернее, только учился - но ему верили, не подозревали и не обыскали. Если это существо войдёт-таки в Совет графов - ни одного слова правды от него не услышат.
Доигровая история Ханса довольно длинна и чертовски мне нравится, поэтому - осторожно: большой отперсонажный отчёт!
Эта история началась тогда, когда моя мать вышла замуж за деньги моего отца и проматывала их в столице, пока он пропадал на службе. Типичный мезальянс – она незнатного рода, порядочно младше, почти не появлялась в свете. Незадолго до моего рождения отец погиб на Комарре, и это была первая смерть, которая спасла мне жизнь.
Когда на свет появился я, мутант с хвостом, – настоящим хвостом, продолжением позвоночника, который мог шевелиться, – отношения между матерью, вынужденной вернуться в поместье на время траура, и старым графом Эктором Форкинниусом ухудшились окончательно. Они оба избавились бы от меня без раздумий, но для деда я был единственным наследником, а для матери – единственной возможностью остаться в семье и вести безбедное существование.
Мать меня стыдилась и избегала, препоручив уход – слугам, а дальнейшее воспитание – деду, который честно пытался вылепить из неведомой зверушки барраярского фора. Предки свидетели – я оценил его усилия по достоинству, когда насмешки сверстников в столице показались мне досадными пустяками. Согласно официальной версии, по военной стезе я не пошёл ввиду слабого здоровья и отсутствия склонности – не лучшая характеристика для сына офицера, но о том, чтобы публично переодеваться для тренировок в академии, не могло быть и речи.
Поэтому я поступил в Университет Форбарр-Султаны на факультет биологии, которая всегда меня интересовала – сначала я копался в библиотеке, желая понять, кто я такой и почему должен быть осторожным с «нормальными» людьми, а позже решил посвятить себя развитию сельского хозяйства в поместье. Изучая культурные растения, я пришёл к выводу, что Барраяру необходимы сильные пестициды и гербициды, о которых инопланетные технологии уже забыли, и занялся разработкой отравляющих химических составов.
Вскоре я получил доступ в университетскую лабораторию и почти неограниченные ресурсы. Подопытные крысы и саранча эффективно дохли, и ничто не мешало мне провести эксперимент на другом поле. Старый граф захворал, что для его возраста было естественно, но передавать мне управление поместьем не спешил, так что пришлось его немного поторопить. Я взял на себя контроль за приёмом дедом лекарств и добавил один препарат собственного производства.
Со дня на день я должен был стать новым графом Форкинниусом, и к этому также было необходимо подготовиться. Я никогда активно не вращался в высшем обществе, хотя не пренебрегал светскими мероприятиями, – за людьми, как за крысиной вознёй, было любопытно наблюдать со стороны. Мать приглашали нечасто, и она приходила одна, глядя на меня при встречах как на чужого, а я отвечал ей взаимностью. Теперь же мне стоило обзавестись полезными знакомствами, изучить, как ведётся политическая игра, и выяснить, кого выгодней поддерживать, а кого нет.
Из исследовательского интереса я не погнушался и посещением злачного заведения под недвусмысленной вывеской «Знойная малинка», где собирались бездельники из форов невысокого полёта, и пару недель назад затащил туда Винсента, офицера, с которым познакомился на балу в Зимнепраздник. Этого парня, не искушённого в интригах, зато амбициозного и недалёкого, я использовал в качестве своих вторых глаз и ушей – достаточно было представить его всем, а потом собирать слухи, которые он приносил на хвосте (неудачная метафора). В тот день мы изрядно перебрали, и часть вечера выпала из моей памяти – очнулся я в одной из верхних комнат изрядно растрёпанным, с фингалом под глазом и с зажатой в кулаке рубашкой Винсента. После этого я в «Малинку» не возвращался, а Винсент меня избегал – и не то чтобы я спешил возобновить знакомство.
Свет тем временем и сам заинтересовался будущим графом. Помехой оставался мой родственничек Алекс, ошивавшийся в «Знойной Малинке» в тот приснопамятный вечер и через пару дней после оного имевший неосторожность намекнуть, что знает о моём физическом недостатке. Если он действительно что-то выяснил, он мог использовать это против меня как следующий претендент на наследование графства. Когда я узнал, что нас обоих пригласили на вечер у леди Форратьер, это стало прекрасным шансом избавиться от глупца.
В животном мире у ядовитых особей яркая, причудливая окраска. Они сигнализируют всем вокруг: не прикасайся ко мне, я опасен! Природа всегда была милосерднее людей, которые прячут своё оружие. Если быть незаметным и скромным – никто не догадается.
Потому что мне нужно было моё графство. И действительно нужно было, отлучив загребущие руки матушки от казны, поднять сельское хозяйство в округе Форкинниус и получить прибыль. Это было моим единственным шансом на косметическую операцию на колонии Бета - на планете, о которой все истинные барраярцы вроде моего деда не желали и слышать. Единственным шансом на жизнь.
В дом Форратьеров я пришёл пораньше, чтобы подготовиться без лишних глаз. Я знал, что Алекс, как и некоторые другие дружки лорда Ришара, уже будет там - наверняка после ночной гулянки. Яд имел продолжительное действие, и я, не зная, как быстро подействует увеличенная доза, мог только наблюдать за самочувствием Алекса, будучи занят светским общением.
Я поговорил со своим добрым знакомым, полковником Николасом Форвейном - всегда удивлялся, что во мне нашёл этот образцовый офицер - и сыграл партию в шахматы с капитаном Форкресси. Не будучи стратегом, я потерпел полный разгром, зато наша игра развлекла спустившуюся к гостям леди Донну и других дам. Капитан много и охотно рассказывал о своих полётах на другие планеты, а я воспользовался поводом вспомнить своего деда, который неоднократно мучил меня шахматными партиями. При каждом удобном случае я высказывал надежду, что старый граф протянет ещё пару лет, и напоминал о том, сколь много времени провожу в заботах о нём. Тронуть сердца слушателей и вызвать сочувствие - полезный ход, ведь любовь к родственникам - одна из незыблемых форских добродетелей.
Уважение к старшему поколению - также заметное благо, и при виде дедова собутыльника, графа Форхаласа, я продолжил разливаться соловьём о том, как вырос на рассказах ветеранов о былых победах. Это закончилось всеобщим тостом за здоровье императора.
Леди Донна предложила собравшимся новую игру явно не барраярского происхождения - суть заключалась в том, чтобы угадывать чужие ассоциации на карты с репродукциями картин. Я стал замечать, что Алекс чувствует недомогание, и, когда игра была окончена и гости вернулись к беседам, развязка не заставила себя долго ждать.
Кажется, я в очередной раз отдавал должное форратьерским виноградникам, когда раздался крик "Врача!", и я поспешил к одной из комнат. Там лорд Ришар топтался над телом Алекса, распростёртым на полу. Я взял запястье Алекса, убедился в отсутствии пульса и сообщил Ришару, что тот мёртв - должно быть, сердечный приступ. Форратьер побледнел и сполз по стенке, так что я мог отвлечься на него, предлагая помощь и соболезнования.
В дверях маячил Винсент, которого я никак не ожидал встретить у Форратьеров - меня леди Донна пригласила как соседа по округу, а Винс был мелким офицером. С начала вечера он продолжал от меня скрываться, но я решил, что если он не будет держать язык за зубами насчёт смерти Алекса или намекнёт про хвост - я и его уберу с дороги без сожалений.
Ришар немедленно распорядился перекрыть все выходы, и я помог ему перенести тело в погреб. В том, что не нужно сообщать гостям о случившемся, я хозяев дома горячо поддержал. К сожалению, пожелание Ришара, что гости не должны увидеть труп, кто-то из слуг воспринял буквально и ненадолго запер гостей в общем зале - после чего некоторые потребовали объяснений. Я постарался заверить их, что с дверью произошло недоразумение, и что Алекс отбыл к себе домой, почувствовав себя плохо, - но, похоже, этим удовлетворились не все.
В коридоре задержались только я, Винсент и один из гостей Ришара, некто Форвин, - они и стали зрителями моего траура по Алексу. Я излил на Форвина свои сожаления о том, что не успел помириться с Алексом, и он посоветовал мне побольше выпить - а я с радостью воспользовался этим советом. Настроение моё благодаря не столько вину, сколько удавшемуся эксперименту неуклонно повышалось, и оставалось только расставить все точки над i в поведении Винсента.
Я прямо спросил его, почему он был сам не свой и почему избегал меня, после чего он, поняв, что я ничего не помнил, согласился поговорить. Мы нашли укромный уголок в коридоре, и Винсент чередой смущённых намёков признался наконец, что тогда в "Малинке" съездил мне по морде и удрал потому, что я начал к нему приставать. Поскольку он по-прежнему был самым прямолинейным и бесхитростным из форов, кого я знал, у меня не было оснований ему не верить, и я, изобразив стыд и раскаяние, клятвенно заверил беднягу, что никогда прежде не интересовался мужчинами, и пообещал, что усвоил урок и более не стану злоупотреблять дрянным алкоголем. Винсент признал, что я мог перепутать его с девицей, которую он хотел для нас вызвать, и протянул мне ладонь для рукопожатия в знак мира. Закончив лирический момент скорбными речами по безвременно покинувшему нас Алексу, я поблагодарил Винсента за понимание и вернулся к гостям.
Когда хозяева были заняты семейными делами, публике не давал скучать полковник Форвейн - я даже не подозревал в нём такой светской прыти; должно быть, вино действовало на него благотворно. А капитан Форкресси пользовался наибольшей популярностью у дам со своими байками о межпланетных перелётах. Он и нам с Винсентом вдохновенно описывал, как наблюдал некие возмутительные обычаи на Бете собственными глазами - исключительно ради интересов родины, - и я не удержался от вопроса, не доводилось ли ему в них и участвовать, но тот промолчал; будь у меня больше времени, я непременно познакомился бы поближе с этим разносторонним молодым человеком.
Заботы же хозяев заключались, помимо неочевидного, и в неожиданном явлении Байерли Форратьера - оно привлекло всеобщее внимание криком в коридоре "Стоять!": должно быть, проникшего в дом без приглашения родственника, которого не видели там несколько лет, кто-то не узнал и принял за вора. Леди Донна успокоила гостей, что таким эксцентричным возгласом приветствовал дорогого брата Ришар, но голос был больше похож на Форвина, и я начал опасаться, что уши собравшихся начали трещать под весом лапши. Зато леди Донна так трогательно опекала Байерли и пыталась припудрить расцветающий под глазом свежий синяк...
Я не смог отказать себе в удовольствии напомнить Байерли о себе. Мы встречались при моём первом визите в "Малинку" примерно за неделю до того, как я привёл туда Винсента - Байерли тогда был самой голодной и потрёпанной крысой в том террариуме и откровенно предлагал себя, а я воспользовался удачной возможностью, накормив его ужином и щедро заплатив за "десерт". Не каждый день, в конце концов, тебя клеит фор, пусть и нищий, - я привык довольствоваться меньшим. Женщины, мужчины... - у меня никогда не было роскоши выбирать: только поставить к себе спиной и расстегнуть свои брюки спереди - так не было видно хвоста.
Конечно, он меня помнил, и я наслаждался тем, что он меня не выдаст - ради собственной безопасности. И, как бы в зале ни шутили о том, что хозяева заменили выбывшего гостя другим, настоящие опасения у меня вызывал только Форвин. Он, казалось, незаметно присутствовал всегда и везде, наблюдал за всеми, пользовался значительным доверием хозяев и деликатно держал их в курсе настроений собравшихся, помогая не позволить гостям заскучать. Он был в гражданском, и рода его занятий никто не знал или не озвучивал; я, по его повадкам, был почти уверен, что он офицер, и мне ответили, что он служил раньше. Но не я один подозревал, что на приёме, где находились представители разных политических партий, не могло обойтись без агента СБ.
Именно Форвин знал, как поступить, когда служанка Кэтти внесла в зал пузырёк без этикетки, оброненный кем-то в гостиной. Внутри был белый порошок без запаха. Я честно заявил, что не смогу определить препарат по внешнему виду, и свёл начинавшееся было беспокойство в шутку, - дескать, я не ношу с собой подопытных крыс. Форвин же посоветовал содержимое уничтожить. А мой яд всё ещё был при мне.
Чуть позже леди Донна пожелала переговорить со мной на веранде. Угостила папиросой - да, миледи, меня не удивляет, когда женщины курят, это, право, такие мелочи, живя на Барраяре с хвостом, приучаешься спокойно относиться ко многим вещам, но я не стану говорить об этом вслух. Спросила моего мнения о гибели Алекса; я не стал отрицать, что его могли убить, но повторил то, о чём уже говорил при Ришаре: я не следил за Алексом, мы не были близко знакомы, и я не знал, были ли у него враги. Светский хлыщ мог проиграться, мог кого-то оскорбить, случайно или намеренно; я сказал только, что у леди Донны собралось слишком достойное общество, чтобы подозревать среди него убийцу. О том, что Алекс с утра с кем-то повздорил, я не знал, и на том мы и расстались - я сказал, что расследовать не смогу и за этим лучше обратиться к полиции.
Байерли я почти не видел, он явно чувствовал себя не в своей тарелке и много пил, отчаянно пытаясь разбить стену между ним, словно вычеркнутым из семьи и общества, и остальными. И, похоже, ему приглянулся Винсент: Байерли предложил ему выпить на брудершафт за его красивые глаза. Винсент, само собой, отказался, и Форратьер опустошил свой бокал за глаза леди Донны, вовремя подоспевшей нам на помощь. Тогда я провозгласил тост за глаза самого Байерли и выпил один, а виновник поспешил удалиться. Я утешил Винсента, что это была лишь неуместная шутка, к которой не стоит относиться всерьёз, если только нет желания назначить дуэль. Однако я пожалел, что Байерли не рискнул пить со мной - я бы согласился: мне хотелось подразнить Винсента, словно вору, возвращающемуся на место кражи.
Пока же я беседовал с леди Донной, Винсент успел куда-то исчезнуть. Глупо, но я не то боялся, что он как-то отомстит Байерли, не то ревновал, что у них всё получится, в отличие от меня, урода, которому сколько-нибудь равные отношения были недоступны. Но лейтенанта, должно быть, в очередной раз воспитывал Николас Форвейн, при котором Винс, как оказалось, состоял адъютантом. Они вышли из комнаты вдвоём - Форвейн поддерживал Винсента, который был бледен и едва держался на ногах. Мне сказали, что он перебрал, - но я-то видел, что Винсент почти не прикасался к выпивке.
Это было ещё более глупо: его отравили - и это был не я? А я ведь был так к этому близок - достаточно было ему не уточнить, какую "мерзость" он имел в виду, говоря о нашей неудавшейся попойке... а теперь - у меня не было даже противоядия! Форвейна насторожило, что я остался рядом с Винсентом, и он выставил меня, чтобы продолжить разговор. Несколько минут я провёл как на иголках и выдохнул с облегчением, только когда живой и невредимый Винсент захотел поговорить со мной. Он сказал, что ненадолго потерял сознание и ничего не помнил. Тут я впервые за весь вечер не на шутку испугался: что если кто-то опоил его тем же, чем тогда меня - в "Малинке"? Кто мог подбираться ко мне и к Винсенту - и с какой целью?..
Но именно в этот момент явился следователь, объявил о смерти Алекса Форливена и вызвал для допроса меня - я остался спокоен, ведь я был ближайшим родственником - и почему-то Байерли.
И почему-то мелькнула мысль: это ошибка, Байерли-то точно ни в чём не виноват.
Мне было бы любопытно послушать мнения СБ и мастера о том, что ждёт Форкинниуса после разбирательства. Если его казнят, мне не будет жаль - это был персонаж, не испытывающий никаких привязанностей и не нуждающийся в них. Никаких целей, кроме чистого эгоизма.
И я бы хотел почитать отчёты других игроков, ибо в политические игры вовлечён не был, о преходящих документах ничего не знал и романтических линий заметить не успел. А интересно ведь, что происходило вокруг, пока Ханс усердно строил из себя интеллигентную невинность!
Спасибо!Спасибо -
Мастеру [Птаха] и сомастеру [Вера] за возможность пожить на Барраяре с его традициями, амбициями, скелетами в шкафах и "семейными заботами"(тм). Получился весьма нетривиальный детектив, в котором все штампы жанра являются не тем, чем кажутся.
Винсенту [Мэв] за чудесного мальчика-лейтенанта, честного и инициативного!
Николасу [Волчонка] за настоящего полковника, который успевал и регулярно быть в центре светской беседы, что требовало немалого мужества, и не забывать о должностных обязанностях, и бедняге адъютанту не давал о них забыть. И поговорить с умным человеком Хансу было приятно.
Байерли [Птаха] за за растерянного, одинокого, искреннего шута, за эмоции, которые сбивали Хансу датчики. Тебя было мало, но Бай был прекрасен.
Донне [Сули] за закрытую амбразуру в касте, за невозмутимое обаяние и независимый шарм хозяйки дома, державшей всё под контролем вопреки своим темпераментным кузенам.
Форхаласу [Дуглас] за колоритного старика-графа, уверенный глас в защиту
Ришару [Сир] за подкупающую лёгкость бытия светского бездельника, любо-дорого было наблюдать, хоть, к сожалению, пересечься не удалось. Если бы Ришара волновали причины гибели его друга, Ханс охотно скормил бы своей лапши и ему.)
Генри Форвину [Блэквуд] за бдительность и за то, что мастерски будил паранойю.
И всем-всем-всем, благодаря кому этот приём у Форратьеров ожил во всей пестроте!