БытРешили, что название чая "Знойная малинка" идеально для секс-шопа. У него даже подходящий слоган на этикетке есть, что-то про вкус новых впечатлений.
А в шкафу обнаружили носки с составом "100% травка". Скурить носок! О_о
Разница характеров крысов прекрасно видна, если просто опустить в клетку руку с нямкой. Андерс будет жрать, Джокер заберётся по руке в капюшон.) И их нетрудно различать не только спереди, но и сзади - по более толстым жёппе и хвосту крысы-отступника.
Две или три ночи подряд просыпался с уверенностью, что мне снился Дом, а что именно снилось - в упор не запоминал. Странненько!
В пятницу после работы я подхватил Птаху в КХ, и мы явились в Точку Сборки, где проходило два сбора - сбор Винчестера по случаю дней рождения обеих мастеров и сбор перед Ангстом, первый и последний. Часть людей, включая Птаху, между двумя сборами плавно перетекала.
Я оставался на винчестерском, где был виски Black&White, явно в честь Блэка, который на третьей игре станет Уайтом, и был тортик, который я оставил Птахе. И шоколадные яйца для Кейси с поняхами!) Моргал я медленно, но наслаждался праздником. Жаль, что Ангст так встал по датам, - но, может, он повторится и в третий раз...
Домой вернулись едва ли не за полночь. Утром Птаха поставила мне "Тень на стене" и намазала меня тональником. После этого я ушёл на Рабочий посёлок пешком и приехал на Сушкинскую, а там меня встретил Гло на велосипеде и проводил до дачи. Спасибо Ликс за упаковывание меня в шевелюру и Гло за ремень! Я впервые играл в парике и во время игры его совершенно не замечал, но сейчас фантомный парик делает мне больно.
Дождались остальных, успев скроссоверить предстоящее со всем, до чего дотянулись. Оливия отлично приехала игротешить - заменила перепутавшего даты Придда. А мне понравилось побыть главной блондинкой полигона - Арно Савиньяк с пока не замутнённым романным мышлением так забористо "сам придумал - сам упоролся", что случайно почти угадал суть произошедшего и его подозревали Но пусть лучше он расскажет сам.
Отчёт отперсонажный: из дневника Арно, виконта СэЯ был очень рад снова увидеться со своими друзьями по Лаик, получив приглашение в гости от Ричарда, герцога Окделла. Но, когда мы прибыли, оказалось, что повод открыть ворота товарищам - не самый радостный: мать Ричарда, герцогиня Мирабелла, отбыла в Ларак с частью слуг после ссоры, произошедшей из-за гибели линарского жеребца, которого Ричард получил в подарок от герцога Алвы.
Ричард и Айрис явно подозревали, что жеребца уничтожили по приказу герцогини, но никто в это всерьёз не верил. Благородное животное могло попросту не перенести суровости местного климата. А мне понравился Надор - нетронутая природа, древний мрачный замок, полный тайн... Мы засиживались с вином до утра, вспоминали Лаик, один раз выехали на зимнюю охоту и затравили кабана. Всё шло своим чередом, а потом случилась новая беда.
Паоло после очередной попойки, окончившейся его ссорой с Реджинальдом, кузеном Ричарда, не вышел к завтраку, а как настало время обеда - мы нашли его мёртвым. Не было ни крови, ни следов погрома, - да лихие люди и не добрались бы до него мимо постовых, - он будто спал. Решили, что сердце Паоло не выдержало, когда он от волнения залил вино касерой, перенесли тело в часовню, а комнату заперли. Ричард немедленно написал в столицу и в Кэналлоа.
Разъезжаться до окончания следствия было нельзя. Первые дни после поминального обряда я помню нечётко - жутко было сталкиваться со смертью, пили много, говорили мало; когда же все пришли в себя и начали обсуждать произошедшее, я тоже задумался, что могло случиться. На здоровье Паоло никогда не жаловался, но он мог умереть, увидев нечто жуткое - ведь в надорском замке наверняка водились призраки. А ещё он мог свести счёты с жизнью от несчастной любви - незадолго до того он жаловался мне, что-де не может ответить взаимностью на симпатии Айрис и так страдает, разбивая её сердце, что уж лучше в петлю. Но я не верил, что Паоло могли убить - даже те слуги, что не были рады расточительству молодых гостей, были набожными людьми и верными своему господину.
Потому я считал, что раз все невиновны, то следствие не имеет никакого права нас допрашивать и обыскивать. Валентин, напротив, утверждал, что со следствием нужно сотрудничать и для того, чтобы отвести подозрения от Ричарда, навести ищеек на кого-нибудь из слуг. Я назвал такой план бесчестным, и к единому плану мы так и не пришли.
Следователей ждали со дня на день. В то утро я столкнулся с Ричардом на выходе из комнат, у книжного шкафа, где он перебирал книги и дышал так тяжело, будто только что пробежал несколько кругов вокруг замка. Он не спал пол-ночи или всю ночь, и ему нужно было отвлечься. Он показал мне сборник пьес одного современного драматурга, который, должно быть, не беспокоил леди Мирабеллу, потому что богатая обложка скрывала содержание; я тоже взглянул на полки, но там была в основном историческая и религиозная чепуха. В одном из старинных томов, открытых мной наугад, некий эсператист описывал свои попытки бороться с чревоугодием и не есть четыре дня.
На мой взгляд, нам пора было спуститься к завтраку и предаться чревоугодию, но Ричард места себе не находил, да и я заразился от него нервозностью и начал считать на подоконнике дохлых мух - две, три, пять, семь... появилась Айрис и тоже принялась что-то искать в шкафу. Как она сказала - что-нибудь по травам или алхимии, но не сказала, для чего. Тут-то снизу и послышались голоса слуг - незваные гости уже прибыли. Причём - захватив с собой целую роту солдат, которых нужно было где-то размещать или чем-то кормить.
Приехали сержант из столицы и маркиз Алэно Салина, дядя Берто и брат эра Паоло. Валентин счёл оскорбительным, что всего лишь сержант был отправлен во владения герцога Окделла, и с этим я не мог не согласиться. Слуги заговорили о том, что, может, следователь не настоящий, и я подумал было - что если кто-то напал на следователя по дороге, забрал себе его документы... но Валентин напомнил, что со следователем были солдаты. Сержант тем временем велел отцу Маттео отпереть часовню... и уже несколько минут спустя всполошились слуги: труп пропал.
Следователь ушёл наверх осматривать комнату покойного и пригласил к себе лекаря, осматривавшего тело, а нам оставалось только гадать, куда оно подевалось. Не само же встало и ушло - с пояса отца Маттео пропал ключ от часовни, и некто запер её за собой. Тем паче что призраков в Лаике все мы видели, а бродячих мертвецов - никто. Но и призраки исключались: им открывать часовню ни к чему, коль скоро они сквозь стены могут проходить. И тут я вспомнил одну из пьес того драматурга, сборник которого мне Ричард показывал. В этой пьесе юный влюблённый выпил снотворное зелье, и его приняли за мертвеца. Когда к нему пришла его возлюбленная, он ещё не успел очнуться, и она приняла яд, а он потом, увидев это, закололся. Или наоборот.
Но с кем в Надоре Паоло мог сговариваться таким образом, от кого можно было бы бежать влюблённым? Об этой пьесе я забыл до поры. Наль спросил у следователя его ордер, и у того оказался настоящий королевский приказ с возмутительным правом учинять обыск и даже применять силу, - но сержант продолжал разговаривать со слугами поочерёдно и благородных гостей не трогал. Я занял себя прерванным было завтраком, Айрис и Наль также позаботились о том, чтобы Ричард отдохнул и поел. Только Валентину не сиделось в тепле единственного натопленного зала.
Валентин пригласил нас с Берто и Йоганном Катершванцем пройтись до часовни. У входа уже выставили солдат, так что мы не могли попасть внутрь, но могли поговорить без лишних ушей. Вальхен убедился, что все мы допускаем мысль, что некто мог проникнуть в часовню и похитить тело, и предложил его поискать, но для поисков, по общему мнению, здесь были солдаты, - к тому же я бы на месте вора не долбил заиндевелую землю, а сбросил тело под лёд. Следующее предложение Валентина было определённо не из удачных - достать какое угодно тело и выдать его за труп Паоло. Но убивать людей на дороге или осквернять кладбище - абсурд, тем паче что не мы одни знали Паоло в лицо. Я мог согласиться с Валентином в том, что кто-то мог хотеть подставить Ричарда, - но если следователь здесь именно с этой целью, он заведомо опережал нас на ход, и всё, что мы могли, - это наблюдать за ним и в случае необходимости защищать нашего друга.
За Ричарда я, на самом деле, беспокоился не слишком: у него могли быть влиятельные враги, но и друзья у него были не из мелких. Я не мог напрямую советовать Ричарду писать к его эру, но не сомневался, что как только Алва узнает об инциденте, любые подозрения с Ричарда будут сняты. Волновало только, что Дик, после бессонной-то ночи, всё время пропадал со следователями. В его отсутствие к гостям выходила Айрис.
Когда я вернулся с прогулки с Валентином и подошёл погреться к камину, Айрис беседовала со слугами и держала в руках свечу. Я заметил, что она капает горячим воском себе на ладонь, и невольно прислушался к разговору. Она жаловалась на жизнь в Надоре, где её никто не замечает. Наконец, я не выдержал, глядя на застывший воск, который она скатывала в шарик:
- Что Вы делаете, Вы же обожжётесь...
- Я люблю играть с огнём.
И тут меня осенило. "Играть с огнём" - означает рискованный роман либо преступление...
Айрис - роковая женщина, которой стало скучно в Надоре - и ей захотелось, чтобы её оценили хотя бы так. Поэтому она избавилась от Паоло, которого не смогла добиться!
К сожалению, вскоре меня вновь отвлекли - маркиз Салина пожелал поговорить со мной в прихожей. С ним, как с человеком благородным, было куда приятней иметь дело, нежели с сержантом, и я поведал ему всё, что знал и помнил, умолчав только о доверенном мне секрете Паоло относительно Айрис. Горько было вновь вспоминать о том, каким был наш Паоло - вспыльчивым, отчаянным, но добрым другом. Маркиз сперва долго выведывал, где я находился после выпуска из Лаик, а когда я высказал предположение о летаргическом сне, удивился, на каких основаниях я так думаю, ведь за семь дней в холодной часовне даже спящий уже умер бы. Тут я устыдился, что занимаю время маркиза всякими глупостями, и поспешил заверить его, что это лишь сказка, сюжет из пьесы. Наконец, он меня отпустил, совершенно продрогшего.
В гостиной Берто рассказывал о Кэналлоа и Марикьяре, где круглый год тепло, цветут цветы и есть море. Но мне куда интересней стало слушать, когда Айрис в ответ начала рассказывать про суровую природу Надора, про сосны, держащиеся корнями за голый камень. Выживают сильнейшие, говорила она. Всё это звучало для меня в пользу моих подозрений, что она способна оправдать таким образом совершённое ею убийство, и подумал, не выдаст ли она себя, если я, как в другой пьесе, опишу ей её поступок иносказательно.
Я сел рядом и заговорил об орлах, которые также гнездятся на скалах. У них самый сильный птенец выкидывает из гнезда более слабых, и родители выкармливают только его. Но Айрис в ответ только подтвердила, что здесь, в Надоре, тоже так бывает, - так что конюх Нэд возразил, что люди-то - не звери, и пришлось ему объяснить, что метафора - не от слова "метать", а просто такое меткое слово. Потом речь снова зашла о цветах и о том, из каких цветов девушки плетут свадебные венки. Тогда Айрис заявила, что хотела бы венок из шиповника - "он колется, только если брать его неосторожно"... Конечно же! Наверняка не она засматривалась на Паоло, а он - на неё. Может статься, он даже - нет, не приставал, конечно, но позволил себе неосторожность, что было в его духе.
Я сказал, что видел одну пьесу, где в первом акте девушка срезала ножом ветки роз и говорила примерно то же: что если розу схватить, она уколет. А в третьем акте, как водится, этим же ножом она заколола мужчину, который пытался овладеть ею силой. На самом деле такого спектакля я не видел, выдумал на ходу... Айрис заметила, что эта девушка поступила правильно, и в этом я не мог с ней не согласиться, а разговор о природе разных земель возобновился.
Со временем я нашёл для себя ещё несколько подтверждений своим догадкам. В разговоре с Валентином Айрис сетовала на то, что в Надоре мало книг, а ведь она так много читает. Кто ещё, как не она, мог бы вычитать из древних фолиантов рецепт яда либо зелья, погружающего в сон? Также она прочитала Валентину стихотворение о чайке, летящей над морем, которой не суждено было достичь берега; я сидел рядом - подошёл взглянуть, когда Вальхен тоже принялся играть с пламенем свечи, - и слушал. Стихотворение было прекрасным, но если под морской стихией, играючи погубившей птицу, - стихией, которую она никогда не видела и которая всегда её привлекала, - Айрис подразумевала себя, то всё становилось ясно.
Я, признаться, задумался и о том, похож ли Валентин на морские волны, и решил, что есть и в нём нечто притягивающее. Он ещё в Лаик был загадочным - как известно, самые безупречные светские ледышки всегда оказываются на самом деле мстителями в масках или благородными разбойниками. Придд наверняка знал больше, чем мы, и покрывал какую-то тайну, иначе не стремился бы так к тому, чтобы выпроводить следователей поскорее из замка.
А Айрис время от времени вспоминала герцогиню Мирабеллу - дескать, матушка была бы недовольна и не допустила бы такого бардака. В начале нашего визита я полагал, что Айрис, как и Ричард, должна быть рада отъезду Мирабеллы, - но тогда, должно быть, она просто сердилась на мать из-за умершей лошади. Теперь же я понял, что это яблочко могло от яблони упасть недалеко. Ко всему прочему, Айрис и Ричарда воспитывала старая Нэн, а уж она как пить дать была настоящей ведьмой - в отличие от остальных слуг, вовсе не беспокоилась об убийстве и о пропаже тела и спокойно говорила, что-де мертвецы порой возвращаются и входят в дома, если их близкие их впустят. Даже намекала, что и в Надоре такое уже случалось. Но мне духу не хватило её в сторонку отвести и порасспрашивать - поймёт, что я догадался про Айрис и алхимию, и живо отправит вдогонку за Паоло...
И ещё я боялся за Реджинальда. Он ведь всё время ухаживал за Айрис, так неловко и трогательно, - это невозможно было не заметить. Когда мы сидели в зале, и с верха лестницы донеслось "Я согрею твои руки теплом своей души!"... мы не хотели подслушивать, но не услышал бы только глухой. Но Айрис, похоже, нравилось играть с Налем по-другому - её забавляло над ним подшучивать, и он не был в обиде. Как странно - такие полярно противоположные личности выглядели идеальной парой... Айрис в один момент заявила, что выйдет замуж только за того, у кого большая библиотека. Наль спросил, насколько большой библиотека должна быть, и я не удержался от того, чтобы подойти к нему и прошептать на ухо, что библиотека должна быть двуспальной. И тут раздался стук в окно.
Все, кто был в гостиной, бросились к окну, словно только того и ждали, но снаружи уже стемнело, и было не разглядеть лица; Ричард, Валентин и другие выскочили во двор с оружием наперевес, но никого не обнаружили, и на промёрзшей земле, ещё не укрытой снегом, не осталось следов. Кто бы там ни был, его наверняка спугнул столь бурный приём. Слуги вновь заговорили о "проклятом кэналлийце", я же утверждал, что это просто чья-то глупая шутка, ведь двор полон скучающих солдат. Но потом Дейзи зачем-то вышла наружу, и Нэд пошёл за ней, а вскоре привёл её всю дрожащую и усадил у камина. Когда все принялись расспрашивать, они сообщили, что видели Паоло, но Нэд его прогнал. И впускать в дом "выходца" Нэд намерен не был.
Я не знал, что и думать, ведь выходцев не существует, - с другой стороны, если Паоло жив, то почему он скрывается от своих друзей? Помогли здравые речи из уст отца Маттео и Айрис. Они говорили о том, что Паоло, очнувшись запертым в холодном склепе, мог помутиться рассудком, прежде чем выбраться оттуда. Он мог выйти на свет и узнавать знакомые лица, но не помнить себя и забыть, как войти в дом и заговорить. И если он где-то скитался или прятался, то к утру мог замёрзнуть насмерть. Быть может, мысль о летаргическом сне была не менее нелепа, чем о выходце, - но я готов был поддержать Айрис: негоже дворянам бояться неизвестного человека снаружи и заведомо подозревать в нём врага, кем бы он ни был. Если то был не Паоло, то мог быть кто-то другой, нуждающийся в помощи. Мне стало стыдно сидеть на месте, и я вышел во двор поискать нашего гостя. Айрис пошла со мной.
Несколько человек обсуждало происходящее на крыльце. Мы с Айрис, без света и без оружия, обошли замок по периметру. Было очень темно и очень тихо, только звёзды мерцали в чистом небе. Найти кого-либо тогда было - как иголку в стоге сена. Я успокаивал скорее себя, нежели Айрис, - ни её, ни выходцев, ни иных недоброжелателей я в тот момент почему-то не боялся, - что если у тронувшегося умом Паоло осталось разумение, кое есть даже у животных, то он найдёт себе тёплый угол на конюшне или в курятнике и дождётся утра.
Я попросил было Ричарда приказать развести во дворе больше костров, чтобы Паоло мог выйти к свету и чтобы лучше было видно, кто ходит под окнами, - но он уже сделал нужные распоряжения: проверить, на месте ли ключи от крепостных ворот, выпустить пса и обратиться к сержанту насчёт привлечения его солдат к патрулированию. Меня встревожило, что сержант выделил своих людей не для поиска пропавшего беззащитного юноши, а для защиты замка от неизвестной угрозы. Неприятно было чувствовать себя в осаде, но Ричард был хозяином, и его долгом было защитить свой дом и всех нас. А ещё грустнее было смотреть на отца Маттео.
После встречи с предположительным Паоло - или кем-то другим, у страха глаза велики - Нэд и особенно Дейзи только и говорили, что о выходцах, а старая Нэн почувствовала себя совсем в своей тарелке и открыто рассказывала, что-де от выходцев есть заговор, что нужно обратиться к Повелителям четырёх стихий, в которых сейчас уже никто не верит... А я не верил своим ушам: ересь - и где, в Надоре! Да, я не слыл религиозным человеком и всегда любил сказки, но нужно отделять сказки от действительности. Отец Маттео сидел в окружении слуг и, казалось, едва не плакал, когда они его не понимали. Он говорил мудрые слова, которые не смог бы подобрать ни я, ни кто-то другой, - о том, что тот, кто обращается к демонам даже ради благой цели, всё равно творит зло. И невежество уже принесло свои плоды: слухи разнеслись, и слуги обмолвились, что крестьяне собираются с факелами и вилами изгонять выходца.
Это было уже слишком: стоило только представить, что им попадётся Паоло или случайный прохожий... Никогда я не ожидал, что пожалею о том, что в замке нет герцогини Мирабеллы, ибо при ней речи о выходцах никто не осмелился бы вести. Я попросил Ричарда сказать крестьянам немедленно расходиться по домам, и он ответил, что пошлёт солдат. Воображение нарисовало ещё худшую картину - столкновение крестьян с солдатами... Я был удивлён, что Ричард сомневался в том, что его подданные не послушаются единого слова своего герцога, но не имел права упрекать его в его доме, к тому же он ещё не привык к своим обязанностям. За меня это сделала Айрис - сказала Ричарду, что нельзя угрожать людям силой, что он должен сам с ними поговорить.
Ричард нехотя засобирался в холодную ночь и спросил, кто поедет с ним. Айрис немедленно вызвалась, Наль последовал присмотреть за ней, а там и наши друзья заявили, что присутствие вооружённых людей не помешает. Я сомневался, что крестьяне будут рады видеть чужаков со шпагами, к тому же сам был не при оружии, и потому не поехал - да и не хотелось мёрзнуть; Валентин, прежде чем выйти, указал на меня кончиком шпаги и заявил, что лучше поступать бессмысленно, чем прослыть трусом. Это было так на него не похоже, но мы оба забыли об этом, когда все вернулись. И Валентин снова меня удивил - шепнул на ухо, что начал понимать прелесть кэналлийской игры: ухаживать за женщиной, у которой уже есть кавалер. Неужели зимние прогулки благотворно на него влияли? Или он хотел дать мне какую-то зацепку на поведение Айрис?
Я колебался, рассказывать ли Валентину о своих подозрениях насчёт Айрис, ведь я совсем не хотел, чтобы её арестовывали. А акустика замка подкинула мне последнюю деталь мозаики. Кто-то наверху говорил о погибшем линарце, и я вспомнил, что Ричард и Айрис рассказывали о его смерти. Он тоже как будто уснул - ни агонии, ни пены, как бывает у отравленных животных... Всё просто: Айрис приготовила зелье при помощи старухи Нэн и опробовала его на несчастном жеребце. Может статься, его и не похоронили вовсе, а по приказу Айрис спрятали, чтобы он проснулся и принадлежал ей и только ей. Заодно удалось выкурить из замка герцогиню. Паоло стал второй жертвой...
Теперь мне необходимо было поговорить с Ричардом. Я не мог напрямую обвинить его сестру - тогда он бы лично меня прикончил, но мог дать ему повод для размышлений в надежде, что он догадается сам. Мы вышли, и я спросил его, кто первым обнаружил мёртвую лошадь. Как я и ожидал, тот ответил, что это была Айрис. Не конюх, не сам Ричард, - совпадение? Я стал говорить с Ричардом о том, что слуге было бы проще перерезать коню горло, а отсутствие следов смерти наводит на мысль о лекарственном составе, убивающем либо усыпляющем. Напомнил ему о книге, которую искала Айрис, - быть может, в надорской библиотеке действительно найдётся трактат о травах и алхимии, в котором мы могли бы найти рецепт этого зелья? Но, говорил я, библиотека велика, и копаться в ней можно вечность, - быть может, Ричард так же интересуется чтением, как и Айрис, и натыкался на нечто подобное? Вот сейчас, думал я, Дик пойдёт и спросит сестру о книге, и тогда...
Однако Ричард ничего делать не собирался. Я хотел было продолжить, что-де бедной Айрис должно быть ужасно скучно в Надоре одной, ведь у Ричарда теперь есть эр, а у неё - только книги, эдак и с ума сойти можно... Конечно, Айрис совсем не была похожа на сумасшедшую, но с роковыми женщинами, склонными убивать то, что любят, будь то лошади или мужчины, всегда так бывает. Но я не успел договорить: пришла весть о том, что патруль обнаружил нашего Паоло. Живёхонького - хотя растрёпанного, бледного, замёрзшего и голодного, в общем - в гроб клали краше.
Ему явно необходимо было отогреться, поесть и выспаться, но сержант заставил его извиниться за глупую шутку и был готов немедленно его арестовать. Маркиз Салина вмешался и оставил непутёвого оруженосца брата под своей ответственностью. Паоло выглядел страшно виноватым, но не признавался, как ему удалось прикинуться мёртвым и зачем он скрывался столько дней, так что я заподозрил, что он что-то недоговаривает. Но мне не представилось времени не то что поговорить с ним, но даже просто обнять - воскресший был нарасхват. Сперва Ричард принял меры от выходцев - всё-таки поверил в нянюшкины страшилки: пощупал у Паоло пульс и задал ему в сторонке какой-то вопрос. Следом в углу у камина им занялся отец Маттео. Я старательно не подслушивал, но, судя по озабоченному и сочувственному тону священника, у Паоло были некие серьёзные причины скрываться. Либо он складно врал, чтобы не подставить своего сообщника... или свою убийцу?
Несмотря на то, что солдатам и лошадям не мешало бы выспаться до утра, следователь был решительно настроен уезжать немедленно, и если раньше я хотел, чтобы он убрался из Надора как можно скорее, то теперь мне казалось, что он уезжает слишком быстро - что если не все рады тому, что Паоло ожил, и он по-прежнему в опасности?.. Но маркиз Салина также был готов отправиться в путь вместе со своим племянником и счастливо обретённым подопечным. Берто пожал нам всем руки, я пожелал маркизу счастливой дороги, и гости уехали, увозя с собой Паоло, а вместе с ним - неотвеченные вопросы и нераскрытые секреты.
Позже я узнал, что действительность была куда прозаичней вымысла. Вместо влюблённых из известной пьесы в нашей трагикомедии участвовали глупый мальчишка и... Валентин Придд. Паоло подсел на какую-то дрянь, влез в огромные долги, и кредиторы угрожали ему расправой. Он не нашёл ничего лучше, кроме как разыграть собственную смерть, и принял некое кэналлийское зелье, а Валентина уговорил быть его сообщником. Все эти семь дней, неизвестным способом похитив ключи с пояса отца Маттео, Вальхен проведывал лежащего без чувств товарища в часовне и ждал, когда его похоронят, чтобы затем откопать. План грешил неувязками, ведь в гробу недолго и задохнуться, но Придда, похоже, это не смущало - ему просто было любопытно.
А ведь как это романтично - доверить кому-то свою жизнь, которая висит на волоске, пока ты, абсолютно беспомощный, спишь на каменном ложе!.. Пожалуй, я даже немного завидую в этом... кому-нибудь из них двоих. Но это к делу не относится. Главное - что Паоло остался жив, и, как я и предрекал, мы ещё не раз встретимся и вместе посмеёмся над нашими глупыми страхами и подозрениями в ту зимнюю надорскую ночь.
Вот так Арно написал в своей голове AU с дарк!Айрис и обоснуем
И да, стихи, которые читал Арно, действительно писал я, только около полудюжины лет назад, когда был ещё маленький и глупый - поэтому они такие корявые и пафосные, как раз под стать юному оленю. Если кто-то захочет рискнуть и почитать, могу выложить текст.
Игроки большей частью на меня не подписаны и прочитают это нескоро, но -
Гло, Эйтн [Ричард], Стрикс [Айрис], Оливия [Придд], Руш [Наль], Кэта [Нэд], Ликс [Берто], Сех [маркиз], отец Маттэо и все-все-все - спасибо за игру, вы прекрасны! Это была насыщенная игра и оживший мир, в котором, несмотря на единственного(!) мастера-и-игротеха, холодные коридоры замка, надорские скалы, солдаты на постое и атмосфера тайны были реальны и осязаемы. Ящик касеры ипортянки святого Алана Рокэ Алву всех обратно!
Пожизняк
После игры мы быстро собрались, и с Руш в роли навигатора первая партия отъезжающих игроков пошла до станции. Здорово идти по пустому шоссе без единого фонаря через лес. Мы с Оливией оторвались вперёд и поговорили об Альмейе, Грозах и прочих грядущих играх. На платформе оказались за 17 минут до электрички, и, чтобы скоротать время и отвлечься от холода, Стрикс сначала вспоминала песни-переделки, а потом рассказала свой коронный анекдот про осьминогов. Решили, что это анекдот про мастера ролевых игр:
- МарьИванна, но Вы же в начале сказали, что игра будет про политику... - Дети, запишите: Маша - ебанько!
Если когда-нибудь буду мастерить игры, у меня точно будет тэг "осьминоги выходят в открытый космос".) А пока мы вспомнили ещё и историю про "десять лесбиянок" и согрелись окончательно. Мужик на соседней платформе закурил.
Свою остановку я бездарно проехал - двери в тамбуре попросту не открылись, а в пейзаже, который за этими дверями просматривался, я Рабочий посёлок не опознал. И, поскольку остановки также не объявлялись, я засомневался и не успел найти выход, и в итоге доехал с Кэтой до Кунцево. И не тут-то было - турникеты меня не выпустили. Контролёрам, как обычно, было побоку, что я уже никуда не собираюсь ехать, а просто хочу домой, чтобы не спать на вокзале. По их логике я - с обратным билетом на руках - должен был заплатить за выход в город или ехать обратно.
Пришлось 10 минут ждать ближайшей электрички, чтобы вернуться на Рабочий посёлок. Я согрелся в Ленте, купил Птахе пончик с шоколадомот дементоров и потопал домой - ждать её с Ангста и писать отчёт. Ненадолго вырубился, потом Птаху встретил, взял на ручки, уложил спать и продолжил. А теперь мы намерены провести остаток выходного в животворном тюленинге.)
А в шкафу обнаружили носки с составом "100% травка". Скурить носок! О_о
Разница характеров крысов прекрасно видна, если просто опустить в клетку руку с нямкой. Андерс будет жрать, Джокер заберётся по руке в капюшон.) И их нетрудно различать не только спереди, но и сзади - по более толстым жёппе и хвосту крысы-отступника.
Две или три ночи подряд просыпался с уверенностью, что мне снился Дом, а что именно снилось - в упор не запоминал. Странненько!
В пятницу после работы я подхватил Птаху в КХ, и мы явились в Точку Сборки, где проходило два сбора - сбор Винчестера по случаю дней рождения обеих мастеров и сбор перед Ангстом, первый и последний. Часть людей, включая Птаху, между двумя сборами плавно перетекала.
Я оставался на винчестерском, где был виски Black&White, явно в честь Блэка, который на третьей игре станет Уайтом, и был тортик, который я оставил Птахе. И шоколадные яйца для Кейси с поняхами!) Моргал я медленно, но наслаждался праздником. Жаль, что Ангст так встал по датам, - но, может, он повторится и в третий раз...
Домой вернулись едва ли не за полночь. Утром Птаха поставила мне "Тень на стене" и намазала меня тональником. После этого я ушёл на Рабочий посёлок пешком и приехал на Сушкинскую, а там меня встретил Гло на велосипеде и проводил до дачи. Спасибо Ликс за упаковывание меня в шевелюру и Гло за ремень! Я впервые играл в парике и во время игры его совершенно не замечал, но сейчас фантомный парик делает мне больно.
Дождались остальных, успев скроссоверить предстоящее со всем, до чего дотянулись. Оливия отлично приехала игротешить - заменила перепутавшего даты Придда. А мне понравилось побыть главной блондинкой полигона - Арно Савиньяк с пока не замутнённым романным мышлением так забористо "сам придумал - сам упоролся", что случайно почти угадал суть произошедшего и его подозревали Но пусть лучше он расскажет сам.
Отчёт отперсонажный: из дневника Арно, виконта СэЯ был очень рад снова увидеться со своими друзьями по Лаик, получив приглашение в гости от Ричарда, герцога Окделла. Но, когда мы прибыли, оказалось, что повод открыть ворота товарищам - не самый радостный: мать Ричарда, герцогиня Мирабелла, отбыла в Ларак с частью слуг после ссоры, произошедшей из-за гибели линарского жеребца, которого Ричард получил в подарок от герцога Алвы.
Ричард и Айрис явно подозревали, что жеребца уничтожили по приказу герцогини, но никто в это всерьёз не верил. Благородное животное могло попросту не перенести суровости местного климата. А мне понравился Надор - нетронутая природа, древний мрачный замок, полный тайн... Мы засиживались с вином до утра, вспоминали Лаик, один раз выехали на зимнюю охоту и затравили кабана. Всё шло своим чередом, а потом случилась новая беда.
Паоло после очередной попойки, окончившейся его ссорой с Реджинальдом, кузеном Ричарда, не вышел к завтраку, а как настало время обеда - мы нашли его мёртвым. Не было ни крови, ни следов погрома, - да лихие люди и не добрались бы до него мимо постовых, - он будто спал. Решили, что сердце Паоло не выдержало, когда он от волнения залил вино касерой, перенесли тело в часовню, а комнату заперли. Ричард немедленно написал в столицу и в Кэналлоа.
Разъезжаться до окончания следствия было нельзя. Первые дни после поминального обряда я помню нечётко - жутко было сталкиваться со смертью, пили много, говорили мало; когда же все пришли в себя и начали обсуждать произошедшее, я тоже задумался, что могло случиться. На здоровье Паоло никогда не жаловался, но он мог умереть, увидев нечто жуткое - ведь в надорском замке наверняка водились призраки. А ещё он мог свести счёты с жизнью от несчастной любви - незадолго до того он жаловался мне, что-де не может ответить взаимностью на симпатии Айрис и так страдает, разбивая её сердце, что уж лучше в петлю. Но я не верил, что Паоло могли убить - даже те слуги, что не были рады расточительству молодых гостей, были набожными людьми и верными своему господину.
Потому я считал, что раз все невиновны, то следствие не имеет никакого права нас допрашивать и обыскивать. Валентин, напротив, утверждал, что со следствием нужно сотрудничать и для того, чтобы отвести подозрения от Ричарда, навести ищеек на кого-нибудь из слуг. Я назвал такой план бесчестным, и к единому плану мы так и не пришли.
Следователей ждали со дня на день. В то утро я столкнулся с Ричардом на выходе из комнат, у книжного шкафа, где он перебирал книги и дышал так тяжело, будто только что пробежал несколько кругов вокруг замка. Он не спал пол-ночи или всю ночь, и ему нужно было отвлечься. Он показал мне сборник пьес одного современного драматурга, который, должно быть, не беспокоил леди Мирабеллу, потому что богатая обложка скрывала содержание; я тоже взглянул на полки, но там была в основном историческая и религиозная чепуха. В одном из старинных томов, открытых мной наугад, некий эсператист описывал свои попытки бороться с чревоугодием и не есть четыре дня.
На мой взгляд, нам пора было спуститься к завтраку и предаться чревоугодию, но Ричард места себе не находил, да и я заразился от него нервозностью и начал считать на подоконнике дохлых мух - две, три, пять, семь... появилась Айрис и тоже принялась что-то искать в шкафу. Как она сказала - что-нибудь по травам или алхимии, но не сказала, для чего. Тут-то снизу и послышались голоса слуг - незваные гости уже прибыли. Причём - захватив с собой целую роту солдат, которых нужно было где-то размещать или чем-то кормить.
Приехали сержант из столицы и маркиз Алэно Салина, дядя Берто и брат эра Паоло. Валентин счёл оскорбительным, что всего лишь сержант был отправлен во владения герцога Окделла, и с этим я не мог не согласиться. Слуги заговорили о том, что, может, следователь не настоящий, и я подумал было - что если кто-то напал на следователя по дороге, забрал себе его документы... но Валентин напомнил, что со следователем были солдаты. Сержант тем временем велел отцу Маттео отпереть часовню... и уже несколько минут спустя всполошились слуги: труп пропал.
Следователь ушёл наверх осматривать комнату покойного и пригласил к себе лекаря, осматривавшего тело, а нам оставалось только гадать, куда оно подевалось. Не само же встало и ушло - с пояса отца Маттео пропал ключ от часовни, и некто запер её за собой. Тем паче что призраков в Лаике все мы видели, а бродячих мертвецов - никто. Но и призраки исключались: им открывать часовню ни к чему, коль скоро они сквозь стены могут проходить. И тут я вспомнил одну из пьес того драматурга, сборник которого мне Ричард показывал. В этой пьесе юный влюблённый выпил снотворное зелье, и его приняли за мертвеца. Когда к нему пришла его возлюбленная, он ещё не успел очнуться, и она приняла яд, а он потом, увидев это, закололся. Или наоборот.
Но с кем в Надоре Паоло мог сговариваться таким образом, от кого можно было бы бежать влюблённым? Об этой пьесе я забыл до поры. Наль спросил у следователя его ордер, и у того оказался настоящий королевский приказ с возмутительным правом учинять обыск и даже применять силу, - но сержант продолжал разговаривать со слугами поочерёдно и благородных гостей не трогал. Я занял себя прерванным было завтраком, Айрис и Наль также позаботились о том, чтобы Ричард отдохнул и поел. Только Валентину не сиделось в тепле единственного натопленного зала.
Валентин пригласил нас с Берто и Йоганном Катершванцем пройтись до часовни. У входа уже выставили солдат, так что мы не могли попасть внутрь, но могли поговорить без лишних ушей. Вальхен убедился, что все мы допускаем мысль, что некто мог проникнуть в часовню и похитить тело, и предложил его поискать, но для поисков, по общему мнению, здесь были солдаты, - к тому же я бы на месте вора не долбил заиндевелую землю, а сбросил тело под лёд. Следующее предложение Валентина было определённо не из удачных - достать какое угодно тело и выдать его за труп Паоло. Но убивать людей на дороге или осквернять кладбище - абсурд, тем паче что не мы одни знали Паоло в лицо. Я мог согласиться с Валентином в том, что кто-то мог хотеть подставить Ричарда, - но если следователь здесь именно с этой целью, он заведомо опережал нас на ход, и всё, что мы могли, - это наблюдать за ним и в случае необходимости защищать нашего друга.
За Ричарда я, на самом деле, беспокоился не слишком: у него могли быть влиятельные враги, но и друзья у него были не из мелких. Я не мог напрямую советовать Ричарду писать к его эру, но не сомневался, что как только Алва узнает об инциденте, любые подозрения с Ричарда будут сняты. Волновало только, что Дик, после бессонной-то ночи, всё время пропадал со следователями. В его отсутствие к гостям выходила Айрис.
Когда я вернулся с прогулки с Валентином и подошёл погреться к камину, Айрис беседовала со слугами и держала в руках свечу. Я заметил, что она капает горячим воском себе на ладонь, и невольно прислушался к разговору. Она жаловалась на жизнь в Надоре, где её никто не замечает. Наконец, я не выдержал, глядя на застывший воск, который она скатывала в шарик:
- Что Вы делаете, Вы же обожжётесь...
- Я люблю играть с огнём.
И тут меня осенило. "Играть с огнём" - означает рискованный роман либо преступление...
Айрис - роковая женщина, которой стало скучно в Надоре - и ей захотелось, чтобы её оценили хотя бы так. Поэтому она избавилась от Паоло, которого не смогла добиться!
К сожалению, вскоре меня вновь отвлекли - маркиз Салина пожелал поговорить со мной в прихожей. С ним, как с человеком благородным, было куда приятней иметь дело, нежели с сержантом, и я поведал ему всё, что знал и помнил, умолчав только о доверенном мне секрете Паоло относительно Айрис. Горько было вновь вспоминать о том, каким был наш Паоло - вспыльчивым, отчаянным, но добрым другом. Маркиз сперва долго выведывал, где я находился после выпуска из Лаик, а когда я высказал предположение о летаргическом сне, удивился, на каких основаниях я так думаю, ведь за семь дней в холодной часовне даже спящий уже умер бы. Тут я устыдился, что занимаю время маркиза всякими глупостями, и поспешил заверить его, что это лишь сказка, сюжет из пьесы. Наконец, он меня отпустил, совершенно продрогшего.
В гостиной Берто рассказывал о Кэналлоа и Марикьяре, где круглый год тепло, цветут цветы и есть море. Но мне куда интересней стало слушать, когда Айрис в ответ начала рассказывать про суровую природу Надора, про сосны, держащиеся корнями за голый камень. Выживают сильнейшие, говорила она. Всё это звучало для меня в пользу моих подозрений, что она способна оправдать таким образом совершённое ею убийство, и подумал, не выдаст ли она себя, если я, как в другой пьесе, опишу ей её поступок иносказательно.
Я сел рядом и заговорил об орлах, которые также гнездятся на скалах. У них самый сильный птенец выкидывает из гнезда более слабых, и родители выкармливают только его. Но Айрис в ответ только подтвердила, что здесь, в Надоре, тоже так бывает, - так что конюх Нэд возразил, что люди-то - не звери, и пришлось ему объяснить, что метафора - не от слова "метать", а просто такое меткое слово. Потом речь снова зашла о цветах и о том, из каких цветов девушки плетут свадебные венки. Тогда Айрис заявила, что хотела бы венок из шиповника - "он колется, только если брать его неосторожно"... Конечно же! Наверняка не она засматривалась на Паоло, а он - на неё. Может статься, он даже - нет, не приставал, конечно, но позволил себе неосторожность, что было в его духе.
Я сказал, что видел одну пьесу, где в первом акте девушка срезала ножом ветки роз и говорила примерно то же: что если розу схватить, она уколет. А в третьем акте, как водится, этим же ножом она заколола мужчину, который пытался овладеть ею силой. На самом деле такого спектакля я не видел, выдумал на ходу... Айрис заметила, что эта девушка поступила правильно, и в этом я не мог с ней не согласиться, а разговор о природе разных земель возобновился.
Со временем я нашёл для себя ещё несколько подтверждений своим догадкам. В разговоре с Валентином Айрис сетовала на то, что в Надоре мало книг, а ведь она так много читает. Кто ещё, как не она, мог бы вычитать из древних фолиантов рецепт яда либо зелья, погружающего в сон? Также она прочитала Валентину стихотворение о чайке, летящей над морем, которой не суждено было достичь берега; я сидел рядом - подошёл взглянуть, когда Вальхен тоже принялся играть с пламенем свечи, - и слушал. Стихотворение было прекрасным, но если под морской стихией, играючи погубившей птицу, - стихией, которую она никогда не видела и которая всегда её привлекала, - Айрис подразумевала себя, то всё становилось ясно.
Я, признаться, задумался и о том, похож ли Валентин на морские волны, и решил, что есть и в нём нечто притягивающее. Он ещё в Лаик был загадочным - как известно, самые безупречные светские ледышки всегда оказываются на самом деле мстителями в масках или благородными разбойниками. Придд наверняка знал больше, чем мы, и покрывал какую-то тайну, иначе не стремился бы так к тому, чтобы выпроводить следователей поскорее из замка.
А Айрис время от времени вспоминала герцогиню Мирабеллу - дескать, матушка была бы недовольна и не допустила бы такого бардака. В начале нашего визита я полагал, что Айрис, как и Ричард, должна быть рада отъезду Мирабеллы, - но тогда, должно быть, она просто сердилась на мать из-за умершей лошади. Теперь же я понял, что это яблочко могло от яблони упасть недалеко. Ко всему прочему, Айрис и Ричарда воспитывала старая Нэн, а уж она как пить дать была настоящей ведьмой - в отличие от остальных слуг, вовсе не беспокоилась об убийстве и о пропаже тела и спокойно говорила, что-де мертвецы порой возвращаются и входят в дома, если их близкие их впустят. Даже намекала, что и в Надоре такое уже случалось. Но мне духу не хватило её в сторонку отвести и порасспрашивать - поймёт, что я догадался про Айрис и алхимию, и живо отправит вдогонку за Паоло...
И ещё я боялся за Реджинальда. Он ведь всё время ухаживал за Айрис, так неловко и трогательно, - это невозможно было не заметить. Когда мы сидели в зале, и с верха лестницы донеслось "Я согрею твои руки теплом своей души!"... мы не хотели подслушивать, но не услышал бы только глухой. Но Айрис, похоже, нравилось играть с Налем по-другому - её забавляло над ним подшучивать, и он не был в обиде. Как странно - такие полярно противоположные личности выглядели идеальной парой... Айрис в один момент заявила, что выйдет замуж только за того, у кого большая библиотека. Наль спросил, насколько большой библиотека должна быть, и я не удержался от того, чтобы подойти к нему и прошептать на ухо, что библиотека должна быть двуспальной. И тут раздался стук в окно.
Все, кто был в гостиной, бросились к окну, словно только того и ждали, но снаружи уже стемнело, и было не разглядеть лица; Ричард, Валентин и другие выскочили во двор с оружием наперевес, но никого не обнаружили, и на промёрзшей земле, ещё не укрытой снегом, не осталось следов. Кто бы там ни был, его наверняка спугнул столь бурный приём. Слуги вновь заговорили о "проклятом кэналлийце", я же утверждал, что это просто чья-то глупая шутка, ведь двор полон скучающих солдат. Но потом Дейзи зачем-то вышла наружу, и Нэд пошёл за ней, а вскоре привёл её всю дрожащую и усадил у камина. Когда все принялись расспрашивать, они сообщили, что видели Паоло, но Нэд его прогнал. И впускать в дом "выходца" Нэд намерен не был.
Я не знал, что и думать, ведь выходцев не существует, - с другой стороны, если Паоло жив, то почему он скрывается от своих друзей? Помогли здравые речи из уст отца Маттео и Айрис. Они говорили о том, что Паоло, очнувшись запертым в холодном склепе, мог помутиться рассудком, прежде чем выбраться оттуда. Он мог выйти на свет и узнавать знакомые лица, но не помнить себя и забыть, как войти в дом и заговорить. И если он где-то скитался или прятался, то к утру мог замёрзнуть насмерть. Быть может, мысль о летаргическом сне была не менее нелепа, чем о выходце, - но я готов был поддержать Айрис: негоже дворянам бояться неизвестного человека снаружи и заведомо подозревать в нём врага, кем бы он ни был. Если то был не Паоло, то мог быть кто-то другой, нуждающийся в помощи. Мне стало стыдно сидеть на месте, и я вышел во двор поискать нашего гостя. Айрис пошла со мной.
Несколько человек обсуждало происходящее на крыльце. Мы с Айрис, без света и без оружия, обошли замок по периметру. Было очень темно и очень тихо, только звёзды мерцали в чистом небе. Найти кого-либо тогда было - как иголку в стоге сена. Я успокаивал скорее себя, нежели Айрис, - ни её, ни выходцев, ни иных недоброжелателей я в тот момент почему-то не боялся, - что если у тронувшегося умом Паоло осталось разумение, кое есть даже у животных, то он найдёт себе тёплый угол на конюшне или в курятнике и дождётся утра.
Я попросил было Ричарда приказать развести во дворе больше костров, чтобы Паоло мог выйти к свету и чтобы лучше было видно, кто ходит под окнами, - но он уже сделал нужные распоряжения: проверить, на месте ли ключи от крепостных ворот, выпустить пса и обратиться к сержанту насчёт привлечения его солдат к патрулированию. Меня встревожило, что сержант выделил своих людей не для поиска пропавшего беззащитного юноши, а для защиты замка от неизвестной угрозы. Неприятно было чувствовать себя в осаде, но Ричард был хозяином, и его долгом было защитить свой дом и всех нас. А ещё грустнее было смотреть на отца Маттео.
После встречи с предположительным Паоло - или кем-то другим, у страха глаза велики - Нэд и особенно Дейзи только и говорили, что о выходцах, а старая Нэн почувствовала себя совсем в своей тарелке и открыто рассказывала, что-де от выходцев есть заговор, что нужно обратиться к Повелителям четырёх стихий, в которых сейчас уже никто не верит... А я не верил своим ушам: ересь - и где, в Надоре! Да, я не слыл религиозным человеком и всегда любил сказки, но нужно отделять сказки от действительности. Отец Маттео сидел в окружении слуг и, казалось, едва не плакал, когда они его не понимали. Он говорил мудрые слова, которые не смог бы подобрать ни я, ни кто-то другой, - о том, что тот, кто обращается к демонам даже ради благой цели, всё равно творит зло. И невежество уже принесло свои плоды: слухи разнеслись, и слуги обмолвились, что крестьяне собираются с факелами и вилами изгонять выходца.
Это было уже слишком: стоило только представить, что им попадётся Паоло или случайный прохожий... Никогда я не ожидал, что пожалею о том, что в замке нет герцогини Мирабеллы, ибо при ней речи о выходцах никто не осмелился бы вести. Я попросил Ричарда сказать крестьянам немедленно расходиться по домам, и он ответил, что пошлёт солдат. Воображение нарисовало ещё худшую картину - столкновение крестьян с солдатами... Я был удивлён, что Ричард сомневался в том, что его подданные не послушаются единого слова своего герцога, но не имел права упрекать его в его доме, к тому же он ещё не привык к своим обязанностям. За меня это сделала Айрис - сказала Ричарду, что нельзя угрожать людям силой, что он должен сам с ними поговорить.
Ричард нехотя засобирался в холодную ночь и спросил, кто поедет с ним. Айрис немедленно вызвалась, Наль последовал присмотреть за ней, а там и наши друзья заявили, что присутствие вооружённых людей не помешает. Я сомневался, что крестьяне будут рады видеть чужаков со шпагами, к тому же сам был не при оружии, и потому не поехал - да и не хотелось мёрзнуть; Валентин, прежде чем выйти, указал на меня кончиком шпаги и заявил, что лучше поступать бессмысленно, чем прослыть трусом. Это было так на него не похоже, но мы оба забыли об этом, когда все вернулись. И Валентин снова меня удивил - шепнул на ухо, что начал понимать прелесть кэналлийской игры: ухаживать за женщиной, у которой уже есть кавалер. Неужели зимние прогулки благотворно на него влияли? Или он хотел дать мне какую-то зацепку на поведение Айрис?
Я колебался, рассказывать ли Валентину о своих подозрениях насчёт Айрис, ведь я совсем не хотел, чтобы её арестовывали. А акустика замка подкинула мне последнюю деталь мозаики. Кто-то наверху говорил о погибшем линарце, и я вспомнил, что Ричард и Айрис рассказывали о его смерти. Он тоже как будто уснул - ни агонии, ни пены, как бывает у отравленных животных... Всё просто: Айрис приготовила зелье при помощи старухи Нэн и опробовала его на несчастном жеребце. Может статься, его и не похоронили вовсе, а по приказу Айрис спрятали, чтобы он проснулся и принадлежал ей и только ей. Заодно удалось выкурить из замка герцогиню. Паоло стал второй жертвой...
Теперь мне необходимо было поговорить с Ричардом. Я не мог напрямую обвинить его сестру - тогда он бы лично меня прикончил, но мог дать ему повод для размышлений в надежде, что он догадается сам. Мы вышли, и я спросил его, кто первым обнаружил мёртвую лошадь. Как я и ожидал, тот ответил, что это была Айрис. Не конюх, не сам Ричард, - совпадение? Я стал говорить с Ричардом о том, что слуге было бы проще перерезать коню горло, а отсутствие следов смерти наводит на мысль о лекарственном составе, убивающем либо усыпляющем. Напомнил ему о книге, которую искала Айрис, - быть может, в надорской библиотеке действительно найдётся трактат о травах и алхимии, в котором мы могли бы найти рецепт этого зелья? Но, говорил я, библиотека велика, и копаться в ней можно вечность, - быть может, Ричард так же интересуется чтением, как и Айрис, и натыкался на нечто подобное? Вот сейчас, думал я, Дик пойдёт и спросит сестру о книге, и тогда...
Однако Ричард ничего делать не собирался. Я хотел было продолжить, что-де бедной Айрис должно быть ужасно скучно в Надоре одной, ведь у Ричарда теперь есть эр, а у неё - только книги, эдак и с ума сойти можно... Конечно, Айрис совсем не была похожа на сумасшедшую, но с роковыми женщинами, склонными убивать то, что любят, будь то лошади или мужчины, всегда так бывает. Но я не успел договорить: пришла весть о том, что патруль обнаружил нашего Паоло. Живёхонького - хотя растрёпанного, бледного, замёрзшего и голодного, в общем - в гроб клали краше.
Ему явно необходимо было отогреться, поесть и выспаться, но сержант заставил его извиниться за глупую шутку и был готов немедленно его арестовать. Маркиз Салина вмешался и оставил непутёвого оруженосца брата под своей ответственностью. Паоло выглядел страшно виноватым, но не признавался, как ему удалось прикинуться мёртвым и зачем он скрывался столько дней, так что я заподозрил, что он что-то недоговаривает. Но мне не представилось времени не то что поговорить с ним, но даже просто обнять - воскресший был нарасхват. Сперва Ричард принял меры от выходцев - всё-таки поверил в нянюшкины страшилки: пощупал у Паоло пульс и задал ему в сторонке какой-то вопрос. Следом в углу у камина им занялся отец Маттео. Я старательно не подслушивал, но, судя по озабоченному и сочувственному тону священника, у Паоло были некие серьёзные причины скрываться. Либо он складно врал, чтобы не подставить своего сообщника... или свою убийцу?
Несмотря на то, что солдатам и лошадям не мешало бы выспаться до утра, следователь был решительно настроен уезжать немедленно, и если раньше я хотел, чтобы он убрался из Надора как можно скорее, то теперь мне казалось, что он уезжает слишком быстро - что если не все рады тому, что Паоло ожил, и он по-прежнему в опасности?.. Но маркиз Салина также был готов отправиться в путь вместе со своим племянником и счастливо обретённым подопечным. Берто пожал нам всем руки, я пожелал маркизу счастливой дороги, и гости уехали, увозя с собой Паоло, а вместе с ним - неотвеченные вопросы и нераскрытые секреты.
Позже я узнал, что действительность была куда прозаичней вымысла. Вместо влюблённых из известной пьесы в нашей трагикомедии участвовали глупый мальчишка и... Валентин Придд. Паоло подсел на какую-то дрянь, влез в огромные долги, и кредиторы угрожали ему расправой. Он не нашёл ничего лучше, кроме как разыграть собственную смерть, и принял некое кэналлийское зелье, а Валентина уговорил быть его сообщником. Все эти семь дней, неизвестным способом похитив ключи с пояса отца Маттео, Вальхен проведывал лежащего без чувств товарища в часовне и ждал, когда его похоронят, чтобы затем откопать. План грешил неувязками, ведь в гробу недолго и задохнуться, но Придда, похоже, это не смущало - ему просто было любопытно.
А ведь как это романтично - доверить кому-то свою жизнь, которая висит на волоске, пока ты, абсолютно беспомощный, спишь на каменном ложе!.. Пожалуй, я даже немного завидую в этом... кому-нибудь из них двоих. Но это к делу не относится. Главное - что Паоло остался жив, и, как я и предрекал, мы ещё не раз встретимся и вместе посмеёмся над нашими глупыми страхами и подозрениями в ту зимнюю надорскую ночь.
Вот так Арно написал в своей голове AU с дарк!Айрис и обоснуем
И да, стихи, которые читал Арно, действительно писал я, только около полудюжины лет назад, когда был ещё маленький и глупый - поэтому они такие корявые и пафосные, как раз под стать юному оленю. Если кто-то захочет рискнуть и почитать, могу выложить текст.
Игроки большей частью на меня не подписаны и прочитают это нескоро, но -
Гло, Эйтн [Ричард], Стрикс [Айрис], Оливия [Придд], Руш [Наль], Кэта [Нэд], Ликс [Берто], Сех [маркиз], отец Маттэо и все-все-все - спасибо за игру, вы прекрасны! Это была насыщенная игра и оживший мир, в котором, несмотря на единственного(!) мастера-и-игротеха, холодные коридоры замка, надорские скалы, солдаты на постое и атмосфера тайны были реальны и осязаемы. Ящик касеры и
Пожизняк
После игры мы быстро собрались, и с Руш в роли навигатора первая партия отъезжающих игроков пошла до станции. Здорово идти по пустому шоссе без единого фонаря через лес. Мы с Оливией оторвались вперёд и поговорили об Альмейе, Грозах и прочих грядущих играх. На платформе оказались за 17 минут до электрички, и, чтобы скоротать время и отвлечься от холода, Стрикс сначала вспоминала песни-переделки, а потом рассказала свой коронный анекдот про осьминогов. Решили, что это анекдот про мастера ролевых игр:
- МарьИванна, но Вы же в начале сказали, что игра будет про политику... - Дети, запишите: Маша - ебанько!
Если когда-нибудь буду мастерить игры, у меня точно будет тэг "осьминоги выходят в открытый космос".) А пока мы вспомнили ещё и историю про "десять лесбиянок" и согрелись окончательно. Мужик на соседней платформе закурил.
Свою остановку я бездарно проехал - двери в тамбуре попросту не открылись, а в пейзаже, который за этими дверями просматривался, я Рабочий посёлок не опознал. И, поскольку остановки также не объявлялись, я засомневался и не успел найти выход, и в итоге доехал с Кэтой до Кунцево. И не тут-то было - турникеты меня не выпустили. Контролёрам, как обычно, было побоку, что я уже никуда не собираюсь ехать, а просто хочу домой, чтобы не спать на вокзале. По их логике я - с обратным билетом на руках - должен был заплатить за выход в город или ехать обратно.
Пришлось 10 минут ждать ближайшей электрички, чтобы вернуться на Рабочий посёлок. Я согрелся в Ленте, купил Птахе пончик с шоколадом