Снова ворчалки по профессии

[marcuscain]

Самое обсуждаемое событие месяца - презентация перевода Леманна на русский. Хипстеры, уже успевшие самостоятельно перепереть на язык родных осин доступные куски английского перевода с купюрами и отчасти немецкого, бурно в воздух чепчики бросают. Выход книжки стал праздником столь же радостным, сколь страшной трагедией, на один день утопившей фейсбук в траурных плачах, стал слух об уходе Капкова.
Ничего не имею против Леманна (в отличие от Капкова), но его постдрама, усвоенная европами лет 60 назад, воспринимается в степях российских как библия театра. Фраза, начинающаяся с "Леманн говорил...", становится аксиомой. Выходить за её пределы никому не приходит в голову - зато успешно получается подбирать примеры, которые определяются через эту аксиому. Получается, будто это Леманн предугадал Волкострелова, как Менделеев - недостающие элементы, а не Волкострелов просто читал Леманна. Но то, что он читал, не превращает его автоматически в неприкосновенного апостола, а нечитавших - в отстой.
Леманн, в частности, задавался вопросом, есть ли разница между театром и перформансом, и пришёл к выводу, что разницы нет. Аксиома для учебников готова.
Лучший спектакль летних фестивалей, переплюнувший и Някрошюса, и Люпу, выглядит так: автор и исполнительница наносит на свои колени незаметный узор лезвием, обматывает их белыми салфетками, долго бегает по кругу и затем демонстрирует отпечатавшийся на салфетках рисунок кровью. Лучший спектакль - это перформанс. Лучшая собака - это кошка.

Многобукв

Для меня разница давно очевидна: театр заканчивается там, где заканчивается условность. О том, что люди всё чаще отказываются в неё верить и потому кризис театра связан с кризисом религиозности, я уже писал (здесь) и обсуждал. Условность минимальна в таком театральном жанре, как сторителлинг (Гришковец, например) - изначально это был метод психоанализа (пациент рассказывает историю из своей жизни, в которой участвует уже как бы не он, а персонаж) - и связанном с ним стендапе (герой рассказа в спектакле "Узбек" - одновременно и сам рассказчик, и абстрактный узбек вообще). Условность минимальна в вербатиме и других документальных формах. Отчасти эти жанры доступны каждому (каждый может выйти и сказать: я узбек, а я монашка, а я трансвестит, а я победил рак, и каждый может опрашивать старообрядцев, или хирургов, или проституток), и их взлёт, ныне затухающий, отчасти связан с требованием публики: не надо нам выдуманного персонажа, давай либо от первого лица, либо от лица другого, но тоже реального человека.
В перформансе условности нет вообще. Порезанные колени так же абсолютно реальны, как и Марина Абрамович, истекавшая кровью на глыбах льда. Да, у Абрамович тогда был политический повод, но в целом перформанс не обязан иметь никакого подтекста. Я уже писал (не здесь), что в перформансе произведением искусства становится сам художник - не то, что он делает, а то, что он есть. Но если утверждать, что театр - то же самое, что перформанс, тогда верно и обратное: перформанс - то же самое, что театр. Но как я смогу судить по законам театра такое личное, интимное действие? Как скажу, чем один перформер лучше другого?
Курс на перформанс для театра - явный тупик. Эталонный для его поборников спектакль Волкострелова "Солдат" (актёр моется в душе, готовит кофе) - всё же не перформанс, а просто "раз Леманн сказал, что спектаклем может быть что угодно, то я и буду делать что угодно". Настоящие перформансы никогда не будут происходить на каждом шагу - во-первых, они редко повторяются, а во-вторых - это бывает трудно, больно и даже опасно (опасно для здоровья и жизни, если ты голодаешь или висишь вниз головой, опасно лишением свободы, если побегаешь голышом по музею, опасно психологическим давлением со стороны неподготовленных очевидцев или со стороны зрителей, вступающих с тобой в непосредственный контакт). Зато театр - повторяем ("Солдат" может играться дважды в день) и значительно уменьшает опасность (поставишь на билете пометку "21+" - и на сцене сможешь беспрепятственно трахаться или резать кур, а зритель не сможет ни вмешаться, ни присоединиться). Не перформанс - но "искренне" и "по-настоящему", как полагается.
И всё бы хорошо, если бы театр, не следующий этим курсом, не подлежал уничтожению.
К грядущему сезону театральный мир готовится, как к войне. Дружить против кого-то - любимый вид человеческой кооперации, а я в этом отношении вопиюще непрофессионален. Я - просто зритель, который хочет сходить и на Беляковича, и на Серебренникова. Выбравший сторону того или иного лагеря так просто сделать это уже не смог бы.
Как и в прошлом году - сезон ещё не начался, а я уже "заберите меня отсюда куда-нибудь в оперу".
Я уже не хочу делать вид, будто мне нужно и интересно то, что мне не нужно и неинтересно.
Ближайшие карьерные планы:
а) написать диплом по Кузмину;
б) удалить фейсбук;
в) больше никаких леманнов.
И платить за театр я больше не хочу. Либо аккредитация, либо студак. Так что вместо того, чтобы тратиться на Уилсона на SOLO, я лучше куплю за ту же сумму билет на Тоску в ноябре.