Контентного пост

Для начала - о каноне-без-фандома. В приступе гугления я узнал, что мангака Тихо Сайто, создавшая Революционерку Утэну, начинала рисовать мангу по Опасным связям, но забросила после первого тома из четырёх глав - как всегда, на самом интересном месте(тм). Почитать перевод можно, например, здесь. И, во-первых, это красиво (я очень люблю олдскульный стиль в манге и аниме, а у Тихо офигенный скилл), а во-вторых, с такими литературными интересами мангаки некоторые персонажи Утэны становятся понятнее.

(Немного впечатлений)

Манга довольно близка к книжному канону и по сюжету, и по смысловым акцентам (Вальмон, хоть и главный герой, - вполне себе антигерой, которому после того, как он канонично насилует Сесиль, под предлогом помощи в переписке с её возлюбленным получив ключ от её комнаты, сочувствовать уже не получится), - только несколько возвышена над приземлённым бытом, ещё ближе к сфере архетипов (тот же Вальмон, следуя своей роли искусителя, рассуждает о том, что хочет не соперничать с богом, а освободить мадам де Турвель от страха перед дьяволом). И это, пожалуй, единственная адаптация канона (переложения на другие почвы не считаю), в котором у Вальмона есть имя: Тристан А ещё в манге есть невероятно трогательная старушка де Розмонд - и чрезвычайно выразительный чёрный кот госпожи де Турвель, которого хочется растаскать на аватарки, но мне влом скринить

И пара слов об экранизациях, которые я пересмотрел и Птахе показал. "Вальмона" я люблю больше и уже пересматривал два года назад после лефлоковки, но начал с "Опасных связей", поскольку соблазнить Птаху юным Киану Ривзом оказалось проще, нежели молодым Колином Фёртом

Опасные связи, 1988

Как я уже упоминал, голливудская экранизация максимально следует канону как "ужасающее предупреждение"(тм). Это история скучающих чудовищ, которые относятся к игре чужими судьбами как к повседневной служебной обязанности - и мелочно торгуются за письменные доказательства. Маркиза де Мертей утверждает, будто мстит мужчинам, - но на самом деле она мстит женщинам: когда-то её девочкой бросили в пучину светской жизни, где невозможно защититься от мужчин, которые всегда будут брать всё, что пожелают, - и теперь она хочет, чтобы и другие прошли через тот же кошмар, убеждая их (и себя), будто быть использованной мужчинами - это такая форма власти. А Вальмон бросается на шпагу Дансени только для того, чтобы передать ему письма и посмертно выиграть войну с маркизой: раз уж чужих жизней не жалко, то не жалко и своей. Женщине, которая его любила, он тем самым точно не делает легче.

Вальмон, 1989

На контрасте с голливудским - французский фильм смотрится вдвойне живым и тёплым. Замечаешь, как часто его герои - молодые, румяные, с блестящими глазами, а не холоднокровные хищники под масками макияжа - улыбаются и смеются, и как много в этом фильме музыки. Этим героям отнюдь не скучно: они находят себе множество занятий (особенно Вальмон с его неугомонным актёрским даром). Это история о том, как люди играют, - а нелепая трагедия происходит, когда игру начинают воспринимать всерьёз. Заигравшиеся взрослые недооценили кровожадность юного рыцаря Дансени, который стремился убить соперника - всё равно которого - даже, пожалуй, сильнее, нежели он стремился к счастью со своей возлюбленной, кою так легко променял на другую. Первый фильм заканчивается чередой смертей: Сесиль теряет ребёнка, погибает на дуэли Вальмон, умирает мадам де Турвель, и освистывание маркизы де Мертей (фильм начинается в театре и заканчивается в театре) - это также социальное убийство. Второй фильм заканчивается торжеством жизни - даже дуэль происходит не зимой, а летом: мы не видим крови, словно Вальмон погибает понарошку и того и гляди подтвердит, что пошутил, а Сесиль говорит о своей беременности - есть надежда на продолжение рода Вальмона (фильм начинается в церкви и заканчивается в церкви).
И любопытно, что в обоих фильмах Вальмон проявляет суицидальное поведение (во втором случае - в меньшей степени: можно трактовать его похмельное состояние скорее насмешкой над той самой звериной серьёзностью оппонента, - но всё же он явно не настроен побеждать и убивать, это 100% I'm a lover not a killer). В книге, если мне не изменяет память, детали дуэли не раскрываются, так что это именно инициатива сценаристов и режиссёров - попытка сделать Вальмона более трагическим персонажем. Хотя бегство в смерть персонажа, уставшего от своего образа жизни, но не готового ничего менять, - показывает его слабым, и только.
...И остаются только дорамы и модерн-AU версии, которые меня не прельщают (кроме разве что двухсерийного фильма с прекрасной Катрин Денёв, о котором мне напомнила Птаха).

И снова о Камне Звёзд

Настало время поорать о том, что нам (то бишь мне, одинокому читателю) додали внешности Морлина (глазами Дамиона). "С виду не более тридцати, но усталое выражение лица говорило о куда более старшем возрасте"(с). Как он сердится на то, что приключенцы бросили Ану, которая защищала их всю дорогу, растрачивая свои силы, и как яростно отрицает, что она может умереть... Он ведь действительно к ней привязан И как он относится к приключенцам как к трогательным нелепцам (это ж надо придумать выражение "коллективная растяпистость"!), как со снисходительным терпением объясняет им основы мироздания... Он мог бы просто за ними увязаться - но ему так хочется поделиться своими знаниями, донести правду до этих забавных смертных, которых впутали в разборки высших сил, ничегошеньки не объяснив (и в этом он много честнее Аны с её "Знания опасны"!). Он наверняка так давно ни с кем не разговаривал. И, наконец, то, как он "впервые улыбнулся без насмешки", когда услышал от Эйлии предположение, что чудесно летать по воздуху. Где мои смайлики разбитого сердца, где, я вас спрашиваю
И Морлин ну совершенно не палится ни своими знаниями о древних временах, ни тем, что уходит из убежища вместо того, чтобы остаться поесть и поспать, - а потом приключенцы, обшаривающие город по кирпичику, нигде его не видят, зато у них над головой летают драконы И как же хорош вожак драконов, как мощны его лапищи Но меня всё больше интригует происхождение Морлина: где он всё-таки родился и когда? Он утверждает, что много раз бывал в Тринисии и считает её своим домом, - но в легенде о принце-чернокнижнике даже не упоминается, чтобы Морлин совершал туда паломничество как паладин. И кто он такой: истинный дракон-лоанан (но в таком случае он не может быть сыном короля и зимбурийской культистки), лоаней с драконьей кровью, или просто немерей, которому сидящая в нём частица архона дала способность обращаться драконом (а может, и память об архонских временах)?.. Также оказалось, что Ана в курсе, что Морлин - аватар Модриана, - и у меня теперь ещё больше вопросов к мотивам этой старухи. Неужели они с Морлином не могли просто, ну, ПОГОВОРИТЬ об этой проблеме словами через рот? Если бы она знала, что Морлин не хочет возглавлять зимбурийцев, развязывать войну и сражаться с Триной Лиа, - она всё равно повела бы Трину Лиа к Камню?..
Касательно же того самого мироздания мне реально ближе позиция Морлина о том, что архоны (видимо, именно их в русском переводе назвали "Прежними", как амброзию назвали "пищей богов", - хотя, возможно, в оригинале тоже так, и правильные названия ещё появятся) - никакие не боги, ангелы или святые, и ничем не отличаются от смертных, кроме могущества. Да, концепция не оригинальна (привет эванурисам), но всё равно не то чтобы распространена в классическом фэнтези. А весь этот пиетет и придыхание, с которым к планетарным богиням и богам относятся Эйлия и Дамион, - скорее раздражают, как и культ Камня, который элеи использовали, чтобы контролировать мир людей. Камень, упавший с неба, напоминает о Чёрном камне Каабы, которому поклонялись ещё язычники в доисламские времена, который также похищали и возвращали... "И гении хранили двери храма, Где он жемчужной грудою сверкал"(с), - читала ли Бэрд Бунина? Но каким бы рукотворным Сильмариллом ни был Камень Звёзд, - едва ли он был создан для того, чтобы выстроить вокруг него храм, гонять к нему паломников и воевать из-за него. Всё так, Морлин: нет ни святых мест, ни святых предметов.
Коллажик про цветочные ассоциации на НеЛаней, репостнутый в канале Птахи, утверждает, что мандрагора означает "Я счастлив, если ты счастлива". Понятия не имею, откуда автор коллажа это взял, но... просто радуюсь, что ОНИ ВЕЗДЕ

А мы тем временем продолжили смотреть первый сезон Андора. Хороший сериал, но - ахаха, я здесь живу(тм) Потому что все империи похожи друг на друга, все так или иначе направлены на расчеловечивание, ведь людей много и их не жалко.

Далее могут быть спойлеры

По-прежнему отлично показана изнанка Империи, и да - теперь понимаешь, почему Кассиан так упоролся в Сопротивление, проведя время в тюрьме с камерами без дверей, где шаг за порог означает смерть, а весь день ты работаешь, как шестерёнка конвейера. И - эта дьявольская ловушка, когда заключённым объявляют, что их сроки удвоились из-за налёта Сопротивления на базу, и по факту это действительно так (и верхушка Сопротивления именно закручивания гаек и добивалась), - но правда в том, что и без налёта Империя нашла бы повод, чтобы удвоить сроки ради бесплатной рабочей силы. Вот поэтому "мирное сопротивление" не имеет смысла: все огребут в любом случае, только в случае мирного сопротивления - ещё и огребут напрасно, поскольку государственная машина не понесёт никакого урона. Как хороша была бы Империя, если бы карала только преступников, а не обычных людей! И как прекрасно было бы Сопротивление, если бы наносило удары только по преступным имперским функционерам, не подставляя простых граждан под удар!.. Но, увы, реальность выглядит иначе, и с этим придётся считаться.
И вновь встаёт вопрос: что же выбрать? Империю, обеспечивающую порядок, или Сопротивление, во главе которого стоят не самые приятные личности (вроде Со Гереры с его "Один я в белом плаще стою красивый")? - И ответ напрашивается очень простой: Империю выбирают те, кому повезло и кому плевать на всех, кроме себя. И это сложно осуждать (и я всё ещё люблю играть законопослушных имперских граждан в самых разных сеттингах): когда у тебя и твоих близких всё хорошо, и никого не коснулась мясорубка репрессий, - можно и не знать о том, что кого-то другого, чужого, пытают или убивают. А узнав - не поверить, потому что проще и спокойнее верить в соблюдение властями собственных законов, справедливый суд и всеобщее благополучие. А поверив - решить, что так им и надо, этим незнакомым чужим, которым не повезло. И только когда мясорубка касается тебя напрямую, или же тебе не плевать, - тогда выбрать Империю становится уже невозможным. Ахаха, я здесь живу. Мы все здесь живём.
Кассиан прекрасен тем, что он - не безупречный идейный герой (идеалисты вообще долго не живут и не приносят много пользы). Он - просто человек, которого обидели незаслуженно, а он вернулся и заслужил. И в Сопротивлении наверняка таких немало, но раньше нам их как-то не показывали.

А пока ещё свежи воспоминания об Арлатане... Конечно, Дал'Тхану - авторский персонаж, и артов с ним (если это не коммишны и реквесты) быть не может. Но я увидел у (с)Mint арт с чемпионами Фалон'Дина, Джуна и Эльгар'нана, - и как-то так, как последний, Дал'Тхану и может выглядеть. На арте есть даже стихи на эльфийском, но мне влом их переводить

@темы: чукча читатель, кина не будет, електричество кончилось, соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, sides of force, рисуют моих персонажей и коммишны, радио Эфир в прямом эфире, lettres recueillies dans une société

---

1769. Поместье в Пуату

Третья Лефлоковка, ради которой я пренебрёг супружеским долгом игротешки на Чудовищах, поскольку невозможно пропустить шанс в третий раз сыграть персонажа. Когда игра сама по себе не серийная, т.е. у каждой части свой автономный сюжет, и только некоторые персонажи могут быть сквозными, - это, пожалуй, идеальный формат для продолжающейся истории.
Винсен (или Венсан, смотря кто как транскрибирует французское Vincent, - у меня "Венсан" просто ассоциируется с одноимённым ориджем)) де Мейо, "единственный любовник Вальмона из множества его любовниц", - существо абсолютно бесхитростное и тем комфортное. В нём действительно нет ничего, кроме любви, и эта любовь не перестаёт.

Персонажное пыщь

На первой игре (за давностию теряющейся в веках) он признался в своих чувствах, ни на что не рассчитывая, и был счастлив узнать, что всё-таки нужен; на второй (два года назад и по жизни, и по игре) - очень надеялся, что Вальмон не убьётся, вписавшись в поимку вора Картуша (в детали расследования, конечно, Винсен не был посвящён), и познакомился с художницей Доротеей Тербуш (очень близко познакомился)). Завершилось то приключение итальянскими каникулами, продлившимися год, куда Винсен также увязался. После этого (да, до него медленно доходит) Винсен постепенно начал понимать, что Вальмону не нужны доказательства его любви ни словами, ни действиями, - Вальмону нужно, чтобы было интересно, и только. А это не так-то просто обеспечить.
К третьей игре Винсен подошёл человеком, давно не ожидающим взаимности, готовым быть для Вальмона любовником, другом, кем угодно, кем тот пожелает, главное - оставаться рядом. Винсен знал, что полезен Вальмону: его по-прежнему можно было посылать с сообщениями к дамам, от которых не хотелось отхватить по морде лично; он по-прежнему мог встать спиной к спине и драться при встрече с недоброжелателями в тёмном переулке; и в постели наверняка по-прежнему был хорош (ибо поди ещё найди кого-то, кто настолько хочет, чтобы другому было хорошо). Но также он понимал, что этой полезности недостаточно, что он предсказуем и уже наскучил Вальмону. И можно тешить себя мыслью, что всегда будешь для него поддержкой и опорой, даже когда остальные уйдут, - но если Вальмон, и так не подпускавший Винсена достаточно близко (вероятно, Винсен по-прежнему даже не знает его имени)), отдалится ещё больше, то есть риск так и не узнать, когда и в чём потребуется помощь. А опции уйти - не предусмотрено априори, - потому как если ты однажды уже полюбил эту стихию по имени Вальмон, то никто и ничто с ним не сравнится хотя бы приблизительно.
И был третий вариант: попытаться пробудить в Вальмоне интерес. Да, Вальмону интересны сложные и хитровывернутые отношения ("чем меньше женщину мы больше, тем меньше больше ананас"), а Винсен в своей самоотверженной преданности - прост как валенок, - но на что только не пойдёшь ради любви Из канона помнится, что Вальмон ревнив (хотя у Дикты Вальмон умнее и не поведётся на простейшие уловки, и может не поверить, что Винсен вдруг в кого-то влюбился или пожелал кого-то соблазнить)), и у нас с Винсеном начали закрадываться мысли в сторону "вызвать ревность" (Рената ни Фиона передавала привет и желала удачи)). Затем я написал Дикте, спросил, хотим ли мы куда-нибудь подвинуть сложившуюся между персонажами ситуацию, и если да, то что может стать для Вальмона цепляющим-освежающим, - и после этого мысль завертелась и дооформилась. Винсен решил разыграть роман с женщиной - по сговору (если вам кажется, что вы где-то это уже видели, то вам не кажется: не зря я смотрел Бриджертонов, вот и пригодились)), - и посмотреть, захочет ли Вальмон так или иначе вернуть своё. Оставалось найти женщину

Эта игра также делалась в формате игры дохлых котиков для дохлых котиков, и я всячески лоббировал её не переносить, поскольку очень её предвкушал и ждал. И не вина мастера и соигроков, что я на тяге упороса и любви к персонажам развил бурную деятельность и как-то невзначай сам организовал себе вводную и пару завязок с окружающими

Доигровое пыщь

Прежде всего, конечно, я дожидался сетки ролей и спрашивал Веру, кому из женщин смогу принести жабу. А потом решил пустить в дело и другую идею, иллюстрирующую сомнительную полезность Винсена и вписывающуюся в общий замысел как причина того, почему ему были нужны деньги. И эту жабу нужно было донести до Ле Флока, поскольку он не мог не быть в курсе. История была несерьёзная и не должна была отвлечь Ле Флока от его основного расследования (и не отвлекла: он так ни разу до Винсена и не докопался). И заключалась в том, что у некоего человека (которого не было на игре) хранились письма, которые могли доставить Вальмону изрядно неприятностей, если бы были обнародованы через третьих лиц (хотя мы с Верой, созвонившись в ночи, так и не смогли придумать, чем можно было бы скомпрометировать Вальмона, если тот и так с этим отлично справляется)). При этом признаться в хранении этих писем для их владельца также было предосудительно. Вероятно, Вальмон мог бы справиться с проблемой своими методами (памятуя о его связях с Ле Флоком, да и о деньгах), - но Винсен, не поставив его в известность, проявил инициативу, когда Вальмон имел неосторожность (а может, и сделал это намеренно) на эту проблему пожаловаться.
Винсен залез в окно кабинета хозяина писем, нашёл их в ящике стола - но услышал шум и осознал, что не сможет сбежать вместе с письмами. Посему он успел только зажечь свечи в подсвечнике, уронить его на письма и вылезти из окна обратно (а прочитать письма и узнать, что в них, собственно, было, - не успел, да и не планировал). Винсена действительно перехватили у ворот, и он заявил, что его разыграла женщина (Ле Флок мог удивиться, с каких пор Винсен по женщинам)): дала ему чужой адрес, и он влез не в то окно, но быстро осознал свою ошибку, - а подсвечник уронил случайно. Большого пожара не было - пострадало только покрытие столешницы: на нём осталось обгорелое пятно. Надо полагать, Винсен несколько дней провёл в полиции, отделался штрафом и с тех пор торчал хозяину дома починку стола. Конечно, Винсен делал это не ради благодарности и не питал иллюзий насчёт того, что Вальмону будет не наплевать на его, Винсена, проблемы, - он даже не собирался Вальмона в эти проблемы втягивать. Вернее, он не хотел просить у Вальмона денег, - что не мешало ему считать, что в крайнем случае можно будет поправить финансовое положение посредством женитьбы.

В субботу меня подняли в рань, чтобы я успел убраться перед Чудовищами (не в смысле "убраться из дома", а в смысле переставить клетки и пропылесосить)), и собраться на игру я тоже успел.

Поигровое пыщь

Чтобы не повторяться с одной и той же кружевной рубашкой (хотя она, пожалуй, уже навеки останется личным брендом Винсена)), достал серую шёлковую рубашку с бантом и даже жилетку (почти приличный, ага)). Но снова, как и в прошлый раз, я спал в бигудях, приехал в бигудях и снимал их уже на месте. И мудрым решением было приехать пораньше, ибо в прошлый раз бигуди практически сами скатывались с волос, а на сей раз я с трудом и матом их распутывал. Волосы за два года стали длиннее, были не слишком расчёсанными, Птаха прошлым вечером намотала мне эти бигуди на коленке... Зато Винсеновская кудрявость без всякого закрепителя продержалась всю игру, и ещё и до дома после игры доехала.
Многое о состоянии моего мозга говорило то, что я взял из дома пустой очечник (оставив очки на столике у кровати, потому что едва не лёг в них спать)), а перед подъездом не смог вспомнить номер квартиры, где регулярно бываю уже десять лет как (У московского фригольда Саюри номер отличается одной цифрой, и меня заклинило.)) Зато встречал доставку пирогов, как самый адекватно одетый Перед игрой я донёс игрокам жаб (тот момент, когда из четырёх имеющихся на игре дам одна уже знакома, другая слишком юна, третья прибыла издалека и никто её не знает, зато четвёртая - идеальный мэтч)). В детали расследования Винсен, как и прочие гости, снова не был посвящён и понятия не имел, что там происходит за закрытыми дверьми, и даже выцепить Вальмона на поговорить удалось всего один раз и ненадолго (на прошлых играх это удавалось, только когда Вальмон был ранен, - но в этот раз, к счастью Винсена, обошлось без дуэлей, однако Вальмон был совершенно неуловим). Так что я порадовался, что Винсену было чем заняться - и чем занять свою даму. Увлечённый расследованием Вальмон едва ли что-то замечал просто потому, что отсутствовал в гостиной, - зато Винсен без него ни секунды не скучал (а только по нему).
Пожалуй, можно признать, что свой челлендж Винсен провалил: он не смог соврать женщине, и врать Вальмону тоже не смог. Вероятнее всего, он продержится до свадьбы, ожидая какого-нибудь шага Вальмона ему навстречу, - а дождавшись или нет, в любом случае даст ему понять, что его сердце всегда будет принадлежать только Вальмону, что бы ни случалось. Да, скорее всего для Вальмона Винсен - невеликая потеря, - но даже такую невеликую боль Винсен не сможет причинять ему слишком долго. Не загадываю, что будет дальше: непростые отношения вообще сложно играть на коротких играх, особенно в параллель с детективным сюжетом, - персонажам явно нужно больше времени, каковое разве что словески могут дать. Просто буду верить, что ничего не закончится и будет ещё много хорошего, сложного, разного.

Вместо-персонажный отчёт и немного спасиб

На сей раз Вальмон [Дикта] взял Винсена в гости к своему кузену, герцогу де Вержи [Ника]. Можно было подумать, что половина Франции Вальмону родня, и поначалу, как обычно, Винсен не воспринимал это родство всерьёз, - но когда в середине вечера услышал от герцога, что они с кузеном в детстве играли вместе, сам представил и сам растрогался. Ему очень хотелось узнать о Вальмоне побольше, но взять герцога за пуговицу и попросить рассказать было бы невежливо.
Гости прибывали по игре, так что поначалу нас выгнали на кухню. Было решено, что Вальмон с Винсеном встретили на постоялом дворе недалеко от замка Ле Флока [Тикки] с его помощником, молодым местным полицейским Анри Данэ [Мориэль], и остаток пути проделали вместе. Ле Флок, впрочем, не распространялся о целях своего путешествия и говорил, что его помощник получит инструкции уже на месте - когда станет ясно, на месте ли герцог, на месте ли замок (и, вероятно, на месте ли Пуату и Франция). Цели Вальмона также поначалу были для Винсена загадкой, пока он не узнал, что в поместье герцога гостит и пишет его портрет Доротея Тербуш [Вера]. При представлении гостей она пожаловалась, что совершенно не может заставить герцога позировать (Винсен предложил его привязать: талантливая художница может не рисовать верёвки).
Некоторое время назад между Доротеей и Вальмоном произошла какая-то размолвка, и она резко уехала из Парижа. То, что Вальмон мог хотеть её вернуть, вселяло в Винсена робкую надежду на то, что Вальмон не захочет отпускать и его. Ведь также он узнал, что в гостях у герцога будет Анна дю Белле [Хелли], которой он недавно представился на балу. Анна была подходящей жертвой: сирота с дядюшкой-опекуном, не слишком за ней присматривавшим и позволявшим ей вести довольно свободный для незамужней женщины образ жизни, но мечтающим сбыть её замуж и готовым дать за ней достойное приданое. Единственный же её ухажёр, какой-то маркиз, вполне устраивал дядюшку, но явно не устраивал её саму, будучи грубым мужланом, смотревшим на неё как на лошадь на ярмарке. Пока Винсен успел только начать ухаживать за ней сам: на балу не уединишься...
Традиционно разыгралась непогода, и у герцога остановилась случайная гостья - переждать метель (Винсен всячески одобрил её решение: дороги быстро заметёт, и лучше подождать, пока их расчистят). Она представилась как Анна-Мари де Розе и говорила, что прибыла аж из Канады; также упоминала, что у неё есть ребёнок, оставшийся где-то с гувернанткой. У Винсена не раз спрашивали, как они с Вальмоном смогли добраться, - и он отвечал, что им пришлось поспешить, чтобы обогнать буран, иначе пришлось бы застрять на постоялом дворе. Заодно говорил, как они случайно встретили Ле Флока, - а то все думали, будто они с Вальмоном приехали с Ле Флоком вместе. Винсен пошутил, что когда где-то появляется Ле Флок, он невольно ожидает найти труп под крышкой рояля (потому что Ле Флок никогда не приезжает куда-то отдыхать, а всегда приезжает работать)), а затем добавил, что сейчас, зимой, даже густые кусты хорошо просматриваются, и рояль в них не спрячешь. Шутку подхватили, отчасти чуть не приняли всерьёз, и весь вечер время от времени предлагали поискать в замке не то рояль, не то труп, не то ещё что-нибудь интересное. Винсен охотно рассказывал, что Ле Флок - парижская знаменитость, уникальный случай не только храброго, но и умного полицейского (и к тому же единственный в мире маркиз-комиссар)).
Ещё шутили, что герцог любит приглашать гостей, чтобы не скучать, - и в этот раз ему точно не будет скучно: хозяина дома практически сразу похитил Ле Флок. Вальмон с дороги упал в кресло, и Винсен предложил налить ему сидра, - но пока тот думал, налил сидра дамам и сообщил Анне, что её присутствие стало самой веской причиной уезжать из дома в такую погоду. Затем кузена украл Вальмон (и с тех пор, кажется, ни разу не присел до конца вечера), и Винсен, пользуясь затишьем (гости подумывали, достаточно ли в гостиной места, чтобы танцевать английские сельские танцы), пригласил Анну прогуляться в сад. По дороге распространялся о том, что наслышан, какие у герцога прекрасные розы (да, зимой)), и что это наверняка семейное, потому что у кузины Вальмона тоже чудесный розарий... Да, не знаю, было ли заметно, что Винсен даже с Анной говорил о Вальмоне и всём, что с ним связано, больше, чем о ней и о себе
- Вы ведь здесь не только ради меня? - спросила проницательная Анна.
- Прежде всего ради вас. У моего друга здесь тоже были какие-то дела, и мне удалось упасть ему на хвост, чтобы вас увидеть. Мне хотелось поговорить с вами. Мне нужна ваша помощь... Вернее, мы с вами можем помочь друг другу. Вы, полагаю, не очень-то хотите замуж, - а я не очень-то хочу жениться. А моя тётушка, недавно вернувшаяся из Флоренции, проела мне плешь не хуже вашего дядюшки.
- Так, - Анна кивала, похоже, догадываясь о грядущем предложении и не шокируясь им, что было благоприятным знаком.
- Я предлагаю вам немного потянуть время. Я буду за вами ухаживать, а вы мне подыграете, - только будете неприступны, чтобы пришлось подольше вас добиваться. Так от вас отстанет тот... кто он там, маркиз? - И к тому же это привлечёт к вам внимание других мужчин. Ведь мы, мужчины, - как собаки: стоит одному за кем-то погнаться, как тут же погонятся все остальные!
- Я согласна.
- Только никому ни слова, иначе испортите всё. Что ж, тогда - за нашу игру, и пусть она доставит удовольствие нам обоим, - и они чокнулись бокалами сидра и вернулись в гостиную, пока их отсутствие не начало нарушать приличия.
Вернувшийся же к гостям герцог (будучи подпихиваем сзади Вальмоном) объявил, что желает немедленно уехать в Италию. Вот-прямо-завтра, конечно, вряд ли получится из-за погоды, - но как только, так сразу. На вопросы о том, к чему такая спешка, отвечал, что им овладела охота к перемене мест(тм), и что остальные домочадцы могут при желании отправиться вместе с ним. Винсен понимал, что Вальмон предупредил кузена о какой-то опасности, - но Вальмон и сам собирался ехать, а Винсен просто не мог расстаться с ним на неопределённый отрезок времени. Что если Вальмон снова покинет Францию на целый год?.. К счастью, Анна поддержала и эти планы.
- Ну что, поедем в Италию? - предложил ей Винсен. - Думаю, ваш дядя не будет против отпустить вас со мной?
- Конечно, не будет!
После этого Винсен рассказывал ей, как год назад они с Вальмоном провели год в Италии, и обещал показать ей самые красивые руины и пейзажи, которые ему уже знакомы. Рассказывал, что одна из сопровождавших их тогда дам буквально упала в обморок от впечатлений - потому что исторические древности и шедевры встречаешь на каждом шагу, куда ни обернись, и сложно разом объять их все. Рассказывал про итальянский театр, когда спектакли играют на тех же площадках, что и тысячи лет назад, и шёпот актёра слышен на верхних рядах амфитеатра, - или играют прямо во внутреннем дворе гостиницы, так что можно выйти из своей комнаты на галерею и смотреть спектакль, поедая мандарины. И как возникает чувство причастности к происходящему, когда итальянская публика живо реагирует, что-то выкрикивает, подсказывает актёрам, - а актёры отвечают, импровизируя, отчего кажется, что наблюдаешь не спектакль, а жизнь... Не то что в парижском театре, когда сидишь в ложе, происходящее на сцене можешь разглядеть только в бинокль, - и весь первый акт к тебе в ложу приходят с визитами, весь второй акт ты дремлешь, а третий смотришь, чтобы составить впечатление и рассказать потом драматургу, какой он молодец.
Заодно Винсен не без удивления узнал, что Вальмон числился опекуном гостившей у герцога семнадцатилетней девицы Элианы де Марье [Ортхильда], выросшей в монастыре. И почему-то он хотел, чтобы сия девица после отъезда герцога отправилась в Париж учиться жизни, объясняя это тем, что не только у герцога могут быть капризы. Элиана в Париж почему-то не хотела, но герцог требовал, чтобы она слушалась опекуна. Винсен не мог не согласиться с тем, что Париж - хорошая школа, - но не понимал, почему бы девице не отправиться вместе со всеми в Италию, если ей так хочется. Едва ли в итальянском путешествии будет происходить нечто настолько не для невинных глаз!.. Ещё один гость герцога, Дамьен д'Огле [Джулс], наследник соседа-графа, уехавшего в Швецию, незрячий юноша болезненного вида, - горячо заступился за право Элианы делать что ей вздумается, и Вальмон увёл его поговорить. Винсен сказал им вслед, что если понадобится секундант - пусть обращаются, - но обошлось. Похоже было на то, что Элиана не столько не хотела в Париж, сколько хотела остаться с Дамьеном, - но что мешало ему также отправиться в Париж вместе с ней, а оттуда - куда захочется?.. Вероятно, Вальмон просто не хотел, чтобы его подопечная оставалась в поместье, где могло быть опасно, - и Винсен надеялся, что они придут к компромиссу.
Когда Вальмон вновь исчез, Винсен заверил встревоженных дам, что Вальмон наверняка желает Элиане добра и хочет её защитить, и что им нечего бояться: Вальмон - порядочный человек, даже если старательно это скрывает. Эта шутка вновь была воспринята всерьёз и вызвала такое продолжительное обсуждение, что герцог даже отчитал Элиану за непочтительные разговоры о её опекуне, - так что Винсену стало немного неловко. Винсен говорил Анне и Элиане, что постарается поговорить с Вальмоном и понять его мотивы, - хотя на самом деле, конечно, Винсену не было дела до судьбы Элианы, ему просто нужен был предлог выцепить Вальмона. Но Вальмон не появлялся, а поговорить с Доротеей тоже хотелось.
Тербуш, конечно, тоже собиралась в Италию - чтобы там наконец закончить портрет герцога, - и Винсен сказал, что когда она освободится, он также пожелает заказать портрет. Анна была не против, и Винсен ещё какое-то время рассказывал, что талант Доротеи недооценён, что его портрет её кисти (некогда заказанный Вальмоном) - лучший из его портретов, и что только ей он доверит Анну рисовать на фоне итальянских пейзажей (в образе нимфы или грации, например). После чего сказал, что ему нужно обсудить с художницей детали. (Тот момент, когда не хочешь вызвать ревность у женщины, с которой сошёлся, чтобы вызвать ревность... Винсен, из чьей комедии ты сбежал?))
- Я хотел узнать, как ваши дела, - сказал Винсен, когда они с Доротеей, не найдя свободного укромного уголка, остановились в коридоре. - Вы так скоро уехали из Парижа... Наше общее знакомое чудовище вас чем-то обидело?
- Не то чтобы, - ответила она грустно. - Скорее, я просто устала. И была не готова увидеть его здесь.
- Понимаю, - и Винсен предложил Доротее войти в освободившуюся комнату и присесть.
- Не представляю, как вы столько времени его терпите...
- Порой, когда его нет рядом, я думаю: вот, я уже взрослый человек, пора с этим заканчивать... Просто прийти к нему и сказать, что я ухожу, а он ответит: ну и проваливай...
- А может, и не ответит, - заметила Доротея. - Может, что-то и ёкнет. Есть же у него что-то... где-то очень в глубине души?..
- ...Но потом я вижу его - и я снова влюблён, как мальчишка, - продолжал Винсен. - Не знаю, что за магией он обладает.
Винсен не стал говорить, что не сомневается в том, что у Вальмона есть сердце, - просто это сердце работает не так, как у многих. Не стал говорить и то, что он Вальмона не терпит, а любит - так, что порой собственному сердцу больно, - и уже давно смирился с тем, что никаким доводам разума этого сердца не переспорить.
- Быть может, зря вы тогда отказались от предложения вашей тётушки поступить на службу в дипломатический корпус. Отправились бы, например, в Берлин... Мне кажется, Берлин бы вам понравился.
- Я бы не смог, - коротко откликнулся Винсен, не раздумывая дольше секунды. Если он не мог расстаться с Вальмоном даже на месяц, то что говорить о том, чтобы расстаться на годы, десятилетия, навсегда?.. Жизнь и так слишком коротка, и хотелось пользоваться каждым мгновением, когда возможно было смотреть на Вальмона хотя бы издали.
- Он - как что-то, без чего уже не можешь жить, - задумчиво произнесла Доротея, выражая их общую мысль.
- Вальмон или Берлин? - усмехнулся Винсен.
- Вальмон, конечно. В Берлине я не была уже много лет, и надеюсь ещё столько же его не видеть.
- Я знаю, что я ему наскучил, - признался Винсен. - Поэтому я решил завести роман с женщиной.
- С Анной, да? Хороший выбор. Она ещё достаточно юна, чтобы быть красивой, но уже достаточно зрелая, чтобы быть умной. Это короткий период в жизни женщины.
- Вы правы, - улыбнулся Винсен, мысленно признавая, что Доротея разбирается в женщинах получше него.
- Но, может, вам лучше было бы завести роман с мужчиной? Мне кажется, этого он от вас точно не ожидает.
- За мужчиной невозможно ухаживать прилюдно, так, чтобы это заметили, - возразил Винсен.
- Да, не в вашем положении... - согласилась Доротея. - А если просто хвалить при нём другого мужчину? Говорить, как N хорош и красив?..
- Не то чтобы я этого никогда не делал, - заметил Винсен. Как театрал, он определённо не раз высказывался о красоте тех или иных актёров, и Вальмон наверняка к этому привык.
- И на него это не действует, да?.. Тогда я вам сочувствую.
- Можете мне подыграть, - предложил Винсен. - Если спросит, о чём мы с вами разговаривали, - можете сказать, что я только и говорю, что о ней.
Он не был уверен, что Доротея не была бы рада избавиться от него как от конкурента, а не помочь ему вернуть расположение Вальмона, - но попытка не пытка. И, хоть они и разговаривали с открытыми дверями, - они с Доротеей вернулись к остальным гостям, дабы не задерживаться слишком долго. Винсен извинился перед Анной за то, что оставлял её, честно сказав, что давно не виделся со своей старинной подругой.
Полицейский Анри собирал образцы почерка, но брать автограф у Винсена отказался. Ещё в числе гостей был некто Пьер де Ламарк [Дуглас], который очень хотел приобрести у герцога старинный сливочник в виде коровы, и в целом рекомендовался коллекционером антиквариата. Винсен пообещал его запомнить: у тётушки были всякие древние вещицы, которые только зря пылились и которые можно было бы пустить в оборот. Также под конец вечера вскрылось (и, кажется, вновь не без участия Вальмона), что загадочная канадская гостья де Розе на самом деле - родственница герцога (а её сын, вероятно, может претендовать на наследство, а то и на титул) и прибыла в поместье вовсе не случайно. Винсен шутил: после счастливо обретённых родственников - что там дальше по сюжету пьесы?.. Они с Доротеей договорились до того, что у Ле Флока должен быть кузен-близнец, и этот близнец должен быть гениальным преступником, за которым Ле Флок будет охотиться, не зная, кто он на самом деле, пока не настигнет...
Наконец, Винсену удалось перехватить Вальмона, который был нарасхват, и директивно утащить его поговорить. Единственным свободным помещением оказалась ванная комната, где обычно быстро заканчивается кислород, - но Винсен не то чтобы планировал задержать Вальмона надолго. Как только они вошли, Вальмон тут же сел на пол и сказал, что устал. И столько уязвимого доверия было в этом жесте, что у Винсена сжалось сердце от вмиг нахлынувших воспоминаний о том, как Вальмон сбегал вместе с ним за город отдохнуть от светской жизни, пока не начинал вновь по ней скучать... Быть может, Вальмону никогда по-настоящему не будут нужны ни восхищение Винсена, ни его нежность, - зато при нём Вальмон мог не держать спину и не держать лицо, и это было бесценно. Винсен сел напротив, - ему мучительно хотелось хотя бы взять Вальмона за руку, но ради своего замысла он сдержался.
- Я не стану присоединяться к хору тех, кого интересуют твои планы на эту невинную овечку, - сразу пообещал Винсен.
- Ты не поверишь, но у меня нет на неё никаких планов, - отозвался Вальмон.
- Я так и думал.
Винсен ни мгновения не сомневался, что невинное дитя только вчера из монастыря - не добыча для Вальмона. Он же не зверь какой, чтобы отнимать конфетку у ребёнка: пусть Элиана ухаживает за Дамьеном.
- О чём же тогда ты хотел поговорить?
- Я, может, жениться хочу, - заявил Винсен. Боже, насколько проще было бы сказать "Я влюблён"!.. Но если бы Вальмон спросил, в кого, - Винсен не смог бы ему соврать. Ведь когда-то именно так он признался самому Вальмону.
- На ком? - всё пропустивший Вальмон как будто искренне удивился.
- На Анне, конечно.
- А вы давно знакомы?
- Недавно.
- Она богата?
- Не слишком, но достаточно, а мне нужны деньги. Но важнее того то, что она не только красива, но и умна. Мне есть о чём с ней поговорить.
- Ум - не лучшее качество для жены, - заметил Вальмон.
- Но она непреклонна! Быть может, я слишком поторопился? Не подскажешь ли мне что-нибудь? У меня ведь совсем нет опыта в таких делах.
- Я с ней поговорю, - решил Вальмон.
- Поговорить с ней я и сам могу! - запротестовал Винсен. - Мне просто нужен твой совет.
- А ты сделал ей предложение?
- Да.
- И что она?
- Думает!
- А вот это уже интересно!.. - и Вальмон, забыв об усталости, вскочил на ноги и устремился вперёд, опережая следовавшего за ним Винсена.
Вальмон добежал прямиком до Анны - и когда Винсен его догнал, он уже разливался перед Анной о том, что-де Винсен - прекрасный молодой человек многочисленных достоинств, который непременно сделает её счастливой, так что нужно соглашаться и послать за священником. Винсен не знал, смеяться ему или радоваться: с одной стороны, Вальмон явно пытался превратить его маленький спектакль в фарс и посмотреть, как он будет идти на попятный и выкручиваться перед дамой; с другой - он отродясь столько комплиментов в свой адрес из уст Вальмона не слышал И Винсен не собирался сдаваться. Он и так уже заведомо проиграл Вальмону - ещё в тот день, когда отдал ему своё сердце. Сперва он пытался немного умерить пыл Вальмона, говоря, что не следует так торопиться и стоит заручиться согласием дядюшки и тётушки, - и Анна, умница, ему подыграла, памятуя о том, что ей следует быть неприступной.
- Но главное - чтобы была согласна невеста, - не сдавался Вальмон.
- В целом, да: главное - ваше согласие, - тут уже Винсен подыграл Вальмону, дабы не выглядеть нерешительным в его глазах и в глазах дамы.
- Мы можем вас выкрасть, - предложил Вальмон. - Обвенчаетесь тайно, и дядюшке с тётушкой останется только смириться. Или вы можете вместе отправиться в Париж.
- В Париж? А почему бы не в Италию? - уточнил Винсен.
- В Италию едет герцог, а он вас не приглашал, - отрезал Вальмон.
- Она уже согласилась поехать в Италию СО МНОЙ, - победно улыбнулся Винсен. Вспомнились давние слова самого Вальмона: "Разве вам нужно моё разрешение, чтобы куда-то отправиться?". Винсену не требовалось чьё-либо приглашение, чтобы последовать за Вальмоном.
А если Вальмону требовалось отдохнуть от него - Винсен был готов какое-то время побыть в отдалении, - и всё же его задело то, как Вальмон настаивал, чтобы они с Анной остались в Париже:
- А если вы хотите от нас избавиться, то мы можем путешествовать по Италии другими маршрутами, не пересекаясь с вашими. Мы вам не помешаем.
- Мадмуазель Анна уже обещала мне присмотреть за моей воспитанницей, - сказал Вальмон.
- Это правда, - признала Анна.
В самом деле, некоторое время назад Вальмон с Анной о чём-то разговаривали (и, судя по последующим событиям, Анна не выдала затею Винсена). И, похоже, Вальмон в самом деле заботился об опекаемой девице и не хотел оставлять её один на один с опасностями столичного света.
- Мы можем взять её с собой в Италию и присмотреть за ней там, - предложил Винсен. Он был рад оказать Вальмону такую услугу - и оставить между ними эту ниточку, чтобы связь не порвалась. И если Вальмон опасался, что некая угроза последует за ним и в Италию, - Анна и Элиана смогут держаться от этой угрозы в стороне.
И, не встретив заметного сопротивления идее женитьбы, Вальмон отправился просить герцога послать за священником, чем слегка напугал окружающих: они решили, что кто-то умирает, и Вальмону пришлось напомнить им, что бывают не только отпевания, но и помолвки. К счастью, из-за метели (и из-за того, что на игре не было игротеха, и эта неожиданная инициатива ложилась на мастерские плечи Веры)) священник не мог добраться слишком быстро, что давало Винсену фору для объяснений.
- Я должен извиниться за своего друга, - сказал он Анне. - Простите, если он был излишне настойчив. Он хотел мне помочь, но иногда он... слишком торопит события.
- О да, я заметила, - улыбнулась Анна.
А остальное требовалось говорить не при всех, так что при первом же удобном случае Винсен пригласил Анну ещё раз поговорить. Они также остановились в коридоре.
- Я даже не против жениться, - сообщил Винсен. - Если вас устроит то, что я не могу обещать вам любви. Зато вы сможете быть свободны, у вас будут свои любовники, а у меня свои. Я никогда ни в чём вас не ограничу и никогда ни в чём не упрекну.
- Меня это устраивает, - ответила Анна.
- Значит, договорились?.. Думаю, ваш дядюшка и моя тётушка также не будут против.
Вдруг Винсена накрыло неназванным тёплым чувством: его шутка зашла так далеко, что спасла одну женщину от постылой жизни в браке - и спасла его самого от вечного холостого статуса, который уже начинал привлекать излишнее внимание. "Дружба" неженатого юноши - повод для слухов, а "дружба" женатого человека никого не будет интересовать.
- Спасибо, что помогаете мне, - сказал он. - Я рад, что нашёл вас. Не всякая бы согласилась на такое. Надеюсь, вы не пожалеете. В конце концов, я - не какой-нибудь волокита с несколькими десятками любовниц, а всего лишь человек, влюблённый безответно и безнадёжно.
Вот теперь Анна знала всё, что, с точки зрения Винсена, должна была знать о своём будущем супруге, - и, похоже, также была рада встретить человека схожих взглядов на жизнь.
- Ну, за мою и твою свободу, - и Винсен вновь торжественно приподнял бокал (правда, на сей раз бокал был один) и перешёл на "ты".
За время их отсутствия даже что-то случилось: Анна-Мари (хотя едва ли это было её настоящее имя) начала дремать прямо на диване. Сперва на это не обратили особенного внимания, решив, что она просто утомилась с дороги, и попросили герцога распорядиться подготовить для неё комнату. Но затем Дамьен понюхал бокалы (Винсен прокомментировал, что тот мог бы служить в полиции и заменить собой целую свору бладхаундов)) и подтвердил, что кто-то пытался отравить новообретённую родственницу герцога. Она пила из жёлтого бокала, и Винсен пил из такого же жёлтого бокала, - но в то, что кто-то мог хотеть отравить Винсена, верилось ещё меньше. Однако атмосфера стала более напряжённой. Когда мимо пробегал Вальмон, Винсен сообщил ему:
- Она согласилась выйти за меня, вопреки или благодаря твоему энтузиазму.
- Присматривай за ней, - только и сказал Вальмон.
И Винсен присматривал. Затем накрыло головной болью уже Дамьена - и это не было похоже на отравление (да и как его отравишь, если он всё чует?). Доктора на игре не было, посылать за ним - также требовало времени, и никто не мог ничем помочь. Сам Дамьен, когда его напоили водой и усадили обратно на диван, откуда он свалился, - говорил, что мигрень накрывает его раз в год, лекарства не помогают, и в этот раз накрыло как-то особенно сильно. Винсен считал, что всё равно стоит показаться врачу: если лечение не помогало - значит, прежние врачи плохо старались, а другой врач, может, хоть пиявок поставит. Версию того, что Дамьен симулировал (и потому и отказывался от врача), чтобы отвлечь гостей от чего-то, Винсен также рассматривал. Я так и не понял, к чему это было: мистики-то на игре нет, так что у ежегодных приступов должно было быть рациональное объяснение.
Вальмон продолжал пропадать, и кто-то (Доротея или Анна?) даже спросил Винсена, не ревнует ли он Вальмона к Ле Флоку, - на что Винсен ответил, что у каждого из них могут быть свои друзья. Но вдруг Вальмон в своей неподражаемой стремительности ворвался и заявил, что ему нужны они оба: и Анна, и Винсен. Когда все трое вошли в соседнюю комнату, дверь за ними закрылась, и Вальмон сказал, что не разговаривать их сюда пригласил, - Винсен испытал... облегчение, словно все тревоги вечера разом свалились с плеч: теперь он был дома, мог расслабиться и быть собой. Другой (нормальный)) человек возмутился бы, - но Винсен с самого начала не стремился к тому, чтобы его жена принадлежала только ему, и понимал, что у неё были, есть и будут любовники; и то, что таким любовником мог стать Вальмон, которого он знал и любил, удивительным образом успокаивало. Успокаивало и то, что ему не придётся скрывать от жены свою связь с Вальмоном. Даже если и Вальмон, и Анна давно догадывались обо всём, - это было уже не важно, поскольку всё сложилось наилучшим образом.
Но сперва Анна и Винсен встали плечом к плечу, как одна сатана, и спросили Вальмона, чем он занимался с комиссаром Ле Флоком. Вальмон, занявшись расшнуровыванием на Анне корсета, предложил условие: одна дырочка на корсете - один вопрос. Но вопрос, строго говоря, был только один: что за расследование привело всех сюда. Вальмон ответил, что расследование покушения на убийство его кузена, - а дальнейшие вопросы и ответы как-то выветрились из головы Винсена: ему было просто хорошо, и он не чувствовал себя третьим лишним (да, в общем-то и не должен был)). А вот Вальмон даже в постели расследовал: внимательно искал на теле Анны клеймо, но не нашёл. (Как выяснилось после игры, в доме могли присутствовать бывшие члены банды Картуша, и Вальмон мог справедливо опасаться, что кто-то из них мог захотеть отомстить ему за то, что Картуш не был бы пойман без его содействия, - но обошлось.) Когда Анна уже вышла, возвращаясь в гостиную, - Винсен задержался с Вальмоном, чтобы сказать с улыбкой:
- Без тебя даже моя семейная жизнь не обходится, да?..
- Разумеется, - и Вальмон повторил: - Следи за своей женой.
- С ней что-то может случиться? - всё-таки спросил Винсен.
- Ну, вдруг она сбежит, - и Вальмон практически выпроводил Винсена следом за ней, оставив его гадать, действительно ли Анне угрожала какая-то опасность, знал ли он о ней что-то, чего не знал сам Винсен, или же Вальмон всё-таки ревновал и просто не хотел оставаться с Винсеном наедине.
Устроившись у ног Анны в глубине гостиной и убедившись, что их никто не услышит, Винсен сказал:
- Я мог бы предостеречь вас от увлечения Вальмоном, но, думаю, вы и так всё прекрасно понимаете.
- Я понимаю, - кивнула Анна.
- И я мог бы сказать, что этот человек любит только себя, - но я слишком давно знаю своего друга. Вальмон не любит даже себя самого.
На этот счёт Винсен был спокоен: Анна казалась достаточно разумной, чтобы не влюбиться в Вальмона и не страдать потом.
В конце вечера Ле Флок произвёл арест де Ламарка - чинно-вежливо, извинившись перед гостями за беспокойство. Ламарк так же вежливо и спокойно арестовался. И уже в финале явился запрошенный Вальмоном священник. Винсен торжественно пообещал, что и в горе и в радости и вот это вот всё, а священник радушно пригласил его и свадьбу тоже сыграть в местной церкви. Уже ему вслед Винсен прокричал, в порыве какой-то ребячливой радости, что непременно примет это приглашение, и пожертвование церкви сделает тоже. Шалость удалась! И в дальнейшем будет существовать новая ячейка общества... даже не из троих участников (Анны, Винсена и Вальмона), а четверых, включая Доротею, являющуюся последние три года постоянной любовницей Вальмона. Что может быть более устойчивой фигурой, нежели квадрат, да ещё и с диагоналями?..

У меня как-то незаметно отвалилась славная традиция послеигровых благодарностей, но сейчас они нужны. Спасибо Вере за игру, за Доротею и её дружбу, к которой Винсен относится очень тепло. Клуб анонимных алкоголиков любовниц/ков Вальмона с "Мне уже эн лет, а я всё ещё люблю Вальмона - И я тоже!" - прекрасен
Спасибо Дикте за Вальмона, которого всегда мало, но которого невозможно не любить Есть в нём что-то шерлоковское: он любит не людей, а интересные загадки (и если человек - интересная загадка, - тогда тоже да), отчего может быть жесток в один момент, и бережен в другой. И даже если Винсен уже не видит Вальмона лучше, чем тот есть, - он любит Вальмона именно таким, каков тот есть (...самым умным, самым бесстрашным и самым красивым, да-да)). Подумалось после игры, что Винсена, который реально готов ради Вальмона на всё, можно было бы использовать в интересах расследований... Но делегирование, ясное дело, требует доверия.
И спасибо Хелли за Анну, за готовность подхватить "мячик" и развить историю.

Послеигровое пыщь

После игры как-то не случилось традиционных посиделок в кругу и рассказов про подноготную: все довольно быстро разбежались. Мне же до окончания Чудовищ спешить было некуда, и я упал на хвост Дикте и Мориэль пройтись пешком до метро.
Буду ли я ждать последующих лефлоковок? О ДА. Я слишком люблю: ламповые игры Веры, атмосферу эпохи, Вальмона, - и Винсена, что и говорить, тоже люблю. Казалось бы, у меня немало персонажей, которые влюблены и счастливы, и немалый их процент влюблён в той или иной степени невзаимно, - но Винсен зажигает какой-то особый огонёк внутри.
И я увёз с собой новый портрет Винсена от Веры Прошлый портрет был большим и живёт у меня на стеллаже в спальне, а нынешний - маленький, умещается на ладони. И как же хорош этот распадающийся лиловый цвет, и как прекрасно эти портреты отражают взросление Винсена!.. (Да, я сдаюсь и завожу тэг, чтобы не искать каждый раз по всему дайру. Смотрите-ка, опять Марк нашёл себе канон без фандома.))

(с) Vera zīmē тлгрм / вконтач

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, рисуют моих персонажей и коммишны, lettres recueillies dans une société

---

Поместье в Анжу - фото

Сказал себе, что раз у меня нет сил катать отчёт - то хотя бы разгребу фоточки, которых снова накопилось много, и которыми давно хочется поделиться. Как обычно - в хронологическом порядке (не считая телефонофоток, они будут скопом). Фотографии из Анжу я как раз давеча ностальгически пересматривал - очень уж они хороши и атмосферны.
Фотограф - (с)Софийка, всех лаек туда

Вот так выглядел Винсен де Мейо - кажется, я всё-таки не зря завивался. Немного I am cringe but I am free(c), много чёрных кружев, и даже брошку видно!..

Ещё красивого?

И ещё чуть-чуть винсеновских кудряшек, потому что почему бы и нет. Не на всякой игре имеешь возможность выбирать из нескольких своих фоток самые удачные.

Амалия де Лафлёр [Лиара].

Хозяйка поместья Анна де Флуа [Джулс].

Богические профили Мари-Анн де Польми [Ника], кузины хозяйки.

Граф ди Луна [Сули] и Анна-Доротея Тербуш [Вера] выражают "Некрасиво. - Мне тоже не нравится".

Виконт де Вальмон [Дикта] тоже красивый (я здесь, чтобы любоваться, а вы что думали))

Чрезвычайно выразительный аббат Жуанвиль [Дракон].

Доблестные полицейские: комиссар Николя ле Флок [Тикки] и инспектор Пьер Бурдо [Иволга].

Вальмон being само очарование, наверняка пытаясь отвязаться от винсеновой тётушки Пенелопы де Росер [Леся].

Судя по антуражу - дело происходит в спальне, а в спальню Винсен ходил только с Вальмоном... Ну и на кого ещё, кроме Вальмона, он мог бы смотреть такими влюблёнными глазами!.. И я ведь совсем не заметил, что Софийка была с нами третьей в этой комнате.

Аббат и тётушка предаются благочестию.

Художницы за работой: Тербуш и Камилла де Флуа [Ортхильда].

Вальмон скептический.

Кузен хозяйки Этьен де Бонне [Саломея] что-то подозревает.

И отдельно - кульминационный момент игры: ди Луна (который, конечно же, Картуш) тырит из рамы картину на глазах мадам де Росер, благоразумно предпочитающей не вмешиваться


Признаться честно - скучаю. Хочу ещё

@темы: портрет в интерьере, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, lettres recueillies dans une société

---

Поместье в Анжу - визуал прежде фото

Сыграть именного персонажа хорошо ещё и тем, что всегда можно отыскать визуальный контент. Удовлетворит ли он тебя - другой вопрос, но хотя бы несколько картинок ты найдёшь. (Впрочем, чаще бывает наоборот: когда сложно радоваться артам с персонажами и делиться ими, понимая, что уже никогда не светит этих персонажей сыграть.) А после того, как сыграешь по историчке/худлиту, или третьего лебедя в пятом ряду вроде моих персонажей из Камши, - ходишь, как медведь-шатун, и воешь, что нельзя просто так взять и вбить имя персонажа в поиск твиттера/тумбы/деварта. Пока не появятся фотографии с игры, на которых ты сам себе контент (и соигрок тебе контент), - но потом всё равно воешь, что маауло. Это я к чему? - К тому, что рисунки с игр очень додают
С прошедшей лефлоковки у меня целых два портрета Винсена - карандашный набросок от Ортхильды и акварельный рисунок от Веры, для которого он позировал. Теперь у меня задача со звёздочкой: как-то оформить круглый лист (сиречь найти квадратную рамку подходящего размера и попрыгать вокруг Птахи с картоном, чтобы прямыми лапками вырезала мне паспарту). Пока что для фото я просто придавил его стеклом от обычной рамки, а то круг норовит свернуться. И по-прежнему очень хочется портрет Вальмона Оригинал при этом вполне может остаться у Вальмона, мне и электронной версии для залипания хватит...

(с) Orthilde / вк Orthilde's || (с) мадмуазель Бенкендорф / вк Vera zīmē

И к слову о контенте на безрыбье: наткнулся на арты по Assassins Creed: Unity (действие игры происходит во времена Французской Революции) и на рефы к ним с кусочком мужской моды XVIII века. Вот как обозвать-перевести этот съёмный воротник а-ля колоратка, который по сути - широкий кожаный ошейник на застёжке, если англичане не мудрствуя поименовали его stock (оковы)?.. У меня сразу несколько персонажей сделали стойку (...гусары, молчать!), включая дриксенских офицеров. Умеет же восемнадцативечная мода быть кинковой, а

Собственно арты, достаточно невинный слэш

Собственно арты:

(с) iyzlime, у автора ещё немало вкусного!

@темы: соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, окститесь, юноша, рисуют моих персонажей и коммишны, lettres recueillies dans une société

---

1767. Поместье в Анжу

Когда два года назад на лефлоковке я сыграл юношу Винсена, обязанного своим именем и лирическим настроением одноимённой песне НН, тогда ещё едва появившейся (и пофиг, что она про Винсента ван Гога)), и влюблённого в Вальмона, - я вовсе не ожидал, что это будет иметь продолжение. Ни как персонаж, ни как игрок. И вот, когда Вера предложила мне пойти на новую лефлоковку той же сущностью (а я всегда сторонник не плодить их, когда возможно), - я успел к этому времени забыть и имя персонажа, и название первой игры. Хорошо, что я всё записываю
Я перечитал былой отчёт, обсудил завязку с Диктой. И пусть тайминг прошлой игры - на 13 лет позже нынешней, при том, что её события были раньше: время - облачко. И как же я рад, что эта история продолжилась - и продолжилась хорошо. Винсен - очень простой персонаж, описываемый в три слова: он любит Вальмона (и будет любить, что бы ни случилось). Но порой такие простые персонажи додают больше, чем можно было бы ожидать. Перед игрой я испытывал всё более острое желание пересмотреть экранизации, и прежде всего, конечно, формановскую: если фризовские "Опасные связи" ближе к поучительной букве канона, то "Вальмон" ближе к его игривому духу; и Вальмон у Дикты был не тем "ужасающим предупреждением"(тм), холодным рассудочным хищником, - такого Винсен и не полюбил бы, - а тем Дон Жуаном, который по-настоящему любит каждую женщину, которой уделяет внимание. Что ж, вернувшись с игры, я и не отказал себе в удовольствии "Вальмона" пересмотреть.

Ещё о доигровом

(И чёрт возьми, какой же всё-таки красивый, остроумный и музыкальный фильм. Какие красивые актёры, которым не замазали маниакально каждую родинку и морщинку. И какой в самом деле прекрасный Вальмон: он и сам обезоруживающе искренен, и всё принимает за чистую монету - и условия пари, и уверенность в том, что в самом деле помогает юным влюблённым обрести счастье, - но сталкивается с подставами опять и снова. И этот его максимализм совершенно юношеский, с которым он вкладывается целиком и с головой во всё, что делает: любить так любить, рисковать так рисковать, без полумер и до последнего итога. И даже не скажешь, что режиссёр в своей интерпретации оправдывает мужчину и вешает всех собак на женщину, поскольку маркиза де Мертей у него тоже более человечна - и они с Вальмоном просто полярно противоположны: его искренность и отсутствие страха сталкиваются с её недоверием к миру и мужчинам и неверие в хорошее в них, и её можно в этом понять. Я ещё могу, конечно, пересмотреть и спектакль с Аланом Рикманом, - но, похоже, Вальмон молодого Фёрта отныне точно любимый.)
Навязчивая идея завиться меня не покинула, и то, что в пятницу не было игры, было этой идее только на руку. Птаха намотала мне бигуди на влажные волосы - с кипятком мы не стали экспериментировать, - и я лёг в них спать. Это оказалось проще, чем я думал: бигуди просто лежат рядом и не особенно мешают, так что я и заснул, и видел сны, и выспался. С утра перед игрой немного надышался своими конспектами о том, что читали в актуальный исторический период, и кто играл на сцене. И как же причудливо по нынешним временам вспоминать, при каких обстоятельствах Вольтер написал своего "Кандида, или Оптимиста": с одной стороны Европы - война, с другой её стороны - землетрясение со множеством жертв, а посреди этого стоит Вольтер и с горькой самоиронией понимает, что "этот лучший из миров" не исправить к лучшему философией и просвещением...
В бигудях я и поехал до Веры, напихав их в капюшон толстовки, - ибо если бы я их снял, то мои кудри не прожили бы долго: мои волосы катастрофически прямые, что, видимо, компенсирует то, что всё остальное во мне ни разу не straight. Снял я бигуди уже на месте, что, опять же, оказалось проще, чем ожидалось, - и Вера полила меня лаком, так что кудрявость благополучно прожила до конца игры. Дополнялась оная кудрявость наконец-то получившей возможность быть выгулянной п$#@рской чёрной рубашкой с кружевами, шнуровку которой я так пока и не победил (вернее, Птаха не победила, ибо ленты, которыми предполагается её шнуровать, иначе как английской булавкой через ушки не протащишь, - ну или мы не постигаем неведомую логику того гения, который это шил). Выглядела рубашка в результате как "мои глаза выше", и я даже взял с собой брошь, - но коль скоро все, от Птахи до соигроков, подтвердили, что я имею право быть не слишком приличным, брошь отправилась в низ декольте, а не верх.
Стартовали мы снова практически вовремя - с получасовым опозданием, - и игра пролетела стремительно. Впрочем, в редких паузах я успел отдать должное не только шарлотке, но и пирогу с капустой, и особенно тофу Видят боги, Вальмон очень старался выйти на канон, сиречь убиться, - но, слава игровой магии, это ему не удалось, хотя, подозреваю, каждая его дуэль добавляет Винсену седых волос

Франциска
Всех женщин вы любили?
Казанова
Всех.
Франциска
Всех разлюбили?
Казанова
Всех.
(с) Марина Цветаева, "Феникс"

Винсен де Мейо, отчёт отперсонажный. Слэш, гет, неточности.

Минули месяцы с того дня, когда я признался шевалье Коэтлегону, виконту де Вальмону. Он сказал тогда, что сможет ответить моим желаниям - но не чувствам, - и это уже было много большим, чем я мог мечтать. Любовь - не игра, в которой каждый должен делать равные ставки. Любовь - это подарок, и я дарю ему всего себя, а он вправе принять этот дар или отвергнуть. И он принимал, делая меня счастливейшим из смертных, а я старался не думать о том, что однажды это счастье может закончиться, и я окажусь на месте тех женщин, к которым он охладел.
Но, признаться, мне льстило быть единственным его любовником среди многочисленных любовниц. И когда бы он ни позвал - я откладывал все планы, чтобы только быть с ним, пусть его внимание и придётся делить с женщинами, где бы мы ни оказались. Вот и теперь он пригласил меня съездить с ним в Анжу, в поместье его дальней родственницы, год назад овдовевшей, - и я практически не сомневался, что родственница была настолько дальней, что он не станет ночевать в своей комнате. По прибытии я был представлен не только молодой вдове, но также её падчерице, лишь ненамного её младше, и её кузине, а также соседкам, - но неожиданностью для меня было встретить в доме и свою дальнюю родню: мадам де Росер была вдовой моего дяди, коего я почти не знал, поскольку он служил секретарём в посольстве в Вене и редко бывал в Париже.
Вместе с дамами и Вальмоном я ездил смотреть на руины, а по возвращении он уединился с родственницами, а мне ничего не оставалось, кроме как уделить внимание тётушке, - я надеялся, что дядя и не вспоминал обо мне, но, к несчастью, выяснилось, что без моего участия он построил далеко идущие планы на мою жизнь. Вечер же был омрачён досадным происшествием: молодого дворецкого нашли мёртвым в беседке в саду. Признаков насильственной смерти на теле не было, и присутствовавший аббат, сведущий в медицине, подтвердил остановку сердца. Труп перенесли до похорон на ледник, настроение дам было испорчено, и я был уверен, что на следующее же утро гостей попросят удалиться. Однако вышло всё наоборот.
За завтраком аббат и я ухаживали за дамами, наполняя их бокалы, и ко мне подошла тётушка, достаточно выспавшаяся, чтобы все мои надежды избежать её энтузиазма разбились во прах.
- Дорогой племянник! А расскажи мне, чем ты занимаешься в Париже.
- Хожу в театры, салоны... - я несколько удивился, не зная, что она имеет в виду под занятиями.
- И у тебя есть лошадь? У каждого дворянина должна быть лошадь.
- Конечно, у меня есть лошадь, и не одна!..
- А ты не думал о том, чтобы поступить на службу?
Несколько мгновений я раздумывал, как бы не слишком резко ответить, что я не столь отчаянно нуждаюсь в средствах, - но тут хозяйка дома, мадам де Флуа, попросила всеобщего внимания, избавив меня от неудобного разговора. Она заявила, что ввиду смерти дворецкого она вызвала полицию из Парижа. Гости с недоумением зашумели: разве смерть по естественным причинам - повод беспокоить полицию?..
- Он, конечно, был очень молод, но у иных людей бывает слабое сердце с рождения, - предположил я.
- Он всегда был сильным и здоровым! - возразила хозяйка.
- Но кому могло понадобиться убивать дворецкого?..
Может, я и не знаток женских душ, но было ясно как белый день: молодой и обаятельный дворецкий был любовником вдовушки, и теперь ей требовалось найти виноватого, дабы утешить свою скорбь и скрыть её под праведным гневом.
- И вы что же, подозреваете нас? - раздался голос Вальмона с другого конца залы.
- Пока я никого не подозреваю. Но, как вы знаете, мой муж был коллекционером, и полиция должна всё осмотреть и проверить, не пропало ли что-нибудь.
- Но вы лучше знаете, какие вещи у вас были, нежели полиция, - заметила тётушка. - Вы обнаружили пропажу?
- Пока нет. Но Клод мог погибнуть, пытаясь задержать вора.
Пожертвовать собой за дорогие игрушки хозяев?.. Да никакой пудель не выкажет такой преданности и будет прав.
- Что ж, раз мы здесь застряли, постараемся провести это время с удовольствием, - резюмировал я, обращаясь одновременно и к тётушке, и к прошедшему мимо меня Вальмону.
Вальмон удалился с кем-то из дам - кажется, художницей Тербуш, - а хозяйка принялась рассказывать о самом ценном экспонате в коллекции покойного супруга, эскизе работы Да Винчи. Она даже предложила на него взглянуть, хоть мне и показалось странным, что хозяйка дома, в коем произошло, по её мнению, преступление, хвасталась хранящимися в нём ценностями. Я последовал за дамами, дабы полюбопытствовать и не скучать в одиночестве. Мадам де Флуа провела нас в кабинет, где эскиз в раме висел прямо на стене. Эскиз изображал женщину с котом на коленях, что показалось всем оригинальным: не дама с горностаем, не Мадонна с младенцем... Но, как по мне, это была явно не Мадонна: просто натурщица, не кровь с молоком, но весьма миловидная и живая, - и сейчас можно встретить на улицах девушек с такими немного усталыми улыбками. Мне не очень верилось, что это в самом деле был Да Винчи, но я не сведущ в живописи - и потому промолчал, пока дамы наперебой отмечали узнаваемый стиль и характерный мазок.
Молчал я, стоя у входа, и когда хозяйка стала рассказывать о своём прошлом дворецком, которого она выгнала после того, как он украл серебряные украшения. Было это совсем недавно, так что, выходит, покойный дворецкий служил ей всего несколько месяцев, - не так много, чтобы успеть узнать человека и тем паче особенности его здоровья. Мадам де Флуа утверждала, что уволенный дворецкий мог "вернуться, чтобы отомстить". С одной стороны, ему уже были известны все входы и выходы в доме, а с другой...
- Было бы странно возвращаться на место преступления дважды, - заметил я.
Тут над моим ухом раздался стук, и вошли двое: уже знакомый мне комиссар Ле Флок и сопровождавший его молодой инспектор с тетрадкой и в очках. Я поздоровался и отступил в сторону, дабы не мешать полицейским говорить с хозяйкой, однако не мог выйти, пока они стояли в дверях. Она сообщила о гибели Клода и повторила свои подозрения относительно прежнего дворецкого.
- Где он сейчас? - уточнил Ле Флок.
- Я его выгнала.
- Он живёт где-то неподалёку?
- Понятия не имею.
Рядом с Да Винчи я мысленно заключил в рамочку картину маслом "Следствие заходит в тупик": искать единственного наличествующего у пострадавшей подозреваемого - всё равно что булавку на сеновале. Полиция пожелала взглянуть на тело, и хозяйка повела их в подвал, а за ними потянулись остальные; даже Вальмон и Тербуш, выглянув на шум, присоединились. И что за зрелище - лишний раз смотреть на покойника?.. Я предпочёл вернуться в гостиную.
- Мне тоже нужно найти нового управляющего, - говорила тётушка другим дамам. - Мой прежний был дурён и воровал, так что я тоже выставила его вон.
- Без расчёта, надеюсь? - спросила кузина хозяйки.
- Разумеется! Он и так уже обеспечил себе сытую жизнь.
- Что ж, если он ещё и некрасивый, то тем паче следовало выгнать.
- До того, как он выглядел, мне дела не было, лишь бы работал. Под "дурным" я имела в виду, что человек он был плохой.
В отсутствие дворецкого и остальные слуги в доме, видимо слишком привыкшие к его распоряжениям, старались лишний раз не попадаться на глаза и работали из рук вон плохо, так что приходилось подменять их везде, где дамы норовили управиться своими силами: то сходить на кухню за салфетками, то передвинуть загородившую коридор табуретку... И некому было объявить о прибытии нового гостя, которого никто не ожидал. Он вошёл в гостиную и представился как граф ди Луна из Италии; он состоял в переписке с хозяином дома и, перестав получать письма, собрался его навестить, - но, похоже, не слишком торопился, по дороге заехав в Париж. Он с грустью узнал от падчерицы хозяйки, мадемуазель Камиллы, что её отец скончался, - а также мы сообщили ему, что он многое пропустил, а именно убийство дворецкого, и что хозяйка сейчас занята разговорами с полицией, ненамного его опередившей на дороге из Парижа.
- Дорогой племянник, мы не договорили, - какая жалость, что тётушка ещё слишком молода для проблем с памятью!..
- О чём, тётушка?
- Ты говорил, что увлекаешься театром, верно?
- Да, это так.
- И что же тебя в нём привлекает? Актрисы?
- Не только. И актрисы, и актёры...
- И актёры!.. - тётушка, увы, явно знала лишь об одной цели, с которой можно приходить в театр.
- ...И актрисы, и актёры в равной мере выражают суть театра своими талантами, - невозмутимо продолжил я.
- Но что же вы делаете, кроме как ходите в театр?.. Присядьте, мне неудобно говорить с вами, когда вы стоите!..
Мне пришлось подчиниться и присесть перед тётушкой на диван.
- Иногда пишу.
- Эпиграммы?
- О нет, я не поэт. Я пишу статьи.
- И о чём же ты их пишешь, о театре?
- Ну да. Критические заметки, письма...
- Письма! Любовные?
- Письма, которые публикуются в журналах! - я начал терять терпение. - Ну, знаете, эпистолярная полемика двух критиков через журнал...
- Я слышала, как через журнал вели любовную переписку, зашифровывая послания другими словами, - сказала кузина хозяйки, мадемуазель де Польми, которая, похоже, уже некоторое время стояла рядом и слушала наш разговор. Я тут же поднялся:
- Мне, право, неловко сидеть, когда стоят дамы, я лучше уступлю вам место.
Это позволило мне ускользнуть из разговора: дамы начали обсуждать любовные письма. Подошедшему к нам Вальмону мне даже захотелось пожаловаться, что я вновь начал говорить о театре, а женщины свели всю беседу к любовной переписке. Но Вальмон вновь похитил кого-то из дам прогуляться - впрочем, я ожидал, что он будет нарасхват в здешнем малиннике, и не расстраивался. Тем паче что милостью тётушки уже каждая собака в поместье слышала, что я театрал, и у меня также не было отбоя от собеседников.
- Я слышала, вы давний друг виконта де Вальмона? - это Амалия де Лафлёр, с которой мы вновь столкнулись у столика с напитками. Она с самого начала показалась мне умной женщиной, с которой приятно было и поговорить.
- Не сказать, чтобы давний, но да, он мой друг, - согласился я. - Виконт - остроумный и приятный собеседник. Мы сошлись... на почве любви к театру.
- О, так вы познакомились в театре?
- Мы виделись в салонах у общих знакомых, но да, также и в театре, - признал я.
- Мне кажется, он сам - хороший актёр, - заметила она.
- Да, пожалуй. Порой мы читаем пьесы вслух в салонах, и виконт безусловно талантлив в этом.
- Значит, вы интересуетесь театром?
- Верно, интересуюсь.
- И что из последнего, что вы видели на сцене, вас особенно впечатлило?
- Мадемуазель Дюмениль в роли Электры, пожалуй.
- А из мужских ролей? Или это не по вашей части?
- Да нет, отчего же? Мне интересен театр целиком, во всех его проявлениях. Пожалуй, из актёров сейчас интереснее всего Лекён, самый прославленный из учеников Вольтера.
- И что он играет? Я уже два года как не бывала в театре...
- О, он как раз начал расширять свой репертуар и браться не только за трагические, но и за комические роли. Правда, он порой ещё несколько злоупотребляет характерными жестами, но... Знаете же, как говорят: нечто кажется странным только в двух случаях - когда входит в моду и когда выходит из моды.
- То есть вы считаете, что он может войти в моду?
- Да, мне кажется, что у него есть потенциал сформировать новый стиль.
- И что вы посоветуете у него посмотреть?
- Пожалуй, стоит начать с классических для него, прославленных ролей в трагедиях Вольтера. А уже затем взглянуть на него в мольеровских комедиях.
- Я запомню ваши рекомендации. И, быть может, мы с вами ещё встретимся в театре.
- Непременно! Приезжайте в Париж, и я буду рад сопроводить вас.
И наверняка будет рад Вальмон, - если мне не изменяла память (единственная, от кого я хотел бы верности!), то между ним и мадам де Лафлёр также что-то было, и мне даже казалось, что он несправедливо обделял её вниманием в этот вечер.
- Вы ведь смотрели вместе с нами руины. Как они вам понравились? - спросила она.
- О, они весьма живописны и романтичны. Мне жаль, что я совершенно не умею рисовать: хотелось бы запечатлеть их и забрать это воспоминание с собой.
- Здесь есть художница, - заметила Лафлёр. - Вы могли бы заказать у неё пейзаж.
- Пожалуй, я так и поступлю.
- В этих руинах есть нечто волшебное, не находите?
- О да. Знаете, когда я был ещё совсем маленьким, в поместье моего покойного отца также были руины. Всего несколько старых камней посреди болота, но мне казалось, что когда проходишь в арку меж деревьев и они вдруг открываются перед тобой - ты словно попадаешь в другой мир...
- Мир, в котором можно случайно задержаться и вернуться спустя сто лет!..
- Да, время в нём словно остановилось.
- Или же осталось в прошлом... так и кажется, что навстречу выедет рыцарь на белом коне. А может, и единорог?..
О, никто из нас не привлечёт единорога, хотелось сказать мне: бедные твари давно вымерли вслед за исчезновением из мира невинности.
- Сейчас всё стало таким прагматичным, таким приземлённым, - продолжала Лафлёр.
- Воистину, порой очень не хватает волшебной сказки. Как у позднего Шекспира...
Развлекал дам в гостиной не я один - оригинальным светским развлечением стали допросы: помощник Ле Флока, каждый раз заново (и достаточно громогласно, так что все имели возможность запомнить его имя против всякого желания) представляясь кому-то как инспектор Бурдо, время от времени приглашал кого-либо на разговор. От Ле Флока же, проходившего мимо, я услышал только:
- Позвольте пройти, Винсен.
- Приятно, что вы помните моё имя, - заметил я. Хорошо бы ему помнить ещё и фамилию...
А на меня вскоре обратила внимание и мадемуазель Камилла де Флуа, всё с тем же поводом завязать разговор:
- Я верно понимаю, что вы - знаток театра?
- Ну, не то чтобы знаток, но определённо любитель.
- И что сейчас ставят в Париже?
- Вольтера, Расина, Мольера... и, конечно, Париж захватывают итальянцы.
- Итальянцы умеют захватывать не только театр, но и сердца, - заметила Лафлёр. - Говорят, они выше ценят и более настойчиво добиваются женщин, нежели французы.
- Быть может, вы нас разбаловали?.. - улыбнулся я.
- Я не очень сведуща в театре... Что вы посоветуете посмотреть? - спросила мадемуазель де Флуа.
- Смотря что вам больше по душе. Трагедии Вольтера или трагикомедии Мольера?..
- Наверное, больше трагикомедии.
- В таком случае - Комеди Франсез. Сейчас там самое лучшее время: можно видеть, как ученики Мольера и Расина работают вместе и, перенимая друг у друга лучшее, создают новый стиль...
И снова тётушка, улизнуть от которой надолго совершенно не получалось.
- Ты знаешь, что твой дядя очень тебя любил...
- Рад это слышать.
- И он хотел бы, чтобы ты занял место в посольстве в Вене.
- Я очень вам благодарен, но я не могу покинуть Париж.
- Отчего же? Что удерживает тебя в Париже?
- Все мои родственники здесь. Кто, если не я, позаботится о моей тёте и кузине? - я безбожно преувеличивал, но воззвать к добродетели было наиболее веским аргументом. - Театры здесь, вся моя жизнь здесь...
- В твоём возрасте не так сложно изменить жизнь, - отрезала тётушка. - Родственникам можно писать письма и высылать деньги, а театры есть и в Вене, и ничуть не хуже.
- Это верно, и я с удовольствием посетил бы Вену, её театры и балы... Но ненадолго. Я не хочу уезжать навсегда.
- Только из-за театра, из-за актрис?.. Мне кажется, ты мне что-то не договариваешь, - и тётушка проницательно сощурилась.
- Если вы полагаете, что я намерен жениться, то вы ошибаетесь.
- Ну, не обязательно же жениться. Мой покойный муж назвал бы это "не нагулялся".
- Вот именно, - охотно подтвердил я. - Позвольте мне сполна насладиться моей юностью.
Ну нет, увезти с собой Вальмона в Вену я не смогу, а значит, щедрое посмертное предложение дядюшки (неужто он был или бездетен, или настолько рогат, что более всего заботился о племяннике?..) останется без ответа. Как и не смогу признаться в этом тётушке. Правда, я уже видел её прогуливающейся с Вальмоном, и она что-то говорила ему об их давней первой встрече... Не сказать ли ей однажды, что она сможет меня понять?.. Но увы: порой то, что позволено женщине, не позволено мужчине. И грешно роптать об этом, памятуя о том, сколь многое позволено мужчинам, а женщинам недоступно!..
В конце концов я отступил к выходу из зала, где можно было видеть и слышать и происходящее в гостиной, и происходящее в коридоре, - мне было любопытно, как продвигается расследование: пока все гости отдыхали, господа полицейские работали, а на то, как работают другие, можно смотреть, как известно, бесконечно. Там меня и нашёл Вальмон - и спас от одиночества:
- Скучаете?
- Не вполне, - я улыбнулся ему, показывая, что не жалуюсь, но по нему скучал безумно. Вальмон подхватил меня под руку и решительно увлёк в свою комнату. - Все уже прознали, что я увлекаюсь театром, и мне приходится раз за разом повторять одни и те же рекомендации.
Я вошёл, закрыл за собой дверь и испытал знакомое облегчение, прислонившись к ней спиной и почувствовав себя отрезанным от остального общества. Наедине с Вальмоном всегда было легко, даже дышалось свободнее, - и я был благодарен ему за то, что он нашёл время и для меня.
- Повторяйте другие, - посоветовал он, не моргнув и глазом, и расположился на краю постели.
- Эдак рекомендации закончатся, - заметил я и пожаловался: - А тётушка хочет не то устроить меня на службу в Вене, не то женить в Париже.
- Женить?.. - он усмехнулся.
- Представьте, ей кажется, что меня в Париже удерживает женщина, - я подошёл медленно, любуясь им. Хотелось или опуститься к его ногам, или упасть вместе с ним на постель, но днём в чужом доме, где работала полиция, эти решения были самоубийственными, и потому я просто сел рядом. Вальмон протянул ко мне руку, но вовсе не для того, чтобы прикоснуться, а чтобы поправить мой воротник:
- Застегнись, так уже не носят.
- Зато не жарко, - оправдался я. Меня уже не столько смущали его ворчание и возня с моим внешним обликом, сколько доставляла отдельное удовольствие.
- Из какого только места руки у твоего портного?!.. - раздражённо сокрушался Вальмон.
- Кажется, здесь предполагалась шнуровка, но она ему не удалась, - я был склонен с ним согласиться: я давно не носил эту рубашку, поскольку её крой был не самым удачным, но в загородной поездке мне хотелось чего-то более свободного.
- У меня есть кое-что для тебя, - заявил он.
- О, вот как...
А вот своими подарками без повода у него всегда получалось меня смущать. Он ведь купил подарок ещё в Париже, но молчал о нём, - и, быть может, забыл, а теперь вспомнил; а может, хотел дождаться подходящего момента, но явление полиции сорвало все планы, а нетерпение победило, - и вот подарок возник передо мной. Маленький мешочек чёрного бархата, из которого Вальмон извлёк золотую шпильку для галстука и, не дав мне её в руки, попытался приколоть её на мой воротник.
- Вот так будет лучше... А впрочем, нет, никуда не годится... - бормотал он, и его руки подрагивали от ненужной спешки, выдавая волнение. - Это шпилька для другого галстука, не кружевного...
Мне хотелось поймать его ладони в свои и прижать к губам, но я не стал прерывать его занятия. Он был рассержен, но не на меня, так что мне оставалось только довериться его рукам, зная, что шпилькой он меня не заколет. Мне всегда нравилось, когда ему удавалось сделать мой вид лучше, и нравилось быть таким, каким я мог нравиться ему, - но, увы, сейчас был не тот случай. И я чувствовал себя несколько виноватым, словно я испортил подарок и не смог поднять Вальмону настроение.
- Да, пожалуй, - признал я и примирительно заверил: - Значит, она ещё дождётся своего выхода.
Вальмон убрал обратно в мешочек шпильку, которую я так и не успел рассмотреть - но не сомневался в её исключительном изяществе. Тёплый металл не смотрелся бы на чёрном кружеве, это правда; но на белом платке эта шпилька будет выглядеть просто чудесно.
- Тебя что-то тревожит, - сказал я негромко. - И что-то кроме моего портного.
- Твой портной - это наименьшая наша проблема, - признал Вальмон. - Меня тревожит это расследование, а точнее, отсутствие его результатов.
- Мне тоже всё это не нравится... - я подобрал лежащий поверх одеяла мешочек и сжал его в ладони, шепнув: - Спасибо.
Мне хотелось открыть мешочек или поднести к губам, но тут раздался стук в дверь, и Вальмон, с досадой отстранившись, пригласил:
- Войдите!
Стук повторился, словно не поверив, что не застанет ничего компрометирующего. Бывает, злит, когда такой стук прерывает нечто приятное, - но, знаете ли, ещё печальнее, когда ему нечего прерывать!..
- Не заперто, заходите уже, - поторопил я, и дверь отворилась.
На пороге вырос долговязый Бурдо и промямлил что-то о том, что его долг - собрать свидетельские показания всех присутствующих.
- Не тяните, объясните конкретнее, чего вы от нас хотите, - поторопил его я.
- Я уже обо всём вам рассказал, что вам нужно ещё?!.. - Вальмон не то что потерял терпение: он, похоже, не находил оное ещё с прошлого взаимодействия с полицейскими.
- Я поговорю с вами чуть позже, инспектор, хорошо? - пообещал я, надеясь скорее его спровадить.
Но куда там: Бурдо продолжил нудеть, что-де Вальмон не оставил ему свою подпись, а по протоколу показания без подписи недействительны, и потому он обязан...
- Подите прочь, - прорычал Вальмон.
- Как вы позволяете себе разговаривать с полицией! Я, между прочим, при исполнении!.. - неубедительно возмутился уже собравшийся было удалиться Бурдо, поправляя очки, как учитель, пытающийся произвести впечатление на учеников.
- Оставьте нас, пожалуйста. Мы сможем нарисовать вам свои закорючки в любой момент, - я с нажимом повторил обещание, надеясь, что до Бурдо дойдёт предостережение между строк: если он задержится и произнесёт ещё хоть слово, Вальмон запустит в него чернильницей, или что там ещё подвернётся ему под руку.
Бурдо проявил догадливость - выскользнул за дверь и притворил её за собой. Ле Флок не зря за него извинялся: он был совершенно не обучен хорошим манерам.
- Как вы с ним вежливы, - усмехнулся Вальмон.
- Иначе он всё равно не отстанет, - пожал плечами я.
- Но отстал же, - он улыбнулся.
- Кстати о расследовании... этот несчастный, Клод, показался мне знакомым. Как будто пару сезонов назад в Комеди Франсез он выходил на сцену в мелких ролях... - я поймал загоревшийся интересом взгляд: Вальмон даже приблизил ко мне лицо. - Что, тебе тоже так кажется?
- Нет, я его не помню, но это подтверждает одно моё подозрение.
- И какое же?
- Пока не скажу.
- Даже мне? - я улыбнулся, не обиженный, но заинтригованный.
- Даже тебе.
Меня почему-то позабавило представить, что он не говорил мне ничего на случай, если меня захотят пытать. Порой не знать о чём-то - безопаснее, чем знать, и мне хотелось бы верить, что Вальмон меня бережёт... раз уж редко бережёт мои нервы. Он расслабленно откинулся на постель, наверняка зная, сколь соблазнительно выглядит в такие моменты.
- Но я не могу быть уверен. Я не успел у него спросить: к слову не пришлось, да и невежливо было бы брать чужого дворецкого за пуговицу и спрашивать, не играл ли он или кто-то из его родственников в Комеди Франсез...
- Знаешь, хорошо, что ты его не спросил, - заметил Вальмон задумчиво. - Иначе у нас мог бы быть ещё один труп.
- И чей же?
- Если он на самом деле был актёром и не хотел, чтобы его узнали, он мог захотеть избавиться от свидетеля.
- Это правда, - согласился я и улыбнулся. - Значит, мне повезло. Как думаешь, стоит сказать об этом полиции, или это только больше всё запутает?
- Знаешь... скажи Ле Флоку, - посоветовал Вальмон.
- Хорошо, скажу, - кивнул я. Если Вальмон доверял Ле Флоку, значит, и я мог тому доверять. Я уже видел, как они двое разговаривают как явные союзники, и это утешало: ничто не успокаивает так, как то, что полиция ни в чём его не подозревает.
Я прикоснулся к его ладони, лежащей рядом с моей, но Вальмон отнял руку и встал, не дав мне шанса даже на короткий поцелуй:
- Не сейчас. Нас могут заметить.
- Я понимаю... и всё равно я соскучился.
Хотя бы держать его за руку, о большем я в тот момент и не думал, - такая малость, и даже она недоступна, когда вокруг чужие глаза и уши. Словно мы вампиры из романа, которым принадлежат только ночи, но не дни. Вальмон вышел, а я задержался, чтобы убрать мешочек со шпилькой в свои вещи - и чтобы нас не видели выходящими вдвоём. А выйдя в коридор, я как раз наткнулся на Ле Флока.
- Я обещал вашему коллеге дать показания, - сообщил я и проводил взглядом спину Бурдо, которая чрезвычайно удачно удалялась по коридору в компании очередного допрашиваемого. - Но раз он пока занят, лучше я дам их вам, чтобы не тратить время, верно?
- Верно. Вам есть что рассказать? - Ле Флок даже с места отходить не стал, благо нас никто не подслушивал. С ним явно приятнее было иметь дело, нежели с Бурдо.
- На самом деле совсем немногое. Видите ли, у меня хорошая память на лица, и когда я увидел покойного дворецкого, Клода, мне показалось, что я уже видел его раньше. Пару сезонов назад он как будто выходил на сцену Комеди Франсез, в эпизодических ролях, вроде "Кушать подано". Но я не успел спросить его об этом.
- Вы знали его фамилию?
- Нет, я не интересовался именами третьестепенных актёров.
- А он вас узнал?
- Не думаю. Я ведь не подходил к нему тогда за кулисами, а был одним из многих сидевших в зале. Нас разделял партер, он не мог меня видеть.
- А вчера вы ездили смотреть на руины, верно? Вы видели его после этого?
- Нет, - я задумался, припоминая, и повторил с уверенностью: - Нет, он встретил нас и поприветствовал, а после я его не видел. А затем его нашли мёртвым.
- Хорошо, спасибо, - кивнул Ле Флок. Тут как раз подошёл Бурдо и уставился на меня, и я понадеялся, что мне не придётся повторять для него всё то же самое.
- Где вам поставить свою закорючку?.. - смирился я с неизбежным.
Бурдо протянул мне лист и перо, и я оставил на листе своё имя и роспись. Поблагодарив и Ле Флока в ответ (как-никак он честно работал), я с чистой совестью вернулся в зал.
Более я никому не говорил о том, что дворецкий мог оказаться не дворецким, но высказал удивление, когда услышал, что у него, столь молодого, уже были рекомендации. Также мне показалось странным, что когда хозяйке напомнили о том, что вместо последнего жалованья покойному следовало бы помочь деньгами его семье, та ответила, что ничего не знала о том, есть ли у него семья.
- А вы что думаете о расследовании? - спросил меня граф ди Луна.
- Ну, я ведь не полицейский.
- Неужели у вас нет никаких подозрений?
- Никаких. Я приехал недавно, не успел познакомиться с покойным. Но, конечно, можно пофантазировать о причинах убийства дворецкого: может, он узнал о чём-то, чего не должен был знать... как это обычно бывает в авантюрных романах.
- А вы увлекаетесь не только театром, но и литературой? Мне это кажется достойным увлечением.
- Отрадно это слышать, - откликнулся я. Жаль, что моя тётушка не разделила бы его взгляды.
- Вы приехали с виконтом де Вальмоном, верно?
- Да. Виконт познакомил меня со своими родственницами, и показал мне местную природу и архитектуру.
- Вам понравились здешние руины?
- Они весьма живописны. Я вообще люблю выбираться на природу...
...Особенно - вдвоём с Вальмоном. Когда вокруг нет никого, и только мы, - так и выглядит мой рай. Вальмон так невероятно красив, когда в одной рубашке едет верхом или ложится на траву в тени деревьев, что мне кажется - моё сердце не выдержит всей любви к нему.
- В Италии, должно быть, тоже красивая природа, - продолжил я, дабы поддержать разговор. - Кипарисы...
- В Италии полно руин, на каждом шагу, всех исторических периодов и эпох, какие только пожелаете.
- Театр, руины и кипарисы... хотел бы я побывать в Италии, - улыбнулся я. - Жаль, что у меня нет тётушки в Италии. А впрочем, не зарекаюсь: может и найтись.
- Вы интересуетесь театром, верно? - спросил ди Луна.
- Это, кажется, уже ни для кого не секрет, - усмехнулся я.
- А сами не пробовали выступать на сцене?
- О нет, я только зритель. К тому же все мои родственники устроят скандал: всё же актёрская профессия...
- ...Да, я знаю: считается презренной и не одобряется церковью и моралью, и потому недостойна для дворянина. Но вы, должно быть, замечали проблему: когда в пьесе роль аристократа играет простолюдин, не имевший с детства соответствующего воспитания, то получается неубедительно - если, конечно, это не "Мещанин во дворянстве". А если бы на сцену вышел настоящий дворянин, но не под своим именем и, пожалуй, не в столице, а где-нибудь в провинции?..
- Мне нравится ваша идея, - признал я. - Но, боюсь, чёрствый актёрский хлеб не для меня. Я привык к другой, комфортной жизни. Разве что выйти на сцену один раз, когда меня занесёт в провинцию... И, разумеется, не в столице. Что-то меняется к лучшему, но - не сейчас, когда великих актрис хоронят за церковной оградой...
После этого разговора, как ни странно, меня как-то спросила тётушка:
- Говорят, ты не только ходишь в театр, но и выступаешь на сцене?
- Что вы, тётушка. Только когда в салонах читают или разыгрывают пьесы вслух, в качестве игры.
Мадемуазель Камилла пригласила нас осмотреть экспонаты коллекции, что висели на стенах гостиной, украшали книжные полки и камин. Коллекция покойного месье де Флуа поражала разнообразием: от портретов кисти старых мастеров до современного натюрморта с портретом (весьма остроумно и свежо - включить в композицию натюрморта другую картину), от потемневших икон с востока до изящных статуэток. Граф ди Луна ещё не видел эскиз Да Винчи, и мы рассказали ему об оном.
- Более всего художнику удался кот. "Кот Да Винчи", - шутил я. - Мне нравится выражение его морды. Должно быть, ему не нравилось позировать: попробуй заставь кота долго сидеть на одном месте!..
И, произнеся это, я немедленно вспомнил о Вальмоне. Он ведь в самом деле как кот: удержать его никому не под силу - он сам, когда пожелает, приходит ласкаться, а затем вдруг выпускает острые коготки и удаляется прочь.
- Терпеть не могу позировать... - признался я.
- Но иногда результат того стоит.
- Да, бывает и так. Однажды меня нарисовал один заезжий итальянский художник. Правда, он не отдал мне эскиз: сказал, что будет писать с него какого-то архангела где-то у себя в Венеции...
- По крайней мере вы знаете, где искать этого архангела.
- О да, если меня однажды занесёт в Венецию, и я зайду в какую-нибудь маленькую часовню и вдруг увижу себя... Если, конечно, он действительно писал эту фреску в Венеции, а не ещё где-нибудь в Италии. Но найти - это ведь не главное в поездке по Италии.
Некоторое время спустя я увидел, как мадемуазель Камилла рисует в своём альбоме.
- О, вы рисуете!.. Впрочем, живя в таком красивом месте - должно быть, нельзя не начать рисовать.
- Вам следует поехать в Париж, учиться живописи, - посоветовал граф ди Луна.
- Это может быть непросто для женщины, - заметил я.
- А я и так уже всё умею, - ответила Камилла.
- И всё равно стоит непременно приехать в Париж, - заверил я её. - Наверняка найдётся немало желающих заказать портрет у такого... бойкого карандаша.
- Кстати о портретах... вот, держите пока, - и она протянула мне лист с карандашным наброском моего профиля, и наброском весьма удачным.
- Спасибо, - поблагодарил я. - В таких эскизах порой больше жизни, чем в иных засушенных парадных портретах, на которых ты выглядишь на десять-двадцать лет старше, так что хочется убрать его на чердак и никогда не доставать оттуда. Когда-то мы с кузиной позировали так по просьбе родственников...
- Зато такой портрет может оказаться актуален через двадцать лет.
- Возможно. И всё же на том портрете от заезжего итальянца я был больше на себя похож.
Я отлучился, дабы бережно убрать эскиз в свои вещи, и вернулся в зал. И не избежал тётушки.
- Ты говорил, что любишь своих родственников, кузину, тётю, - скорбно говорила она. - Но ты совсем не любил своего дядю.
- Отчего же, тётушка? Я отвечал на письма.
- На каждое второе!
- Мы с кузиной отвечали.
- Вы с кузиной... Твой дядя не одобрил бы твой образ жизни. Ты просто прожигаешь жизнь и заглядываешь актрисам под юбки, и больше ничем не занимаешься!
- А чем же ещё я должен заниматься?.. - в удивлении от общего посыла я решил игнорировать и не опровергать прочие обвинения.
- Работать! У каждого человека должна быть работа.
- Работа?!.. Помилуйте, тётушка, это понятие давно устарело.
Прошли времена, когда всякий дворянин выбирал между шпагой и судейским париком, чтобы служить короне. Сейчас настали мирные времена, но кто знает, как долго они продлятся? И пока Его Величество не требует нам вставать в строй, лучше наслаждаться жизнью, которую позволяют доходы с поместья и наследства.
- Виконт! - Тётушка обратилась за помощью к проходившему мимо Вальмону, но выбрала самого неподходящего союзника. - Вот вы - работаете?
- Нет, - удивление на его лице говорило само за себя.
- Я же говорил, что это устаревшее понятие, - победно подтвердил я.
- Скорее уж вы опережаете время, - заметил Вальмон. Это тоже было правдой: нынешние философы что-то писали об облагораживающем труде, но я не читал философов.
- И всё равно у человека должно быть достойное занятие, - настаивала тётушка. Её наступление было не так просто остановить.
- Быть просвещённым зрителем и читателем - это достойное и уважаемое занятие! - возразил я. - Вспомните Вольтера.
- Вольтер, насколько я помню, что-то писал...
- Да, он писал, но также он и давал советы сильным мира сего, с которыми состоял в переписке. Я, конечно, не Вольтер...
- Вот именно, что ты не Вольтер. Что ты оставишь после себя?
- Кто знает? Быть может, однажды, с возрастом, я напишу мемуары.
- О чём, о театре?
- Ну да, о театре. О жизни за кулисами...
Ускользнув от тётушки, я следом за Вальмоном подошёл к мадам Тербуш, показывавшей свои рисунки. Она рисовала красками в альбоме круглой формы - и это были, как я увидел, портреты.
- Да, я заказал мадам Тербуш сделать для меня копию с рисунка Да Винчи, - говорил граф Ди Луна.
- Это непростая задача! - оценил я. - А я собирался заказать пейзаж со здешними руинами на память, но сейчас я увидел, что мадам рисует портреты, и у меня появилась другая идея...
Я уже почти произнёс, что хотел бы заказать портрет своего друга, но Вальмон меня опередил:
- Я первым хотел сделать заказ! Мадам, вы не могли бы нарисовать Винсена?
- Да, конечно, с удовольствием.
Нам пришлось искать место с хорошим светом, где я мог бы позировать, и в конце концов я сел в кухне у окна, а художница устроилась напротив.
- Виконт коварен: знает, как удалить меня от общества на двадцать минут, - вздохнул я.
- Для чего же? - спросила она.
- Не знаю. Быть может, я уже всем надоел разговорами о театре. Но я захочу отмщения: буду просить вас нарисовать портрет виконта.
- Ох уж эта нежная дружба, - мягко попеняла она.
Но когда Вальмон зашёл на кухню и она сообщила ему о моём намерении, он сказал только:
- Это опасная идея.
- Отчего же?.. - спросил я. Я ведь не собирался вешать его портрет в своей гостиной, для всеобщих любопытных глаз! Такому портрету место только в спальне, куда вхож только сам Вальмон и более никто. Конечно, мне не нужно изображений, дабы держать его образ в сердце, когда его нет рядом... Но я всё равно был бы рад, засыпая и просыпаясь в одиночестве, любоваться картиной.
Мы с Тербуш ещё о чём-то побеседовали, пока она рисовала, но мыслями я был с Вальмоном, вновь сделавшим мне неожиданный подарок. Затем её отвлекли полицейские, она ушла, и я, подождав её немного, также встал и вернулся в гостиную. А некоторое время спустя послышался шум у выхода в сад, и я подоспел, только чтобы услышать, как Вальмон требует графа ди Луну выбрать себе секунданта - любого, кроме Бурдо. Затем они удалились в глубь сада, а я остался чуть поодаль.
- Что происходит? - поинтересовалась Тербуш, подойдя ко мне.
- Похоже, дуэль. Между виконтом де Вальмоном и графом ди Луной.
- А по какому поводу?
- Понятия не имею.
- Вас выставили, или вы сами не вмешиваетесь?
- Меня не приглашали в качестве секунданта, но я предпочту не отходить далеко. На всякий случай.
- Волнуетесь за своего друга?
- Не сомневаюсь в его победе, но кто бы не волновался?..
И как у Вальмона получалось на каждом вечере находить повод для дуэли?.. Он словно притягивал грубиянов больше, чем кто-либо другой, или же был особенно к ним внимателен и не давал спуску ни одной мелочи. А ведь граф ди Луна показался мне приятным собеседником - и пусть и не лишённым авантюризма, но вежливым человеком... Я подошёл, едва звон шпаг утих, - Вальмон стоял на ногах. Граф был жив, но сидел на траве, и я предоставил другим оказывать ему помощь.
- Закончили? Вы в порядке?
- Как видите, чего не скажешь о моём сопернике, - ответил Вальмон.
- До вашего соперника мне дела нет. Вы сами ранены?.. - подойдя ближе, я заметил прореху на его правом плече.
- Просто царапина, - отмахнулся он.
- И царапину также следует перевязать. Обратитесь, пожалуйста, к аббату.
- Непременно.
Так мы и вернулись: я - впереди, уверяя дам, что никто не умер, а следом - сам Вальмон, объясняя, почему не мог не вызвать графа ди Луну: тот толкнул даму и не извинился. Полиция, к счастью, согласилась признать произошедшее "происшествием на тренировке", - вернее, согласился наверняка Ле Флок, а Бурдо смирился. Вальмон обещал дамам, что готов избавить их от общества Бурдо.
- Его вы тоже вызовете на дуэль? - поинтересовалась хозяйка.
- Как можно? Он простолюдин. Я просто выкину его в окошко.
- И ваши любимые розы не пострадают, - поспешил добавить я.
- Можете выкидывать в пруд, - разрешила она. - Или в фонтан.
Когда Вальмон и мадам де Лафлёр устроились побеседовать на кухне, а я оставался рядом, пользуясь тем, что разговор не был приватным, - служанка пронесла мимо них горячий благоухающий пирог с ягодами и унесла его в зал.
- Принести вам кусочек? - спросил я.
- И мне, - попросил Вальмон.
Я сходил в гостиную и принёс на тарелке два куска.
- Винсен, вы чудо, - поблагодарил Вальмон.
Смешно признаться, но я живу ради таких его слов, улыбок и взглядов, каждый из которых словно зажигает внутри меня огонёк, и становится светлее. И каждый я помню и вспоминаю ещё долго, как нищий помнит каждую монету, поданную щедрой рукой.
Также Вальмон, похоже, успел побеседовать с моей тётушкой, поскольку сообщил мне:
- Ваша тётушка намерена увезти вас в Вену.
- Я откажусь, - я с улыбкой покачал головой.
- Уверены? Это хорошая карьерная перспектива.
- Уверен. Не свяжет же она меня и не увезёт в багаже!
- Зная вашу тётушку, я бы не исключал такой возможности, - заметил Вальмон.
Я вовремя прикусил язык, чтобы не спросить, не говорит ли Вальмон из собственного опыта, будучи когда-то связанным моей тётушкой. Ну нет, связать меня я только ему и позволю...
- Что свяжет? Я всё равно сбегу.
- Как же вы сбежите, если будете связаны?
- Рано или поздно она должна меня развязать: я же не смогу быть на службе связанным!
- Как знать, как знать...
- Я найду способ, - пообещал я, просто наслаждаясь тем, что могу видеть его так близко и, говоря о пустяках, на самом деле говорить о том, что не оставлю его. - И даже тётушка меня не остановит.
Проснулся и спустился в зал кузен хозяйки, офицер де Боннэ, который накануне после смерти дворецкого зверски надрался. Затем хозяйка дома собрала всех, чтобы сделать очередное объявление. Она сказала, что рисунок Да Винчи пропал - его вырезали из рамы, - и сопроводила это гневной тирадой о том, что-де впустила нас всех в свой дом, а мы не оправдали её доверия и опустились до воровства. Я был, мягко говоря, обескуражен таким беспочвенным обвинением в адрес всех присутствующих.
- Позвольте, но никто из гостей не может быть вором, - возразил я. - Да и зачем воровать тому, кто не сможет отсюда уехать?..
- В своём доме я не нуждаюсь в чужих советах, - отрезала хозяйка.
По тому, как её эмоции накалялись всё больше, я начал подозревать, уж не сама ли она изобразила похищение картины, чтобы подставить кого-то, кого она сочла убийцей дорогого дворецкого.
- Это не совет, а предположение. Почему вы не считаете, что в краже замешан кто-то из слуг? Слугу может подкупить человек со стороны.
- Слугам была неизвестна ценность этой картины.
Ой ли?.. Слуги слышат всё, что происходит в доме, и хозяйское хвастовство - в том числе.
- Злоумышленник может описать сообщнику картину. Сказать слуге, чтобы принёс ему рисунок женщины с котом, оный ведь такой один?.. И заплатить за это.
- Но я думаю, что не все здесь присутствующие - те, за кого себя выдают, - заявила хозяйка. - Кроме моих родственников, конечно.
- Де Вальмон?.. - тут же предположил де Боннэ.
- Он тоже мне родственник, в какой-то степени.
- За него я могу ручаться, - добавил я на всякий случай. - Как и за себя.
Вечер, даже не смотря на присутствие Вальмона, переставал мне нравиться, а тайны тревожили. Когда чувствуешь разлитую в воздухе опасность от возможного присутствия преступника, способного на убийство, но не знаешь, с какой стороны ожидать удара... Не говоря уж о том, что я не люблю, когда меня подозревают и запирают.
- Я был рад пользоваться гостеприимством, но неприятно быть под арестом, - резюмировал я.
Тем паче когда приходится выносить хамство женщины, тыкающей своих гостей носом в пропажу, как котят в лужу. Конечно, потом она вроде как извинилась, и я был готов простить её, ведь на неё столь многое свалилось за последнее время, - но, как говорят, осадок остался.
И от тётушки невозможно было отделаться. В очередной раз увидев меня, она заявила:
- Дорогой племянник, мне очень жаль, что ты мне врёшь.
- Я? Вру вам?! В чём же?.. - я еле удержался от того, чтобы драматическим жестом упасть перед ней на колени, поскольку моё терпение было на исходе.
- Ты не хочешь сказать мне, почему ты не можешь покинуть Париж. Ты что-то от меня скрываешь.
- Я люблю Париж! Люблю театр! Разве этого недостаточно?!..
- Недостаточно. Твоим сердцем наверняка владеет женщина! А может, мужчина?..
- Что вы говорите, тётушка!..
- А что? Я знаю, как бывает в этом вашем Париже.
- Вы несправедливы к Парижу, тётушка. Высший свет одинаков везде: и в Париже, и в Берлине, и в Вене...
- Вот видишь, ты даже не заметишь разницы. Вена похожа на роскошную женщину, она тебе понравится! И знаменитая венская опера...
- Я охотно посещу оперу, но ненадолго. Чтобы познакомиться с городом, не обязательно связывать себя... узами службы!
Как и для того, чтобы провести время с женщиной, не обязательно связывать себя узами брака.
- Но с Парижем тебя что-то связывает. Точнее, кто-то, я уверена в этом! Но в Вене ты непременно встретишь ещё кого-нибудь, получше.
- Я так не могу, тётушка, - я с улыбкой покачал головой. Может, теперь она поймёт и отвяжется?..
- Только не говори, что ты однолюб. Это же ужасно.
- Увы, - я развёл руками. - Когда уже нашёл лучшее, иного больше не нужно.
- А откуда ты знаешь, что это лучшее? А как же сравнить с другими?
- Я не из тех, кто считает, что в жизни нужно попробовать вообще всё.
Вот я и сказал вам всё, тётушка, признался буквально во всём. Не назвал одного только имени - но к чему оно вам?.. Даже если бы на месте Вальмона была женщина, я не стал бы впутывать её в свои семейные дела. Но моя откровенность не закончила разговор, а наоборот.
- Присядь, нам нужно серьёзно поговорить, - и мадам де Росер опустилась в кресло.
Я придвинул табурет и сел напротив неё:
- Как пожелаете, тётушка.
- Поживаю я плохо! - не расслышала она. - Знаешь, я любила своего мужа, твоего дядю. Он был хорошим человеком. И хотел для тебя лучшего будущего. Его большим желанием было, чтобы ты занял место в посольстве.
- Я тронут это слышать. Но помилуйте, тётушка, ну какой из меня чиновник?!..
- В твоём возрасте для начала карьеры опыт ещё не нужен, ты всему научишься.
- ...И если вдруг случится так, что мне понадобятся деньги, я смогу поступить на службу здесь, в Париже. Здесь меня уже знают.
- А в более позднем возрасте найти работу без должных навыков будет сложнее! Вот что ты умеешь? Только писать?!..
- Что же ещё я должен уметь? К тому же мир так быстро меняется. Мы не знаем, что будет через десять или двадцать лет. Быть может, люди, умеющие красиво складывать слова, будут в самом большом почёте.
- Если ты не послушаешься, я... я лишу тебя наследства! - прибегла тётушка к последнему аргументу. - Хотя у тебя столько родственников, что тебя это вряд ли смутит.
И то правда, особенно учитывая то, что я и не рассчитывал на это наследство. Видать, детей у тётушки в самом деле нет, - но ничто не помешает богатой и отнюдь не старой вдовушке быстро найти мужа по душе. И вот его воля на мой счёт едва ли совпадёт с волей покойного дядюшки... Так или иначе, меня не получится купить деньгами.
- Это ваше право, тётушка.
- Твой дядя был бы тобой очень недоволен! - заявила она, удаляясь.
- У меня много родственников, и у меня никак не получится удовлетворить пожелания их всех!..
Бог свидетель, я не хотел ссориться с тётушкой, но всему есть предел.
Я спросил мадам Тербуш, когда она закончит мой портрет, и она ответила, что он уже готов. Мы прошли на кухню, и она отдала мне лист. Не знаю, стоило ли надеяться, что Вальмон заберёт портрет себе, как и на то, что он будет сам позировать, - но пока он был в моих руках. Красивый и как-то особенно интимный.
- Спасибо, - поблагодарил я. - Это очень красиво.
- Мне кажется, в этом портрете есть что-то... от той легенды, когда мужское и женское ещё не разделились на две половины, если вы меня понимаете.
- Да, пожалуй, в самом деле что-то есть.
Легенда о гермафродите, или как его там?.. И правда, если смотреть на портрет, не зная о модели, - то по нему нельзя было сказать наверняка, мужчина на нём изображён или женщина. Значит, мадам Тербуш разглядела что-то женское во мне? Уж не за это ли женское Вальмон держал меня при себе?.. Пусть так (а рассуждать о том, не думает ли он о других женщинах во время близости со мной, - значит сойти с ума от ревности, а я не ревнив). Но хотел бы я стать женщиной, даже если бы он согласился жениться на мне и возвращался ко мне после всех своих похождений?.. - Точно нет. Женщина не сможет встать на защиту друга, если понадобится, - и женщине надлежит родить ребёнка, отчего её красота быстро увядает, а дети отнимают время. Лучше пусть всё остаётся как есть.
- Можно с вами поговорить? - спросила мадам Тербуш.
- Да, конечно.
С портретом в одной руке и бокалом в другой я последовал за ней. Сад или комнаты не показались ей достаточно уединёнными, и она провела меня в пустовавшую кладовку для слуг, где нас точно никто не стал бы искать. Когда за нами закрылась дверь, я запоздало догадался, чего она от меня желала. Но почему именно я?!..
- Чем я могу вам помочь?
- Вы... нравитесь мне.
- Ох... - этого я и боялся. Если бы она просто искала близости с любым молодым мужчиной, я мог бы отказать не раздумывая; но ведь когда-то и я был на её месте, произнося первые слова признания. - Мне очень жаль, но я ничем не смогу вам ответить.
- Вы любите Вальмона, верно?.. - она произнесла это без тени осуждения, и я улыбнулся:
- Это настолько заметно?..
- Да. Но ему нравятся женщины, а вам?..
- Мы разные с ним. Его сердца хватает на многих, а моё сердце принадлежит ему одному.
- Но неужели в вашем сердце не найдётся хотя бы небольшого уголка для меня?..
- Ну, разве что небольшого... - ответил я с улыбкой и поцеловал её.
Она, во-первых, была хороша собой, а во-вторых, мне не хотелось ранить её чувства... К тому же, и более всего, - соглашаясь, я понимал со всей ясностью, что Вальмон не только не осудит, но и одобрит мой поступок. Мне бы, признаться, льстило, если бы он ревновал меня хоть немножко, - но на это рассчитывать не следовало.
- Но у меня заняты руки... - посетовал я, извиняясь, и Тербуш забрала у меня бокал и портрет и отставила их в сторону. Слегка беспокоясь за сохранность рисунка, я, тем не менее, смог взяться за пышные юбки художницы. В кладовке было тесно, но... Да, я умею доставить удовольствие женщине, и получить при этом удовольствие самому.
Приведя одежду в порядок, мы вышли, пока нас не хватились, - прошло, должно быть, совсем немного времени, но мне казалось, что я пропустил пол-вечера. Никто, к счастью, не видел нас выходящими вместе, и Тербуш улизнула куда-то в направлении кухни, а я с портретом пошёл к своей комнате. В коридоре я наткнулся на группу что-то обсуждавших гостей, среди которых был и Вальмон; обойти их было невозможно, не присоединившись хоть немного к беседе.
- Мне наконец отдали мой портрет, - сообщил я Вальмону.
- Только портрет? - уточнил он. Рисунок его, похоже, вовсе не интересовал.
Конечно, у меня и в мыслях не было не то что ему соврать, но и что-то скрыть, - но мне не хотелось компрометировать женщину в присутствии других гостей, и я ответил уклончиво:
- Тут ведь как.
Всех позабавил Бурдо, появившийся без сюртука, который он снял, потому что ему стало жарко. Все зашумели на него, что выходить раздетым неприлично, к тому же при дамах, и чтобы он немедленно оделся. Смутившись, Бурдо при всех принялся натягивать сюртук.
- Право, некоторым людям стоит приплачивать за то, чтобы они оделись, - отсмеявшись, шепнул я Вальмону, когда Бурдо был уже достаточно далеко, чтобы меня не услышать.
Портрет я также отнёс в свою комнату, вернулся в зал и вскоре узнал, что пропажа нашлась: кто-то вложил украденный рисунок в альбом мадемуазель Камиллы. Поскольку ей, разумеется, незачем было красть в собственном доме, всё это казалось чьей-то глупой и нелепой шуткой.
Звон шпаг в саду... стоило на минуту отвернуться! Я выбежал в сад - там уже сгустились сумерки, а Вальмон и граф ди Луна фехтовали левыми руками, поскольку оба уже были ранены в правое плечо. И упали оба одновременно, но продолжали сражаться взглядами. Я подоспел вместе с Ле Флоком, который принялся устало отчитывать дуэлянтов, что дуэли запрещены и что они задерживают и затрудняют его расследование.
- Это не дуэль, мы тренировались, - заявил Вальмон, не поведя и бровью. - У нас слетели защитные колпачки. Оба. Одновременно.
- Вам следует брать уроки фехтования, - холодно заметил ди Луна. - Вы всякий раз пропускаете один и тот же удар.
- То же могу сказать и о вас, - откликнулся Вальмон. - Вы открываетесь с одной и той же стороны.
Я сбегал в гостиную за аббатом и, сообщив, что он очень сильно и срочно нужен, подхватил его под руку, вырвал из какого-то разговора и уволок за собой. Аббат был достаточно обескуражен, чтобы не сопротивляться. Он занялся перевязыванием Вальмона, к которому я его притащил, а я помогал как мог, пока рядом не оказалась Тербуш. При свете свечей она увидела кровь - Вальмон был ранен в левое плечо, но сильнее, чем в прошлый раз, - и рухнула в обморок.
- Дайте ей нюхательные соли, - с досадой сказал Вальмон, но Ле Флок умело делал вид, что его происходящее не касается.
- Может, кто-нибудь поможет мне её перенести?.. - понадеялся я, поднимая мадам Тербуш на руки. Я донёс её до гостиной и опустил на диван, где её окружили взволнованные дамы, и посыпались новые распоряжения:
- Принесите воды!..
Я не стал ходить далеко: взял стакан и плеснул в него морса из стоявшего на столике графина.
- Надеюсь, у кого-нибудь из дам найдутся нюхательные соли, а я более ничем не могу здесь помочь, - сообщил я и бегом вернулся к Вальмону.
Но моя беготня не могла не привлечь внимание, и у него уже не было отбоя от дам. Я чувствовал себя оруженосцем, защищающим рыцаря от принцесс, - приговаривая, что им не следует здесь находиться и что это зрелище не для женских глаз, я подхватил одну даму под правую руку, другую под левую и мягко, но настойчиво повёл в дом. А в спину мне доносилось:
- Винсен, уведите вашу тётушку!
- У меня всего две руки для двух дам, а не три!..
- Я сама могу идти, - решила тётушка и последовала за мной.
Заверив всех дам, что я также беспокоюсь, однако жизни виконта ничто не угрожает, - я отпустил их в коридоре, где они могли разойтись по своим комнатам. Когда я в очередной раз оказался рядом с Вальмоном, граф ди Луна проходил мимо него и, наклонившись, шепнул достаточно громко время и место следующей... встречи. Дела шли всё более паршиво - прямо-таки катились туда, что в приличном обществе не называют.
- Винсен, принесите дуэльные пистолеты, они в моих вещах.
Я позволил себе пропустить эту просьбу мимо ушей и не подчиниться: в конце концов, я не слуга Вальмону, и не я укладывал его вещи, чтобы знать, где копаться. И я робко надеялся, что полиция не допустит выстрелов в саду. Положительно, для того, чтобы брать с собой в загородную поездку к родственникам дуэльные пистолеты, нужно быть Вальмоном!.. Но что если он знал, что встретит графа ди Луну здесь, и заранее намеревался свести с ним счёты? Насколько же давней и серьёзной должна быть вражда, чтобы не ограничиться первой кровью, а значит - быть готовыми убить друг друга?.. Я привык волноваться за Вальмона, но никогда ещё не боялся за него так сильно.
Когда и аббат, и Ле Флок покинули сад, и я хотел предложить Вальмону проводить его в комнату, - пришла мадмуазель де Польми, и Вальмон попросил оставить его наедине с дамой. Я остался стоять поодаль, у входа в сад, откуда мне ничего не было слышно, да и видно было в сумерках не очень, - но я по крайней мере мог быть уверен, что Вальмон не улизнёт, и ди Луна также не пройдёт мимо меня незамеченным. И плевать, что обо мне могли подумать.
Следом за мадемуазель Польми в сад проследовала хозяйка, мадам де Флуа. Я видел, как она взгромоздилась Вальмону на колени (это сложно было не заметить) и слышал, как она упрекает его в том, что он уделял ей мало внимания (что сложно было не расслышать, даже не подслушивая). Интересно, какого внимания она хотела, если сама же обвиняла нас всех в воровстве и всячески давала понять, что мы - нежеланные гости, которых она вынуждена терпеть... Получив своё, она ушла в дом, пройдя совсем рядом со мной и даже не взглянув на меня, как если бы я был деревом. Что ж, и к лучшему. Наконец, поднялся и подошёл ко мне сам Вальмон.
- Сторожишь?
- Я от тебя теперь ни на шаг не отойду, иначе ты себя угробишь!.. - прошипел я шёпотом. - Скажи на милость, что вы не поделили с графом?..
- Это не имеет значения, - Вальмон, несколько бледный, но решительный, проследовал в свою комнату, я не отставал.
- Хорошо, я спрошу иначе. Почему тебе настолько не хочется жить?!..
- Я не собираюсь умирать, - спокойно парировал Вальмон, без спешки доставая и осматривая пистолет, коего я, впрочем, даже не замечал в его руках. - Я просто убью его, и всё.
- А если он убьёт тебя?!..
- Ты в меня не веришь? - он выпрямился, развернулся ко мне, и его лицо оказалось очень близко.
- Я верю в тебя, - заверил я примирительно. - Но ты ранен!
- Ну и что? Это не шпага. Поднять пистолет и выстрелить я смогу.
- И он также сможет. Риск слишком велик.
Вальмон был прекрасным фехтовальщиком, в чём я не раз убеждался. Но когда двое жмут на спусковой крючок, слишком многое решает случай, и стоить этот случай может слишком дорого.
- Не волнуйся. Со мной всё будет хорошо.
- Ты так в этом уверен?..
- Я уверен.
Я смотрел в его глаза, стараясь прочесть в них хоть что-то, о чём он мог не говорить вслух, успокаивая меня. Но в этих глазах не было ничего, кроме уверенности, - ни сомнения, ни страха: он попросту не предполагал, что может проиграть. И в это отчаянно хотелось верить - в то, что фортуна настолько любит его, что не позволит такому случиться. Вот только она была слишком вероломной дамой.
- Но ты не заговорённый! И никто не заговорённый!..
- Тогда помолись за меня, - предложил Вальмон.
- Этого недостаточно!
- А что достаточно?
- Я могу принять вызов за тебя.
- Почему это вдруг?
- Потому что я не ранен. И потому что ты должен жить.
Тут в оставшуюся приоткрытой дверь ввалилась шумная стайка взволнованных дам. Увидев пистолет в руках Вальмона, они загалдели все хором.
- Милые дамы, что вы все делаете в моей комнате?.. - осведомился Вальмон.
- Мы можем выйти, - дамы дали задний ход, но Вальмон вышел сам и обвёл опустевшую комнату широким жестом:
- Извольте, вся моя комната - ваша.
- Но вы же ранены, присядьте!..
- Я могу даже прилечь, но, боюсь, больше ничего не сумею для вас сделать.
Врачи говорят, что если раненый шутит - значит, будет жить. А если Вальмон язвит - это верный признак того, что его уже не получится остановить, даже если небеса рухнут на землю. Но это не значит, что я не попытаюсь. Дамы обступили его, не давая пройти, наперебой спрашивая, зачем ему драться с графом.
- Но он же может вас убить!.. - воскликнула одна из них.
- Ну убьёт, ну и что с того?.. - пожал плечами Вальмон. Однако с дамами он заговорил иначе, чем со мной!.. Значит, в том, что мне не всё равно, он не сомневался?..
Дамы что-то отвечали. Послышался, кажется, голос мадам де Флуа, заявляющей, что больше не потерпит смертей в своём поместье. Не о том нужно говорить, не о том!.. Но что ответить мне? Если сказать при всех, что люблю его, - от этого будет больше вреда, чем пользы.
- Вы нам живым нужны, - сказал я за всех.
- Но неужели ничего нельзя сделать?!.. - ещё один женский голос.
- Ничего, мадам, - ответил Вальмон. - Вызов брошен, я не могу его не принять.
- Можно, - возразил я. - Я приму этот вызов за вас. Я не ранен. И я имею на это право!
- Не делайте глупостей, Винсен. Мадам де Росер, уведите своего племянника.
Хотел бы я знать, что говорило в нём сейчас: он не желал позволить мне покушаться на его свободу поступать как вздумается, или не мог допустить, чтобы я оспаривал его уверенность в победе, или хоть немного хотел меня уберечь? Или всё сразу, или - что-то иное?..
- Я уже не ребёнок, чтобы тётушка могла мне что-то запретить, - напомнил я уважительно, но твёрдо.
- В таком случае я вам запрещаю, - сказал Вальмон.
- Позвольте мне всего лишь раз в чём-то вас не послушаться, - попросил я негромко, склонив к нему голову.
- Учтите, что этот раз будет последним, Винсен.
Он не шутил. Первый раз - и он же последний?.. Это жестоко, Вальмон. Потерять тебя вот так - потерять твоё расположение, нашу дружбу, наши дни и ночи - для меня всегда было страшнее собственной смерти, вот только хоронить тебя - ещё страшнее.
Воспользовавшись мгновением замешательства, Вальмон всё же прорвался сквозь строй дам и устремился в сад. Дамы метнулись к комнате графа, и меня понесло туда же этой живой лавиной. Однако я не успел - и никто не успел - сказать ни слова: увидев такую делегацию, ди Луна, не раздумывая долго, попросту выпрыгнул наружу через окно. Когда я выбежал в сад - уже совсем стемнело, - эти двое уже стояли друг напротив друга.
- Послушайте, граф, - я окликнул его, и он обернулся ко мне.
- Это будет последний раз, Винсен, я вас предупредил, - повторил Вальмон. - Вы сможете вызвать его после, если, конечно, будет кого вызывать.
- Ваш противник ранен. Дважды. И ему не следует драться в таком состоянии, - продолжал я. - Позвольте мне принять ваш вызов вместо него.
- Я тоже ранен, - возразил ди Луна. - Это будет честный поединок.
Я не подумал об этом заранее (ещё бы: я думал только о Вальмоне), и того мгновения, когда я, признав правоту графа, задумался, как можно было бы уравнять наши силы, хватило Вальмону на то, чтобы вскинуть пистолет. Ди Луна ответил тем же, два выстрела слились в один, вскрикнули дамы, сбежались полицейские и слуги, словно выросли из-под земли, стало светло и суетно, как в дурном сне... Вальмон, к которому я подбежал, был без сознания - выстрел пришёлся ему в руку, и сама по себе рана не была слишком серьёзной (я мысленно благословил графа, который, похоже, хотел выстрелить мимо, но промахнулся), однако он уже в третий раз терял кровь.
- Это покушение на убийство!.. - нудел Бурдо, который был здесь настолько неуместен, что и мне захотелось засунуть его в фонтан вверх ногами.
- Это не покушение, это дуэль, - терпеливо разъяснял ему Ле Флок.
- Но дуэли запрещены законом!..
Ну, только попробуй заикнуться о том, что арестуешь благородного человека за дуэль!..
- Ваше расследование не здесь, Бурдо, занимайтесь им где-нибудь подальше отсюда, - напомнил я.
- Да нет, предмет нашего расследования очень даже здесь, - возразил Ле Флок, стоя над ди Луной, который также был жив и без сознания. - Этого господина нам нужно будет допросить.
- Если расследование окончено, то мы можем быть свободны? - осведомился я.
- Да, но вы же не повезёте раненого прямо сейчас, - резонно заметил Ле Флок.
- Разумеется, нам придётся задержаться.
Аббата тащить не пришлось - после выстрелов он появился сам, но воздвигся над полем сражения и также начал о чём-то говорить. Но никто не нуждался в проповедях, особенно раненые.
- Прошу вас, не время для разговоров, помогите раненым, - торопил я, подводя его к Вальмону. - Сделайте всё, что возможно, пожалуйста!..
Я был готов целовать ему крест, только бы он остановил кровь и перевязал рану. Я старался быть вежливым, а впрочем... громом выстрела из меня словно вышибло все эмоции: ни гнева, ни радости, ни страха, ни облегчения. Лишь колючий комок из боли и благодарности судьбе, оставшийся ворочаться в груди, когда всё для меня могло закончиться, и я ничего не смог бы с этим сделать, - но не закончилось, и жизнь продолжалась, и снова билось сердце.
- Быть может, стоит перенести раненых в комнаты?.. - предложил я, когда аббат закончил свою работу.
- За врачом уже послали, и лучше их не трогать до его прибытия, - с сомнением возразил Ле Флок.
- Но не лежать же им на улице?!.. - ещё час-другой, и выпадет роса, и во дворе станет совсем сыро и холодно, что будет точно не на пользу раненым.
И вновь, стоило мне отвлечься, как полицейские подошли к перевязанному и начинающему приходить в себя Вальмону, их спины заслонили его от меня - и, судя по звуку, Бурдо (ибо кто это ещё мог быть!) отвесил ему пощёчину, чтобы привести в чувство.
- Что вы себе позволяете!.. - воскликнул Вальмон. - Ваше счастье, что я ранен, иначе вы точно вылетели бы в окно.
- Да что вы творите?!.. - одновременно с ним возмутился я и отодвинул прочь Бурдо, который даже не сопротивлялся.
- Винсен, оставьте нас ненадолго, - попросил Ле Флок. Я отошёл в сторону, но он велел: - Ещё дальше.
- Я вас не услышу.
- А мне почему-то кажется, что вы всё прекрасно слышите.
Я вышел за пределы освещённого круга дожидаться конца разговора. Появились слуги, где-то раздобывшие носилки, и когда Ле Флок закончил задавать свои вопросы - раненых погрузили на оные и разнесли по их комнатам, словно двух котов, которых приходится разливать водой и запирать, чтобы они не убили друг друга. Я помог бережно перенести Вальмона и устроить его на постели, но едва слуги с носилками исчезли, как вошла мадемуазель де Польми.
- Оставить вас наедине? - спросил я.
- Да, пожалуйста.
- Уступлю даме, - и я, как вечный постовой, вышел в коридор. Вскоре мимо меня вновь прошла в комнату мадам де Флуа, и не мог же я сказать ей, чтобы она заняла очередь за мной?.. Она не обладала тем тактом, который заставлял меня ждать, и вклинилась в беседу.
- Ваш веер в опасной близости от моего лица, - вежливым предупреждением послышался голос Вальмона.
Хозяйка поместья опять позволяла себе лишнее?.. Ещё одна самовлюблённая вдовушка, для которой мужчины - игрушки, словно котята для ребёнка: будет "наказывать", считаясь только с собственными желаниями, а не с тем, что те могут не хотеть с ней играть, устать или болеть. Следом заглянула моя тётушка, но затем подошла ко мне.
- Больше не впускай к нему женщин, - посоветовала она. - По крайней мере, не трёх одновременно.
- Сложно отказать женщине, - я развёл руками.
Но то ли дамы поняли, что раненому стоит дать отдохнуть, то ли Вальмон попросил их об этом, - и обе женщины вышли. Я проводил их взглядом, убеждаясь, что нас более никто не потревожит.
- Ты что, стоишь там в дверях? - насмешливо окликнул меня Вальмон с постели.
- Уже нет, - ответил я, входя и запирая дверь.
- Тогда сядь.
Я подошёл и опустился на пол у его постели, чтобы видеть его лицо. Взял его ладонь в свою - он больше её не отнимал. И почему, как и в тот, самый первый раз, о самом важном у меня получается говорить, только когда он ранен?.. И лучше бы он сердился на меня, чем смотрел вот так устало, без улыбки, словно я чем-то его разочаровал, - и ждал, что я скажу.
- Сколько ещё твоих шрамов я буду потом целовать... - прошептал я с грустной улыбкой.
- А они тебе чем-то не нравятся?
- Я люблю всё в тебе.
- Тогда в чём проблема?
Я вздохнул. Объяснять ему, что мне больно от его боли, которую он как будто вовсе не замечал?.. Нет, не сейчас, когда он и так устал за этот безумный день.
- Береги себя... пожалуйста.
Если не ради меня - чего я стою! - то хотя бы ради всех, кого любишь, и кто, быть может, любит тебя.
- Для чего?
- У меня нет ничего дороже тебя.
- В таком случае тебе следовало быть понастойчивей.
- Настойчивее в чём?..
- Забудь, - отмахнулся Вальмон.
Ну уж нет, в эти игры я не играю. Отбирать его право на поединок - плохо, не отбирать - тоже плохо?..
- Не могу же я тебя запереть!
- У тебя бы и не получилось. Я делаю то, что хочу.
- И таким я тебя и люблю.
Я понимал теперь, что Вальмон ввязывался в дуэли не потому, что искал смерти, как некоторые, - нет, ровно наоборот: он так жил - так, словно он бессмертен. И отнять у него такую жизнь - всё равно что убить. Но, может, у него и вправду девять жизней...
- А как тебе мадам Тербуш? - полюбопытствовал он, сменив тему.
- Она... славная, - признал я. - С ней хорошо. Но грустно, что я ей, кажется, нравлюсь...
- Ты нравишься ей, она нравится тебе - ну и что тебя не устраивает?
- Я только твой, ты знаешь, - я покачал головой.
- Ну и глупо.
- Пусть так, ведь любят не разумом.
- А если кое-чем другим, так всё ещё проще: это лечится, если чаще бывать в постели с разными людьми.
- Сердцу не прикажешь, друг мой.
Моё сердце само выбрало, в чьих руках хочет быть, и я не пожалею и не пожалуюсь. А столь старательно отрицать, что любят сердцем, может только такой человек с открытым и чутким сердцем, как Вальмон. И ранить его сердце я никогда не посмею.
- А у разума ты спрашивать не пробовал?
Я честно прислушался к голосу разума. Все мысли были заняты Вальмоном.
- Он не против, - ответил я, выслушав их.
- Значит, у тебя его нет, - заключил Вальмон скучающим тоном.
- Но я счастлив быть рядом с тобой.
- Я уезжаю в Италию, - сообщил он.
"Как надолго?" и "Ты ведь вернёшься?" - неправильные вопросы. Я же не Пенелопа, чтобы ждать его на берегу. Я могу последовать за ним хоть за край света.
- Я буду нужен тебе там?
- Я еду с тремя женщинами.
- Это значит "нет"?
- Ничто не помешает тебе также поехать в Италию самому.
- Я поеду, - решил я. - Я поеду, если только ты не запретишь и не скажешь, что я помешаю тебе.
Навязываюсь? Пусть. Вальмон - большой мальчик и вполне способен сказать, когда мне следует отступить в сторону, а когда он на самом деле не против моего присутствия и участия.
- Рад, что хоть к каким-то моим просьбам ты готов прислушиваться.
- Меня ты можешь просить о чём угодно.
Но это не значит, что все твои просьбы я выполню: я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить. И без необходимости не стану вредить себе, - но об этом, я знаю, ты не попросишь.
- Когда можно просить обо всём, это скучно.
Тут из-за дверей послышался звучный голос Ле Флока, призывавшего всех, кроме раненых, собраться в зале.
- Раненые тоже могут прийти, - заявил Вальмон. - Ты ведь мне поможешь?
- Конечно.
Он поморщился, просовывая раненую руку в рукав камзола, но я не мог возражать. Несмотря ни на что, Вальмон всегда будет выглядеть безупречно и не давать себе поблажек, иначе он не был бы Вальмоном. Я подал ему руку, он оперся на неё, и мы вышли в коридор. Когда мы неспешно дошли до гостиной, дамы уже заняли сидячие места, и я мог не найти, куда усадить раненого Вальмона, если бы они не потеснились. Ле Флок что-то говорил о том, что граф ди Луна - самозванец и был арестован (ему следовало бы выразить благодарность Вальмону: может статься, без последней дуэли лже-графа не удалось бы задержать), - но я не особенно его слушал. Всех итогов расследования нам всё равно не сообщат.
А у меня впереди ещё будет время на то, чтобы дать понять Вальмону, что я люблю его не за близость с ним и не за его подарки - хотя всё это, безусловно, приносит мне счастье, - а просто за то, что он есть, и именно таким, каков он есть, и не пожелаю его переделывать. А после - Италия. Театр, руины и кипарисы... и его женщины, почему бы и нет. Когда-то, ещё до того, как признаться ему, я говорил, что не ревную, поскольку никто из его женщин не любит его так же сильно, как я; с тех пор я видел Вальмона со многими женщинами, а с некоторыми из них даже разделял его постель, - и можете считать меня самонадеянным, но я по-прежнему думаю так. Никто из них - тех, кто жаждет его внимания или проявляет холодность, тех, кто в его объятиях может почувствовать себя королевой, богиней, единственной в целом свете... Никто не целует его пальцы так, как я, - как величайшее сокровище. Не шепчет ему о том, как он красив, желанен и любим. Не окружает его заботой и не отвлекает от дум, когда он не в духе. И более никто не будет любить его до седин (хоть он и ведёт себя как человек, что до седин не доживёт) - и дольше, - поскольку моя любовь умрёт только вместе со мной.

Итоги и благодарности

По итогам игры Вальмон отправится в Италию с тремя дамами - рассчитывал на двух, но третья сама увязалась. И Винсен, поскольку дамы не против, особенно Тербуш, - увязался тоже, так что впереди приключения на пятерых. И хорошо ещё, что тётушка не едет в Италию, иначе вышло бы н е л о в к о. Винсен и так уже отказался от тройничка с Вальмоном и кузиной (с прошлой игры) из-за н е л о в к о с т и
Спасибо Вере за игру (и Дикте за идею с убитым дворецким), спасибо игрокам! Получился очень атмосферный и живой кусочек литературной исторички, очень кинематографичный в лучшем смысле этого слова, с очень яркими типажами. Жить внутри таких историй - всегда огромное удовольствие. И сразу начинаешь хотеть и ждать следующей лефлоковки, хоть бы и ещё через пару лет
Мастер перед игрой: можешь забить на разговоры о театре, если достало.
Я: когда б меня достало говорить о театре, я сам всех достану
Спасибо Дикте за чудесного Вальмона - бесконечно обаятельного, остроумного, бесстрашного и свободного. Уж не знаю, насколько Винсен ему ещё нужен, а насколько тот уже не чает, как от него избавиться, - но здесь и сейчас Винсену правда очень повезло.
Спасибо Вере за Анну-Доротею Тербуш - за портрет, за понимание и симпатию. Если Винсен однажды узнает, что Тербуш поспорила с Вальмоном, сможет ли его соблазнить (справедливости ради - не его конкретно, Винсен выпал случайным фантом из шляпы), - то что он скажет Вальмону?.. - Ля ты крыса, люблю тебя очень
Спасибо Лесе за Пенелопу де Росер - тётушка была огонь, додала немалый кусок игры и не давала скучать ни минуты. Тётушкиной настойчивостью можно забивать гвозди!
Спасибо Сули за графа ди Луну, оказавшегося вором Картушем, за отличные идеи выйти на сцену и за движуху вокруг портрета и дуэлей.
Спасибо Тикки за Ле Флока, невозмутимого и рассудительного, и Иволге за восхитительного инспектора "Чем больше я на вас смотрю, тем ближе Французская Революция" Бурдо Издеваться над несведущим в этикете полицейским было немалым (и очень каноничным) удовольствием. Ну а до Революции в нашем сеттинге ещё далеко... впрочем, её всегда можно будет пересидеть где-нибудь в Неаполе.
Спасибо прекрасным дамам - Лиаре за Амалию де Лафлёр, Нике за Мари-Анн де Польми, Ортхильде за Камиллу де Флуа, и Джулс за взвинченную и раздосадованную(тм) хозяйку дома Анну де Флуа. Пересекались мало, но поговорить о театре и живописи - всегда хорошо!
И всем-всем-всем - ящик анжуйского сидра и всех обратно
(Птаха разблокировала воспоминание: когда-то на лефлоковке мой очередной мальчик-в-беде - как его звали, я тоже не помнил, но поиск показал, что Корнель - вляпался в её журналиста, который был на крючке у Тайной полиции. Как вспомнил - так вздрогнул, чем это для мальчика обернулось: вывезти из страны и тащить на себе алкоголика-суицидника, и не видеть от него ничего, кроме равнодушия, пренебрежения и насилия... У того мальчика личных границ не было вообще - а у Винсена они есть, и он умеет сказать "нет", вот только ему в общем-то и не приходится это делать, потому как Вальмон никого не станет ломать и использовать. Так что - да, Вальмон делает больно иначе(тм), но у него есть благородство и есть сердце, и с ним действительно хорошо )

И немного послеигрового

После игры, как обычно, собрались в круг (...вокруг Вальмона собралось небольшое уютное кубло)), рассказали, что у кого было, - а потом, переодевшись в человека, я соблазнился чаем и перебрался на кухню. Там травили байки об играх и полигонах, обсуждали мастерёжку и планы, вспоминали вальсы - и вообще очень лампово посидели. Допив чай и осознав, что пора бы и держать курс к дому, я присоединился к Дикте, и мы дошли пешком до метро. Шли под совершенно прекрасным пушистым снегопадом, и только когда он облепил мои волосы - кудри от влаги и прохлады наконец распрямились. Птахи не было дома - она уехала пить к Джонту на новоселье, - потому я и нашёл себе "Вальмона" в оригинале и включил на компе.

@темы: friendship is magic, кина не будет, електричество кончилось, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, стихи не ведают стыда, lettres recueillies dans une société

---

1780. Особняк на улице Сент-Оноре

Основная польза перлов о кроссполе и слэше, таскаемых мною из мейнстримного китаечата, - это последующие обсуждения с ближними (а ору я в Амарта в основном) разнообразной сыгранной лички. Которые и привели меня к выводу, что стоит выходить за рамки привычного и чаще играть в инициативу. Конечно, шанс, что партнёр примет подачу, обычно невелик (будем честны, я не из тех игроков, которыми других игроков на игры заманивают, скорее наоборот), но это в любом случае игровой момент.
Обычно я не играю в салоны, но у Веры всегда хорошая компания и получается теплолампово, так что я охотно вписался в кусочек восемнашки (много не бывает). Почувствовав, что слегка устал играть женщин (да, наконец-то со мной это произошло, - но тех, что уже заявлены, жду с нетерпением), а мозга мало, - заявился рандомным шевалье из окружения виконта Коэтлегона (который немножко Вальмон). И подумал, что вот он, шанс. Так появился Винсент (просто потому что песня НН, которой пока даже нет в записи), очередной романтический тип (до романтизма ещё неблизко, но его зайчатки уже зарождаются)).

Поставить себе зачёт не могу.

Поставить себе зачёт не могу: во-первых, салон для инициатив подходит плохо (в общих беседах приходится соблюдать приличия, даже не понамекаешь - хотя палился я как мог, - а хорошая мысля про записки через горничную посетила опосля), а во-вторых, мне не хотелось играть в "выйдем поговорим", хотелось большей спонтанности. Ну и дождался спонтанного момента - после дуэли Раненого человека к стенке не припрёшь, так что ограничился признанием - что виконта, конечно, позабавило, но могло бы выйти задорней; а в бесплодные признания я и так умею. Впрочем, намёк на продолжение Винсент получил - хотя у Коэтлегона уже был любовник на игре, так что не совсем понятно, зачем был нужен я. Но история сложилась по-своему милая, и игра в целом действительно вышла душевной: все отдыхали, Ле Флок работал (а Винсент вправду ничем не мог ему помочь, ибо никакого отношения к свершившимся преступлениям не имел).

Доигровой пожизняк

Радостно прихватил чёрную кружевную рубашку, ту самую с разваряжки у Дёгред, которая "на очередного п@дора"(с)Птаха, и давно не выгулянные чёрные бархатные штаны (не менее п@рские). При обретении я рубашку толком не рассматривал, а оказалось, что у неё на вороте неочевидная шнуровка. Слава Тёрн, которая осознала, что с этим делать! (Вот чем надо секс-то отыгрывать - не поиском булавок, а продеванием шнурка в петлицы при помощи булавки!) От жилетки я по трезвому размышлению отказался: нас в квартире Веры было много, и даже при открытых окнах было жарковато.

Винсент Мейо. Краткий отперсонажный отчёт эпизодами (ворнинг: невинный слэш)

Литературный салон мадам Дансени - самое известное сборище любителей словесности всех мастей, кое я посещал с кузиной Валери и нашей тётушкой. Это давало мне редкую и тем более ценную возможность видеться с виконтом де Коэтлегоном, гренадёром в отставке, который, будучи хорошим другом мадам Дансени, всегда был в её доме желанным гостем. Даже не с каждой встречей, но с каждой разлукой я понимал всё отчётливее, что моё сердце оказалось привязано к этому человеку словно на нитку, всё более короткую и крепкую, и тянется за ним, так что удерживать его было всё сложнее.
В тот день новым гостем был дон Педро Сарате, бывший офицер испанской Армады; также внимание гостей привлекали месье де Лакло, артиллерист, пробовавший себя в литературе, и комиссар полиции Ле Флок - первый давно не был в столице и спрашивал о последних новостях, второй наотрез отказывался рассказывать о происшествиях, называя их слишком скучными. Я счёл, что это оттого, что месье Ле Флок не вдохновляется своей работой.
- Следует ввести изящные эвфемизмы для ужасных преступлений, - предположил я. - Так газетные заголовки станут более привлекательными.
- А что нового в опере? Были какие-нибудь премьеры?
- Нового ничего, - отвечал я. - Всё ставят старое, проходят бенефисы...
- Хорошо, когда есть кому рассказать оперные новости, - сказала одна из дам. - Я в опере запоминаю только любовные сюжеты.
- Я также, - усмехнулся я. - Слуха у меня нет, и я едва ли могу оценить музыку по достоинству.
Один аристократ, что вывез в свет свою дочь из провинции, утверждал, что Вольтер и другие современные авторы слишком непристойны, и читать надобно классику, например - Декамерон. Нас весьма позабавил такой пример пристойной литературы (я гадал, что ещё будет названо в качестве подобающего чтения: Чосер, Рабле, а может, Апулей?..), и виконт де Коэтлегон предложил компании почитать Декамерон по ролям, ежели он найдётся в библиотеке мадам Дансени. Однако, когда художница Лабиль-Жиар, подруга хозяйки дома, согласилась присоединиться, - Коэтлегон уединился в библиотеке с ней одной. Когда же я вернулся в общую залу, речь уже зашла о Шекспире.
Почтенный отец рассуждал, что подобные произведения необходимо читать с наставником или наставницей (своего пола, как было уточнено), и я ушам своим не верил: Шекспир, хоть и облагороженный переводами, - литература плебейская, не нуждающаяся в разъяснениях. А дворянин поневоле поставил её на одну полку с Библией, кою также предлагал изучать совместно с духовником - на что, по подсчётам его собеседников, уйдёт не менее пяти лет.
- Почему вы так считаете? - спросила меня одна из дам, услышавшая моё недоумение.
- Шекспир писал свои пьесы для черни, - пояснил я. - Представления показывали толпе перед травлей медведей собаками...
- У Шекспира была разная публика, - возразил кто-то. - Он также писал и для дворян.
- Да, я слышал, кто-то из высшей знати сидел у него на сцене, - кивнул я. - Но, конечно, не королева.
- Значит, в Британии нет ничего изящного?
- Отчего же? Там был славный придворный театр - Джонсона, например, - припомнил я. - И Марло... тоже порой грубоват, но, по крайней мере, не для плебеев.
- Вы пишете?.. - другая дама тем временем спрашивала де Лакло.
- И даже ставился, - подсказал я. Де Лакло расцвёл от удовольствия. Постановка была провалом, и всё же он не опускал руки, что импонировало мне.
- Ну, не то чтобы ставился... - смущённо сказал он. - Я не ожидал, что кто-то помнит...
- Вы, главное, продолжайте, не бросайте перо, - подбодрил его я.
Коэтлегон вернулся, но вскоре ему сделалось скучно от беседы о Библии, и он удалился в столовую, где подавали кофе; шевалье Сен-Жильбер, месье де Лакло и я последовали за ним, вскоре присоединились и некоторые дамы. Одна из них всё хотела спорить со мной об англичанах.
- Вы в самом деле могли читать Марло? И вам не было скучно?
- Разумеется. Он пишет о возвышенных чувствах и идеях, ради которых его герои могут жить и умирать. И его герои - титаны, которым хочется подражать; у Шекспира же - просто люди.
- Вы читали "Отелло"? Разве это не возвышенные чувства - любовь, ревность?..
- Ревность!.. - воскликнул я. - Такое мелочное чувство. Чернокожий дикарь убивает женщину из ревности на потеху публике: можно ли выдумать что-то более пошлое?..
- Вы ничего не понимаете в литературе, если видите в Шескпире только это... - обиженно заметила дама.
- О, я понимаю, что талант Шекспира сделал эту историю сложнее и глубже, так что мы невольно сочувствуем Отелло...
- Я вот Отелло совсем не сочувствую.
- ...Но я говорю лишь о том, что чернь любит убийства, - а Шекспир писал то, что требовала от него публика, состоявшая из рабочих и матросов!
- Да и Отелло - вовсе не дикарь. Он был офицером, совершал подвиги...
- И это также понимаем мы с вами, просвещённые люди. Мы знаем, что люди разного цвета кожи бывали пажами, офицерами. Но чернь хочет видеть злодея с лицом, вымазанным чёрной ваксой, - так же, как и жида в рыжем парике!..
- Что же вы читаете, если Шекспир для вас слишком плох?
- Я выписывал кое-какие литературные журналы.
- И что вам в них нравилось, стихи?
- Да, хорошие стихи о любви я порой вырезал или выписывал. И некоторые неплохие пьесы. Впрочем, достойных пьес нынче мало - всё больше пошлые комедии...
Де Лакло стал рассказывать о том, что собирается написать поучительный роман для исправления нравов, и прежде всего - для женщин.
- Думаю, все согласятся с тем, что женщина должна быть нравственна, добродетельна, скромна, - говорил он с важностью.
- Как и все люди, - заметил я.
- Также женщине подобает следить за собой, избегать дурных соблазнов, служить примером...
- Как и всем нам, - вновь повторил я.
- Однако мужчине не обязательно выглядеть красивым, - заявил де Лакло. - Женщина подобна храму в центре города, тогда как мужчина подобен крепости, которая город защищает.
Меня так и подмывало сказать, что вкусы в архитектуре могут быть разными. Порой мрачный старинный храм, в котором душно и горит лишь несколько сальных свечей, отпущенных скрягой-настоятелем, совсем не вызывает желания в него войти - в отличие от крепостных башен.
- А как вы относитесь к тому, что внутри одной крепости может быть несколько храмов? - спросил Сен-Жильбер.
- Отрицательно.
- Вы, как христианин, против того, чтобы было больше храмов?..
Также де Лакло утверждал, что среди женщин молодой красивый проповедник всегда пользуется большим успехом.
- Вы слишком плохо думаете о женщинах, - возразил я. - Популярен тот проповедник, который говорит интересно. Ум прежде всего и делает человека красивым.
Коэтлегон не мог далее выносить эту проповедь и удалился, я же, вступив в беседу, уже не мог покинуть её слишком резко - это было бы невежливо. У де Лакло спрашивали, почему он так уверен, что знает желания и вкусы молодых девушек, если у него нет дочери, и он даже не женат; как оказалось, он всё никак не может найти свой идеал женщины. Причём, по его словам, дело было не в его требовательности - ему просто казалось, что женщина должна быть святой, чтобы вынести его занудство. Я не знал, сочувствовать или злорадствовать. С одной стороны, я вполне мог представить человека - не обязательно женщину, - кому наивный идеализм де Лакло покажется трогательным и милым; с другой - ради любви можно было бы и измениться, а не оставаться эгоистом.
Затем размышления де Лакло дошли до того, что он не может читать Вольтера, поскольку тот не соответствовал в жизни тем моральным принципам, каковые декларировал в своих произведениях. Как по мне, так ни один автор не соответствует своим лучшим героям, ведь жизнь отличается от вымысла, - но каждый, и писатель, и читатель, может в меру своих возможностей стремиться стать лучше.
- Вольтер, по крайней мере, хорошо устроился в жизни, этого у него не отнять, - пожал плечами я. - И у него был хороший художественный вкус.
Если бы не накопленные Вольтером богатства - каким бы то ни было путём, - мы могли бы никогда не узнать о некоторых талантливых авторах, которым он помогал печататься.
Когда де Лакло переключился на других собеседников и перестал замечать меня, я всё же незаметно вышел - и, какой бы любопытной ни была беседа, порадовался, что мне удалось ускользнуть от этого сорокалетнего девственника и вернуться в общество Коэтлегона и других.

Мадам Дансени тщетно пыталась разговорить комиссара Ле Флока; я предположил, что допросить полицейского сможет только другой полицейский, а второго такого у нас не было. Тогда Коэтлегон предложил устроить игру в "правду или вызов". Я поддержал эту идею, и правила пришлось припоминать мне: можно было задавать вопросы по кругу, а можно было - по принципу фантов. Мадам Дансени придумала лучший вариант - дважды написать участников на бумажках и вынимать их из шляпы, чтобы каждому гостю довелось как спросить кого-то, так и быть спрошенным. Дабы не писать имена, каждому присвоили номер. Волей хозяйки посчитали всех, включая горничную Жанну. Ле Флок старательно сливался с креслом в глубине залы, но и он не избежал участия в игре.
Мадам Дансени взяла две шляпы, с золотым и с серебряным кантом, одна из которых была одолжена у Ле Флока, и игра началась. Де Лакло, считая себя слишком скучным, был одним из немногих, кто выбрал "вызов", и получил пожелание прочитать стихи, но от волнения не мог вспомнить ни одного стихотворения.
- Спойте "Жил-был Анри Четвёртый", - подсказал я негромко.
В результате его спасла одна из дам. И ещё кто-то из дам выбрала "вызов" - и должна была сделать комплимент каждому присутствующему мужчине. Мне она сказала, что у меня "пальцы художника" - это приятно было слышать, и все посмеялись, что мне впору бросить писать и податься рисовать. Сам я не придумал вопроса заранее, предаваясь мечтам о том, что виконт Коэтлегон может спросить меня о чём-то, - и когда пришла моя очередь, спросил ту даму, что, казалось, и спорила со мной о Шекспире, какова её любимая история любви.
- Сложно выбрать. Столько историй у Шекспира и Лопе де Веги...
- Почему же вы любите только заграничных авторов? - удивились другие гости. - А как же наши, французские?
- Они не писали о любви...
- Как это не писали? - тут не выдержал и я. - А как же Корнель, Расин, Мольер, в конце концов?..
- И Вольтер, - добавила другая дама.
- И Вольтер, и Руссо, - согласился я.
- Но самая любимая история - пожалуй, "Ромео и Джульетта", - закончила дама свой ответ.
- Хорошая пьеса, - признал я. - Хоть и весьма непристойная.
- Непристойная?..
- Она сплошь состоит из скабрезных шуточек, - пожал плечами я. - Но, разумеется, я не стану их цитировать.
- А вы только шуточки там и видите. - вызывать обиду за Шекспира становилось уже забавным.
- Вовсе нет, я вижу трагическую нелепость.
Двое детей убили себя из-за того, что их сводник, облачённый в рясу, застрял на чумном карантине. И эту историю о страхе и отчаянии, которые чувствовали эти дети, совершенно одни, не знающие, что делать дальше и куда идти, вырванные из дома без возможности вернуться, - считают историей любви?.. Незрелое чувство, на котором сыграл развращённый священник, не следует называть любовью: никогда ещё влечение в таком возрасте не длилось долго.
Задать вопрос Ле Флоку выпало аристократу-отцу, собирателю книг, - и все замерли в ожидании, прося его как следует распорядиться шансом. Увы, это был не лучший выбор фортуны: тот спросил, как долго Ле Флок уже служит в полиции. Ле Флок ответил, что скоро минет десять лет. Эту "тайну" можно было узнать и так... Мне же задавала вопрос горничная Жанна. Она спросила, какой спектакль запомнился мне больше всего.
- Порой более всего запоминается даже не сама пьеса, а то, как складываются обстоятельства, заставляя чувствовать себя частью волшебства. Однажды один мой друг позвал меня на спектакль, когда я ещё не был таким искушённым театралом, как сейчас. Был весенний день, а в театре горели свечи и играла музыка... Я плохо запомнил, что происходило на сцене - какая-то любовная история, драма с наследством, - но я запомнил этот день и эту музыку. Такого дня больше не повторится.
Когда игра закончилась, многим хотелось её продолжить, но следовало не утомлять хозяйку и сделать перерыв. Я сказал, что оставшиеся вопросы можно задать в частном порядке: я бы ответил, мне нечего было скрывать. А Коэтлегон предложил выйти в сад и поиграть во что-нибудь ещё - например, в фанты. Как за дудочкой крысолова, все дамы пошли за ним; я пропустил их вперёд и вошёл в сад следом. Для игры каждому полагалось отдать небольшую вещь и положить её в мешочек. На мне не было украшений, и виконт снял за меня одно из своих колец, с чёрным камнем.
Я вскоре получил фант сказать комплимент кому-либо из присутствующих - противоположного пола. Сложно было выбрать, никого не обидев.
- Мои тётя и кузина слышат от меня комплименты каждый день, - сказал я и наткнулся взглядом на художницу Лабиль-Жиар, не расстававшуюся с альбомом. - Поэтому я скажу вам. Редко можно встретить женщину не только красивую и со вкусом одевающуюся, но и талантливую.
Может, я и не умел делать изящные комплименты, но по крайней мере это было правдой.
- Спасибо. На самом деле, многие женщины рисуют на полях писем и в альбомах, например цветы, но не все решают продолжать.
- Это правда. Немало женщин думают, будто это баловство, а у них и так много других дел... Но я считаю, что талант зарывать нельзя, и нужно его развивать.
- К тому же женщинам труднее, чем мужчинам.
- И это также. Тем ценнее то, что мы всё же можем увидеть.
Когда пришла моя очередь доставать чью-то вещицу из мешочка, который держал Коэтлегон, виконт задержал мою ладонь своей, чтобы тот, кто придумывал фант, не увидел раньше времени, кому загадывает. Я бы никогда прежде не подумал, что моментом, который мне захочется запомнить на всю жизнь, будет банальное "наши руки соприкоснулись"... И всё же его пальцы действительно касались моих пальцев, сжимавших карандаш Лабиль-Жиар, и это казалось мне неслучайным, и хотелось, чтобы очередной игрок думал над фантом целую вечность.
Наконец, мы явили миру карандаш, и Лабиль-Жиар было загадано сравнить с цветком каждого присутствующего человека иного пола. Это было любопытно: обычно с цветами сравнивают женщин, и редко - мужчин. Она сравнила де Лакло с чертополохом, который, несмотря на колючесть, красиво цветёт, мне же достались весенние первоцветы, появляющиеся из-под снега, - это было красиво. Ненадолго она задумалась, глядя на Коэтлегона, и я задумался также.
- Ирис, я бы сказал, - проговорил я.
Бывают ирисы тёмные, бархатные, среди легкомысленно-ярких сразу притягивающие взгляд, - и я отчётливо увидел этот цветок во всём облике Коэтлегона.
- Пожалуй, нарцисс, - сказала Лабиль-Жиар.
Домашние нарциссы излишне ярки, но дикие также считаются весенними цветами, что заставило меня улыбнуться. К тому же аромат нарцисса славится как пьянящий, почти ядовитый...
Де Люс своевременно улизнул из сада, за что Лабиль-Жиар присвоила ему лютик ускользающий.
Игра продолжалась. Кому-то, кажется кузине Валери, выпал фант придумать, какое преступление она могла бы совершить. Остальным игрокам сделалось любопытно, что ответили бы другие, и решено было предложить эту игру в салоне: пусть каждый выберет преступление для себя. После того, как виконт почти держал меня за руку, я уже чувствовал себя преступником и готов был в этом признаться, и хотел задержать Коэтлегона на выходе из сада, - но мадам Дансени позвала всех в залу, и всем пришлось возвращаться немедля.
Игра в преступления встретила отклик у гостей, и все вновь собрались в круг. Коэтлегон, с которого и началась игра, сказал, что мог бы совершить похищение.
- Женщины или мужчины? - уточнила Лабиль-Жиар.
- Возможно, речь идёт о похищении сердец, - заметил я.
Валери сказала, что могла бы прибегнуть к колдовству, чтобы завоевать чьё-то сердце. Интересно, чьё сердце её интересовало?.. Мы могли говорить о театре и моде, о стихах и романах, - но я не знал, говорить ли с ней о делах любовных, поймёт ли она меня...
- Кузине не нужно колдовство, чтобы завоёвывать сердца, - сказал я.
Когда очередь дошла до меня, я, как обычно, был и не готов, и готов одновременно, - я не умел придумывать ответы заранее, но я просто знал, о чём говорить.
- Я - мирный человек и не люблю кровопролитие. Но я уверен, что ради любви можно совершить любое безумство и любое преступление. А порой любовь - уже сама по себе преступление.
- Любовь может быть преступлением?.. - переспросила Лабиль-Жиар. - Впрочем, если влюблённые принадлежат к враждующим сторонам...
Мадам Дансени была впечатлена и попросила поднять руки тех, кто готов был убить ради любви. Таких, как я, было трое, не больше; некоторые другие гости также говорили, что могли бы пойти на преступление ради защиты родины или дорогих им людей, родных и друзей.
Собиратель книг сказал, что преступление - продать книгу дешевле, чем она по-настоящему стоит. Это было остроумно, и нельзя было не согласиться. Ле Флок свою способность совершить преступление отрицал, говоря, что это противоречит его профессии. Неужели он не мог бы нарушить закон ради преследования опасного преступника?.. Это так скучно. Дон Педро также никак не мог выдумать для себя преступление (дуэль уже была занята певицей Фарбье-Лярош), и мы все дружно помогли ему, перечислив всё, что могло пойти не так на корабле.

Вечер продолжался. Дона Педро просили рассказать о пиратах - но они не нападали на военные суда, и потому дон Педро с ними не сталкивался или же топил их издали. К тому же многие каботажники не выходили далеко в океан, а ходили вдоль побережий.
- Но это же скучно - ходить вдоль берега, - удивился виконт Коэтлегон. - Одни и те же пейзажи.
- Думаю, они ходят там не ради красивых пейзажей, - заметил я.
- А кого же тогда вешают, если всех пиратов топят?
- Кого поймают, того и вешают, - пожал плечами я. - Так, бывает, какой-нибудь бедный дворянин получит каперский патент, а потом захватит торговый корабль...
- Если это будет не французский корабль, то и не повесят.
- А если французский? Богатая добыча - большой соблазн. Подумает, что никто не узнает, а его уже на берегу поймают - и повесят...
Вспоминали легенды о пирате по имени Питер Блад - я слышал о нём как о доне Педро Сангре и думал, что он испанец, но говорили, что он не то ирландец, не то шотландец.
Коэтлегон успевал оказывать знаки внимания всем дамам, не исключая и моей кузины Валери. Я осознал, что ревности я не испытываю: он может сделать счастливой - а затем несчастной - каждую из них, но ни одна женщина не сумеет любить его так, как я люблю.
Ле Флок, хоть и находился не на службе, то и дело говорил с кем-то наедине. Он и с Валери вышел в сад, и я стоял поодаль, не выпуская их из виду, но не слыша, о чём они говорят, - иначе их разговор выглядел бы неприлично. Впрочем, я не смог бы ответить наверняка, за кем я присматривал больше - за ней или за Коэтлегоном, который всё чаще выходил поговорить с Сен-Жильбером и другими мужчинами, обсуждая некие дела, в кои я посвящён не был. После к Ле Флоку и Валери присоединилась и тётушка. Я продолжал ждать - как их возвращения, так и возвращения виконта. Валери подошла ко мне первой.
- Что хотел от вас комиссар?
- Спрашивал о смерти Лилиан.
Лилиан Лаббе была подругой Валери и умерла при неизвестных мне обстоятельствах некоторое время назад.
- Ох... Не очень-то вежливо с его стороны заставлять других вспоминать о столь грустных вещах.
- Это его работа... хотя сейчас он и не на работе.
- Вот именно. Лучше бы он в другое время так работал...
Когда был найден мёртвым мой младший дядя, и семья обратилась в полицию, - следы убийцы так и не были найдены.
- Надеюсь, он ни в чём вас не подозревает? - спросил я.
- Думаю, нет.
Говоря с Валери, я упустил возвращение Коэтлегона. Теперь его вниманием целиком завладела художница Элиана Моро. Он разглядывал пастельный эскиз, на котором женщина в белом стояла спиной к зрителю, приподнимая ветви, преграждавшие ей путь. Я также подошёл посмотреть, как и месье де Люс. Моро рассказывала, что эскиз изображает путешествие души в грёзах.
- Та часть души, что способна грезить, представляется мне женщиной, - говорила она.
- А разве мужчина грезить неспособен? - улыбнулся я.
- Мужская часть души кажется мне более рациональной.
Быть может, в этом был смысл - если у каждого человека, как говорили древние философы, были и анима, и анимус. И если моими мечтами, и даже моей любовью я был обязан женской половине моей души, то в этом не было ничего дурного или постыдного.
- Мне видится здесь предвкушение встречи с кем-то или с чем-то желанным, - сказал я. Поза женщины казалась мне нетерпеливой, замершей в порыве, словно она уже представляла, кому бросится навстречу.
- На готовой картине я хочу немного изменить цвета, - продолжала тем временем говорить художница. - Розовый не кажется мне уместным.
- Но это красивые, рассветные цвета, - сказал я.
- Каким цветом вы хотите его заменить?
- Более тёмным. Багровым.
- Получится более тревожно, - заметил я. В отличие от де Люса, мне эскиз вовсе не казался мрачным, скорее наоборот.
- Когда вы закончите картину, эскиз вам ведь больше не понадобится?.. - спрашивал Коэтлегон. Он умел изображать заинтересованность, в том числе подкрепляя интерес деньгами... Или же в самом деле был увлечён живописью?
- Вы хотите его купить?
- Да. И заказать ещё несколько картин по своим идеям.
Я не умел рисовать и мог лишь мечтать о том, чтобы те образы, что порой приходят ко мне, воплотились на холстах, - но не было художника, которому я мог бы их доверить.
Коэтлегон и Моро, не откладывая, договорились о встрече на следующий день в её мастерской. Де Люс, похоже, завидовал и произнёс:
- Поздравляю, виконт. Завтра вы сможете вновь увидеть прекрасные глаза мадмуазель Моро.
- Вы говорите так, словно я пригласил её на свидание, однако речь идёт о покупке картины, - холодно заметил Коэтлегон.
- Я хочу сказать только то, что глаза мадмуазель Моро прекрасны.
- Вы мне льстите, - сказала она. - Впрочем, продолжайте.
- А разве лесть - это что-то плохое? - удивился де Люс.
- Лесть - это выдумка, - заметил я. - Учитесь говорить искренне.
- Я всего лишь поддерживаю беседу. Лесть отлично для этого подходит.
- И долго ли можно так беседовать? - поинтересовался Коэтлегон.
- О, бесконечно.
- "У вас красивые глаза - Ах, оставьте, - У вас красивые волосы - Ах, оставьте"... - Коэтлегон начал терять терпение. - Это не беседа, а пустые слова. Может, вы сами хотите пригласить мадмуазель Моро на свидание?
- Может, и хочу, да только она не согласится.
- Быть может, потому, что вы излишне настойчивы? - намекнул я.
Мы едва отделались от де Люса, но когда Коэтлегон вновь вышел куда-то с Сен-Жильбером, и де Люс последовал за ними, я подумал, что у них есть общие дела, и даже предположить не мог, что это дело закончится кровью.
Когда в сад вбежал де Лакло и стал звать врача, а Коэтлегон ещё не вернулся, я испугался сильнее, чем когда-либо прежде за всю свою жизнь. За врачом немедленно послали, де Лакло громогласно распоряжался, чтобы Жанна нагрела воды, а я побежал следом за ним к месту происшествия. К счастью, Коэтлегон был на ногах, только ранен в руку; де Люс лежал на земле, раненый дважды, весь в крови, но и он был жив. Подоспевшего Ле Флока заверили, что не произошло ничего, что противоречило бы дворянской чести. Ещё до прибытия врача Ле Флок помог перевязать раненых. Переносить де Люса было слишком рискованно, потому собравшиеся мужчины занимались тем, что старались не допустить к месту дуэли женщин. Коэтлегон, которого усадили, вынужден был даже повышать голос, прося женщин удалиться, и, боясь, что он потратит на это остатки сил, я сам поговорил с одной из дам, объяснив, что она ничем не сможет помочь раненым, зато сможет помешать. Как ни странно, это возымело действие, и она позволила себя увести.
Я держался подле Коэтлегона, готовый в любой момент предложить свою помощь, но не навязывающий её без просьбы, поскольку это могло бы его унизить, как и выражение радости по поводу того, что он жив. Дуэли были обычным делом, а сомневаться в том, что виконт выйдет победителем, не приходилось. И всё же я был счастлив видеть, что он не сильно пострадал, и невольно думал с содроганием о том, что я мог бы потерять его - потерять, даже ничего не сказав.
Врач осмотрел раненых, подтвердил, что рана Коэтлегона не опасна; де Люса погрузили на носилки, перенесли в карету и сочли за лучшее отправить домой, на попечение родственников. Зеваки стали постепенно расходиться. Коэтлегон также поднялся и направился к дому мадам Дансени - и тогда-то я остановил его в саду:
- Вы не могли бы уделить пару минут и мне?
- Да, конечно, - ответил он, как будто не удивившись.
- Только не добейте его, - напутствовал меня Ле Флок.
- Я вовсе не собираюсь драться! При мне и оружия-то нет.
То, что Коэтлегон попросил других оставить нас наедине, укрепило мою решимость. Но то, что он был ранен, вынуждало меня быть осторожным и не прикасаться к нему... но как сложно бывает заставить разум говорить там, где он привык действовать!..
- О чём вы хотите мне сказать? - Коэтлегон сел, глядя на меня с любопытством, пока я не находил себе места.
- Видите ли, я стою перед сложным выбором. Я боюсь... Боюсь потерять вашу дружбу, но и молчать более не могу.
- Вы что-то знаете?
- Нет. Я хочу признаться в чувствах.
- К кому же?
- К вам.
- Я не уверен, что понимаю вас правильно...
- Вы можете понять меня превратно, - поспешно сказал я, опустившись перед ним на колени. - Но я ценю вас и люблю вас прежде всего как человека умного и вдохновляющего. Я не тот, кто запятнает вас и пойдёт дальше, я не посмею...
Тут в сад заглянула одна из дам, говоря что-то о том, что непременно выяснит, из-за какой женщины он дрался на дуэли, - но Коэтлегон прогнал её такими словами, что её как ветром сдуло.
- Если бы вы сказали о своих чувствах к ней, я бы вам посочувствовал, - усмехнулся он.
- Я сам бы себе посочувствовал! - согласился я. - Но так наказала меня судьба - а может, и наградила, - что я полюбил не женщину.
- Лучше бы вы влюбились в женщину...
- Может, и так. Но я ни о чём не жалею. А вы можете теперь презирать меня.
- Для чего вы говорите мне об этом?
- Я просто хочу, чтобы вы знали. - я почувствовал укол совести: я будто перекладывал на плечи Коэтлегона часть собственной ноши, которую он не обязан был разделять. - Знали, что вам принадлежит моя верность, что вы можете распоряжаться ею...
- Чего вы хотите от меня?
- Я не вправе требовать...
- Я говорю не о требованиях.
Он говорил спокойно, без отвращения, не отослав меня немедленно прочь, и это придало мне уверенности.
- Я понимаю. Вы говорите о желаниях, - я посмотрел в его лицо. - Но вы ранены, и я не смею быть настойчивым.
- Сейчас я не смогу ответить вашим желаниям, - ответил Коэтлегон легко, откинувшись назад. Не было похоже, чтобы он сидел так оттого, что рана его утомила; скорее это была поза человека, осознающего себя красивым и наслаждающегося этим. - Но, может, позже... Да сядьте вы, наконец!
Я сел рядом с ним, хотя более всего хотел не то провалиться сквозь землю, не то воспарить к небесам. Виконт дал понять, что мои чувства не найдут взаимности, - однако мои желания, возможно, будут удовлетворены. И этого ли не много для счастья - быть с ним, пусть и в роли любовника, пусть и последним в ряду других женщин, а может, и мужчин?.. Быть с ним - а более ничего не имело значения.
- Это как-то нелепо... и, пожалуй, даже смешно, - сказал он.
- Да, быть может, смешно, - согласился я.
Коэтлегон предложил вернуться в салон и встал. Я последовал за ним.
- Так или иначе, я буду рад быть вам полезен. В любом качестве, - сказал я.
Я протянул руку, взялся за щеколду калитки сада, и Коэтлегон накрыл мою ладонь своей.
- Хорошо, - сказал он с обещанием, и мы вышли.
В салоне появление Коэтлегона с рукой на перевязи из бордового шарфа вызвало ещё большее внимание дам, нежели прежде. Он утверждал, что упал с коня и столкнулся с деревом (в чём-то это было правдой, де Люс был тот ещё дуб). Мадам Дансени решительно усадила его на своё место среди подушек. Подшучивали над Фарбье-Лярош, высказывавшей в игре готовность вызвать кого-нибудь на дуэль, и придумали целый сюжет для пьесы, как если бы драться на дуэли вышла сестра-близнец Коэтлегона. Валери и тётушка всё пропустили - так что моя кузина была заметно встревожена, заметив, что виконт ранен.
- Господа немало нас напугали, - поддержал я её. - Но всё уже в порядке, все живы.
- Вы видели, что произошло?
- Нет, я не был секундантом, но я подоспел позже.
- В кои-то веки заварушка без твоего участия, - с облегчением заметила тётушка.
- Как можно!.. Я даже не при оружии.
- Вот и замечательно.
Неожиданно Ле Флок захотел говорить и со мной. Мы вышли в столовую.
- Вы можете уделить мне пару минут?
- Сколько угодно - хотя едва ли я смогу быть вам полезен.
- Я должен задать вам несколько вопросов. Что вы делали позавчера?
- Позавчера... дайте вспомнить...
Я решил, что незачем утаивать что-либо от комиссара полиции: он всё равно либо уже знает обо всём, либо сможет узнать, а скрытность вызовет подозрения.
- Позавчера, в день, когда де Люс-старший потерял свою библиотеку, - подсказал Ле Флок.
Коллекционер книг де Люс приходился дядей тому де Люсу, что отправился домой с двумя дырками от шпаги. Я слышал, что библиотека не то была похищена, не то сгорела, отчего де Люс-старший тронулся умом и был отправлен в жёлтый дом.
- Днём я сопровождал кузину в парк. Ей нужно было встретиться с одним человеком, а без сопровождения это было бы неприлично.
- Этим человеком был де Люс?
- Думаю, да.
- О чём они говорили?
- Понятия не имею. Я держался в отдалении и не подслушивал.
- И она вам не рассказала?
- Нет. У моих кузины и тёти могли быть свои дела с де Люсом, связанные с покупкой книг. Если бы я что-то знал, я бы, конечно, сообщил вам, но... я ничего не знаю.
- Какими были ваши отношения с младшим дядей?
- Мы... были дружны. Ввиду небольшой разницы в возрасте мы могли общаться на равных. Он был... интересным и умным человеком, и его убийство стало для меня тяжёлым ударом.
- Вы уверены, что это было именно убийство, а не дуэль?
- Может, и дуэль. Вы ведь понимаете, как порой тонка грань между дуэлью и убийством.
- Вы знаете, кто мог это сделать? У него были враги?
- Как у всех людей, вращавшихся в свете, у него были друзья, женщины, были и соперники, ссоры... Но я не замечал, чтобы он ввязывался в серьёзные конфликты или получал угрозы, и сам он мне об этом не говорил. Так что подозрений у меня нет.
- Хорошо. Вы испытываете финансовые трудности?
- Не жалуюсь, - пожал плечами я.
- О чём вы разговаривали с месье де Коэтлегоном после дуэли?
- Это был личный разговор.
- Личный и настолько срочный?
- О, вовсе не срочный. Я весь вечер ждал, когда он освободится, чтобы поговорить с ним, - усмехнулся я. - И вот выдался подходящий случай.
- И всё же, о чём вы говорили? Хотя бы в общих чертах.
Я ни за что бы не подумал, что наш разговор покажется подозрительным - и не сплетникам, а комиссару полиции! И тут правду совсем не следовало говорить - и я не был уверен, что сумею убедительно соврать.
- Это был просто дружеский разговор. О ближайших планах, о премьерах в театре...
- Что ж, спасибо. Не уезжайте до окончания вечера - мне может понадобиться задать вам ещё несколько вопросов.
- Я никуда не тороплюсь, - заверил его я, но мне сделалось тревожно. Следовало спросить у виконта, по какой причине им может интересоваться комиссар Ле Флок, дабы знать, каких тем избегать при допросах; но вы уже могли убедиться, сколь сложно остаться с Коэтлегоном наедине...
Вечер подходил к концу. Одна из дам, кажется приходившаяся родственницей хозяйки дома, пожаловалась на некоего человека, который никак не ответит на её чувства, и мадам Дансени, припомнив ответ Коэтлегона в игре, предложила ему похитить жениха и вывезти в Британию, где находились родители девицы. Я предложил похитить священника, поскольку в Британии со времён Елизаветы католического пастора сыскать сложно; впрочем, если проводить венчание на корабле, то капитан может исполнить обязанности пастора. Так мадам Дансени разрядила обстановку после отъезда месье де Люса, и гости начали разъезжаться в добром расположении духа.

Немножко благодарностей

Я давно не перечитывал Переса-Реверте, а "Опасные связи" - ещё давнее, но после игры открыл "Добрых людей" и ещё раз восхитился тому, что наши де Лакло, Коэтлегон, мадам Дансени, Лабиль-Жиар, дон Педро и другие словно со страниц книги сошли. А это особое удовольствие - почувствовать себя внутри произведения и писать отчёт как фанфик. Так что спасибо Вере и всем соигрокам за салон - было красиво и нескучно! Ну, и ещё одно отдельное удовольствие: говорить гадости про Шекспира - легко и приятно, когда нежно любишь его по жизни
И, кажется, у моих мальчиков на историчках карма - их принимают за драматургов. Театрал - далеко не всегда драматург (многие, как выразился Пушкин, просто "употребляли и протежировали" актрис и актёров), но я уже не отрицаю: драматург так драматург... А стоило один раз сыграть сыграть критика, давным-давно И есть некоторая забавная преемственность, когда на первом "Деле о театре" я с персонажем Птахи "в саду" битый час (по ощущениям; на деле едва ли сильно дольше, нежели признание Коэтлегону) разговаривал о Шекспире. И понят был совершенно недвусмысленно, хотя тот-то мальчик ничего такого в виду не имел (почти) - он просто был настолько невинен, что мог сказать любую глупость... Впрочем, всё закончилось благополучно.
Для Винсента финал также благополучен, и даже вероятность тройничка его не пугает Он никогда не рассчитывал быть единственным, а возможность дружбы - даже если однажды они с виконтом перестанут быть любовниками - для него в самом деле важнее всего.
Тут ещё раз спасибо Дикте за Коэтлегона, он хорош Спасибо Мэв и Ханне за родственниц (не додал, признаю, откровенно не додал, от влюблённого Винсента очень мало проку), Тёрн - за хозяйку салона, Тикки - за Ле Флока, и всем-всем-всем гостям, дамам и господам. Ящик шампанского и всех обратно - пока за нашими головами не пришла революция.

А после игры было очень славно прогуляться пешком до метро - давненько я этого не делал.

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, lettres recueillies dans une société