Пожизняк организмаПоскольку на колёсах ежемесячное приключение организма становится экстремальнее, в понедельник я пил обезбол трижды. Дважды миг и один раз спазмолгон, который вроде как с колёсами несовместим, т.к. оба угнетают цнс (ничего такого я не почувствовал, впрочем), - но когда второй приём мига не действовал минут сорок, другого выбора у меня не было, валяться-загибаться не хотелось. С работой, разумеется, снова отчаянно выбиваюсь из графика
Вечером понедельника вернулась с работы приехавшая из Питера Птаха. Привезла мне второго голубя от голубики, за которым я отправлял её в Этажи перед питерской игрой. Об игрушечном пополненииТеперь у меня есть рыжий голубь, и он порядочно крупнее и упитаннее моего Маффина - то есть ещё более обнимательный. Вернее, она: я с первого взгляда подумал, что это голубка. Да, у голубей самка не может быть больше самца, но зачем моим игрушкам реализм?.. Во имя соблюдения традиции назвал её Зефир, потому что она похожа на нежно-розовую клюквенную пастилу. К тому же Зефир - это ветер. Фото воспоследует!

Во вторник у меня был фантомный понедельник (потому что день после игры считается за воскресенье)), поэтому я с трудом впиливал в работу после недельного перерыва, тупил, тормозил и отвлекался. А вечером поехал к Аркадию с полотенчиком, ибо по-прежнему живу без горячей воды. Встретился с офигенным зелёным чаем с кленовым сиропом (при вкусе кленового сиропа в любом виде - теряю волю), постирал башку, а затем Аркадий показал мне первые две серии Утэны. И мне зашло! Первые впечатления

Прекрасна уже сама идея того, что девочка решила стать благородным принцем (да, однажды мы вырастаем и примеряем на себя персонажей, которые нравились нам в детстве), понимая при этом, что ей не нужно для этого становиться мальчиком. Просто потому, что девочка может быть кем угодно, может заниматься чем захочет и может носить такую же форму, как у мальчиков (правда, у мальчиков брюки, а у неё короткие шорты, ведь фансервис тоже никто не отменял). Принц - тот/та, кто защищает принцесс; принцесса - тот/та, кого защищают: ролевые модели не привязаны к полу. А вокруг всего этого - довольно прозрачная символика: "школа" с фаллической башней, наполненная изображениями роз не хуже, чем Медвежья буря наполнена лилиями, и некий клуб избранных дуэлянтов, мечтающих изменить мир (это называется революцией) и сражающихся за владение "невестой-розой". Жаль невесту, которая должна ходить по рукам, от победителя к победителю... Но, разумеется, на очередной дуэли побеждает Утэна, и заверте.
Возможно, это аниме построено по тому же композиционному принципу, что и Мадока: показать экспозицию с некоей внутренней логикой, суть которой пока непостижима зрителем, затем постепенно объяснять происходящее, чтобы под конец перевернуть всё с ног на голову. Если это так, оно имеет все шансы мне понравиться Плюс - очень красивая олдскульная рисовка, очень красивые персонажи, сочетание западной сказочной эстетики с японской самурайской, и очень красивая музыка. Звучащие вокруг дуэлей песни так и хочется превратить в симфо-павер - надо будет поискать, делали ли метал-каверы. А у "невесты" Химэмии достают меч из груди... да, как это делает сёгун Рэйдэн (только из своей). Ну да я давно убедился, что Геншин взял всё самое лучшее из классики аниме - и это ещё один повод знакомиться с первоисточниками.
Спасибо Аркадию за свежую траву, она была кстати!

А сегодня (сиречь в среду) я почему-то снова тупил (да-да, если б только каждый вечер), а потом поехал к Вере, потому что после воскресной игры (отчёт ещё будет, хоть и игротеший) забыл у неё камзол. Вера смогла прерваться от работы на сорок минут, и мы уютно посидели с чаем и чокопаями, сверили игроцкие и мастерские планы. Очень внезапное персонажное
Посетила грешная мысль: если будет Испания XVII века (а точные годы не существенны, время - облачко), то почему бы не Хоэльо?.. Забавно будет впервые сыграть персонажа вживую спустя почти десять лет от его создания. И с одной стороны - не хочется плодить новые сущности, когда есть старые, а с другой - что сможет дать игре персонаж, который после всего случившегося не живёт, а доживает в ожидании смерти?.. Да, по прошествии лет уже не больно вспоминать, - но к чему воскрешать эту боль? Это ведь ещё один персонаж-вдовец (и хуже всего: похоронивший того, кто был сильно его моложе), "мужик, у тебя всё было"(тм) и ничего уже не будет (потому что сам не захочешь). Но мысль пока не отпускает. При этом, если, к примеру, снова будет XVI век, я не стану вытаскивать Николауса в одиночку. Вот как это работает?..
Вере мур, и надочаще!
Затем поехал на сбор к Супернатураловке. И спасибо Вере, что предупредила о том, что вечером в час пик на Семёновскую не войти (у входа на станцию исторически узкие двери и маленький вестибюль, а народу много), - поехал до Партизанской. Про пиво и про сборИ внезапно!осознал, что от Веры две остановки до Измайловского парка (не знаю, правда, зачем мне это знание, - разве что подбить Веру там погулять). Едва преодолел желание ломануться в парк, а не в метро. Был к семи на Баррикадной, дождался Софийку, и мы пошли в уже полюбившийся мне (ещё один повод не пропускать сборы)) паб МореПиVa.
Вообще-то я не собирался тратиться на пиво, но не прокинул силу воли. Решил пообедать овсянкой - взял овсяный стаут Harvest Time от Beer Bros. Не откровение, конечно, но вполне достойное и добротное пиво, по классике: в меру плотное, в меру горькое, поначалу чувствуется кофейность, но вскоре как-то выветривается, зато с приятным послевкусием.
Птаха присоединилась к нам после работы. Поговорили с нашим старшим охотником и с нашим знакомым ангелом. Но когда мне начали что-то предъявлять как персонажу, я впервые об этом всём услышал, потому как у всех уже была вводная, а у меня ещё не было Надеюсь, что скоро будет и я успею до всех дойти за завязками. Мне нравится вырисовывающаяся картина проблем моей ирландской женщины - хватило бы только сил её сыграть.
Птаха взяла молочный стаут Sweet Home, тоже от Beer Bros. И он меня что-то разочаровал: ни объёма, ни фактуры, и первое, что бросается на язык, - кислинка, которой в стауте вообще неоткуда взяться. Водянисто, сладенько, а молочность очень уж химозная, без сливочной нежности, - как будто в обычное тёмное пиво средней руки просто бахнули лактозы. Хотя, возможно, я пристрастен и привык к более насыщенному пиву: смотрю на отзывы - они тоже отмечают лёгкость этого сорта, и что ему не хватает прожарки для стаута, он больше похож на браун эль.
И самое забавное: Птаха заказала картошку фри, я пошёл к стойке кухни её получать... и повар, уставившись на меня с видом "ты не пой, ты ходи-ходи", подарил мне соус бесплатно. Стоит хоть немного вролиться в Нэнси, и я уже прокидываю харизму Правда, такое внимание скорее неприятно, чем наоборот, - но соус Птахе пригодился. А когда всё было обсуждено, когда хорошо посидели под прекрасный тамошний плейлист (олдскулы сводит качественно, порой классике хочется подпевать, а мастер ещё и знает, в какой серии Супернатуралов какая песня звучала)), мы с Птахой ушли гулять и дошли пешком до Киевской - вдоль набережной и по пешеходному мосту. Видели памятник Холмсу и Ватсону - раньше его там явно не было. Лучшая пора поздней весны: запахи черёмухи, пение соловьёв... Вот бы ещё было потеплее, особенно дома. Дом остывает страшно, крыс спасает обогреватель, меня - пледы.
Дома начали пересматривать (точнее, смотреть, ибо уже ничего не помню) первый сезон Сверхов.

Третья сторона зеркала, много буков, спойлеры!Читаю в дороге часто и имею все шансы скоро дочитать очередной том. И ведь когда-то я опасался, что однажды Джерон поднимется по карьерным ступеням, осядет при дворе, и сюжет сосредоточится на придворных интригах... Но опасения оказались напрасны: он по-прежнему ходит по дорогам с места на место, по-прежнему решает чужие проблемы, по-прежнему учится. И я по-прежнему признаюсь в бесконечной любви к этому книжному циклу, когда и оторваться сложно - и хочется растянуть удовольствие. Не знаю, были ли в моей жизни ещё настолько же тёплые чувства к книгам. К циклу про Волкодава разве что... И то - к концу я начал терять интерес (но, может, это мой недостаток, а не книг).
Итак - шестая книга из восьми, и мы наконец встретились с главным антагонистом, который умудрялся всю дорогу сохранять интригу, оставаясь за кадром. И снова снимаю шляпу - за потрясающе прописанного злодея. Когда некромант, для которого отнять человеческую жизнь - всё равно что прихлопнуть муху, - не мрачный аристократичный тип в зловещем замке, а увлечённый своим делом мужичок, - в это веришь. И никакой харизмы, никакой трагической ауры "непонятости", заставляющей злодею сочувствовать, - нет, это тот дружелюбный сосед, который желает тебе доброго дня в очереди за молоком, а по ночам закапывает своих жертв на заднем дворе. Да, зло - именно такое, людоеды - именно такие: человечные, приземлённые и на первый взгляд даже уютные и обаятельные, но ровно до тех пор, пока не начнут пытать и насиловать. И более того, сошлись линии даже двух антагонистов - некроманта и эльфа Стир'риаги... Даже интересно, на чьих кознях будет держаться магистральный сюжет после того, как будут побеждены эти двое. Хотя ой не факт, что они будут побеждены именно в этом томе...
Но вот уже два дня я хожу с непрекращающимся внутренним ором не поэтому, а потому, что в сюжете снова появилось это эльфийское недоразумение, Мэй. Он не появлялся всю вторую половину предыдущей книги (не считая вбоквела) и всю первую половину этой, и я надеялся поставить перекрёсток до того, как он вернётся, - учитывая события только первых четырёх книг. Но у персонажа были другие планы, и теперь придётся учитывать и новые обстоятельства. А обстоятельства эти... как всегда: если автору нужно сделать кому-то больно, то лучшего кандидата не найти. (Тут Марк переходит на повествование от второго лица, и эти невнятные вопли можно не читать.) И когда тебя пытает некромант - это ещё не боль, а цветочки. Если от боли душевной можно отвлечься болью физической, то, вероятно, можно и наоборот, - поскольку Джерон именно это и сделал, сказав во время этих самых пыток то, что сказал. И, конечно, можно было понять, что он блефует, чтобы тебя спасти, - спасибо ему за это, вот только сказанное было при этом чистой правдой. И вдвойне больно оттого, что сказано было не наедине, а при свидетелях, которые будут над тобой потешаться. Я даже процитирую часть сказанного, чтобы желающие могли заценить изощрённость вербальной пытки одновременно с пыткой физической:
"Знаете дурацкий обычай листоухих? Своим возлюбленным и вообще тем, кто вызывает их уважение, восхищение и прочая, дарят хрустальные бусины. Оно мне было нужно? Как собаке пятая нога. Я и высказал, что думаю о дарителе..." (с)
Ни слова неправды. Всё именно так и было.
И не знаю, кем нужно быть... Нужно быть Мэем, чтобы после такого - повторить попытку. А Иванова наверняка понимала, на какой уровень надмирной архетипичности она выходит с этим сюжетом: когда ты трижды предлагаешь своё сердце, и дважды его отвергают, а на третий раз принимают вынужденно. Надмирной потому, что на третий раз вышеупомянутые бусины были вручены запятнанными свежей кровью - пытки всё-таки, - а кровь имеет особое значение не только в этом сеттинге, но и в мифосфере нашего мира: кровью скрепляются клятвы и союзы. (Считаю ужасной несправедливостью, что это никто никогда не рисовал.) И как жить с тем, что желанный союз заключён против воли той стороны, которой вручаешь себя целиком?.. Как от этого отказаться, когда не только не хочешь, но и захотев - не сможешь?.. И эта трижды преподнесённая преданность снова выходит куда-то выше человеческого уровня (будем честны, людям обычно достаточно, когда их отвергнут один раз) - на уровень истинно эльфийский, шийский. "Говорят, если эльфы любят, то лишь однажды"(с) - это я когда-то о Клауде цитировал.
...Не говоря уж о том, как жить, когда ты на пути того, с кем хотел бы разделить судьбу, - досадная помеха, о которую раз за разом спотыкаются. И он, конечно, понимает, что это не твой злой умысел, а стечение обстоятельств, но менее раздражённым от этого не становится. И как жить, в конце концов, когда узнаёшь, что он - из тех, кого ты прежде считал чудовищами, боялся и ненавидел. Не слишком ли много на одного эльфа?.. А этот эльф, едва придя в себя, и по-прежнему без единого живого места на теле (о прочем и не говорим), - не только рад, что снова находится рядом с тем, кого любит; не только говорит "тебе больно" - ага, как будто сам в порядке; но даже шутит(!). Да, гвозди бы делать из этих... нелюдей. Проще бы было в виде гвоздей. (Но в виде гвоздя у нас уже Мин - ещё одно несчастное существо, которое угораздило любить Джерона.)
А я по-прежнему восхищаюсь, насколько Мэй понимает и чувствует Джерона - как никто другой, и без всякого "якоря". Узнаёт его, в очередной раз сменившего внешность, даже когда ничего не соображает от боли. А когда в тексте подчёркивается, что Джерон стоит против света и невозможно увидеть выражение его лица и глаз, - Мэй по одному только голосу догадывается, что ему больно говорить о драконах. Я совершенно уверен, что Мэй считывает все оттенки его глаз, все виды его улыбок и все интонации его голоса, в то время как Джерон... совершенно не понимает его, словно становится слеп и глух рядом с раздражающим его эльфом. Всерьёз ожидает ненависти в свой адрес, в то время как Мэй даже сердиться на него никогда толком не умел, разве что дуться играючи. Ей-боги, чувак, этот эльф видел твою Пустоту - и перепугался до полусмерти, но не за себя, а за тебя! И после этого ты думаешь, что он возненавидит тебя за то, что ты дракон?..
Да, Мэя надо сыграть. Дать ему выговориться, выплеснуть это всё. И тут я не перестаю внутренне орать, что где эльфы, а где я, - а это не только не мой типаж, это в принципе... недоразумение. Выглядящее как анимешка - вот хотя бы из той же Утэны, - существующая посреди классического фэнтезийного приглаженного средневековья. Глаза у него, блин, лиловые, волосы у него, блин, серебряные!.. Это же невозможно воспринимать всерьёз. И прибавить к этому ребячливость характера: эльфы ведь - вечные дети. Одно утешает: теперь, когда волосы острижены, можно обойтись коротким серебристым париком, а не искать неизвестно у кого длинный...
...И в тот же день, когда я дочитал до явления персонажа в книжке, мне принесло в ленту свежие стихи, идеально подходящие. Совпадение? - Не думаю(тм). Перекрёсток нужен уже как воздух, но даты... Возможно, вторые июльские. Наверное, мне хватит трёх стихов - и трёх историй.

@темы: moments of life, третья сторона зеркала, friendship is magic, кина не будет, електричество кончилось, соседи по разуму, фиделиоприход, гнездование пернатых, 2 beer or not 2 beer, gayshit panic, чукча читатель

Продолжаю Давненько я не писал янсина, а чего-то хоть сколько-нибудь рейтингового по нему - так и вовсе ни разу. Исправляюсь. На самом деле, оставалось только дописать - однажды я проснулся и сказал: доброе утро, мозг, сегодня мы поработаем! А мозг в ответ: смотри, какой красивый рассвет, и пофиг, что на десктопе, - мы пишем янсин. Так и пришлось набросать в черновик, что само пришло копьём в голову. И вот - закончил.
Это Стена!вёрс - послеигровая AU, в которой Синчэнь и Сюэ Ян познакомились во время обучения в Облачных глубинах, а после выноса клана Чан Синчэнь нашёл Сюэ Яна один, поговорил с ним и вместо того, чтобы тащить на суд, ушёл вместе с ним в глушь цзянху бродячими заклинателями. Соответственно, выноса Байсюэ не было и Синчэнь не отдавал глаза, и вообще они с Сюэ Яном здесь моложе и как-то проще, чем в каноне (у одного нет идеи отомстить, другой не грузится тем, что он слепой калека). Почти-первый-раз, и некоторый оммаж первому разу в схожем антураже нашего янсина в канонном тайминге. Как всякое PWP, сюжета не имеет.

Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, PWP, 1486 словСюэ Ян медленно вёл Синчэня вниз по склону, спускавшемуся к озеру. Синчэнь, похоже, полностью ему доверял, ступая так же уверенно, как зрячий, и даже почти нетерпеливо. Прохладный ветер уже доносил до Синчэня и запах свежести, простой и чистый, как запах его белых одежд, и пение соловья, - и подхватывал пряди его волос, словно шутя норовя их запутать. Синчэнь улыбался, подставлял ветру лицо, прикасался пальцами к волосам, как если бы в самом деле мог призвать их к порядку, - а Сюэ Ян, впервые испытавший желание что-то подарить другому, ветру едва не завидовал. Когда-то к своим увлечениям он относился столь же легко, как ветер - к цветам на полях и бамбукам; а с Синчэнем всё стало иначе, и нельзя было налететь, повалять по траве и умчаться не оглядываясь. К тому же, ветер Синчэню явно нравился, а позволит ли он Сюэ Яну такие же вольности...
- Мы на месте, - объявил Сюэ Ян, когда они прошли между скрывавшими озеро деревьями. Он потянул за ленту, и повязка спала с глаз Синчэня, а ресницы дрогнули, щурясь на свет. - Сюрприз!
- А-Ян, это... - взгляд Синчэня окинул представшее перед ним, но долее всего задержался на лице Сюэ Яна, который мог только гадать, каким гордым собой дураком сейчас выглядел. - Спасибо.
Над озером вставало солнце, казавшееся совсем близким, и по поверхности воды, гладкой и сияющей, как золотая фольга, пионовыми лепестками колыхалась рябь от прикосновений ветра. По правую руку от Синчэня свешивала зелёную драконью гриву старая плакучая ива, и узкие чешуйки листьев, между которыми проглядывало солнце, перетекали в собственную тень на траве, также испещрённую солнечными крапинами. Солнце, попавшее в эту сеть, можно было брать руками, как подёрнутые зеленью монеты.
- Я собирался порыбачить на рассвете, а тут... - Сюэ Ян и себе не смог бы объяснить, почему именно при виде этого солнца, разлившегося по воде, разбрызганного по траве, смягчённого перинами тумана на другом берегу, ему пришла в голову идея привести сюда Синчэня. - Хочешь искупаться?
- Конечно.
Сердце Сюэ Яна насторожилось, пока ещё недоверчиво, - точь-в-точь как кот, поймавший благосклонный взгляд разделывавшей утку торговки. Да, в своих странствиях им доводилось и засыпать в обнимку, согреваясь, и вместе окунаться в источники, смывая пыль дорог и прах убитых тварей, - но всё это было скорее необходимостью, чем удовольствием, и он толком не видел Синчэня без нижнего белья: не подглядывать же. Да, один раз он уже поцеловал Синчэня, совсем невинно, чтобы проверить, - и взгляд подопытного подтвердил: "Вот теперь всё гармонично и правильно". Но что если он излишне торопился с продолжением?.. Впрочем, жизнь слишком непредсказуема, чтобы тянуть. Не может всё быть хорошо так долго, а упустишь - пожалеешь.
И он жадно смотрел, стараясь не выдать себя замирающим от восторга дыханием, как Синчэнь, смущённо отвернувшись, раздевается донага и аккуратно складывает одежду на выступающем из земли камне, высушенном солнцем от росы. Как входит в воду, проводя по ней внимательными кончиками пальцев, словно хочет с озером поздороваться, приласкать его, успокоить. Сам Сюэ Ян разделся тоже, последовал за ним, шумно фыркая, когда пересекал стылые ключи.
- Иди сюда, даочжан, - здесь тепло!
Он притянул Синчэня к себе за талию, и тот положил ладони ему на плечи, будто хотел удержать равновесие, шагнув к нему против слабого течения. В тишине беззаботно щёлкал соловей, где-то в стороне плеснула рыба, а Синчэнь произнёс с нерассуждающей искренностью:
- Этот поднебесный мир красивей всего, когда отражается в твоих глазах. - и добавил, не дав времени отшутиться: - Они сейчас совсем золотые.
Как только ни называли его глаза за спиной! Волчьи. Кошачьи. Змеиные. Как у демона... А Синчэнь - посреди всей этой красоты, когда деревья словно вычерчены перламутровой тушью, а свет можно зачерпывать горстями, - взаправду стоит и смотрит в его глаза, как смотрят в глубину бесценного вишнёвого янтаря. И во взгляде самого Синчэня - столько тепла...
Сюэ Ян скользнул ладонью под его водопад волос, сверкающий на солнце матовым ониксом, - между крыльев лопаток, и они встрепенулись по-птичьи чутко.
- Ты что, дрожишь?..
- Это мне хорошо с тобой... - Синчэнь качнул головой, улыбнувшись. - Это твои руки - такие нежные...
И прильнул ближе к ошеломлённому Сюэ Яну, обнял, касаясь его спины так бережно и ласково, словно жёсткая шкура и узлы шрамов были для него не дерево и камень, а складки на шёлке. А под его, Сюэ Яна, ладонями длинные гладкие мышцы, налитые силой, тянулись навстречу так податливо, как у ручного кота, - и по ним стекала сладкая дрожь. И он мог бы смять эту податливость прямо сейчас, овладеть, выпить, осушить, пока не отняли, но... не отнимут. И можно как конфету катать на языке - никуда не торопясь, смаковать, пока не растает.
Он окунул ладони под воду, легонько сжал белые ягодицы, ещё не веря, что не переступил границы дозволенного, - но Синчэнь только вздохнул над его плечом, и в этом вздохе удовольствия было больше, чем смятения. Синчэнь ещё не был возбуждён, но Сюэ Ян чувствовал, как часто бьётся его сердце, - и хотя по привычке, едва ли осознаваемой, Синчэнь старался дышать ровно, этот вздох был уже не первым, прервавшим его дыхание.
- Ну что, мой чистый, праведный даочжан... Неужто ты готов испачкаться?
- Испачкаться?.. - Синчэнь повторил каждый слог раздельно, удивлённый... нет, почти возмущённый услышанным. Коснулся щеки Сюэ Яна, погладив кончиками пальцев вдоль скулы к уголку губ, глядя в глаза и не позволяя отвести взгляд. - Не смей говорить о себе так. Ты мой друг. Ты... моя мечта. Я не вижу грязи в тебе. Её нет.
Сюэ Ян не мог поверить настолько, что не слышал слов, но - глаза Синчэня были так близко, спокойные, глубокие, - и они видели в нём что-то, чем он никогда не был и чем мог быть только для него, для Синчэня. И губы Синчэня были так близко, и говорили что-то вовсе невероятное, - и так ярко чувствовалось сейчас, что он старше. Старше и невиннее. Всё, чем Сюэ Ян мог ответить, - это поцеловать, исступлённо и жадно захватить эти губы и терзать, пьянея от того, что Синчэнь отвечает. От того, как он отвечает - пылко, глубоко, открыто, словно умоляя дать ему больше. Сюэ Ян крепче сжал его ягодицы, коленом раздвинул бёдра - и поймал губами первый тихий стон. Если бы только у него был план: с чего начать, как далеко зайти, узнать, на каком действии станет нельзя... Но - плана не было, лишь стихия наития. И всё отчётливее он понимал, что - можно, абсолютно всё можно, и уже не будет пути назад. Но он и не хотел отступать.
Сюэ Ян никогда прежде не был с кем-то, для кого всё было впервые, - и кто кого направлял, подсказывая без слов, было ещё вопросом. Тело Синчэня поощряло каждое его касание, словно ждало именно их. Ладонь Сюэ Яна прошлась по его бедру, взъерошила мокрые волоски в паху, обхватила член. Пары движений, не самых резких, хватило, чтобы он окреп, а ноги Синчэня ослабели, - тот ощутимо навалился Сюэ Яну на плечи, припадая к шее губами и обжигая дыханием.
- Ты такой горячий, даочжан... - протянул Сюэ Ян севшим голосом, нарочито медленно проводя сжатыми пальцами от основания члена до головки. - Скажи, ласкал себя в Облачных глубинах, скучая по мне?..
Синчэнь задохнулся, всхлипнул, - и Сюэ Яну приятно было сознавать, что тот не может ответить, только выгибается просяще, пока его жёсткие подушечки пальцев трут головку, показавшуюся над водой. Но, когда ответа он уже и не ждал, Синчэнь простонал:
- Твои пальцы... Я вспоминал твои пальцы, держащие кисть.
Для выдержки Сюэ Яна это было уже слишком. Той ладонью, что всё ещё лежала на заднице Синчэня, он прижал даочжана ближе к себе, а его член - к своему, бесхитростно работая ладонью в том темпе, как сам привык: быстро и сильно. Плескавшаяся вода ласкала их так же настойчиво, скрадывая иные звуки. Дрожали бёдра Синчэня, дрожал его голос, он то оглаживал спину, бёдра и руки Сюэ Яна, то хватался за него и замирал, почти крича, - и казалось, что вот-вот... Сюэ Ян не собирался нарочно удерживать Синчэня в полшаге от оргазма - но тот сам пребывал на этой острой грани. Долго - или считанные минуты?.. Сюэ Ян не смог бы сказать наверняка.
Он не думал уже ни о чём, не сдерживался ни в чём, - оттягивая ягодицу Синчэня, дразнил пальцем края ануса, теряя голову от того, как плотно они сомкнуты и как туго обхватят открывающего их. Развернуть Синчэня и овладеть им здесь и немедленно хотелось до темноты в глазах, но - нет. Останавливало и то, что в отсутствие масла удовольствия не получит никто, и то, что Синчэня хотелось разложить на простынях... или на его белых одеждах. И чтобы поддавал бёдрами так же, как сейчас. Сейчас, когда не то неугомонное солнце лезет в глаза, не то в глазах искры...
Кто из них излился первым, Сюэ Ян также не смог бы сказать. Очнулся, когда жемчужины семени уже уносило течением, а Синчэнь смотрел на него с таким нежным, благодарным восхищением, с влажными уголками бархатно потемневших глаз, что выносить это было решительно невозможно.
- Хорошая приманка для рыб, а, даочжан?.. - засмеялся он. - Тебе понравилось со мной рыбачить?
- Ты хотел подарить мне это утро?.. - вопросом на вопрос отозвался Синчэнь, размякший и рассеянный, но определённо довольный. - Ты подарил мне много больше. Я не знал, что может быть так, - но так может быть только с тобой...
Местным мертвецам и неупокоенным духам придётся подождать. Дня три, как минимум. Потому что у Сюэ Яна... не планы, куда там, - один невозможный даочжан, сводящий с ума и меняющий все привычки. И, глядя, как упоённо ветер играет с ивовыми ветвями, он знал, что не ошибся.

Вообще очень соскучился по янсину. Контента всё меньше. Так что вновь нагло воспользуюсь принципом "что в твиттер упало - то моё" и утащу скетч, выложенный ещё в феврале. Если он будет однажды завершён и покрашен - выложу ещё раз, а пока просто хочу в него заворачиваться

(с)Amarth / твиттер

@темы: соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, фанфикшн, демоны по вызову круглосуточно, рисуют моих персонажей и коммишны

Продолжаю свой личный марафон "запиши всё накопившееся". Целый год не писал про Soulless, стыдно, исправляюсь! Идея отправить их в Исландию где-то год назад и возникла, так что я продолжаю придерживаться, так сказать, пожизнёвой хронологии. Для новоприбывших поясняю, что существуют ребята в сеттинге Loveless, но их мир ничем не отличается от нашего нынешнего, кроме фантдопущений про уши-хвосты и Систему с Бойцами-Жертвами, а я об этих фантдопущениях уже ничего нового-оригинального не напишу, наверное. Вот и пишу бытовуху, которая неизменно делает мне хорошо
За год и за сегодня я чего только не гуглил, узнал много нового И в очередной раз убедился, что никакие штампованные путеводители не помогут, для "личных впечатлений" надо только смотреть фотографии и представлять. Жанр путевых заметок принципиальной художественной ценности не несёт, но, надеюсь, некий дневниковый эффект присутствия мне передать удалось. Диалоги так вовсе реальны - в том смысле, что большей частью взяты из обсуждений с Амартом, да, я настолько ленивый На сей раз всё совсем невинно и совсем бессюжетно, - но, полагаю, не в последний раз.

2260 слов- Если что, я немного знаю шведский, - сообщил Тошио.
- То есть это ты будешь спрашивать у лошади, где ближайший автобус, если мы заблудимся?
- Вроде того.
- Пишут, что инфраструктура в Скандинавии всё равно англоязычная, в ней много иностранцев. Подозреваю, что на английском тебя могут понять быстрее.
- Твой английский вроде получше моего.
- Учти, мой английский сформирован текстами песен американской рок-музыки и психологическими конференциями. Не уверен, что "Я просто хочу сидеть и смотреть, как ты раздеваешься" или "Стратегии и ресурсы личностно-профессионального развития" поможет нам во фьордах.
- Скачай разговорник, - посоветовал Тошио. - И карту.
Попытки выучить что-нибудь на исландском были брошены, не начавшись, - язык, тысячу лет сохранявшийся в неизменности, представлял собой непростое испытание даже для местных уроженцев последних поколений, не говоря уж о приезжих. Зато Канзаки убедился на наглядных примерах, что один исландский топоним может сравняться по длине с целым шедевром японской поэзии, а один шедевр исландской поэзии - с полярной ночью.
Как обычно, Канзаки терзал поисковик запросами, чтобы подготовиться к путешествию, и жаловался:
- Пятьдесят процентов того, что сайты для туристов выдают за полезную информацию об Исландии, - это то, что половина населения этой страны верит в то, что рядом с ними живут тролли.
- А оставшиеся пятьдесят процентов? - полюбопытствовал Кирицу.
- Населения или сайтов?
- Сайтов.
- Оставшиеся пишут о том, что это чушь собачья и никто уже в троллей не верит, это просто часть фольклора. У нас и то святилищ больше. Но на всякий случай... как думаешь, тролли понимают по-английски?..
- Думаю, не больше, чем лошади - по-шведски, - заметил Тошио с серьёзным видом.
Идея приехать в Исландию родилась ещё год назад, при созвонах с Аннеке во время локдауна. Последующее время было употреблено на получение виз и выгадывание совпадающих отпуска одного - и каникул другого, и не в тот сезон, когда в Исландии можно с первым же порывом ветра превратиться в свежемороженого японца. Так и вышло, что и прошёл ровно год, от весны до весны. И хорошо, что не сорвались сразу же: тогда множество туристов съезжалось в Исландию посмотреть на извержение вулкана. Вулкан проявил себя очень расчётливым типом - извергался не настолько сильно, чтобы помешать воздушному сообщению, но достаточно долго, чтобы все желающие могли успеть спланировать поездку и выдержать суточный карантин. У вулкана даже нашлись собственники, чьи предки, вероятно, владели этой землёй со времён наместника конунга, и попытались продать достопримечательность властям, но те благоразумно отказались; в конце концов лава залила смотровую площадку, вулкан потух, и ажиотаж сошёл на нет.
Перелёт из Токио в Рейкьявик, занявший с одной пересадкой во Франкфурте почти двадцать часов, был тем ещё испытанием - словно летишь на другой конец вселенной. А впрочем - почему "словно"?.. Другим миром Исландия и была.
Ко ввозу разрешалось не больше одного гаджета на человека, ограничивался ввоз алкоголя и запрещалось неприготовленное мясо (вероятно, самый верный способ привлечь внимание служебных собак). На деле это означало, что прибывающие гости самостоятельно выбирали одну из двух очередей на таможенном досмотре - для тех, у кого не было с собой ничего лишнего, и тех, кто вёз что-то требующее согласования. Багаж первой очереди проверялся выборочно, и рюкзаки Тошио и Канзаки - с легчайшей бамбуковой посудой, японским набором специй и бутылкой сливового вина - так никого и не заинтересовали.

Рейкьявик сам по себе не то чтобы понравился Канзаки. Царившая на улицах педантичность и правильность роднила его с японским мегаполисом, но доходила до какой-то стерильности. За всё время прогулки по городу среди современных домов со стеклянными галереями Канзаки и Кирицу не заметили ни единого брошенного окурка и ни одного заграждения или забора, вторгавшегося бы в лаконичный пейзаж. Наиболее весомым ограничением свободы перемещений оказались низкие столбики с протянутыми между ними цепями, через которые перешагнул бы и ребёнок. В самом центре города - озеро, и шумят только дерущиеся на нём гуси. Белые стены культурных памятников, зелёная трава газонов, голубая вода - Канзаки не отпускало ощущение, что всё это было выстроено на некоей колонизированной планете, чтобы живущие на её орбите астронавты могли спускаться на поверхность и вспоминать, как должна выглядеть земля.
- Наверное, если бы нас тоже было всего тысяч триста, и мы умели бы жить так же чисто и тихо?..
- Возможно. Но было бы скучно, - откликнулся Тошио.
- Ага. Как на открытке. Интересно, есть ли здесь своя Арена.
Этот вопрос занимал обоих ещё до вылета и не предполагал ответа. Проверять не хотелось: а ну как суровые потомки викингов предпочитают рвать друг друга насмерть, а без веского повода вовсе друг к другу не приближаться.
Поднялись на набережную, вдоль которой тянулись торговые центры и кафе. Океан был серым, блестящим и тихим-тихим, даром что Атлантическим. Обманчиво тихим - тысячи метров воды в глубину бывают такими спокойными только после шторма. Согласно погодным сводкам, шторм не то на пять, не то на все семь баллов был ночью два дня назад. Дошли до порта и посмотрели, как пассажирский лайнер выходит в море - здоровенная махина раза в два выше окружающих домов беззвучно проплыла мимо, кто-то помахал с палубы, но их было не слышно: ветер в высоте уносил и их слова, и крики чаек. Канзаки и Тошио только переглянулись, не став отвечать.
В порту обнаружился ларёк с фаст-фудом - там путешественники впервые потратили купленные кроны: на аккуратную картонную коробочку морепродуктов, на которой был напечатан улыбающийся усатый моряк. Мидии и гребешки предполагалось есть руками, а ветер норовил вырвать выданные продавцом ярко-голубые салфетки из рук. Канзаки, посмотрев на масляно блестевшую мякоть раковин с неодобрением, достал палочки из походного набора, и они с Кирицу устроились прямо на камнях, поочерёдно согревая в ладонях стынущие пальцы друг друга.

Аннеке встретила Тошио и Канзаки и проводила в пригород, где можно было остановиться у тётушки. Там Канзаки понравилось больше: пригород обладал неким неброским, старомодным уютом, коего город-порт, в котором особенно остро чувствуешь себя лишь временным гостем, был лишён. Дома не выше трёх этажей, террасы, жаровни для мяса под открытым небом... Вот только все магазинчики и прочие заведения оказались закрыты.
- Это штормовое предупреждение? Или забастовка?.. - Канзаки первым подобрал английские слова.
- Если проголодались, то можно поесть дома, - предложила Аннеке. - Раньше часа дня ничего не откроется. Сейчас почти все в церкви.
После мидий Канзаки есть не хотелось, Кирицу - тоже, и прогулка продолжилась. Центральная (и, по сути, единственная) улица упиралась в ту самую церковь. В отличие от современного собора в Рейкьявике, который походил на творение скульптора, желавшего изобразить не то взлетающий шаттл, не то ещё что-то столь же футуристическое, и выглядел совершенно нежилым, - эта церковь была деревянной, приземистой и просторной, напоминая средневековый дом-крепость. Обычно Канзаки чувствовал неловкость в западных культовых сооружениях, - но двери были распахнуты, хотелось хоть где-нибудь погреться перед обратной дорогой, да и лучшей возможности посмотреть на будущих - пусть и временных - соседей может не представиться.
И немалым было его (и, пожалуй, Тошио также) удивление, когда он увидел девушку со светлыми, почти белыми волосами и ушками, которая необычайно чистым голосом что-то пела в окружении молча слушавших её людей. Аннеке шепнула, что это старинная сага о моряке, ушедшем в море, наверняка переданная девушке её дедом, а тому - его дедом... Хотя и без пояснения было ясно, что в звонко и напористо переливающейся, как горный ручей, песне нет ничего христианского. Когда песня закончилась, местные продолжили что-то обсуждать между собой - и обратили внимание на пришельцев, не успевших вовремя улизнуть.
Канзаки не мог осуждать их любопытство: тот, кто иначе выглядит, всегда привлекает внимание. Если бы исландкой была не мачеха, а мать Кирицуши, то он был бы полукровкой-хафу, которому было бы сложнее найти место под солнцем. А в Исландии же, должно быть, нечасто видят азиатов за пределами туристических маршрутов.
И всё же Канзаки постарался вежливо дать понять, что они не нуждаются в компании, и ушёл от толпы фотографировать росшие вокруг дикие растения с крошечными, почти не заметными цветками. Для всякого скандинава или европейца они наверняка были самыми рядовыми сорняками, - впрочем, туристы в Японии могли вести себя точно так же при виде какой-нибудь льнянки.
Если что-то и было общим между Японией и Исландией, то это рыба. Встречу Тошио с большим рыбным рынком наподобие Тоёсу Канзаки предвкушал - но выяснилось, что ни в Рейкьявике, ни где-либо ещё такого рынка нет вовсе. Зато было множество маленьких рыбных лавочек и рыбных отделов в таких же маленьких магазинчиках, где даже упакованная ломтиками рыба была выловлена считанные часы назад, а продавцы, как правило, приходились родственниками рыбакам и знали всё о происхождении улова. Правда, предвкушение дармового ужина также не оправдалось. Увидев одобрительный взгляд Тошио на возлежащую на льду распластанную свежую тушку трески, Канзаки предложил:
- Можно приготовить.
- Вот ты и приготовишь, - решил Кирицу. - А я посмотрю.
- Тебе рыбу не жалко?!.. Впрочем, ей-то уже всё равно...
К счастью, испортить такую рыбу было попросту невозможно - на кухне тётушки нашлось всё необходимое, а во время жарки едва уместившихся в глубокую сковороду ломтей дом наполнился таким ароматом моря, что перебивать его специями Канзаки счёл кощунством.
После пересечения часовых поясов, новых впечатлений и сытного ужина - спать легли рано. Канзаки опасался, что с непривычки долго не сможет заснуть, но, забравшись с Тошио под одно толстое одеяло, почувствовал себя так, словно никуда и не уезжал. И, пожалуй, стоило уехать, чтобы осознать, как мало нужно для того, чтобы быть дома: только запах Кирицу, его волос, его сигарет и ещё не выветрившегося шампуня. Он даже не помнил, успел ли об этом сказать, прежде чем провалился в сон.

Экскурсионные туры стоили как обед с президентом, поэтому музеями и прочими популярными достопримечательностями Тошио и Канзаки пренебрегли, единодушно решив уделить больше внимания природе. Аннеке снабдила их ценными рекомендациями и отпустила в свободное плавание (или свободный полёт - воды и ветра между землёй и небом было пропорционально).
Свобода доказала, что исландцы вовсе не зря шутят, что у них в любое время года могут смениться все четыре сезона за один день: хотя составление каждого маршрута начиналось с изучения прогнозов, погода всё равно менялась непредсказуемо. В мае снег уже не лежал, но всё ещё иногда сыпался из облаков. А также - что Финляндия, Исландия и Норвегия не зря делят пьедестал самых больших потребителей кофе, поскольку термос оказался не роскошью, а средством выживания.
Арктический световой день длится двадцать часов, и Канзаки и Тошио старались использовать его целиком, пока не начинали вырубаться на ходу. Водопады, гейзеры, фьорды, порой по нескольку часов пешком, - автобусы практически не ходили до наступления лета, и приходилось полагаться на попутные автомобили (в основном - таких же отбитых туристов со всех концов земли от Тель-Авива до Амстердама). Местных же жителей за пределами Рейкьявика и окрестностей они видели человек двадцать - раз в двадцать меньше, чем лошадей, что вызывало закономерные вопросы о преобладающем этносе, которому следовало бы быть представленным в парламенте.
На одной из точек туристического притяжения Канзаки не удержался и приобрёл палантин-пончо из нежной серой шерсти, обозвав его "тактильным оргазмом". Палантин использовался как плед, и, вопреки всем сопутствовавшим покупке шуткам, ничего интимнее объятий и поцелуев на нём, расстеленном на траве, не произошло. Там же были куплены две смешные шапки, очень тёплые, но словно связанные из мха всех оттенков бурого, рыжего и серебристого.
- Теперь тролли примут нас за своих, - решил Канзаки. - Но я так и не выяснил, как узнать тролля.
- Теперь в любой непонятной ситуации просто не соглашайся жениться.
В мае уже прилетели на гнездовку тупики. При виде этих птичек Канзаки понял - и не преминул об этом сообщить, - почему на латыни они назывались монахами: должно быть, когда-то селившиеся в Исландии монахи занимались тем же самым - обустраивали землянки (деревья ещё нужно было найти, а долбить и ворочать камни представлялось занятием титаническим) и ловили рыбу. Когда выглядывало солнце, тупики выходили из своих нор погреться и совершенно не боялись людей.
- И как их всех не съели?.. - задумчиво произнёс Тошио, наблюдая за существами, напоминающими упитанных голубей.
- Монахов?
- Тупиков.
- Про тупиков не знаю, - честно признался Канзаки. - А монахи, похоже, все закончились.
- Откуда они вообще здесь взялись?
- Может, перепутали Исландию с Ирландией, - пожал плечами Канзаки. - И вообще, ты не проголодался?..
Рыба и баранина с Фарер, баранина и рыба - два столпа исландской кулинарии, вкупе с её пристрастием к интернациональной картошке не оставляющие ни шанса остаться голодным на любом островке цивилизации. Попробовать тухлую акулу и тухлого ската (...выразимся изящнее: ферментированную акулу) Тошио и Канзаки так и не рискнули, поверив Аннеке на слово, что она ещё не видела иностранца, который не выплюнул бы этот деликатес с непечатными комментариями на родном языке.
А красивое слово "фьорды" оказались горами. Подчас голыми, подчас покрытыми снегом, - а внизу был залив. Горы, выходящие из воды, наталкивали на совершенно неуместное сравнение с первобытными монстрами вроде Годзиллы, окаменевшими в шаге от суши. Нашёлся спускавшийся в глубину фьорда туристический автобус - очень осторожно, на низких передачах: по правую руку была пропасть. Ехали в густом тумане, заставлявшем воображение дорисовывать недостающие детали.
- Ничего же не видно, как он едет... - недоумевал Кирицу, косясь то за окно, то на бритый затылок водителя.
- Может, и к лучшему, что не видно, - заметил Канзаки. - Можно вниз не смотреть.
Казалось, автобус шёл по туману, словно корабль - по стелющемуся перед ним фарватеру. Когда он остановился, Тошио и Кирицу поспешили отделиться от человеческой стайки и пройти по берегу, скрипящему чёрным вулканическим песком.
И, может быть, фьорды - это только горы и море. Но когда смотришь на чёрный океан, вздыбливающийся у горизонта, словно зверь, на которого накинули тончайшую сеть из белой пены... На чёрные скалы в белых шрамах льда, спокойно-величественные, рядом с которыми любые горы, виденные в Японии, покажутся холмами, - тогда понимаешь, что мир слишком огромен, чтобы обращать на тебя внимание, и от этого чувствуешь удивительную свободу.
- Как будто - никого кроме нас, да? - сказал Тошио негромко.
- Как будто всё - кроме нас, - улыбнулся Канзаки. - А мы - только друг у друга.
Порыв ветра вырвал измятую карту из рук и унёс в туман, брызнув в лицо водой.
- Подарили заливу на память, - Тошио махнул рукой, возвращаясь к автобусу.
Но за десяток метров до него из тумана вынырнул водитель, протянул карту, буркнув: "Ваша?", и исчез, вернувшись в кабину.
- Что это было?..
- Тролль. Не иначе.

И всё же Исландия запомнилась Канзаки как бархатная страна. Ничего высокого на её равнинах и холмах не росло - шутка о том, что здесь кругом одни бонсаи, также обернулась правдой, иное миниатюрное деревце можно было бы продавать с аукциона, - только густая трава, издали кажущаяся изумрудным бархатом. И когда самолёт набирал высоту, оставляя Исландию внизу, её хотелось погладить ладонью, как плед, пахнущий морской солью.

@темы: соседи по разуму, be.loved

Простите за посты подряд, но свободное время - редкий зверь, использую в хвост и в гриву. А вот ещё немного отдохну глазами от текстов об визуал - ещё и мозг появится на подготовку к ближайшим и не только играм, а то я изрядно выпал из жизни...
Свой текст с прошедшей Зимней я деанонил, а о том, что собирался ещё утащить чужие арты, чтобы не потерять, - то забывал, то было некогда. Но никогда не поздно исправиться, тем паче что на носу Летняя. Надеюсь, что она случится, и к нам можно присоединяться
Я давно хотел от Птахи крысо!Зелень, когда мне в голову пришли Крысюэ Ян (какой-нибудь девил, однозначно), Крысяо Синчэнь (сиам, наверное) и Крысун Лань (вариативно). Но на такую масштабную работу Птаху не хватило, зато появился вот этот рисунок "Три слепых крысёнка" (и я даже удивился, что никто из комментаторов под выкладкой не опознал выражение, - мне-то всегда казалось, что Агату Кристи знают все, и получше моего).

(с)феникс периода полураспада / твиттер

А Васса нарисовала замечательного Клемента! Я не мог пройти мимо

(с)*Bacca* / тумблер

@темы: фанарт и иллюстрации, это крыса и ей не стыдно, окститесь, юноша, демоны по вызову круглосуточно

Долго подкарауливал Лисс с коммишнами, потом напрыгнул и заказал, и вот дождался исполнения - и ожидание всецело стоило того, тем паче что за время пути скилл успевает подрасти Давно хотел свою любимую северную женщину в акварели, благо на неё есть рефы в виде хороших фото с игры, а я коварно люблю все оттенки синего, и акварельные в особенности И вы только посмотрите, какие косы, какие глаза, какой боевой раскрас - и какое северное сияние, о котором немедленно захотелось что-нибудь написать!.. Фото не передаёт, но оно ещё и мерцает.
Женщина получилась нестандартного формата, снова поеду в Леруа за квадратной рамкой А Лисс теперь официально берёт коммишны, заходите в телегоканал за прайсом, заказывайте красивое!
Сеттинг Севера (Элларэ) принадлежит (с)Дёгред (очень его люблю и очень по нему скучаю), Лассэлин Выжившая принадлежит мне (по северному тэгу можно ещё почитать и посмотреть). Золотые лапки (и кисти) принадлежат Лисс^-^

(с)Lissiel / твиттер

@темы: соседи по разуму, север и степь, рисуют моих персонажей и коммишны

Я уже рассказывал о том, как пытался заявиться на камшовку про ВМФ и остался в игротехах. Ещё о доигровомПосле мы с мастерами полюбовно сверили словари, чтобы понять, где друг друга не поняли, и оказалось, что говорим вообще на разных языках: моё "хочу межкультурные взаимодействия" (что я почти в каждой заявке пишу) для них означало положительные взаимодействия (дружбу или личку), которые разрушили бы мастерскую идею про национализм, - а для меня это означает всё, что не игнор (находящиеся в одном пространстве персонажи взаимодействуют неизбежно), включая конфликтные взаимодействия. Поэтому мастерам на такой запрос предложить было уже нечего. Думаю, в будущем нам будет проще друг с другом - и я буду заявляться сразу со списком персонажей, с градациями приоритетности, дабы не создавать впечатления, что меня интересуют только мыши мне нужен только один. (На игре, кстати, дриксенцы и талигойцы всё равно дружили.)
Но и в игротехах я не задержался: привык, что сборы проводятся по вечерам, и старался не занимать вечера выходных дней, а на утро на сакуру ангажировался без всякой задней мысли. А потом сбор встал на полдень того же дня, да ещё и в зуме. Я предложил сделать запись, но из техов меня всё равно сняли, а вечером по возвращении из Аптечки я увидел, что снялся Доннер и меня хотят в игроки. Согласился. Готлиб Доннер - в буквальном смысле пятый лебедь в третьем ряду: вице-адмирал, командующий авангардом с "Серебряного лебедя". Немолодой дриксенец, как я и хотел. Так я ворвался в игру почти заполночь, перечитал сообщество, получил вводную и вместе с ней - накуренное предыдущим игроком. С одной стороны - местами может быть неудобно влезать в чужую шкурку, с другой - легло хорошо и логично, а за 12 часов до игры лучше вкурить персонажа целиком, чем судорожно сочинять анкету самостоятельно. Но к персонажу я ещё вернусь.
Списался со своим Бюнцем (Сэнди), у Доннера были только два слова: крайнее убожество Мастера действительно распределили всех персонажей по пейрингам, и если поначалу это казалось странноватым, то впоследствии оказалось плюсом: близкая завязка - половина удачной игры, и ввиду малого количества микросюжетки - практически единственное оной игры содержание (что для почти-игробала вполне нормально). То есть, в случае Доннера был только намёк в сторону Бюнца, и предыдущий игрок (Айса), возможно, вообще не собирался в это играть, и мастера даже удивились, что мы сошлись, - но я люблю ловить подачи и раскручивать романтические и не только линии, а уж с комфортным соигроком и подавно. Получилось хорошо и очень додало.

В понедельник я, конечно, ещё не думал о том, в чём играть, поскольку не знал, что буду играть вообще. Ещё о пожизнёвомСобирал прикид утром вторника, по счастью встав в очередной раз рано. И снова меня спасла рубашка Кано, уже на второго дриксенского офицера Потому что лежала под рукой, ну и подходила идеально. Покопался в мундирах, убедился, что барраярский - слишком барраярский, и взял безотказный чёрно-серебряный (кажется роберский). И поехал до Новогиреево.
Там мы встретились в полдень небольшой компанией преимущественно талигойцев - и учения начались с того, что мы провалили ориентацию ориентирование на местности. Командная работа заключалась в том, что Альмейда (Аня Като) командовал, а остальные шли за ним Сначала мы вышли до метро, дошли до остановки, но оказалось, что это не та остановка. Альмейда спросил мирного жителя, и нам указали нужную остановку. Мы сели в автобус, но свою остановку проехали. Пришлось выходить (на улице с названием Старый Гай, весьма подходящим какой-нибудь портовой таверне, а уж если транскрибировать на английский...) и садиться на автобус в обратную сторону, поскольку идти пешком через мост было бы слишком долго. Доехали до нужной улицы, уверенно пошли по ней вперёд, затем догадались, что приехали с другой стороны, вернулись и перешли дорогу. Даже удивительно, что нашли во дворах искомый лофт под названием Позитив.
Лофт вполне просторный, с залом, холлом-прихожей, этажом-антресолью в этом холле и раздевалкой, занятой под мастерку. Но довольно душный - окна толком не открывались, приходилось рассчитывать только на открытую дверь, и я периодически выходил на улицу вместе с курильщиками подышать свежим воздухом. Есть где танцевать, но пол скользкий, - впрочем, не то не настолько скользкий, как в зале Трианона, не то у меня ролевые ботинки скользят меньше, чем танцевальные джазовки. Я совместил рубашку и мундир, мне одолжили чёрную ленту на хвост, и привезли достаточно запасных перчаток (а то я не был уверен, что белые перчатки есть у меня дома, а если и есть, то не слишком ли блестящие). Остаток времени перед игрой я компульсивно ел сладкое, чтобы разбудить мозг, и ворчал, где мой заблудившийся Бюнц. Бюнц ворвался в числе последних, но уже готовым, с шикарным вышитым знаменем с лебедем. И уже после парада Бюнц, как и обещал, налепил на меня переводилку с ласточкой.
Стартовали. И хотя я намеревался сбежать в восемь послушать мастера про Иназуму (что так и не состоялось) - движуха началась только под вечер, и я не мог бросить Бюнца, а когда спохватился, было уже девять и стоп-игра. Засосало в пылесос Что опять же хорошо говорит об игре. Это уже второй отчёт подряд в жанре "ничего кроме любви", ворнинг на слэш во все поля, Минздрав предупредил!

Предыстория персонажаГотлиб Доннер происходил из дворянской семьи, титул дали ещё деду, - но без приставки "фок" новое дворянство было для старой аристократии всё равно что простолюдинами, равно как и Кальдмеер с его баронством, так что о своём происхождении Доннер вспоминать и говорить не любил. Пойти служить во флот было для него естественным: он любил море - и всем в море было наплевать, кто каких кровей, там ценились только заслуги.
Поначалу Доннеру не нравилось, что адмиралом цур зее был Бермессер; ненависти к нему не испытывал, но понимал, что этот человек не на своём месте и плохо от этого всем, включая самого Бермессера. Затем Бермессера сместили и адмиралом стал Кальдмеер, и стало совсем хорошо. Стать с Кальдмеером близкими друзьями Доннеру помешали разница в возрасте и субординация, но Доннер уважал его и доверял ему - и знал, что можно доверять тем, кому доверял сам Кальдмеер. Они оба были ответственными людьми, оба держались подальше от придворных интриг и не раз беседовали на светских приёмах с видом "некрасиво - мне тоже не нравится".
Отто Бюнц появился в жизни Доннера даже раньше, и был полной противоположностью Кальдмеера - казалось, вовсе не думал о последствиях, но снова и снова выходил сухим из воды. И, казалось, что могло связывать Доннера с капитаном даже не его корабля? - но именно Бюнц подсказал дослужившемуся до вице-адмирала Доннеру название его корабля, Серебряный лебедь, Зильбершван. Именно с Бюнцем он чаще всего пил в увольнительных, позволял ему любые шутки, выгораживал перед начальством - и просто рад был побыть рядом с ним. Бюнц был как море - такой же свободный, непредсказуемый, взбалмошный, искренний, солнечный, живой.
Полгода назад корабль Бюнца, "Весеннюю птицу", застали врасплох, притворившись мирными торговцами, и захватили пираты из банды Белого Кракена. Половину команды вырезали при абордаже, половину взяли в плен - Бюнц предпочёл сдаться и изобразить лояльность, чтобы сохранить жизнь себе и другим. Тех, кто переходил к ним на службу, пираты клеймили знаком в виде кракена - и Бюнц этого не избежал. Свой корабль и "Птицу" пираты отвели в неприметную бухту для ремонта, и туда совершенно случайно ухудшившейся погодой занесло патрулировавшего берег Доннера. Увидев "Птицу", он осознал неладное, напал на пиратов, смёл их на абордаже (потому что не стойте между Доннером и попавшим в беду Бюнцем)) и освободил пленных, которых, вероятно, собирались продать в рабство в Багряных землях. Увидев Бюнца, с которым хорошо обращались (только оружия не давали), он даже не стал задавать вопросов - просто порадовался, что тот жив. А Бюнц сиганул за борт и поплыл к своей "Птице" - проверять, вдруг кто-то выжил и остался там.
Доннер удивился - на шлюпке-то быстрее, неужели Бюнц испугался, что его в чём-то обвинят? - но отдал необходимые распоряжения относительно пиратского корабля. В том числе, переступив через принципы, велел своим людям пустить в расход нескольких захваченных при абордаже пиратов - понимая, что если те на допросе расскажут, как всё было, да ещё приврут для красного словца, то переход на сторону пиратов можно будет натянуть на государственную измену, и светить Бюнцу будет по меньшей мере разжалование, а то и виселица. Позже, узнав про клеймо, - пожалел, что умерли пираты слишком легко и быстро Затем Доннер также прибыл на "Птичку", где никого не осталось - выжили только те, кто согласился драить палубу и чистить картошку, - наворчал и изложил Бюнцу план: пусть пара верных ему людей придерживается легенды, что в нужный момент их послали к Доннеру за подмогой.
Рапорт также был составлен при участии Доннера и с целью обосновать всё так, чтобы к Бюнцу не прикопались. Согласно рапорту, Бюнц при патрулировании наткнулся на пиратов и вступил с ними в бой, но силы были неравны, и он отправил весточку к Доннеру, после чего нарочно сдался, чтобы заманить пиратов в ловушку. В нужный момент захваченная часть команды "Птицы" внесла смятение в ряды противника, позволив вовремя прибывшему Доннеру уничтожить пиратов. Если Кальдмеер и заподозрил неладное, то виду не подал и похвалил Бюнца за самообладание и героизм. А Доннер, конечно, шутил, что хоть такого хитрого плана не существовало, его стоило придумать, и что наконец-то увидеть Бюнца побитым - просто мечта (табличка "сарказм"), - но понимание того, насколько этот человек ему дорог, до готовности сложиться на абордаже, увеличилось в разы. Бюнц не делал лучше, доставая своего спасителя пассажами в духе "давай не о делах, может поцелуемся, хочешь - песню тебе спою".
Чтобы Бюнц не ныл о клейме, Доннер согласился набить себе татуировку. Татуировка, конечно, - и вполовину не так больно, как клеймо, но задача была в том, чтобы порадовать Отто. Тот предлагал набить лебедя, в честь Зильбершвана, но Доннер захотел ласточку - в честь носовой фигуры "Птички". На шее, единственной открытой части тела. То есть можно было бы при желании закрыть шейным платком, но Доннер не хотел, эпатируя светское общество и понимая, что нарушение формальных правил - тоже подарок Бюнцу.
Предыдущий игрок в пункте анкеты про постыдное воспоминание написал эпизод, когда юный Доннер загулял в компании офицеров после первого повышения. Пить он ещё не умел, а алкоголя было достаточно, чтобы не возражать товарищам, но недостаточно, чтобы забыться и после ничего не помнить. Компания чуть не разнесла трактир, а оттуда ввалилась в бордель и несмотря на то, что денег хватало, почему-то сняла троих девиц на семерых. С перепоя получалось не у всех, но гогот стоял на всё заведение. И Готлибу стало противно. Он понимал, что девицам ещё более, чем ему, отвратительны эти пьяные кретины, ему ничего не хотелось, кроме как уйти, но его тоже подталкивали в спину, подбадривали и ржали. В конце концов он сбежал, проблевался за углом и с этими офицерами более не общался (кажется, они решили, что после повышения он зазнался, ну и ладно). А липкая гадливость осталась, дополнившись чувством стыда за то, что не только не выступил против вакханалии, но и не остался бездеятельным наблюдателем.
Я подумал о том, что после этого случая Доннер вообще не интересовался женским полом, да и мужским также, - как писала Айса, "есть вещи поинтереснее". Да и вообще - "в живого человека х#ем тыкать"! Что-то грязное и недостойное. Он, конечно, служил во флоте, где порядки были попроще и никого было не смутить знанием о том, что некоторые офицеры не прочь заглядываться на матросов, - но в осознании собственных предпочтений это никак не помогало. Свои чувства к Бюнцу он считал дружбой и в общем-то не ошибался. Но также я подумал, что после того случая Доннер очень не хотел, чтобы над ним снова смеялись. Шутливые подкаты Бюнца вызывали в нём гейскую панику, он ловил себя на том, что ему в самом деле хочется поцеловать Отто, - но боялся, что тот вовсе не рассчитывает на положительный ответ и посмеётся, если он всерьёз согласится. Ведь как Бюнцу может быть нужен почти сорокалетний занудный мужик?..
И вот - совместные учения с талигойцами. В аккурат на Зимний Излом, на четыре дня. Талигойцы явно восприняли это как отпуск, бухали и развлекались, на четвёртый день "случайный выстрел" с "Франциска" повредил носовую фигуру на "Верной звезде" Бермессера. Доннера и его Зильбершван кесарь отметил особо, про заслуги же гостей ничего не сказал. Вечером четвёртого же дня началась торжественная церемония закрытия учений в Эйнрехте, во дворце кесаря. И после официальной части мероприятия офицеры обеих сторон были предоставлены сами себе в бальном зале - что могло пойти не так?.. Всё.

Готлиб Доннер. Отчёт отперсонажный. Никакой там последовательностиСтоило войти в зал, как приставленный нас развлекать сын придворного танцмейстера, никому не знакомый юноша, последние годы проведший в Гайифе, объявил первый танец. Название было мне незнакомым, и я намерен был его пропустить, но ко мне подошёл Йозев Канмахер, и я не стал ему отказывать. Кто вообще придумал устраивать танцы на сугубо мужскую компанию, без единой дамы?.. Впрочем, в южных плясках не было особой разницы, какую партию ты танцуешь, - они все довольно быстрые и довольно простые. И всё же поначалу мне было несколько неловко быть "за даму", с непривычки я запыхался и был рад, когда танец закончился и я смог улизнуть в угол зала возле стола, где уже обретался Бюнц.
- Я не хотел, меня заставили, - оправдался я.
- У тебя отлично получилось.
- Южные танцы довольно нелепые, - пожал плечами я. - Кажется, я слишком стар для этого дерьма.
Мы с Бюнцем стояли в компании Говарда фок Хосса, капитана "Верной звезды", который принёс фляжечку настоящей крепкой можжевеловки, а не того недоразумения, которое выставляли на столы в качестве прохладительного напитка. Мне можжевеловка понравилась - люблю травяные настойки, - а Бюнц заявлял, что это жидкая смерть, которая убивает лошадь, а бюнца разрывает на куски. Но больше, чем попробовать по глотку, мы себе не позволяли, а в остальное время я пил ягодный сидр, напоминающий на вкус малиновое печенье. Канмахер поставил на стол медовуху с пюре из голубики - не иначе как гостинец от деда-артиллериста, - и мне она также пришлась по вкусу. Бюнц же откуда-то притащил вишнёвое пиво и щедро подливал мне его, не считаясь с тем, что в моём стакане могли быть остатки сидра или медовухи.
- Вот мы почему со Шнееталем меньше дружим? Потому что он с нами не пьёт, - назидательно сообщил Бюнц. - А стоит с Кальдмеером со сложными лицами.
- Одно другому не мешает, - возразил я. - Можно пить и беседовать с Кальдмеером одновременно.
- Ты тоже хочешь постоять там со сложным лицом?
- Нет, не хочу, мне и здесь хорошо.
Наблюдая за очередным южным танцем, Бюнц умудрился так удачно взмахнуть ногой, что попал по сумке фок Хосса, из неё вылетела фляжка и покатилась по паркету, являя себя всем взглядам. Бюнц уверял, что не собирался пинать сумку, а просто хотел подпрыгнуть... Я даже не успел увидеть, как всё произошло - только летящую флягу, - но готов был поверить, что нечаянное у Бюнца выходит не менее разрушительным, чем нарочное.
Бермессеру очень не нравилось, что в южных танцах участвует и дриксенская молодёжь, - он ворчал, что настоящий дворянин никогда не станет в таком участвовать.
- Отчего же, если все получают удовольствие?.. - возразил я.
- Вы не дворянин, вам не понять.
- Вообще-то я дворянин.
- И где же ваша приставка "фок"? Там же, где у Кальдмеера?
- Но её отсутствие не делает нас хуже, верно? Мы ведь не кровью водим корабли.
Едва вечер успел начаться, как Филипп Аларкон, капитан "Франциска", без труда сумел вывести Бермессера из себя. Бермессер пролил вино на скатерть, и Аларкон поинтересовался, обращается ли он с кораблями так же, как и с вином. Ответ Бермессера о том, что это было случайностью, не улучшил ситуацию, а только ухудшил насмешку. Миг - и Бермессер заявил, что для кесаря это может стать поводом для объявления войны. Очень уж громкое заявление...
- Полагаю, у кесаря достаточно более важных дел, нежели пролитое вино, - примирительно заметил я, встав за плечом Бермессера. - И это уж точно не повод для войны.
Но Бермессер не изменял дурному настроению и некоторое время спустя, наблюдая за весельем и танцами, продолжил ворчать, что это подобает простолюдинам, а не благородным людям.
- Вы ошибаетесь, - мягко возразил я. - Простолюдин также может быть благородным человеком.
- И забывать при этом о своём происхождении.
- Благородный человек может и не забывать о своём происхождении.
- Но что-то мало таких людей я вижу в нашем флоте.
- И снова вы ошибаетесь. Следует замечать не только недостатки, но и достоинства.
В том числе и в себе самом. Так отчаянно прятаться за своим титулом может только тот, кто считает себя ничтожеством во всём прочем, а это довольно печально.
Среди талигойцев был капитан-командор Фальце, которому, как говорили, был сто один год. Он курил трубку и не расставался с ней даже в диких южных плясках, в которых давал фору иным молодым. Он же был наиболее дружелюбен из фрошеров, живо интересуясь дриксенскими обычаями и задавая множество вопросов.
- А что это у вас на шее, это новая дриксенская мода? - полюбопытствовал он, глядя на меня.
- Не сказал бы, что это именно мода, - поправил я. - Татуировки - старинная традиция среди моряков.
- А почему именно ласточка? - не отставал общительный дед. - Что она означает?
- Ласточек часто используют в названиях кораблей и носовых фигурах, - импровизировал я, ненадолго задумавшись. - Это свободная птица, которая летает и над сушей, и над морем...
- Но что она значит лично для вас?
- О, мне она служит напоминанием об одном приключении, связанном с кораблём "Весенняя птица".
- А что за приключение, расскажете?
- Охотно, - тут уже я был не против похвастаться перед талигойцами. - Тогда моему другу, капитану Бюнцу, удалось заманить в ловушку пиратов, которые долгое время наводили страх на дриксенских и талигойских купцов, и никто не мог ими заняться и победить их. Бюнц, можно сказать, пожертвовал собой: притворился, что сдался в плен, а сам отправил ко мне пару верных людей. Пираты отошли в тайную бухту, чтобы отремонтировать корабль, и тут неожиданно для них подоспел я. Захваченная команда "Птицы" в нужный момент похватала оружие, и сообща нам удалось победить пиратов.
- Это в самом деле запоминающаяся история!
- А я тут как раз рассказываю о твоём подвиге, - сообщил я подошедшему Бюнцу.
- Если бы не ты, я бы там и закончился, - откликнулся он.
- Но мы ведь всё спланировали, - напомнил я. - Мне оставалось только подоспеть вовремя.
- Своевременность очень важна, - одобрил Фальце.
- Да. Минута промедления или, наоборот, спешки может всё испортить, - вдохновенно подтвердил я, плавно увеличивая дистанцию между мной и Фальце.
- Не забывай, что я потерял половину команды, - сказал Бюнц.
- Я помню об этом. Но ты выжил и сохранил вторую половину.
Надеюсь, Бюнц не думал, что я издеваюсь, когда говорю о том, что он поступил тогда достойно и отважно, когда подал пример выжившим, сдаваясь, и подставился под клеймо... и сохранил их жизни. Ведь я в самом деле думал так.
Только я посетовал, что крекеры плохо совместимы с перчатками (поскольку пачкают их, в отличие от сладостей на шпажках, так что требовалось снимать перчатки), как Бюнц, чьи перчатки по последней моде были обрезаны на концах пальцев, предложил:
- Тебя покормить? Рыжие или белые? - спросил он, имея в виду крекеры сырные или простые.
- Рыжие, - ответил я, а озвучить то, что это будет не совсем прилично, уже не успел.
- Вы только посмотрите, ему больше нравятся рыжие! - притворно сокрушался белокурый Бюнц, в самом деле накормив меня с руки сырными крекерами (и растеряв половину в процессе).
Ещё один танец, Чёрную лошадку, я помнил, поэтому подхватил фок Хосса и потащил танцевать. Собралось три сета по три пары, и мы остались лишними, но танцмейстер уступил нам своё место. Это была по-дриксенски неторопливая Лошадка, и не все знали её твёрдо, но мы её прошли.
После Бюнц вытащил нас во двор дышать свежим воздухом.
- Надеюсь, пока меня нет, Бермессер не нарвётся на дуэль... - проворчал я.
- Он уже нарывается, - заметил Бюнц. - Но это не твоя забота. Мы можем пасти тех, кто младше, но пасти того, кто старше...
- К тому же, там остаётся достаточно заинтересованных лиц, - добавил фок Хосс.
- Кто-то из них может быть заинтересован в том, чтобы он нарвался, - возразил я. - Честно говоря, из всех присутствующих я могу положиться только на Кальдмеера.
Когда мы уходили со двора и я шёл последним, в коридоре я столкнулся с адмиралом Альмейдой. Он вежливо со мной поздоровался и спросил, как я нахожу сегодняшний вечер.
- Довольно беспокойно и непривычно. Но, в конце концов, мы у себя дома.
- А мы - не у себя.
- Что вы хотите этим сказать?
Я не то чтобы опасался Альмейды, но было в нём что-то, отчего находиться с ним наедине в полутёмном помещении было неуютно.
- Вы же умный человек, Доннер, - не притворяйтесь, будто не понимаете. Может быть объявлена война.
- Что ж, если будет война, значит - будем сражаться, - пожал плечами я. - Но это зависит не от нас. Кесарь может не хотеть войны.
- Она будет, и очень скоро, - предрёк Альмейда, разворачиваясь и уходя.
- Ваши предсказания очень уж мрачные, - усмехнулся я, следуя за ним, но уже ему в спину.
Я поделился с приятелями тем, что Альмейда ходит мрачнее тучи, - но мне показалось странным, что когда я в следующий раз заметил талигойского адмирала в бальном зале, он был так же непринуждённо весел, как и прежде.
И я не ошибся в ожиданиях: стоило мне отлучиться, как Бермессер в самом деле нарвался на дуэль. Пока секунданты обсуждали условия, я долго не мог понять, кто кого вызвал, но наконец догадался, что драться будут, предсказуемо, Бермессер и Аларкон; о причинах дуэли они оба не распространялись. Утешало только, что дуэль была отложена до завтрашнего утра. Аларкон утверждал, что убьёт Бермессера, так что даже Бюнц не выдержал и сказал, что если поединок предполагается быть честным, то не очень-то вежливо заранее решать, кто победит, а кто проиграет.
Когда мы в очередной раз вышли на воздух, чтобы обсудить произошедшее, Бюнц заметил:
- Обычно Бермессер отражает то, чего хотят при дворе. Сейчас Бермессер отражает войну... Значит ли это, что кесарь хочет войны?..
Войну может хотеть принц Фридрих. А ещё Бермессер может выдавать желаемое за действительное, желая войны, чтобы выслужиться. И явно не понимая, что война - не парад, и шансов погибнуть у него будет куда больше, нежели обзавестись орденской лентой.
- Бермессер как будто жить не хочет, - откликнулся я с досадой. - Несмотря на его годы, он всегда напоминал мне... мальчишку, который не задумывается о том, чем обернутся его слова и действия.
- А он мне мальчишкой не кажется, - возразил фок Хосс.
- Я не говорю, что его недооцениваю, - поправился я. - И всё же он слишком уверен в своей безнаказанности.
- Он и раньше был в себе уверен, - согласился Бюнц. - И сейчас как будто знает, что делает.
- Возможно, он был таким до первого Аларкона, - вздохнул я.
- Думаете, Аларкон его убьёт?.. - спросил Хосс. - Дуэль может быть и до первой крови.
- Аларкон был настроен решительно, - заметил я. - Но плакать по Бермессеру я, прямо скажем, не буду. Хотя и смерти ему не желаю.
Мы все понимали, что Бермессеру не победить на этой дуэли даже при невероятном везении: шпагу тот носил только для красоты.
- А может ли кесарь отменить дуэль?.. - Хосс ещё на что-то надеялся. Другой бы радовался, что смерть вице-адмирала может сулить ему повышение, но Хосс, похоже, был всерьёз предан своему непопулярному командиру, и это делало ему честь.
- Может, если узнает. А он может и не узнать, - пожал плечами я.
Если Бермессер, нарвавшись на дуэль, побежит жаловаться кесарю, чтобы дуэли не случилось, это облечёт его позором. И Бермессер не мог этого не понимать.
Дальше - хуже. Когда мы вернулись в зал, там вскоре случился очередной инцидент, и Бермессера разнимали с вице-адмиралом Вальдесом. Когда я подошёл, Вальдес держал Бермессера за запястья и требовал, чтобы у того забрали нож, а Бермессер рычал "Знайте своё место", как если бы Вальдес был каким-нибудь лакеем.
- Вы забываетесь, - спокойно сказал я Вальдесу. - Мы разберёмся сами, без вашей помощи.
Но только удостоверившись, что Бермессера окружило достаточно людей, Вальдес отступился. Позже мне сказали, что Бермессер в самом деле бросился на Вальдеса с ножом, так что у того были все основания опасаться. Это я пропустил, и это было на Бермессера не похоже. А теперь, стряхнув удерживавшие его руки, Бермессер в раздражении пошагал назад к столу. Я последовал за ним.
- Что с вами, Бермессер? Неужели вам так не нравится жить эту жизнь? - поинтересовался я насколько мог дружелюбно. - Будь вы младше меня по званию, я бы спросил, какого чёрта, но я буду вежлив.
- Мы с вами равны по званию, - равнодушно заметил Бермессер.
- И всё же я стараюсь быть вежливым. Вы нужны нам живым, Бермессер. Нам - и Дриксен.
- Вы правы.
- Нас - и вас - сегодня будут пытаться спровоцировать, - добавил я, хотя Бермессер уже потерял ко мне интерес и отвернулся. - И нам не следует поддаваться на провокации.
К Бермессеру подошёл Кальдмеер - явно с тем же вопросом, который вначале волновал и меня.
- Я уже прочитал ему нотацию, - попытался я заступиться за Бермессера.
- И это было совершенно излишне, - огрызнулся Бермессер, вновь похожий на прежнего себя.
Но Кальдмеер всё же увёл его для разговора. Бермессер в этот вечер был сам не свой, словно какая-то заноза застряла в душе... Но что я мог ему сказать? "Да, я понимаю, что вы не созданы для моря и чувствуете себя чужим, потому и цепляетесь за своё происхождение, - но мы вам не враги, и не нужно воевать хотя бы с нами"?.. Но меня он не услышит и не послушает, только оскорбится больше прежнего. Тут нужен кто-то старше, хотя бы по званию. И Кальдмеер отлично подойдёт, и наверняка сумеет подобрать правильные слова.
В разгар вечера в зале появилась рисованная карта, изображающая Придду и окружающие её страны и регионы в виде потешных картинок. Бюнц шепнул мне, что это он нарисовал её и подкинул. Карта привлекла немало внимания и повеселила собравшихся - но недолго: не успел я до неё добраться, как Бермессер отобрал её и вышвырнул, говоря, что она оскорбляет Дриксен. Лишь позже, когда все отвлеклись, Фальце откуда-то извлёк её и показал мне. На мой взгляд, Дриксен она не оскорбляла, поскольку равно смеялась над всеми; она напомнила мне старинный стиль лубка. Оценив множественные художественные таланты Бюнца, я повесил карту на стену, где она и оставалась.
- Цирк, - прокомментировал Бермессер шумных и веселящихся фрошеров.
- Клоуны уедут, - успокоил я его.
- У нас есть и свои клоуны. Отто Бюнц, например.
- Это не очень-то вежливо.
Тут можно и пропустить в голос немного холода и металла. Но если Бермессер надеется, что и я вызову его на дуэль... то я не доставлю ему такого удовольствия.
- И что с того? Нас ведь никто не слышит.
- А вы полагаете, что вежливость должна быть только напоказ, а в остальное время можно забывать о хороших манерах?..
В этот момент подошёл сам Бюнц, и Бермессер пошёл на попятный, не став развивать тему.
- Я уже говорил вам, что не следует нападать на своих же, - добавил я уже мягче. - Кем мы покажем себя перед талигойцами?.. Они будут только рады, если мы станем грызть друг друга.
- Вы правы, - вновь согласился со мной Бермессер.
Дважды за вечер музыканты играли народные дриксенские плясовые песни, которым я мог только подпевать, и дважды за вечер Бюнц ложился на скамью, укладывая голову мне на колени. А я мог прикасаться кончиками пальцев к непослушной золотой пряди, норовящей упасть ему на лицо, - и не думать о приличиях вовсе, поскольку ему я мог позволить всё. Тем, кто задавал вопросы, Бюнц объяснял, что таким образом он "набирается мудрости и занудства":
- Знаете, если поспать на книге, то наутро помнишь всё её содержание!
- Кхм, - только и смог ответить я.
Бюнц же затащил меня в кэналлийский вальс - я согласился, только если он меня проведёт, - и сжимал мою руку так крепко, словно не собирался отпускать меня ни в какую прогрессию. Вальс был под мелодию ещё одной моряцкой песни, очень быстрый и долгий, я порой выбивался из ритма и слишком спешил, но умудрился ни разу не сменить свою партию, самостоятельно находя себе место в кругу. Некоторые танцующие пели слова этой песни - а под конец танца пели уже мы все, хором. После Бюнц ворчал, что этот вальс был слишком быстрым, а как по мне - бывало и быстрее:
- Это ты ещё олларианскую кадриль под "Соколов" не танцевал! Вот где мясорубка.
- Не люблю кадрили.
Фальце предложил, чтобы не путаться в танце, использовать морские команды, например - "свистать всех наверх".
- Или "вёсла-ать - вёсла сушить", - предложил я.
Во время вальса Шнееталь поскользнулся на паркете и упал, увлекая меня за собой; я помог ему подняться, и мы вернулись в танец, - похоже, он был в полном порядке. В другом танце упал Бермессер и не сразу смог встать на ноги; говорили, он порезался своим же ножом - быть может, именно в тот момент. Плохая примета... Фок Хосс отлучился вокруг него хлопотать.
Станцевали в этот вечер и конский бранль, и "Гребите дружно, моряки"; на что-то более сложное мы смотрели со стороны - всегда приятно посмотреть, как другие мучаются. Кальдмеер каждый раз, встречаясь со мной в том или ином парном танце с прогрессией, спрашивал, как проходит мой вечер, и я отвечал, что стараюсь развлекаться как могу. Мне даже делалось совестно, что я совсем не развлекаю беседой самого Кальдмеера. А на шапелуаз я позвал Бюнца нарочно - тогда ещё не зная, что он любит этот танец: просто я также любил шапелуаз и хотел танцевать его с ним. Со временем я привык к "дамской" партии в танцах, но в шапелуазе Бюнц предпочёл, чтобы я встал за кавалера, - так и мне было привычней.
Также во время танцев откуда-то появилась девушка в белом платье, увитом нитями крупного жемчуга. Все задавались вопросами, кто она такая и откуда взялась, - но в ночь Излома может случиться что угодно. Порой, когда девушка взмахивала руками, казалось, что у неё не рукава, а крылья, как у альбатроса... Эвро - так далеко от морских и береговых просторов?.. Но кто запретит ветру быть там, где пожелает ветер!..
Офицеры, особенно молодёжь, пытались танцевать вальс под любую музыку, даже не слишком для того подходящую, так что Бюнц пожалел их и сказал:
- Когда уже наконец сыграют вальс, чтобы они не мучились?..
- Мне кажется, они смогут станцевать вальс даже под марш, - заметил я.
- И станцевать марш под вальс, вот что самое страшное!..
И когда заиграли вальс, Бюнц пригласил меня:
- На один круг?
- Хоть на десять, - согласился я.
- На десять меня не хватит...
В действительности он провёл меня пару кругов, после чего назидательно заявил, словно и в самом деле набрался занудства:
- Слишком долго танцевать неприлично. - И добавил: - Но ты можешь пригласить кого-нибудь ещё.
- Нет, не хочу.
Пока мы сидели - а в случае Бюнца и лежали - на скамье, случилось ещё немало примечательного. Во-первых, Бермессер и Аларкон чуть не сошлись в рукопашной, не дожидаясь утра, но их растащили, напоминая, что в ночь Излома нельзя проливать кровь, по крайней мере недобровольно.
- Я слышал, раньше при праздновании Излома были в чести поединки, - припомнил я. - Но эти поединки были дружеские, и если кровь проливалась, то добровольная.
- Это, должно быть, на Летний Излом, - поправил меня Бюнц.
- Может быть. Я не силён в старых суевериях.
- А мне ты запретил о них рассказывать...
- Когда это я тебе запрещал?!..
- Два месяца назад.
- То, что было два месяца назад, уже не имеет силы! - фыркнул я. - Я уже об этом забыл.
- Ну, смотри... А то был у вас один Вальдес, а теперь будет двое.
- Нет, второго Вальдеса нам не надо! - усмехнулся я. - Нам и одного-то многовато.
Позже мы слышали, что талигойцы хотят развести костёр прямо в зале, и Бюнц рассказывал им, что прыгать через костёр также полагается на Летний Излом. И что-то они говорили о двух половинках Вальдеса - мне Бюнц объяснил, что это половины бергерская и марикъярская, "и обе половины нам не друзья".
Во-вторых, талигойцы под предводительством Вальдеса, который действительно много говорил о традициях Излома, дружно куда-то ушли, и Бюнц буднично сообщил, что они идут колдовать и проливать кровь. После этого Фальце, которого они вроде бы собирались от чего-то спасать, исчез, и вместо него появилось ещё одно существо в белом, лишь отдалённо его напоминающее, но всё же бывшее длинноволосым юношей. Следующим же пропал Аларкон, но появилась девушка-эвро, которая, как по всему выходило, прежде занимала его место. Кажется, южане называли эвро "кэцхен" - по имени непредсказуемых и опасных бродячих волн...
Хуже всего узнать об этом было вице-адмиралу Хулио Салине, который был весьма дружен с Аларконом. Бюнц говорил с ним и утешал, и выглядели они при этом как старые приятели, то и дело приобнимавшие друг друга; я спросил Бюнца, когда они успели так близко сойтись, но он оставил мой вопрос без ответа. Тем временем другие эвро были явно недовольны тем, что совершила их товарка, и я слышал то её оправдания о том, что Аларкон сам её попросил, то их обвинения в том, что она заняла мёртвое тело. Жить рядом с мёртвым человеком, думая, что он живой... отвратительно. В конце концов я запутался, а был ли Аларкон, и как давно он не был Аларконом...
- Идём, я тебе всё объясню, - и Бюнц похитил меня в коридор.
Он рассказал, что полгода назад Филипп Аларкон действительно погиб, и эвро вселилась в его тело. А Салина не последовал за ним в Лабиринт, чтобы попытаться его вернуть, - ни тогда, ни сейчас.
- Тогда он не знал... - сказал я. - Но сейчас?.. Решил, что уже слишком поздно?..
- Может, и поздно, - согласился Бюнц.
- Но даже если поздно - я бы... впрочем, не важно.
Салина был моим ровесником. Слишком хотел жить, чтобы соваться в Лабиринт?.. Если бы я потерял Отто и знал, что есть хоть бы и самый призрачный шанс вернуть его или последовать за ним, - я прошёл бы в Закат и обратно, потому как зачем мне пустая жизнь без него?..
После мы услышали, как эвро говорит о том, что осталась в человеческом теле не потому, что любила Хулио Салину, а из любви к тому, кто погиб. Это не сделало лучше - напротив, стало, похоже, последней каплей. Хулио заявил, что если бы она осталась ради него - он ещё смог бы с ней примириться, а раз он ей даже не нужен, то и она ему не нужна. Я всерьёз опасался, как бы после таких потерь вице-адмирал Салина не полез в петлю. Терять врагов хорошо в честном бою, а не из-за нечисти, которой, к слову, становилось всё больше. Танцмейстер, скинув придворный костюм и оставшись в одной белой рубахе, тоже, видимо, не был человеком...
Единственный плюс был во всей этой чертовщине: утренняя дуэль Бермессера, по всему видать, отменялась. И сразу становилось понятным рвение, с которым лже-Аларкон провоцировал дуэль: эвро попросту переигрывала в талигойца, тем паче - зная, что смерть ей наверняка не грозит.
Случилось странное и со мной - вернее, я лишь постфактум, вспоминая, осознал, что это было странно. Меня посетила мысль, вопрос, ради чего я смогу предать своих же, вот хотя бы и Бермессера. Подумав, я ответил себе (или не себе?..), что пойду на такое только ради спасения жизни - и даже не своей, а Бюнца или Кальдмеера. Долг должен быть превыше сердца, но если быть честным хотя бы с самим собой - кто предпочтёт исполнить долг и позволить погибнуть тому, кто дорог, и будет спокойно на эту гибель смотреть?..
Странным это было ещё и потому, что Бюнц, подойдя ко мне вскоре после этих моих размышлений, задал вопрос, совершенно не вяжущийся с моим статичным положением:
- Ты тоже отказал какой-то женщине?
- С чего ты взял? - удивился я. - Ни одна женщина меня не домогалась, уверяю тебя.
Вечер как будто шёл своим чередом. Когда начался очередной вальс, Бюнц, глядя на пару, вышедшую на паркет, спросил:
- Интересно, мы со стороны выглядели так же нелепо?..
- Не знаю, - откликнулся я. - Какая разница?
- Можно посмотреть в зеркало.
Он снова пригласил меня, и в этот раз мы танцевали гораздо дольше - вальс был более медленным. Конечно, я не смотрел при этом ни в зеркала, ни на другие пары, - только на Бюнца, просто наслаждаясь моментом. Я никогда прежде не считал себя поклонником вальсов, но оказалось, что всё зависит от того, с кем танцуешь. Сократить дистанцию, чтобы было удобней, буквально прижавшись друг к другу; переплести пальцы... В танце это не было предосудительным, в танце никто тебя не видел, не успевал рассмотреть. Когда музыка закончилась, я спросил Бюнца:
- Ну, что ты увидел в зеркале?
- А?.. - он не сразу вспомнил, что я имею в виду. - Должно быть, всё дело в осанке.
У танцмейстера выпросили второй кэналлийский вальс, надеясь со второго раза его не залажать и, видимо, рассчитывая на более гуманную музыку. Расчёт не оправдался: музыка была та же самая. Мы встали в круг, и рука Бюнца была холодной - должно быть, он выходил во двор, - и мне вдруг захотелось прижать эти холодные пальцы к губам и согреть, и только начавшийся танец остановил меня. Круг танцующих был меньше прежнего, и я то и дело оказывался в руках то Себастьяна Берлинги, то Антонио Бреве. Пожалуй, по манере танцевать можно что-то узнать о человеке: например, Вальдес вальсировал стремительно и резко - словно для него звучала его собственная, неистовая музыка, - и я за ним едва успевал...
Во второй раз лёжа на моих коленях, Бюнц заявил, провожая Шнееталя взглядом:
- Какая у Адольфа отличная задница!..
- А тебе снизу видно всё, как я посмотрю? - усмехнулся я.
Про Бермессера он, с той же позиции, говорил, что у того как будто надет подгузник (на случай агрессивных талигойцев). Я, смеясь, списывал это на плохого портного, шившего Бермессеру его белоснежные штаны; Бюнц также предположил слишком длинную рубашку.
Тогда же Бюнц стал просить у танцмейстера второй шапелуаз - раз второй кэналлийский вальс уже был, то почему бы не быть второму шапелуазу.
- Или па-де-грас, - предложил я.
- Или па-де-грас, - легко согласился Бюнц.
- Только если вы уговорите на это наших гостей, - сказал танцмейстер.
- Да они что угодно танцевать согласятся!..
Пришлось подождать, прежде чем музыканты получили ноты и выучили мелодию, но ожидание стоило того: при поддержке других присутствующих мне удалось-таки выпросить па-де-грас. Может, потому, что мне просто хотелось обнять Бюнца за талию и взять за руку...
- Это вообще была твоя идея, я даже не люблю па-де-грас, - ворчал Бюнц. - Я шапелуаз хотел...
- Да велика ли между ними разница? - утешил я его. - Ходить по кругу с прогрессией.
- Па-де-грас медленный!
- Это па-де-грас-то медленный?!..
Мы не успели закончить спор, поскольку танец начался, а по его окончании Бюнц уже был настроен более благосклонно.
- Почему мне не стыдно, что я тебя в это втянул?.. - объявил я, возвращаясь к столу, чтобы промочить горло.
- Втянул?.. Мне понравилось, - возразил Бюнц.
Я раздумывал, насколько пьяным я могу считаться (хотя на деле, несмотря на сидр, медовуху и можжевеловку, был трезв как стекло), чтобы нарушать правила приличия. Хоть бы и самую малость. Бюнц ел крекеры, и я щёлкнул зубами, попытавшись выхватить один крекер у него из рук.
- Ну вот, прикормил акулу, - посетовал он, но снова покормил меня крекерами с руки.
В копилку странностей: неожиданно у стола появилась принцесса Гудрун. Все поприветствовали её как подобает, кто-то предложил наполнить её бокал, но она заявила, что предпочтёт что-нибудь покрепче, - и исчезла так же неожиданно.
- Интересно, что здесь забыла принцесса...
- Это дворец кесаря, - пожал плечами я.
- Но среди мужланов?..
- Помимо мужланов здесь есть ещё и мы, - заметил я.
- И одна, без сопровождения?..
- Меня смущает то, что принцесса со мной знакома, но она меня не узнала, - сказал Бюнц. - А ещё я точно знаю, что принцесса не пьёт. Ни крепкое, ни вообще.
- Значит, это была не принцесса... - рассудил я. - Излом.
В другой раз я увидел, как Бермессер рухнул на колени, а над ним стоял принц Фридрих. Не успел я вмешаться и спросить, что происходит, как принц увлёк за собой Бермессера прочь из зала - только их и видели.
- Сами разберутся, - сказал мне Бюнц.
- А что если это был не совсем Фридрих, как принцесса была не совсем принцесса?.. Не нравится мне всё это. Совсем не нравится.
- Откровенно говоря, мне и наш адмирал не нравится, - признался он.
- Отчего же? Думаю, ты к нему слишком строг.
- Он холодный.
- Он - Ледяной, - усмехнулся я, вот только Бюнц, похоже, в этот раз не шутил.
Самому Бюнцу я сказал во время вальса, что хотя бы он - точно настоящий. В этом я мог быть уверен: невозможно такое подделать, а если кто-то попытается, я несомненно замечу разницу.
Но более всего я начал беспокоиться, когда Бюнц, прислушавшись к доносившимся откуда-то снизу звукам, почти заглушаемым музыкой, заявил, что в подвале - зелёная слизь, и что на мне, и не на мне одном, метка выходца. При этом я в упор не мог припомнить, как её получил, поскольку ничего на себе не видел, - и не понимал, как всё это видит Бюнц.
- Я хорошо себя чувствую. Чем эта метка мне грозит? - спросил я.
- Да ничем особенным. Ты просто стал более уязвимым перед мертвецами.
- И что делать, если я встречу мертвеца? Вспоминать Четверной заговор?
- Говорят, помогает пролить горячую кровь.
Считалась ли моя кровь всё ещё горячей, если я чем-то там отмечен?.. Мне не давало покоя то, что Бюнц явно знает больше, чем я, но не говорит всего, - и волновался при этом я вовсе не о себе, а о нём. А он шутил, что, может быть, эту метку получают девственники, и фок Хосс - дважды девственник.
- Я вообще-то не девственник, - усмехнулся я.
То и дело зал почти пустел, хотя казалось, что во дворце не так много открытых помещений, где можно было бы спрятаться. Один раз в полупустом зале я заметил Бермессера, который, пренебрегая приличиями, сел на пол у стены, как если бы его оставили все силы.
- Предаётесь меланхолии? - подошёл я к нему.
- Здесь как в болоте.
- Слишком много лягушек? - понимающе хмыкнул я.
Тут молодёжь в другом конце зала запела незнакомую мне лиричную песню, и Бермессер начал подпевать. Когда-то я задумывался о том, что хотел бы найти что-нибудь хорошее в Бермессере - помимо того, что он несмотря на очевидное отсутствие склонности и таланта к морскому делу продолжал служить кесарю во флоте, не жалуясь и не прося перевести его в сухопутные штабные крысы, что вызывало определённое уважение. Что ж: теперь я нашёл. В его годы сохранить чувствительное, не зачерствевшее сердце - а именно его раны заставляли Бермессера вести себя столь неосмотрительно... Это редко и ценно. Хотел бы и я не стареть сердцем никогда.
Бюнц заявил, что будет пьян в течение получаса, и фок Хосс невозмутимо достал часы и засёк нужное время. В последовавшие полчаса Бюнц говорил о том, что у нас в Дриксен нет литературы и театра - и мои возражения не принимались, поскольку я, не будучи силён ни в том, ни в другом, не мог назвать ни одного достойного примера. Гайифа славилась своими мистериями - и Бюнц хотел завести мистерии в Дриксен. К счастью, не на корабле, а на суше, - а о том, как заниматься театром, служа во флоте, он не задумывался. Также встал вопрос, кем по национальности был великий драматург Вальтер Дидерих, чья фамилия намекала на то, что он мог быть северянином.
Когда мы вновь вышли втроём во двор, уже начало смеркаться.
- Становится прохладней, - заметил я.
- Я зря не захватил для тебя плащ?.. - спросил Бюнц.
- Мне не холодно.
Он встал спиной вплотную ко мне, я обнял его сзади, и мне сразу стало тепло. Что подумает фок Хосс, мне было уже не важно, хотя я никогда в полной мере не доверял ему как соратнику Бермессера и принца, - я дышал волосами Отто Бюнца и не мог надышаться. Тогда к нам и вышла та эвро, что была в бальном зале с самого начала.
- Ты ведь обо всём рассказываешь любви всей своей жизни? - строго поинтересовалась она у Бюнца.
Мы с Бюнцем оба непонимающе переглянулись.
- Почему мы не в курсе?.. - спросил я.
- Тогда не могли бы вы оставить нас наедине? - попросила эвро вежливо.
Я не мог отказать даме и вместе с фок Хоссом вернулся во дворец. Тогда то, что у духов были какие-то дела к Бюнцу, меня ещё тревожило, - и эта тревога благополучно заняла мои мысли, не позволяя всерьёз задуматься над словами эвро. Беседа была долгой, и когда Бюнц освободился, я спросил:
- Чего она от тебя хотела?
- Поговорить по-родственному, - ответил он легко. - Видишь ли, мой отец был эвротом.
- Ничего себе...
Теперь стало ясно, почему он такой... Такой удивительно красивый. И выглядит моложе своих лет. И видит то, чего не видят другие. И почему его любит море, а в парусах всегда попутный ветер... В другой раз обняв его сзади и прижавшись к его спине, я спросил:
- Крылья не режутся?.. - и он ответил отрицательно, да так горячо, что я устыдился своей шутки. Он хотел оставаться человеком, из плоти и крови, и это почему-то грело сердце. Но несмотря на это в моих мыслях звучало непрошеное: "Крылатый мой..."
А мертвецы приходили - то к одному, то к другому. Бюнц старался оттеснить меня от них подальше, заслонить и отвлечь, но я и сам не рвался смотреть на выходцев вблизи. Вот один приходит за Бермессером - и уводит его, вырывая из рук живых, не обращая внимания ни на клинки, ни на слова. За ними неотступной тенью следует кто-то третий, но кто?.. Мы с Бюнцем как наседки пересчитали своих: на месте Кальдмеер, Шнееталь и фок Хосс, Зепп Канмахер и Руппи фок Фельсенбург... Выходец и его жертва исчезли в чёрном провале подвала, и на том месте, как только рассеялась темнота, вновь оказалась стена. А ведь говорили, что выходцы не входят в дом без приглашения!.. Все как один столпились у этой стены, мы с Бюнцем остались у всех за спинами.
- Что я могу?.. - проговорил я. - Сам не уйду и тебя не отдам.
- Бермессер тоже не хотел уходить, - возразил Бюнц.
Больше всего я не любил неизвестность и беспомощность - как в самый жестокий штиль. Я ничем не мог помочь Бермессеру - только ждать чего-то, как ждали другие.
- Может, мы все не доживём до утра, - произнёс Бюнц. - Пока никто не видит...
И поцеловал меня.
Коротко, легко, - одно быстрое касание губ, которому я и ответить не успел. Но я и представить не мог, что это будет так хорошо, так... правильно. Как люди могут оставаться серьёзными после поцелуев?.. Мне хотелось улыбаться от счастья, даже если весь мир вокруг уже начал рушиться - и начал прямо с паркета под нашими ногами.
Бермессер вернулся. Хотя считалось, что с той стороны ещё никто никогда не возвращался, - но Излому не было дела до этого "никогда". Вернулся один, хотя уходило двое, - кто-то остался вместо него?.. И был ли вернувшийся по-прежнему Бермессером?.. Я уже ничему не верил.
Бюнц вывел новую теорию: что если метку получали те, кто общался с Бермессером? В таком случае неудивительно, что у фок Хосса, следившего за своим непосредственным начальством, их было две, - да и я разговаривал с Бермессером больше одного раза.
- Надеюсь, на тебе ничего такого нет? - спросил я Бюнца.
- Нет, я же наполовину эврот, - ответил он. - Ко мне такое не липнет.
Он сказал правду, и пусть я ни в чём не мог быть до конца уверенным - я испытал огромное облегчение. Главное, что он в безопасности, а я... как-нибудь выкручусь.
Вот и фок Хосс утверждал, что уже побывал в Лабиринте и вернулся. Итак, один - вышел сам, другой - ушёл за Бермессером и остался... Для статистики нужен был третий случай. Да, звучит цинично, но - нам нужен был чужой опыт, чтобы выжить самим.
Слишком много нечисти... Когда выходцы являются как к себе домой, и бальный зал больше не кажется безопасным местом, я устроился на стуле в коридоре, откуда было видно всё, - а Вальдес перестал притворяться обычным человеком (что у него и прежде не очень-то выходило) и почти всё время проводил в компании своих кэцхен, но также и давал советы по происходящему. Его я и засыпал вопросами, откуда берётся метка мёртвых, что означает и как от неё избавиться, - но ничего особенно не прояснил. Если метка была связана со смертью и холодом, думал я, - то поможет ли живое тепло? Поможет ли просто жить, любить?.. Но для начала нужно было расставить все точки над i. Поговорить с эвро - не с самим же Бюнцем!..
- Можно задать вам один вопрос? - спросил я, когда мы с эвро остались в коридоре наедине. Кажется, её ждали товарки, но я не планировал долгого разговора.
- Конечно, - она села напротив меня.
- Когда вы в первый раз приходили поговорить и просили меня уйти... что вы тогда имели в виду?
- Я предложила вашему другу помощь, - ответила она. - Он отказался. Сказал, что разберётся сам.
- Помощь? Ему что-то угрожает?
- Нет, никакой опасности. Ну а сами-то вы чего хотите в любви?
- Мне почти сорок лет, - усмехнулся я с горечью. - Чего я могу хотеть?..
- Но всё же? У вас ведь есть дорогой вам человек.
- Всё, чего я хочу, - я взглянул в направлении зала, где должен был находиться Бюнц, - это чтобы дорогой мне человек был жив и цел.
- Но вы же такой смелый человек. И вы не можете решиться?
- Если я решусь, всё может закончиться. Пусть лучше всё остаётся как есть.
- Мы можем читать в сердцах людей, - проговорила эвро. - И я вижу, о ком болит ваше сердце, и знаю, что вас не отвергнут. У вас есть очень хороший шанс.
Я слушал её жадно, весь обратился в слух, - и всё равно почти ничего не услышал. Потому что такого просто не может быть - Отто Бюнц может любить кого угодно, но этот кто-то не может быть мной. И чем больше я ему и себе позволял, тем больше боялся спугнуть это и потерять.
- В это очень сложно поверить, - признался я.
- Вам следует отдавать что-то тому, кого вы любите, чтобы вашу любовь заметили и приняли...
- Я отдал ему всё, - сказал я глухо. - Что ещё я могу отдать?..
Сердце, преданность, принципы... Всё это, незаметно, было уже его, и я отдам больше, если только он пожелает. Без остатка и ничего не требуя.
- Отдайте свою любовь.
Вот так просто. Знать бы, как это делается! Ни с того ни с сего подойти и сказать: я люблю тебя? Да так, чтобы не услышали лишние уши? Вроде, при этих словах ещё полагается преклонять колено... Так нелепо и пошло. Но поговорить - нужно, хотя бы чтобы убедиться... Духи, наверное, не могут врать и в самом деле видят человеческие чувства так же, как мы видим рябь на воде. Но ещё дольше донимать эвро вопросами было бы невежливо и выглядело бы так, словно я ищу отговорки и отказываюсь от счастья, которое само идёт в руки.
- Что ж, спасибо. Правда, спасибо. Я и так отнял слишком много вашего времени.
Оставалось поймать Бюнца, чтобы он ничем не был занят и чтобы никого не было рядом. Но каждый раз, когда он подсаживался на стул рядом со мной, с нами был Канмахер или Шнееталь, или ещё кто-нибудь. Либо Бюнц спорил с Вальдесом, говоря, что это талигойцы привезли с собой всю эту муть с зелёной слизью и мертвецами, потому как у нас такого раньше четыреста лет не было. Вальдес возражал, что муть это наша, местная, раз метки получают только дриксенцы, а Излом Изломов раз в четыреста лет и бывает. Звучало какое-то пророчество о тех, кто ушёл, и тех, кто остался, - видимо, речь шла о варитах и агмах. В конце концов Бюнц сам увёл меня в прихожую говорить - при бурной поддержке наблюдавших за нами эвро.
- Они болеют за нас... - заметил Бюнц.
- Что они тебе сказали?
- Предлагали помощь. Принять мой облик и прийти к тебе.
- Зачем мне это, если у меня есть ты?.. - искренне удивился я, улыбаясь.
- Вот и я так подумал. И отказался. Сказал, что сам справлюсь.
- И правильно сделал. Я тоже говорил с ними. И знаешь, так сложно поверить, что ты не шутил...
- А я шутил, - сказал он, глядя мне в глаза. - Все двадцать лет.
Бюнц забрал у меня стакан, отставил его в сторону и поцеловал меня - много дольше, чем тогда в зале. И я ответил - обнимая его и желая только, чтобы это не заканчивалось никогда. Бережно прикасаясь к его волосам, - снять бы перчатки, мешающие чувствовать в полной мере, и не только их, но это ведь не может быть последний раз... Прервав поцелуй, Отто прижался ко мне, поцеловал куда-то в шею, где взмахивала крыльями чернильная ласточка. Я обнимал его крепко, дышал им, и оказалось, что слова вовсе и не нужны. Теперь уже не нужны.
Потом мы стояли, не разлучаясь, - лбом ко лбу, нос к носу. Его глаза были так близко, его губы были так близко, и весь он был так близко, как мне не приходилось и мечтать.
- Может быть, я творил всё это, чтобы меня наконец разжаловали?.. - проговорил он.
- Нам ещё служить и служить, - откликнулся я. - Так жаль, что на разных кораблях.
- Значит, никакого шалаша на берегу?..
Я и раньше успевал соскучиться между выходами на берег, а теперь любая разлука и вовсе казалась невыносимой. Только бы не было войны... Я не хочу, не могу его потерять. Это сейчас, в ночь Излома, всё просто: ушёл в Лабиринт, вернулся из Лабиринта... А после морского сражения, когда обломки кораблей опустились на дно, - куда идти, каких богов звать?.. Один раз за этот вечер Бюнц сказал мне: "Ты не хочешь войны? Это же весело". Тогда я ответил, что война ещё никому не приносила ничего хорошего. Сейчас я не хотел об этом даже думать. Если не будет войны - будет всё. Если доживём до утра - будет всё...
Мы ещё о чём-то говорили и ещё целовались, и наконец вышли из полутёмной прихожей в коридор, забыв в прихожей свои стаканы. Нас никто не потревожил - возможно, благодаря радовавшимся за нас эвро все поняли, что нас лучше не беспокоить.
Мы вернулись в зал. Бюнц спросил, есть ли у меня нож на случай встречи с выходцем, и отдал мне один из своих, - я засунул его за голенище сапога, чтобы был всегда под рукой. И мертвец не заставил себя ждать, но пришёл не ко мне и не за мной. Мёртвый Антонио Бреве, второй адмирал Талига... Значит, это он ушёл вместо Бермессера? Но с чего ему взялся Бермессер?.. Видимо, ушёл он не по своей воле, - ну да кто теперь разберёт. Говорили, что выходца можно отпугнуть, если не испугаться и самому пойти ему навстречу, - и Альмейда вышел вперёд, протягивая мертвецу открытые ладони. Сзади не было видно, порезал ли он руку, чтобы пролить горячую кровь, или нет. Это было долго и тревожно: выходец то приближался, то отступал, а талигойцы не столько не могли его прогнать, сколько не могли отпустить - тянули руки, даже падая. Но, наконец, упал сам Бреве: клинок, смазанный живой кровью, убивает выходцев...
- Мы не можем его вернуть, - раздался в притихшем зале голос Хулио Салины. - Но можем упокоить.
Видать, он знал лучше всех, что того, кто погиб, не вернуть?..
- Фок Хосс прошёл Лабиринт, потому что он осторожен почти до трусости, - рассуждал Бюнц. - Бермессер также вернулся. А южанин ломился очертя голову и сгинул. Возможно, в Лабиринте есть что-то, что нельзя задеть, к чему нельзя прикасаться... Будь осторожен и двигайся медленно, если попадёшь туда.
Он говорил буднично, но я понимал, что он не думал бы об этом и не говорил бы об этом, если бы не заботился о сохранности моей шкуры.
Позвали врача: много было раненых, и талигойцев, и наших. Меня окликнул Бермессер - сказал, что я могу помочь.
- Могу перевязать, не больше, чем другие, - откликнулся я.
- Но не тяжёлые же ранения, - продолжил за меня Бюнц.
- Во дворце наверняка есть лекарь, не может быть, чтобы не было, - закончил я.
Мы помогли перенести раненых с пола на кушетки. Перевязывать мне было нечем - разве что рубашку рвать, - и Бюнц сообразил первым: снял и использовал вместо бинта шейный платок.
А после пришёл другой мертвец - или, точнее, это был и не мертвец вовсе, а иная сила, никогда и не бывшая человеком?.. - Пришёл (пришла, пришло?..) к Вальдесу, говоря, что тот ничего не знает о страданиях Севера. Вальдес не соглашался - и, похоже, мог на равных противостоять этой силе. Кем он был, интересно, если не был человеком?.. На эврота он тоже не очень-то был похож - скорее, на фульгата: то, что мелькало в его руках, напоминало молнии или пламя.
Бюнц пригрёб меня к себе, и теперь я стоял спиной к происходящему. Я тоже обнял его за плечи, и выходило так, что он удерживает меня, а я закрываю его собой.
- Битва на пафосе... - пробормотал я.
- Ты даже смотреть на это не можешь? - улыбнулся Бюнц.
- Я хочу смотреть на тебя, - и я поцеловал его в висок.
Пусть судьбы мира решают те, кто вправе решать, а весь мой мир - здесь. Попросить, что ли, кесаря о праве перейти на "Весеннюю птицу"?.. Едва ли он откажет. Отто и сам похож на птицу в моих руках - из открытого ворота за неимением шейного платка выглядывают тонкие ключицы, которые так хочется целовать. Птица моя над морем, хрупкость бесстрашия...
И даже не потребовалось больших жертв для того, чтобы нечто, угрожавшее всем гостям дворца, было побеждено. Этот Излом несомненно запомнится... Хотя для каждого, пожалуй, - чем-то своим. Вечер заканчивался, и пора было прощаться. И прежде всего я прощался с Бюнцем - даже если только до завтрашнего дня.
- Обещаю не ходить по бабам, - торжественно заявил он.
- Я тебе не запрещаю, - улыбнулся я.
Как можно неволить ветер? Он свободен, и я люблю его таким.
- И постараюсь не сдохнуть, - добавил Бюнц, когда я его обнял.
- Да, пожалуйста, постарайся!..
Но если мы пережили Излом - то теперь переживём всё.

Отлично получилось выходить во всякие шапелуазы и па-де-грасы за кавалера, а в вальсы - за даму И прекрасен был испанский под арийский "Штиль", хоть и для сильных духом. Жалею, что не попадал на последние танцклассы и не выучил, например, Циклокефирное, но в остальном - очень здорово было и поиграть, и потанцевать. Далее благодарности и итоги
Спасибо мастерам за игру! Уже по материалам было видно, что она сделана с большой любовью и в неё много вложено. Идея с испытанием в Лабиринте - выбором между проводником и тварью - не нова после игры про Лабиринт, но то, как всё это было распределено и посчитано по процентам, вызывает всяческий респект. (Кстати, Доннеру полагался совершенно дженовый выбор между Кальдмеером и Бюнцем - как между ответственностью и возможностью расширить горизонты, - и он бы, конечно, выжил, выбрав Бюнца. А Бюнц в Лабиринте выжил бы, только став эвротом, и то - если бы правильно понял, что имелось в виду... Так что хорошо, что Лабиринт нас не коснулся.)
Спасибо игротехам - Алёне и Калил, воплощавшим эту идею, выходившим самыми разными образами - тварями, двойниками, воспоминаниями! И, конечно, спасибо игрокам - за то, что оживили мир, создали контрастную атмосферу Севера и Юга. Здорово, что дриксенцы выглядели как royal navy, а талигойцы - как пираты Карибского моря
Спасибо Сэнди за Бюнца! Он был таким солнышком, что невозможно не
Спасибо Ласу за Бермессера! Тот момент, когда игрок заставил проникнуться БеМе и его стеклом, и даже у персонажа не любить его толком не получилось.
Спасибо Маре за фок Хосса и его преданность - и за можжевеловку!
Спасибо Грече за Кальдмеера, наш оплот спокойствия и адекватности!
Спасибо Ши за Зеппа и Нее за Руппи - наша молодёжь была прекрасной корзинкой котят!
Спасибо Сету за Шнееталя и его выразительные брови!
Спасибо Эарондо за Салину, витального и обаятельного, прошедшего через боль и сделавшего выбор жить дальше.
Спасибо Векше за Вальдеса - Бешеный был везде, не давая внутреннему огню погаснуть в ночь Зимнего Излома.
Спасибо нашим разным и прекрасным эвротам и кэцхен - Ястребу за ту, что подбодрила Доннера и болела за его любовь, Лане за не-Аларкона и ту, что получила новое имя, Шелли за Фальце, перевоплотившегося из классного деда в классного вечно юного ветра.
Спасибо южанам, с которыми я пересекался в основном только в танцах, - Юле Керн за Альмейду, Рене за ушедшего Бреве, Лассэ за Берто Салину, Азиль - за Берлингу.
И, конечно, спасибо Майрет за танцмейстера - и за танцы, которые немало значили в историях и взаимодействиях персонажей!

...А ведь я изначально хотел играть Бюнца. Но всё сложилось идеально - теперь я не представляю, кто мог бы сыграть его лучше, чем Сэнди, и как я был бы без этого пейринга. Без Доннера, ещё одного моего лебедя из Камши, чья история стала полной противоположностью истории Рокслея. Это такой чудесный autumn romance, когда одному 39, другому 35, неизбежно заставляющий вспомнить об OFMD, - но Доннеру ещё предстоит познакомиться со страстью эвротской половины Бюнца
Что известно о них из канона? - Бюнц получит повышение, станет шаутбенахтом, в битве при Хексберг первым заметит флот Альмейды - и Кальдмеер именно ему передаст командование авангардом. Разумеется, погибнет, и где-то в последних книгах, которые я уже не читал или читал по диагонали, вроде как вернётся в качестве кэцхен. Доннер при Хексберг первым вступит в сражение с флотом Вальдеса, сможет уйти, но пропадёт без вести в шторме. В общем, ничего хорошего. Поэтому я очень хочу, чтобы в этой AU не было войны или не было Хексберг, чтобы эти двое могли ещё долго оставаться друг с другом и с морем, и вместе стареть... Не знаю, буду ли писать фанфики после этой игры, как после Террора, но на всякий случай будьте готовы

Визуал на улыбнутьсяДоигровой мем от Сэнди. КотоДоннер не замечает бедного гуся-Кальдмеера...

Послеигровая ассоциативка от Сэнди же, неизвестного авторства неизвестные персонажи.

Неожиданную визуальную ассоциацию на более юных персонажей - как если бы всё началось двадцать лет назад - додали стикеры из телеграма. Вероятно, по приддоньякам. Опять же автора не знаю, буду рад узнать!

А потом я вспомнил, что у меня есть стикеры с гусями И из вк-чата ко мне приходили в телегу, чтобы я ими делился...


Убегал я всё равно быстро, обняв до кого дотянулся, и даже не заблудился на обратной дороге до автобусной остановки. Зато на постигровую в понедельник выбраться я хочу

@темы: я и бал, поржать и убежать, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, окститесь, юноша

Тревожность показала сны симптоматичные, но местами забавныеВчера тревожность показала сны симптоматичные, но местами забавные, причём подряд. В первом у меня в гостях был Аркадий (редкий, едва не уникальный случай, когда мне снилась моя нынешняя квартира), и откуда-то взялась моя матушка и стала ему выговаривать, что, дескать, "вы сюда постоянно приезжаете, а она на игры по три тысячи тратит" (какая связь - не спрашивайте). Аркадий спросил, правда, что ли, по три тысячи. Я ответил, что конечно нет, чаще по полторы, а то и вовсе бесплатно, а три - это редкость. Родне это уточнение, разумеется, не понравилось, но досматривать сон я не стал.
Во втором я проходил что-то вроде диспансеризации по врачебным кабинетам - шёл по коридору и заходил то в один, то в другой. В кабинете с табличкой "психолог" было, как в банке, несколько столиков, отделённых друг от друга стеклянными перегородками, и за ними сидели пары врач-пациент, и все столики были заняты. А в кабинете напротив смотрели какой-то познавательный фильм, проецировавшийся на стену. Я решил скипнуть оба кабинета. А в просторном, как школьный класс, кабинете с табличкой "офтальмолог" меня встретила... зебра. Натурально, антропоморфная прямоходящая зебра, говорящая, почёсывающая розовый нос кончиком карандаша. Слегка мультяшная, как в Мадагаскаре. Я посмотрел издалека на табличку со строчками букв - сначала одним глазом, потом другим, - озвучил, что левым глазом вижу лучше, чем правым, но не ужас-ужас. Не помню, что сказала мне зебра, потому как этот сон тоже закончился.
А в третьем сне, помимо моих родителей, был ещё мой дядя Миша, младший брат отца, которого я лет десять, наверное, не видел и не снился он мне раньше ни разу, поскольку наяву нам друг на друга благополучно наплевать. А тут, во сне, он обвинил меня в том, что я атакую его группы во вконтаче. Я закономерно удивился, поскольку во вконтаче не бываю почти никогда, и сказал, что подписался только на одну группу по Марвелу, потому что отец скинул мне ссылку, но совсем недавно. Открыл вконтач на компе - да, вот она группа, большая, на несколько тысяч подписчиков, и я действительно подписан. Дядя заявил, что сейчас посмотрит, насколько давно я подписался, и сообщил, что в сентябре, до того, как группа была аткована, а значит - всё сходится. И в каких-то там расистских комментариях я виноват, и вообще во всём. Проснулся от ощущения абсурдности происходящего. Но да - ты ничем не докажешь, что ты не верблюд, когда некие обстоятельства против тебя и к ним остаётся только добавить веру в то, что виновный найден. Не задумывался об этом механизме прежде и был бы рад не задумываться никогда.
И чтоб два раза не вставать - несколько дней назад, ещё до Белтайна, снилось, что у Веры появился щенок французского бульдога, рыженький, и почему-то в моей прежней квартире на первом этаже пятиэтажки и в компании ещё какого-то человека. И вот этот щенок топчется по одеялу на постели и время от времени писается, а я говорю, что это якобы породная проблема и бульдоги иногда подтекают (ничем не подтверждённая наяву информация, но сон есть сон). Затем щенок на том же одеяле присел по-большому, и я метнулся кабанчиком за пелёнкой - и, что характерно, нашёл пачку оных на кухне, на подоконнике. И объяснил, что у бульдогов бывает сложный и упёртый характер (а вот это уже чистая правда)).
А сегодня снова снилась муть, из-за чего я снова рано встал - зато успел добить работу и удивил Аркадия, написав ему в час.

Мышиные хроникиУ меня сейчас двое в доме, кто делает ВЖУХ, когда пугается: крыса Василиса и мыш Хаку. Мыш при этом считает особо безопасным местом шмыгнуть между колесом и решёткой сверху и там сидеть. Правда, делает успехи: иногда, когда я прохожу мимо, он задумывается, замерев в колесе, паниковать или нет, и пока он думает - я уже ушёл. Как и все мыши, пользовавшиеся домиком до него, он обезопасил главный вход, заткнув его подстилкой из кусочка пледа, и ходил в дом через окно. Правда, потом пошёл ещё дальше и на время дневного сна закидал оба входа наполнителем. Колесо Хаку начинает вращать где-то в восемь, когда Птаха приходит с работы, и вращает до глубокой ночи, когда я засыпаю, с небольшими перерывами. Кажется, даже Лышко стал меньше глодать прутья в темноте: у него снова есть мышевизор, в который можно залипать.

Весна в этом году не стихийная, а медленная, позволяющая прочувствовать каждый свой шаг. Когда бегали Бегущий - распускались клейкими щепотками почки. Сейчас на деревьях жёлто-зелёный прозрачный туман молодой листвы. И уже состригают газоны - там, где по едва выросшей свежей траве проходит человек с газонокосилкой, остаётся только серая земля. При виде такой остервенелой борьбы с зеленью и жёлтыми макушками одуванчиков - так и кажется, что будь на вооружении городских служб какой-нибудь пылесос для сдирания листьев с веток, им бы и его было велено применить. Ну а я сегодня поехал к Аркадию. Про прогулку
Предсказуемо после разгона облаков сегодня было дождливо. Я успел только дойти до метро, как начался шквал на Молодёжной, и пересаживался на Волоколамской под лёгкой моросью. Аркадия тоже покусал своп-чат, поэтому он отдал мне пару джинсов и несколько рубашек. Затем я выпил чаю, посмотрел на шарнирных, мы пообедали - и оптимистично отправились в близлежащий парк. Людей там было совсем немного - видимо, опасались дождя. Зато - дрозды, зяблики, синицы, непуганые огари и кряквы у воды, и впервые за много лет я видел поползня! Тот что-то выстукивал из ствола дерева - наверное, какого-нибудь хруща, - но стоило мне навести на него фотоаппарат, как он извлёк свою добычу и упорхнул. А дождь, конечно же, начался
Сначала он был слабый и приятный, но когда мы возвращались вдоль забора ко входу, который выход, - разошёлся до проливного. Мне-то хорошо, я даже не стал натягивать капюшон, распускал жабры и радовался, и не было холодно... Под этим ливнем я увидел пёстрого дятла, невозмутимо бегущего вверх по стволу, - но пытаться фотографировать в дождь я благоразумно не стал. В кои-то веки мы там не заблудились и вышли в нужном месте, и вернулись сохнуть домой. Я сменил промокшие насквозь джинсы на новообретённые и заварил ещё чайку.
Аркадий показал мне ещё одну советскую киносказку - "Иванко и царь Поганин"(1984). Совместная украинско-грузинская работа (что очень заметно), местами неожиданно актуальная, но мало чем выдающаяся, кроме шикарного Короля-Ворона. Про одного Короля-Ворона на Белтайне рассказали, теперь вот полюбовался на другую версию Впечатления и лулзы

Расклад сеттинга таков: за хороших людей славянской наружности отвечала украинская сторона, грузинская сторона отвечала за горцев - волшебный народ воронов, который, аки даосы, не вмешивается в дела людей (а ещё они немножко дом Алва, - да, по европейской раскладке марикъяре средиземноморцы, но когда от Талига фонит Россией, от Алва фонит грузинами). И есть царь Поганин, представляющий из себя карикатуру на исламского правителя. "В Советском союзе национализма не было", ага, - только даже детской сказкой транслируется и прививается ненависть и презрение к исламской архитектуре, костюму, музыке, кухне и вообще всему. Впрочем, есть в культурном контексте Паганина и западноевропейские черты, такие как рогатые шлемы его стражников, облачение повара, витражи на окнах. В общем, сразу видно, кто у нас за врага.
Царь Паганин захватывает хороших славян, и младенца Иванко, который, по пророчеству, должен погубить его царство, они успевают сплавить в корзине по реке, аки Ноя. Мальчика спасает и усыновляет король воронов. А дальше начинается форменная кельтятина. Ведьма-сова, советница Поганина, видит гейс и усугубляет его: заявляет, что царство не падёт, пока Иванко не узнает свою мать, а затем забирает у оной матери молодость и красоту, чтобы её нельзя было просто убить. Видимо, эта мать - самая красивая женщина в этих землях, ну либо сова мастер игры очень заинтересована в исполнении сюжета сказки.
Иванко вырастает и узнаёт от дочери лесного царя Поветрули, что он приёмный. Король воронов поступает мудро: "Я расскажу ему всё, пусть сам решает, отец я ему или нет". И отпускает сына спасать маму. Иванко приключается вместе с Поветрулей, а злодеи, вместо того, чтобы просто его убить, продолжают старательно следовать сказочной логике и подкидывают ему всякие опасные квесты. В каждом квесте наш герой отважно зовёт на помощь папу, но папа вновь проявляет мудрость: снимая застрявшего сына со скалы - переносит его не на вершину, а к подножию, чтобы он мог забраться сам со второй попытки. А когда сын оказывается в дырявой лодке - скидывает ему черпак, чтобы вычёрпывал воду. Идеальный батя
О злодеях надо сказать отдельно. У совы есть союзник на стороне воронов - лысый королевский советник. Мотивация у лысого ворона простая - занять место короля, - но если вдуматься, вырисовывается интересная история. О нём упоминается, что он ещё очень молод для ворона - ему нет и ста лет, - однако он уже приближен к королю, и тот к нему прислушивается. Лысый воронёнок (примечательно, что доблесть горца - длинные волосы) - в буквальном смысле белая ворона, и король мог взять его под крыло по доброте душевной, чтобы защитить. А тот остался чужим среди своих и искал друзей на стороне, плюс травмированное самолюбие требовало встать выше тех, кто мог над ним насмехаться. И вот у короля появляется новый любимчик, человеческий птенец, которого тот сходу объявляет своим наследником... как тут не проснуться юношеской ревности? И вот появляется сова. Время - облачко: молодость сова украла, когда король воронов только-только похитил Иванко, прошло 12 лет, и сова спрашивает у лысого "Ну как?", как если бы он её эти 12 лет не видел. Но как бы то ни было, познакомились они явно ещё тогда, когда сова выглядела импозантной старухой. Да, это не предполагалось романтической связкой, вроде как два злодея используют друг друга для достижения своих целей, - но не шипперить невозможно.
Логика в квестах, конечно, не ночевала. Квест первый: пожар. Иванко лезет в огонь, звонит дудит папе, папа его выносит, - и только тогда Поветруля вспоминает(!), что умеет вызывать дождь. Но когда эти двое приходят в город И вымершую деревню - Поветруля снова забывает, что умеет вызывать дождь, хочет пить, и им приходится обратиться к единственной живущей в деревне бабке (вообще не подозрительной). Квест второй: собственно вернуть в деревню воду. Напоминаю: деревня заброшенная, в ней никто не живёт, дома пустые, открытые двери скрипят на ветру, ни человека, ни зверя. Но как только начинает течь вода - откуда-то вываливается праздничная толпа с музыкой и плясками, коровы, лошади, вот это всё. Создаётся крипотное ощущение, что все эти зомби просто находились в засохшем состоянии, а только добавь воды(тм) - и они оживают и продолжают жить ровно с того момента, на котором когда-то скукожились. (Кстати о Поветруле - самого лесного царя нам так и не показывают, но и её мама не упоминается вообще: типичная ситуация, когда герои воспитаны отцами, а матери вообще не для этого.)
Пройдя квесты, Иванко и Поветруля прибывают к Поганину - и он также подыгрывает сказочному сюжету, самостоятельно устраивая смертельно опасному для него мальчику смотрины потенциальных матерей. Утаить от него его мать, превращённую в старушку, царю даже не приходит в голову. Тут и начинается актуалочка: "Да, у меня гостит несколько женщин твоего народа... Приведите пленных - то есть я хотел сказать гостей". Поветруля освобождает заключённых, и мужики идут голыми руками выносить людей царя, которые 12 лет назад их завоевали. А теперь самое интересное: Поганин не мог просто убить Иванко, потому что "там на улицах народ, он не поймёт". То есть всё остальное народ понимал, и народу было норм, что их царь захватил некие соседние земли, а выжившее население этих земель держал в клетках рядом с медведем Зато когда царь публично обманул ребёнка, от него отвернулись все, включая самого близкого соратника. Очень симптоматично, да: где-то там далеко можешь убивать чужих детей, но у нас на глазах детей обижать нельзя!
И, конечно, это тоже очень характерный для детского фильма финал: одного злодея (лысого) никто не убивает - он сам падает в пропасть, испугавшись замордованного циркового медвежонка ростом с ребёнка. Царя Поганина тоже никто не убивает - просто его люди, побратавшись с освобождёнными пленными, уходят, а он остаётся один, с ним больше никто не хочет играть. Вообще мне кажется, что наказание бойкотом и остракизмом - ещё и характерная советская фишка, в произведениях других культур такого практически не встречается. Ещё в детстве я читал какую-то современную авторскую сказку, в которой гепарда, охотившегося на мартышку, бросили одного зимой; тогда это показалось мне очень жестоким - более жестоким, чем просто убить врага в честном бою: гепард ведь не выживет, умрёт от голода и холода.
А король воронов - всё ещё прекрасная фигура (кстати, актёр ещё немного постареет и станет графом Калиостро, фактура богатейшая). По сути - персонаж, которого погубили привязанности (поистине смертельно для правителя): к плешивому воронёнку и к человеческому птенцу - что логично для бездетного человека, возможно вдовца (хотя отсутствие женщин среди воронов вызывает вопросы, как они вообще размножаются). Он с самого начала не мог не понимать, что усыновление человека приведёт его к гибели, и что этот человек рано или поздно уйдёт к своему народу аки Маугли, - но сознательно пошёл на это. И погиб, разумеется, от руки своего выкормыша. Неизбежно думаешь о Мастере, невозможно не.
Спасибо Аркадию за ещё немного сказочного просвещения (и красивого мужика), будем продолжать!

А завтра я намерен предаться мизантропии и впервые в жизни увидеть цветущую сакуру. Тревожно, что ещё выкинет наша сюрреалистическая реальность, - но раз с этим сделать ничего не можем, ищем пуговицу.

@темы: friendship is magic, moments of dream, кина не будет, електричество кончилось, это крыса и ей не стыдно, mice liberation

На следующий день после Белтайна (о котором я честно пишу, да)) ко мне приехала на передержку крыса Василиса. О крысеМеня с её хозяйкой свела Ильмаяр, мы раньше не были знакомы. Василису купили в зоомагазине в марте, она ещё совсем дитё месяцев пяти, приехала в маленькой мышиной клетке с деревянным домиком и конструкцией из палочек и верёвочек для лазанья (и не перегрызла верёвочки!). Непонятно, для кого к таким клеткам прилагается крошечное колёсико: оно маленькое даже для мыши (ну, наверное, таракан мог бы в нём бегать), и при этом опасное, с широким шагом прутьев, между которыми проваливается лапа - и прощай лапа. Василиса, к счастью, внутрь не помещается и использует колесо снаружи как лесенку. Хозяйке я мягко сообщил, что крысе пора заводить подружку, потому как человеческое общение не заменит крысе сородича, - буду надеяться, что меня услышат. Надо будет ещё сообщить, что из клетки и домика крыса скоро вырастет, как уже выросла из гамачка (он также мышиных габаритов и Василиса им вообще не пользуется), а всё время спать в домике вредно для позвоночника.
Василиса, даром что зоомаговская, - очень ручное и человекоориентированное создание. На выгул сначала не выманишь - то выбежит на плечо, то убежит обратно в домик, то остановится посередине и, как в любой непонятной ситуации, начнёт умываться, - а потом в клетку не загонишь. Как и всякий крысёнок (как я соскучился по крысятам!), на выгуле это энерджайзер и перпетуум мобиле. Прекрасно играет в догонялки с рукой и щедро эту руку метит, при любом пугающем звуке бросается на ручки, но при появлении нового человека в лице Птахи подбегает знакомиться и любопытствовать. Провода и обои не грызёт, только медведей попыталась попробовать на зуб, - в общем, золотой ребёнок. Капюшося с чёрным пятнышком у основания хвоста и несколькими белыми волосками-звёздочкой на макушке

Вчера я собирался заехать за всеми забронированными мной в своп-чате вещами, и сперва поехал к Женьке в офис на Дмитровской. Об обретенияхЗабрал плюшевого медвежонка с бантиком - аккурат в пару к тому, который уже давно у меня жил (мой на фото слева, темнее) и которого звали Ринальдо, потому что когда-то мы с мамой его купили перед оперой "Армида". Теперь они двое вместе сидят на полке - люблю, когда игрушки парные И вместе с медведем забрал большой пакет инсулиновых шприцов - бесценного богатства для крыс: мои запасы тают, а аптеки Самсон, которая возила мне шприцы на заказ в промышленных масштабах, рядом больше нет.
Оттуда я поехал к Дёгред, но - утром Дёгред ещё не знала, во сколько будет дома, поэтому я попросил скинуть мне sms. В пути я выяснил, что телефона Дёгред у меня нет; оказалось, что у Дёгред тоже нет моего телефона В результате я около часа, с пяти до шести, просидел на станции Шаболовская с книжкой в ожидании сообщения, замёрз как собака и поехал домой ни с чем, поскольку мне нужно было до семи быть дома и встретить Тоху. Успел я с запасом; Тоха забрал плащ, забытый на Белтайне. Но ни о чём не жалею: от книжки трудно было оторваться
Сегодня я повторил заход и таки доехал до Дёгред. Опять же не без приключений - трамвай провёз меня мимо нужной остановки, даже не притормозил на ней (видимо, водитель решил, что если заранее нажать на кнопку - он остановится, а я-то привык, что сначала трамвай останавливается, а потом ты нажимаешь на кнопку для выхода). У Дёгред я залип чесать жбика в конусе позора - не очень умный кот вынес собой сетку, выпал из окна и сломал лапу в двух местах. Теперь он кибер-жбик с титановой пластиной в забритой и зашитой лапе, дефабержированный заодно (улетел он в окно к свободе, не дождавшись нескольких дней до поездки на кастрацию). Но всё-таки я отлип и уехал, увозя для себя любимого "Радугу" от Lush - семь цветов, семь разных запахов, можно лепить фигурки и мылиться ими с ног до головы или принимать с ними ванну как с пеной Давно о такой мечтал! Интересно, сколько мечт ещё сбудется благодаря своп-чату...
А пока я ездил к Дёгред, Птаха после работы с той же целью ездила к Марго и Лорю - забрала то, что забронировала себе, и мои игрушки: у нежнейшего белого медвежонка из 100% полиэстра, словно сшитого из полотенчика, есть своя сумочка на молнии в виде снежка, а вместе с ним приехали белый медведик от Кока-Колы и совсем уж крошечный мягкий щенок. Птаха намекает, что на этом с медведями пора остановиться... но посмотрим
...И стоило мне от Дёгред уехать, как она выложила в своп-чат подушку с Бличом, и я успел её сцапать И судя по количеству фанатов Хлорки в чате, бличепьянка прям нужна! Знать бы когда... может зимой, когда в лес не поедешь.

Пока я болел неведомой вируснёй и прокрастинировал помимо прочего во вконтач, я увидел в группе московского сообщества спасения крыс (горячей линии помощи крысам) МЫШЕЙ. Сатиновых. И сказал Птахе, что я всё, я пропал и погиб и у нас будет мышь. Потому как не могу я без топота маленьких ножек звука колеса по ночам О мыше
Мыши попали на горячую линию аж из Балашова Саратовской области - зоомаг не смог их реализовать и отдавал бесплатно. Я немедленно ворвался в личку редакторши группы и наложил было лапу на сиамского мыша, поскольку люблю копчёности не только в крысах. Но после мне написали, что сиама зоомаг успел продать, но из точно забранных на передержку есть пятнистый. Конечно, окрас не играл для меня большого значения - все мыши хороши и любой бы подошёл, - и я согласился на пятнистого. Оставалось дождаться приезда саратовских мышей в Москву.
Мыши приехали вчера, но из-за неопределённости в логистике я не смог заехать за своим мышом сразу и поехал на передержку сегодня от Дёгред. Вышло даже близко, от Шаболовской до Коньково, - у меня карма забирать всех своих мышей с рыжей ветки Так я побывал у Надежды (Лариски), основательницы сообщества, и посмотрел на внушительное крысохозяйство - по сути настоящий крысиный приют с очень хорошими условиями. Просторные клетки с гамаками и большими колёсами, собственный кислородный генератор, установки для капельниц и даже газовый наркоз - чтобы кастрировать, стерилизовать и удалять ОМЖ на дому. Со всеми более сложными случаями подопечные сообщества ездят только к Новиковой (которая в курсе домашней самодеятельности и не против), и не раз после её вердикта "эвтаназия" крысу удавалось вытащить.
Всего в приюте сейчас около тридцати своих крыс - плюс два десятка на передержке. Я познакомился с трёхлетними крысобабками, девилами с помойки, шикарным восемьсотграммовым Красавчиком и крысой Верочкой - ей, кормящей матери, когда-то наступил на голову ребёнок Но Вере повезло - глаза уцелели, она поправилась. И она невероятная красавица: чисто чёрная крыса без единого белого волоска, с чёрными ушами, лапками и хвостом. Её уже можно укрысовить Спасённые крысы даже взяли кубки на последней выставке Зоопалитры! В общем, МССК оставило у меня только положительные впечатления, буду без колебаний возвращаться, когда придёт пора брать крысят.
А пока я увозил в переноске свою сатиновую мраморную красоту. Фото не передаёт этой красоты и близко - мыш сияет и переливается чернёным серебром Мыш ручной, без проблем сидит в руках и не утекает, не нервничает и не кусается, но когда проходишь мимо клетки - делает вжух в домик или просто мечется по углам... Видимо, в зоомаге его крепко достал поток прохожих. Впрочем, думаю, со временем он освоится. Колесо он уже осознал и гоняет вовсю. Назвал зверя Хаку за волшебный вид, начинаем процесс "как приручить дракона"!
А ссылку на сообщество я дал не зря - помимо замечательных крыс, остались ещё рыжие мыши-мальчики на пристройство. Налетай на живое золото! Напоминаю, что самцы содержатся строго поодиночке, им нужна достаточно просторная по длине клетка и безопасное колесо.

Пруф медведей:

Пруф грызунов:

@темы: friendship is magic, человек собаке друг, bear pride, это крыса и ей не стыдно, mice liberation, i'm a master of toys

Задолго до того, как со мной случился Мор по зуму, я решил попробовать, что такое сценички, дабы не быть тем, кто Пастернака не читал, но осуждает, - и ответственно подошёл к выбору. Пробовать хотел, во-первых, вживую, а во-вторых, с комфортным мастером. Так я и согласился поиграть у Арты на живом прогоне игры, написанной Киркой и считающейся одной из самых удачных и популярных сценичек. И когда соглашался - вообще не знал, каким будет сюжет и состав персонажей.
А когда материалы к игре и список ролей появились, нужно было составить три списка: кого хочешь играть, кого можешь, а кого точно не будешь. Сначала я написал в первом списке тех, кого уже играл или собирался играть, а во втором - тех, кого не играл ни разу. А потом мне стало жаль тащить в AU тех своих персонажей, у которых уже сложились свои истории, и я поменял первый и второй списки местами: игра-эксперимент - лучший повод попробовать заодно и персонажа, за которого на классической игре не взялся бы. Только третий список не менялся: на Усяня я бы не разогнался, а Цзян Чэна просто не очень люблю. В сценичках мастер сам распределяет роли на основании этих пожеланий, и так я оказался Ванцзи - не то чтобы совсем неожиданно, но в немалой степени было приятно, что мне его доверили. Я не раз проникался тем, как играют вансяней на играх, и было славно попробовать это самому. Быть Ванцзи оказалось примерно так же несложно, как и Синчэнем: тебя просто переполняет любовь к своему бешеному, и это главная мотивация твоих поступков

Ещё немного о сценичках в целом и этой в частностиИгра разработана на основе "Гарри Д-Рамы", но мне это ни о чём не говорит - просто набор слов. Что такое Гарри Поттер - знаю, что такое драма - знаю, но что такое Д-Рама - не знаю. Сюжетная основа такова: мастер выступает в роли рассказчика, который развлекает гостей постоялого двора историями о заклинателях былых времён. Таким образом, игроки снова находятся в положении актёров, привлечённых для разыгрывания этих историй, и одновременно зрителей. Информация к игре гласит: "Сценическая игра настроена на то, чтобы круто и красиво поиграть в драму, поэтому на ней нет отыгрыша каких-то простых, рядовых событий в жизни заклинателя"(с). Если автор этих строк поиграл бы в ролевые игры, то узнал бы, что самые драматичные, запоминающиеся и меняющие жизнь персонажа моменты происходят с ним во время самых рядовых событий - когда пьёшь с кем-то чай и беседуешь, например. Искусственное нагнетание, к сожалению, не работает, а драма ради драмы и стекло ради стекла - не цепляют так, как цепляет история, спонтанно сложившаяся в живом процессе игры. Когда к трагедии приводят решения и поступки твоего персонажа и других персонажей, плюс случайности и игровая магия, - вот тогда ты ловишь катарсис и рыдаешь посреди полигона. А когда бессмысленные поединки, смерти, воскрешения громоздятся одно на другое, количество не только не переходит в качество, но и драматизм стремительно обесценивается.
Отчёты и байки со сценичек по Магистру всегда создавали у меня впечатление какой-то вср@той АУшки, и я не ошибся По крайней мере "Без сожалений" точно создана для того, чтобы написать эталонный фикбук, доведя все сюжетные линии до абсурда, как при игре в Фиаско. Поскольку персонажи должны ходить в сцены поочерёдно, присутствие того или иного персонажа в сцене никак не обосновывается, и в какой-то момент ты перестаёшь успевать внутренне обосновывать для самого себя, как персонаж тут оказался: просто оказался, и всё. Так же - со способностями персонажей: откуда Яньли знает технику подъёма лютых мертвецов (по канону известную только Усяню, плюс читавшему его черновики Сюэ Яну)? - А ей просто такая карточка досталась. Все действия производятся на карточках, что опять же превращает игру в настолку и нивелирует вролинг. В ту же степь - правило "если не можете договориться - дерётесь": персонажу далеко не всегда логично драться, он может ограничиться словами и пойти на компромисс. Из-за этого правила мне пришлось дважды драться, как в настолке, там, где персонаж этого не хотел, - а драки отыгрываются на "камень-ножницы-бумага", что удваивает нелепость. Дайсы с возможностью модификаторов мейнстрим не изобрёл, проще уравнять всех персонажей по силам
Разберём сцену, которая вроде как должна быть для моего персонажа ключевой, - про оборону Пристани Лотоса. Я не собирался идти в эту сцену, поскольку в ней логично быть Вэй Усяню и Цзян Чэну, - но шипперы в зрительном зале буквально вытолкнули меня на сцену. Я допустил, что Ванцзи может помогать другу защищать Пристань, в то время как раненого Цзян Чэна переправили в тыл вместе с сестрой. Среди нападавших на стороне клана Вэнь был Мэн Яо, он применил к Усяню карточку удара в спину. Разумеется, Ванцзи закрыл Усяня собой, но смог это сделать только потому, что у меня была карточка спасения; когда другие персонажи применяли такую карточку в конце сцены, к уже некоторое время умирающему персонажу, было вообще не понятно, каким образом они берут чужую смерть на себя (Вэнь Нин обыграл это как секретную целительскую технику). Итак, Ванцзи умирает. Я и так сказал бы в этот момент Усяню что-нибудь важное, но он применил ко мне карточку "кто я для тебя", и меня это порядочно сбило, поскольку вместо красивого момента встала обязанность исполнить правило по модели. Сцена закончилась, и оказалось, что карточка подъёма мертвеца есть у Яньли - и Усянь попросил её вернуть Ванцзи. Канон снова умирает в муках, поскольку все молодые заклинатели из именитых семей проходили ритуал, благодаря которому их нельзя поднимать мертвецами. С тех пор я играл мёртвого Ванцзи.
Также с самого начала игры у меня была карточка "ты мне должен" по отношению к клану Цзян. Я подумывал использовать её для того, чтобы взять с Усяня обещание не применять ко мне тёмные техники, когда он пойдёт по тёмному пути, - но так и не использовал, поскольку умер раньше, чем Усянь встретился с тёмным путём. И с одной стороны я пожалел, что не использовал, с другой - в противном случае Ванцзи умер бы насовсем ещё в начале второго акта, а у меня не было большого желания выходить второй ролью. Но мёртвому Ванцзи отчаянно хотелось убить Яо, а мертвецам не полагалось карточек! И Усянь уже не смог поднять Вэнь Нина просто потому, что у него карточки закончились. О каком драматизме может идти речь, если действия и бездействие персонажей зависит от наличия и отсутствия карточек?..
Вролингу и возможности отрефлексировать произошедшее очень помогали мизансцены-интермедии между сценами (да, значения слова "мизансцена" мейнстрим тоже не знает: это не "то, что между сценами", а то, как взаимодействующие актёры расположены в пространстве сцены). И очень мешало - то, что ты всегда играешь напоказ, всегда обязан говорить громко, чтобы тебя слышали из зала: сама идея камерности, интимности в жизни персонажей убита на корню. Всё сказанное со сцены становится достоянием общественности в буквальном смысле: об этом узнают не только другие игроки, но и их персонажи, если только ты не применил функцию "это секрет" (не больше одного секрета за один раз). Опять степень условности и свободы действий - как в настолке и даже меньше. Интермедии короткие, я не всё успел сказать (и не всё персонаж может сказать публично); я даже не могу утверждать, поиграл ли в пейринг, поскольку в этой AU у вансяней не было того, что было у них в каноне (осталось за кадром обучение в Гусу, например, и не было вэньского лагеря).

О доигровом пожизнёвомВ прошлое воскресенье, на следующий день после Spellbound, я встал пораньше, дабы успеть сбегать в Сбер, а Птаха в это время героически погладила наши ланьские прикиды. Распределив их по кофру и рюкзаку, мы с некоторым опозданием поехали до театрального подвальчика на Волжской. В парке благодать: синицы и дрозды, и наконец-то мать-и-мачеха - впервые в этом году её увидел. Подъезд оказался закрыт, но нас впустил проходивший парень. Мы оказались даже не последними, но одеваться пришлось быстро.
Птаха успела пообещать второй чёрный парик Усяню, забыв, что мы едем на игру вместе. Выкрутились: Усяню выдали сочетание короткого чёрного парика (который тот вертел со словами "где вход в эту болонку") и хвоста, крепившегося крабом, что ему весьма шло, Птаха взяла парик Сичэня, а я забрал парик Яо. Его ко мне достаточно хорошо прибили, так что он не спадал, - подозреваю, лобная лента также его держала. Хотя сложнее всего мне было держать лицо Ванцзи, конечно, получился чуть более говорящим, чем в каноне, - если бы я выражался только посредством "мгм", никакой игры у меня бы не было.
Стартовали вовремя: "если вы не войдёте в игру, вместо вас войдёт игротех" - рабочая мотивация для, гм, актёров. Жаль, с ролевыми игроками так не прокатит

Лань Ванцзи. Попытка в логичный отперсонажный отчёт.Это случилось давно, когда я был ещё мальчишкой и дядя взял нас с братом в Пристань Лотоса. Я испросил разрешения погулять по окрестностям, когда моё внимание привлёк отдалённый лай собак - так лают, когда загоняют зверя, значит, кто-то мог попасть в беду. И верно: подоспев на берег озера, я увидел, как парнишка примерно моих лет попытался залезть на дерево, спасаясь от стаи собак, но, будучи уже укушенным за руку, сорвался. Простейшего заклинания хватило, чтобы собаки испугались и разбежались. Я помог юноше подняться и дойти до его лодки - видимо, он приплыл поохотиться на фазанов.
- Вы в порядке, молодой господин? - спросил я.
- Спасибо, - буркнул он, стоя вполоборота. Он был явно смущён тем, что испугался и не справился с собаками сам, хотя в страхе не было ничего постыдного.
- Не стоит благодарности, когда сделано то, что должно, - ответил я.
- Теперь я тебе должен. Будешь? - спросил он и протянул мне глиняный сосуд, висевший у него на поясе, словно защищаясь.
- Что это?
- На, выпей, - предлагал он настойчиво.
- Это снадобье? Думаю, вам оно нужнее, чем мне, - заметил я, взяв сосуд одной рукой.
- Попробуй. Я угощаю.
Я выдернул пробку и понюхал содержимое сосуда. Мне уже доводилось бывать за пределами Облачных глубин, и я знал, как пахнет вино. Как ни невежливо было отказываться, пришлось отказаться.
- Простите, молодой господин, я не пью алкоголь.
- Какая досада! Придётся отблагодарить тебя как-то иначе.
Я хотел сказать, что лучшая благодарность для меня - то, что молодой господин не пострадал, - но от искренности его слов растерялся на мгновение и промолчал, а он уже запрыгнул в лодку и оттолкнулся от берега. Вскоре я узнал, что этим юношей был Вэй Усянь, сирота, воспитывавшийся главой Цзян как приёмный сын и младший брат его детей. И в другой раз мы увиделись, когда молодой господин Вэй прибыл на обучение в Облачные глубины вместе с остальными наследниками клана Цзян.

Присутствие наследников Цзян в Облачных глубинах приводило к немалому беспокойству. Цзян Яньли помогла наследнику клана Цзинь, Цзинь Цзысюаню, во время урока, и тот решил её отблагодарить, но не отважился обратиться к ней самолично. Вместо этого он хотел передать подарок через Цзян Чэна, но Яньли застала их обоих. Вмешались Мэн Яо, сводный брат Цзысюаня, и Вэй Усянь. Мэн Яо пытался объяснить брату, что подарок слишком дорогой и дарить его невежливо. Вэй Усянь счёл свою сестру оскорблённой - ведь Пристань Лотоса также могла позволить себе покупать дорогие украшения. Точку в этом споре поставил Цзян Чэн, заявив, что если его сестре нравится подарок, то она может его забрать, а Вэй Усянь её не любит, если считает, что она должна отказаться.
В другой раз во время Ночной охоты Цзян Чэн и Вэнь Чжулю укрылись от необычайно свирепых мертвецов в пещере. Когда я прибыл туда, они спорили над застрявшим в камнях древним мечом, от которого исходила сильная тёмная энергия, - видимо, этот меч и был причиной активности мертвецов. Я спросил, в чём дело; Вэнь Чжулю хотел применить меч против мертвецов, а Цзян Чэн возражал, что лучше его не трогать.
- Последствия его применения могут сделать только хуже, - сказал я. - Эта вещь опасна.
Цзян Чэн меня поддержал. Но тут появился Вэй Усянь и, недолго думая, схватился за рукоять меча - но Вэнь Чжулю его опередил, и теперь они оба держались за один меч.
- Вы хотите подержать меня за руку, молодой господин Вэй?..
- Отпустите меч.
- Я нашёл его первым.
И эти двое не нашли ничего лучше, кроме как подраться. Только это охладило пыл Вэй Усяня, и мне удалось убедить остальных, что меч следует оставить на месте и сообщить о нём старейшинам клана Лань, которые смогут его нейтрализовать. Но прежде нам нужно было выйти из пещеры и подать сигнал с просьбой о помощи. Снаружи мертвецы незамедлительно напали на нас, и нам пришлось отбиваться; несмотря на то, что нас было четверо, силы были неравны. Повезло, что на наш призыв о помощи откликнулся пролетавший мимо Цзян Фэнмянь. Глава Цзян помог нам справиться с мертвецами, после чего осмотрел пещеру и забрал меч с собой, в сокровищницу клана Цзян. Никто не посмел бы перечить старшему заклинателю.
В то же время другая группа учеников также подверглась нападению мертвецов. Кто-то - кажется Яньли - была ранена, и Вэнь Цин старалась оказать ей помощь; своего младшего брата, Вэнь Нина, она отправила слетать на мече за помощью, и кто-то - кажется Мэн Яо - полетел вместе с ним. Вэй Усянь нашёл их, отправившись на поиски сестры, и остался защищать её вместе с Вэнь Цин до прибытия подкрепления. Вэнь Цин была ранена, но серьёзнее никто не пострадал. Позже я узнал, что Вэй Усянь выражает благодарность так же, как и прежде: он напоил Вэнь Нина вином, к вящему неудовольствию его сестры.
Ещё один случай на Ночной охоте - когда Вэнь Нин, Вэнь Чжулю и Цзян Чэн вошли в заброшенную хижину отшельника-даоса, который исчез несколько лет назад: видимо, защитные печати на входе со временем ослабли. И вновь я последовал за ними и застал спор, на сей раз по поводу двух свитков, которыми, конечно, каждый клан желал завладеть.
- Дайте взглянуть, - попросил я, и Вэнь Чжулю протянул мне свиток, крепко сжимая его край пальцами, как если бы боялся выпустить. - Не бойтесь, я не собираюсь его забирать.
Один свиток был посвящён технике восстановления Золотого ядра. Это была целительская техника, и я согласился с тем, что этот свиток можно передать Вэнь Цин:
- Целителей, равных Вэнь Цин и целительской ветви клана Вэнь, нет даже в Облачных глубинах.
Но второй свиток описывал пожертвование тела, и это была тёмная техника. Я предложил передать его в закрытую секцию библиотеки Облачных глубин: у заклинателей Гусу был немалый опыт нейтрализации и хранения тёмных артефактов так, чтобы они не представляли опасности. Цзян Чэн вовсе считал, что этот свиток нужно уничтожить, но я был против: врага следует знать в лицо. Однако Вэнь Чжулю утверждал, что и из этого свитка Вэнь Цин сможет извлечь полезные для целителя знания - например, как помочь тем, кто неудачно проведёт подобный ритуал.
- Ей может не хватить опыта, и свиток может ей навредить, - говорил я. - Но раз Вэнь Цин сейчас обучается в Облачных глубинах, я буду настаивать на том, чтобы она занималась изучением свитка под присмотром старейшин и наставников клана Лань.
Казалось, мы уже договорились, но Вэнь Нин сказал, что если я хочу сообщить о свитке клану Лань, мне придётся драться.
- Я не хотел бы сражаться по этому поводу, но я готов последовать традициям клана Вэнь, - согласился я и поклонился Вэнь Чжулю.
- Я вызвал вас первым, - робко напомнил Вэнь Нин.
В самом деле, Вэнь Чжулю уже успел подраться за свиток с Цзян Чэном, и у него недоставало духовных сил. Мне пришлось вступить в поединок с Вэнь Нином - и проиграть.
Ученики клана Вэнь забрали оба свитка. Даже без моего участия это не осталось незамеченным при возвращении в Облачные глубины, и наставник Лань Цижэнь потребовал, чтобы Вэнь Чжулю отдал свиток с тёмной техникой. Тот отказался наотрез, за что и был изгнан из Гусу; такая настойчивость наводила на мысль, что добыча техник и была истинной целью клана Вэнь, когда глава отправлял учеников в Облачные глубины.

Беда пришла, прервав мирные годы обучения в Облачных глубинах, разделив жизнь на "до" и "после". Верховный заклинатель Вэнь Жохань более не удовлетворялся духовным главенством и хотел, чтобы остальные Ордена подчинились ему как слуги. Орден Цзинь заключил с Орденом Вэнь союз, но остальные Ордена отказались покоряться и сформировали альянс, в который вошли Ордена Не, Лань и Цзян, вместе с их вассалами. Война ещё не началась, но раз никто не желал уступать - переход к военным действиям был делом времени.
Вэнь Жохань хотел заполучить тёмный меч, хранившийся в сокровищнице клана Цзян. Когда в Пристани Лотоса проходил совет альянса, он направил туда с письмом Цзинь Гуанъяо, коего глава Цзинь Гуаньшань признал своим законным сыном. Днём Гуанъяо отдал письмо, а ночью попытался тайно пробраться в сокровищницу, однако столкнулся с Лань Сичэнем. Он умолял Сичэня не вмешиваться, говоря, что если не выполнит задание, Вэнь Жохань его убьёт, - но тот не мог позволить ему забрать меч. Они сражались, и Гуанъяо победил, но шум привлёк Цзян Чэна, также вставшего на защиту сокровищницы от незваного гостя. И Гуанъяо отступил бы, если бы ему на помощь не прибыл, кажется, его брат, Цзинь Цзысюань. Цзян Чэн не смог справиться с двумя противниками, и те выкрали меч и исчезли. Это привело к перепалке между Цзян Чэном и Вэй Усянем, который назвал брата неудачником и обвинил в том, что тот вступил в бой вместо того, чтобы поднять шум и позвать на помощь остальных заклинателей.
Надеясь укрепить союз, а также разрядить напряжённую обстановку, Вэнь Жохань устроил свадьбу своей наследницы Вэнь Цин и наследника Цзинь Цзысюаня и пригласил на торжество представителей альянса. Однако и на празднике случился инцидент, когда Цзян Чэн стал свидетелем сложного разговора между супругами и попытался заступиться за Вэнь Цин. Цзинь Гуанъяо указал ему на неподобающее для гостя поведение, и всё закончилось дракой. Цзян Чэн мог убить Цзинь Цзысюаня, но Вэнь Чжулю заслонил его собой и погиб. После этого мир более не был возможен. Вэнь Жохань начал говорить на языке оружия.
Первый удар был нанесён по Облачным глубинам. Нам удалось спасти большую часть библиотеки, но Сичэнь был захвачен в плен. Следующей мишенью стала Пристань Лотоса: действия Цзян Чэна наверняка разозлили Вэнь Жоханя, и отказ главы Цзян размещать в Пристани сторожевую башню Ордена Вэнь стал формальным поводом к нападению. Я поспешил в Юньмэн, дабы присоединиться к защитникам Пристани, но, похоже, опоздал. Цзян Фэнмянь и госпожа Юй были убиты, Цзян Чэн был ранен и вместе с Цзян Яньли переправлен в тыл к родственникам. Только Вэй Усянь ещё продолжал сражаться, и я встал рядом с ним, хоть и видел, что мы уже проиграли и Пристань уже горела. Я не мог позволить ему погибнуть там.
Битва длилась до самой ночи. В конце концов Вэнь Жохань направил двоих разобраться с нами - Вэнь Нина и Цзинь Гуанъяо. Вэй Усянь предложил решить дело поединком: если он победит - нас отпустят, если проиграет - он готов будет сдаться в плен. Гуанъяо не нравилась эта идея, но Вэнь Нин согласился. Вэй Усянь приготовился сражаться, но я сказал:
- Пусть лучше это буду я. Ты нужен своему брату и своей сестре.
- А твой брат в плену, и ты один можешь вести за собой Орден Лань, - возразил Вэй Усянь.
- Да, ты прав.
Вэй Усянь не хотел сражаться с Вэнь Нином, и я сказал, вспомнив наше сражение за тёмный свиток:
- Молодой господин Вэнь - хороший боец.
- Благодарю вас, молодой господин Лань, - Вэнь Нин ответил мне с поклоном и также приготовился драться.
Вэй Усянь победил и развернулся, чтобы уходить. Я хотел последовать за ним, когда заметил, как в руку Гуанъяо скользнул клинок, и он сделал выпад, чтобы ударить Вэй Усяня в спину. Я уже не успел бы отразить удар - я мог только встать между клинком и Вэй Ином, заслоняя его собой и принимая удар на себя. Смертельный удар - я понимал это. Клинок пронзил грудь, и кровь хлынула по лезвию, - я слышал, как её поток глухо ударяется о твёрдую утоптанную землю. И также, падая на колени, я понимал, что на этом вероломство Гуанъяо не окончится, - но пока я задерживал его руку и меч на несколько мгновений, Вэй Ин должен был успеть спастись. Ни о чём более я не думал.
- Уходи... - прохрипел я, стараясь удержать на нём расплывающееся кровавой мутью зрение. - Вэй Ин, уходи, скорее!..
Но вместо этого он опустился на колени передо мной - уязвимый, как никогда; хорошо, что Гуанъяо, должно быть, опешил, поразив не ту цель, каковую собирался.
- Лань Чжань, скажи... кто я для тебя?!..
- Ты... мой друг, - выговорил я, протягивая к нему руку, но не мог даже быть уверенным, коснулся ли его руки: в глазах двоилось, а руки были ватными, словно чужими. - И нет ничего... больше, чем эта дружба...
Я закашлялся, сплёвывая сгустки крови, и больше не мог говорить. Я оглох, ослеп, парализованный холодом. Мне так хотелось, чтобы он понял, чтобы он знал, что для меня нет ничего дороже его жизни, и что мне не жаль ради этого умирать... Я уже не знал, что Вэй Усянь забрал моё тело с собой, улетая на мече из разорённой и сожжённой дотла Пристани Лотоса.
Очнулся я уже в убежище, в круге талисманов, после тёмного ритуала. Живым мертвецом. Ритуал провела Цзян Яньли - у неё всегда были задатки хорошего целителя, но я и предположить не мог, что она прибегнет к тёмным техникам. Мне не позволили вернуться на круг перерождений... всё, чего я достиг, совершенствуясь, было перечёркнуто в одночасье, сделав мой дух заложником мёртвого тела.
- Лань Чжа-а-ань!.. - громкий голос из глубины дома.
- Незачем так кричать, - заметил я, входя. - Я как раз тебя искал.
- Искал меня?..
- Я хотел поговорить с тобой. Зачем ты поступил со мной так?.. Ведь такая участь... хуже смерти.
- В самом деле хуже?..
Он выглядел растерянным до крайности. Конечно, он не подумал о последствиях, когда был сбит с толку моей смертью и хотел меня вернуть, - и мне не хотелось ругать его и причинять ему боль после гибели его родителей. Но тёмный путь - это слишком серьёзно, чтобы просто промолчать.
- Не говоря уж о том, какой опасности ты подверг душу своей сестры. Тёмные ритуалы не проходят бесследно для заклинателя...
- Я не подумал головой.
- Ты... всегда думаешь сердцем, Вэй Ин. И это всегда было тем, что изумляло меня в тебе.
- Ты был нам нужен. Твой брат в плену, и...
- Да, я тоже подумал об этом. Пока я могу сражаться, я буду приносить пользу клану Лань... хотя бы в таком качестве. Но как только мой брат будет освобождён, я буду искать способ обрести упокоение.
- Выпьешь со мной, Лань Чжань? - он протянул мне глиняный кувшинчик, всё так же висевший у него на поясе. - Теперь тебе можно.
- Я даже не почувствую вкуса, - прошептал я с горечью, принимая сосуд.
Много лет назад мальчишка, хотевший угостить меня вином, оставил след в моём сердце. В этот день... я не отказался бы выпить с ним, чего бы это ни стоило. Не отказался бы разделить его боль. Но я был мёртв. И он мог подумать, что я соглашаюсь только поэтому.
- Совсем не почувствуешь?..
Я сделал глоток. Не более чем влага, отныне не нужная моему телу.
- Совсем.
Некоторое время спустя мы узнали, что Вэнь Жохань лишил Цзинь Гуанъяо Золотого ядра в наказание за то, что он позволил последнему защитнику Пристани Лотоса ускользнуть живым.

Вэнь Жохань поручил супругам - Цзинь Цзысюаню и Вэнь Цин - уговорить Лань Сичэня перейти на его сторону, угрожая казнить его в случае отказа. Разумеется, Сичэнь не принимал такого предложения, - однако напомнил, что у клана Цзинь есть долг перед кланом Лань. В исполнение этого долга он и потребовал себя освободить. Понимая, что Вэнь Жохань не простит ему освобождения пленника, Цзинь Цзысюань не нашёл лучшего выхода из этой дилеммы, кроме как убить себя, и бросился на меч. Вэнь Цин осталась вдовой.
Но Сичэнь не был казнён: к нему тайно пробрался Цзинь Гуанъяо и отпустил его. Сичэнь уговорил его отправиться вместе с ним, дабы не навлечь на того гнев Вэнь Жоханя. Таким образом мой убийца появился в Облачных глубинах.
- Брат... ты вернулся, - я встретил его, но не решался подойти близко.
- Лань Чжань... что с тобой?.. - до него наверняка доходили слухи, уже распространившиеся по всей Поднебесной, о том, что Орден Лань не позволит возглавлять себя мертвецу. Но даже несмотря на это в его голосе прозвучала нота удивления. Он ожидал увидеть брата, а увидел чудовище, почему-то носящее клановую ленту на висках с чёрными прожилками.
- Прости. Это было не по моей воле и не в моей власти. Я думал, что найду упокоение, когда освобожу тебя, - но вот ты здесь, а война продолжается, и я... тоже могу продолжать сражаться.
- Как только война закончится, мы найдём способ.
- Спасибо тебе. Но я хочу задать тебе один вопрос...
- Я слушаю тебя.
- Почему ты притащил убийцу в Облачные глубины?
- Этот человек помог мне сбежать.
- Я рад этому. Но этот человек явился сжечь Пристань Лотоса. Этот человек хотел убить Вэй Усяня ударом в спину, и лишь по случайности убил меня. Война есть война, но даже на войне удар в спину является подлостью.
- Когда война будет окончена, этот человек предстанет перед судом и ответит по справедливости.
- Хорошо. Я запомнил твои слова.
Но без Золотого ядра жизнь Цзинь Гуанъяо была безрадостной уже сейчас. Сичэнь вспомнил о том, что у клана Вэнь хранился свиток о восстановлении Золотого ядра, и решил тайно встретиться с Вэнь Нином, который по доброте душевной согласился помочь. Я отправился вместе с ним и Гуанъяо, поскольку мне заранее не нравилась эта идея.
Вэнь Нин прибыл в назначенное место и сказал, что ему удалось найти свиток среди вещей сестры. Но была одна сложность: согласно содержанию свитка, восстановить Золотое ядро невозможно (чего я и ожидал: из ничего не создашь ничего), а можно лишь пересадить его от другого человека. Это было ничуть не лучше тёмных техник: никто не пойдёт на такое добровольно.
- Ты ведь понимаешь, что это исключено? - сказал я Сичэню, испытав даже некоторое облегчение. Вот сейчас, казалось мне, мы развернёмся и уйдём, поскольку Сичэнь не пойдёт на то, чтобы силой отнять Золотое ядро у какого-нибудь пленного заклинателя.
- Но я мог бы...
- Твоё Золотое ядро и твои духовные силы принадлежат не тебе, а Ордену Лань, - напомнил я.
Но Сичэнь не сдавался и спросил Вэнь Нина, может ли тот отдать свиток. Вэнь Нин ответил, что если свиток исчезнет, его сестра это заметит, и у неё будут проблемы.
И тут появился Вэй Ин, неизвестно как нас нашедший. Возможно, он уже некоторое время слушал наш разговор.
- Я хочу отдать долг моего клана клану Лань, - заявил он. - Я могу пожертвовать Золотое ядро.
Он не сошёл с ума, он в самом деле это говорил... Словно не понимая, что без Золотого ядра он лишится всех духовных сил, перестанет быть заклинателем, потеряет всё. И ради кого? - Ради Цзинь Гуанъяо, который покушался на его убийство, и который даже вовсе не был при смерти, а вполне мог существовать без Золотого ядра в качестве обычного человека, что было бы достойной мерой наказания за все его преступления, совершённые под началом Вэнь Жоханя. Я не понимал, как такое возможно, и боялся за его жизнь, и не знал, как его остановить.
- Что ты говоришь?!.. Это слишком большая жертва. Мы не можем принять её.
- Но я так решил. И не знаю лучшего способа вернуть долг.
- Если ты в самом деле считаешь себя должным - тогда выслушай меня и не делай этого! Я не могу позволить тебе пожертвовать собой.
- Если ты мне не позволишь, значит, нам придётся драться.
- Что ж, значит, придётся.
Если только так возможно будет его удержать... Но Вэй Ин умеет добиваться своего. Он победил. Я смотрел на него снизу вверх, преклонив колено, - не столько из-за раны, сколько из-за отчаяния оттого, что он не слышал меня и не понимал, что его жизнь, ради которой я был готов отдать свою, дорога мне такой, какова она есть. Полной и цельной.
- Вэй Ин, прошу тебя... Не надо этого делать.
- Он сам это выбрал, - заметил Вэнь Нин. - Вы не можете ему запретить.
Кажется, тогда что-то во мне сломалось. Никто кроме меня не отговаривал Вэй Усяня от этой непомерной жертвы. Если бы Сичэнь отказался, и если бы Вэнь Нин отказался - ничего бы не случилось... Но я понял, что для Сичэня благополучие Гуанъяо дороже чьей угодно жизни. И я не дождусь правосудия. Вэнь Нин сказал, что сумеет провести операцию, и я мог только смотреть, как они с Вэй Ином и Гуанъяо уходят. Яо всё же удалось нанести Вэй Ину удар...
Я ждал окончания операции, но узнал только, что Вэй Ин, как только смог встать на ноги, ушёл в неизвестном направлении. Он не мог уйти далеко, поэтому я, поднявшись на мече, отправился на поиски. Там, где я спрашивал о нём, ходили слухи, что Вэй Усянь пошёл по тёмному пути, но я не хотел им верить. Я нашёл его в Илине - на заброшенных землях, насыщенных тёмной ци, где сотню лет назад была большая битва.
- Вот ты где!.. Ты в порядке?..
- Какая разница?
- Какая разница - это твой меч, а твоя жизнь нужна и важна.
- Моя жизнь ничего не стоит. Я ничего не смог сделать...
- Ничего?!.. Ты сделал больше, чем возможно сделать человеку! Ты спас Цзинь Гуанъяо... спас меня, в конце концов.
- Ой, прошу тебя, не говори о том, кто из нас кого спас!
- И тем не менее. Да, я не в восторге от своего положения, но я понимаю, почему ты так поступил, и ценю это. Но зачем ты помог Гуанъяо?.. Я и хотел бы, но не могу простить ему то, что если бы я опоздал, ты был бы сейчас мёртв.
Я осознал, что не могу себе этого даже представить. Вернее, не могу представить своей жизни без Вэй Ина. Если бы Яо удалось его убить - я в одиночку сражался бы с людьми Вэнь до тех пор, пока не остался бы там же, в Юньмэне, мёртвым.
- Я сделал это не для Гуанъяо. Я отдал Золотое ядро Лань Сичэню, и мне было всё равно, кому оно было предназначено. Я должен был как-то искупить... Ты уже мёртв, а ещё и Сичэнь ходил, как живой мертвец, - я не мог на это спокойно смотреть.
Я мог бы сказать, что Сичэнь обошёлся бы без такого бесценного дара, что он пригрел на груди змею, привязанность к которой ещё выйдет ему боком... Но - обесценивать совершённое Вэй Ином?.. Нет, я не скажу ему, что ему не следовало делать то, что уже было сделано. И я сказал только:
- Спасибо тебе.
Мне захотелось его обнять - просто потому, что он жив, ведь он мог не пережить операции, - и я даже шагнул ему навстречу, но приличия удержали меня, да и сам Вэй Ин собрался уходить.
- Не за что. И... прости меня.
- Прекрати извиняться.
- Не могу, Лань Чжань.
Заполучив новое Золотое ядро, Цзинь Гуанъяо вернулся в клан Цзинь и на сторону Вэнь Жоханя соответственно. Его предательство стало тяжёлым ударом для Сичэня, и тот заявил, что более не желает знать Гуанъяо.

Земли, разорённые войной, заполонили ходячие мертвецы. Альянс получил сведения о том, что Вэнь Жохань прибыл в отдалённый храм для некоего ритуала. Кто-то считал, что он ищет способ избавиться от угрозы, кою представляли мертвецы, и усмирить их, - но некоторые опасались, что он может взять мертвецов под контроль. Было решено сорвать ритуал и не дать Вэнь Жоханю власти над мертвецами. На это задание отправились те, кто был наиболее сведущ в дипломатии, - Цзян Яньли и Не Хуайсан. У входа в храм они столкнулись с верными соратниками Вэнь Жоханя - Вэнь Цин и, кажется, Мо Сюанъюем, ещё одним из внебрачных сыновей Цзинь Гуаньшаня, - которые должны были охранять ритуал. Поначалу, когда держался магический заслон, они могли только говорить, но, по-видимому, не поняли друг друга: заслон упал, и началось сражение. В результате этой битвы Цзян Яньли погибла - кажется, Вэнь Цин убила её.
Отныне я был свободным мертвецом, Яньли более не могла меня контролировать, - но она не делала этого и прежде, и никакой радости я не испытал. Хуже всего было то, что Вэй Ин поднял живым мертвецом её саму. Теперь никто не сомневался в том, что он пошёл по тёмному пути, - мёртвая сестра была лучшим тому доказательством. И вновь я нашёл его, чтобы поговорить.
- Ты пришёл читать мне нотации?
- Нет, - я покачал головой. - Я не имею права тебя осуждать.
- Вот как, - откликнулся он с сомнением.
- Ты поступил так, как считал нужным, - так же, как и я поступил так, как считал нужным. Но я беспокоюсь за тебя, Вэй Ин. Тёмный путь может разрушить твою душу...
- У меня не было выбора.
- Выбор есть всегда! У тебя был выбор, отдавать ли Золотое ядро Гуанъяо. И тем паче был выбор, следовать ли по тёмному пути.
- Я не мог по нему не последовать. Иначе на войне я был бы бесполезен.
- Но война окончится. И ты сможешь прийти в Облачные глубины и очиститься от тёмной ци...
- Слишком поздно, Лань Чжань.
- Никогда не поздно!..
- Всегда - поздно.
И он снова ушёл. И вновь я столкнулся с тем, что он не ценил и не берёг жизнь, которую я ему подарил, и которая была мне всего дороже. Но не это было больнее всего, а то, что я ничем не мог ему помочь. Жалел ли он о том, что отдал Золотое ядро, - я всё равно не мог вернуть ему его. У меня даже не было своего собственного Золотого ядра, и я не мог быть уверен, что Вэй Ин переживёт повторную операцию... Впрочем, жалеть о чём бы то ни было - не в его духе. И я не мог вернуть жизнь его сестре, не мог уберечь от тёмного пути его самого. Я мог лишь защищать его, лишённого духовных сил, - всей своей возросшей силой. Если прежде я думал о том, чтобы найти упокоение и скорее ступить на путь перерождений, - то теперь было немыслимо оставить Вэй Ина одного. И я сказал себе, что буду на его стороне, что бы ни случилось.

Война тем временем продолжалась, и события складывались не в пользу альянса. Не Хуайсан и Цзян Чэн попали в плен. Вэнь Жохань решил использовать их для проверки лояльности своих подданных, которых подозревал в предательстве: ему стало известно, что Цзинь Гуанъяо и Вэнь Нин оказывали помощь представителям альянса. Он велел им убить связанных пленных, отгородившись защитным магическим барьером. Вэнь Нин старался тянуть время, говоря, что пленные достаточно ценны и их можно было бы обменять.
- Они - наследники Великих Орденов, - говорил он.
- Мне всё равно, - отвечал Вэнь Жохань. - И кстати, ты оскорбил Цзян Чэна: он уже не наследник, а глава клана.
Первым прибыл на помощь пленным, использовав талисман перемещения, Лань Сичэнь. Вэнь Нин не хотел принимать его вызов, но Вэнь Жохань приказал ему драться, и Сичэнь проиграл. Вторым примчался на выручку брату Вэй Усянь - с тёмными техниками отсутствие Золотого ядра его не останавливало, и я по-прежнему не мог его в этом винить. Он сцепился с Гуанъяо - и проиграл также. Вэнь Жохань был, должно быть, доволен, заполучив ещё двоих пленных, и сказал Вэнь Нину и Гуанъяо окончить начатое: хоть поединки и утомили их, заставив растратить духовные силы, - связанные пленные не сопротивлялись, и они всё ещё должны были их убить.
Вэй Ин уговаривал Вэнь Нина не делать этого. Он пришёл не только для того, чтобы спасти брата, но и для того, чтобы не позволить Вэнь Нину стать убийцей... Но тщетно: Вэнь Нин убил Не Хуайсана. Следом за ним, не раздумывая, Гуанъяо нанёс смертельный удар Цзян Чэну. Не Хуайсан умирал на руках Лань Сичэня; Цзян Чэн, умирая на руках Вэй Ина, говорил, что тот отдал Золотое ядро не тому человеку, - и Вэй Ин впервые был с ним согласен. Защитный барьер спал: теперь Вэнь Жохань был уверен в своих подданных и в том, что никто не представляет для него угрозы.
Тогда Вэнь Нин и убил Вэнь Жоханя - не ожидавшего нападения.
Затем он склонился над Цзян Чэном и применил никому не известную целительскую технику, передавая ему свои жизненные силы. Цзян Чэн мог жить - но теперь умирал Вэнь Нин. Когда подоспела Вэнь Цин, было уже слишком поздно. Вэнь Нин успел сказать сестре, что использовал навыки, которым она его научила.
Лишившись верховного заклинателя, Орден Вэнь и его вассалы не могли воевать как прежде, и война была окончена. Вэнь Нин подарил нам победу ценой гибели Не Хуайсана - и сполна искупил эту смерть. Вэй Ин переживал это тяжело. Он не потерял брата - но потерял друга, с которым сблизился ещё во время обучения в Облачных глубинах. И я старался быть рядом с ним, хоть и сам потерял отца в одном из последних сражений войны.
- Лань Чжа-а-ань!..
- Я здесь.
- Что мне делать, Лань Чжань?..
Он сидел и пил, и я сел на полу у его ног - вопиюще невежливо для человека, но вполне приемлемо для живого мертвеца.
- Просто жить. Жить дальше.
- Выпьешь со мной?
- Конечно.
Он привычно протянул мне сосуд, я взял его и сделал глоток. Это уже становилось нашей традицией, которая согревала мне сердце. Не важно, что я не чувствовал вкуса вина: принимая сосуд из рук Вэй Ина, я украдкой касался его тёплых пальцев.
- Кто бы мог подумать... я - мертвец, ты - обычный человек...
- Зато нас всё это больше не касается. Мы можем быть свободны.
- Но я по-прежнему принадлежу к клану Лань, пусть и в таком качестве. А ты по-прежнему принадлежишь к клану Цзян.
- Но мы не имеем отношения к политике и можем в ней не участвовать. Мы можем делать что захотим.
И я был готов отправиться за ним хоть на край Поднебесной, лишь бы только он улыбался и говорил это "мы". После войны казалось, что вся жизнь теперь впереди.

Кланы зализывали раны, нанесённые войной. Сичэнь встретился с Не Минцзюэ, который с юности был ему хорошим другом, и рассказал о гибели его младшего брата. Несмотря на то, что Не Хуайсан просил пощадить его и не убивать, - Сичэнь сказал, что он держался достойно и умер как благородный заклинатель. И это было правильно.
Пришло время выбрать нового Верховного заклинателя. Главы кланов собрались на совет. Теперь Лань Сичэнь возглавлял Орден Лань, а Вэнь Цин - остатки Ордена Вэнь. Недавно умер Цзинь Гуаньшань, и Цзинь Гуанъяо занял его место. Цзян Чэн же ещё во время войны вынужден был возглавить Орден Цзян и сопротивление Юньмэна. Совет проводил Не Минцзюэ. Сначала каждый из кандидатов говорил о себе, затем все присутствующие отдали свои голоса. Цзян Чэн был избран единодушно. Я знал, что Вэй Ин был рад и поздравлял его, и был готов стать верным соратником Верховному заклинателю. Но затем случилось то, что перевернуло всё с ног на голову.
Однажды ночью Вэй Ин и Цзян Яньли оказались на территории Ордена Цзинь, рядом с походным домиком, где заклинатели отдыхали после Ночной охоты. Внезапный всплеск тёмной ци повлиял на Яньли - она обезумела, и Вэй Ин потерял над ней контроль. Она пробралась в дом, где мирно спали Цинь Су и Мо Сюанъюй, и напала на них, собираясь разорвать голыми руками. Им удалось отбиться, и она убежала. Тогда я и заметил её и устремился туда, откуда она бежала, заподозрив, что Вэй Ин мог попасть в беду. Когда я прибыл, на шум уже вышел Цзинь Гуанъяо.
- Что здесь произошло? - спросил я, входя. - Я видел госпожу Яньли.
- На нас напал мертвец!
- Вэй Ин, это правда?
Я подошёл к нему, миновав всех, кто столпился вокруг, - смотрел только на него и говорил только с ним, давая понять, что только ему поверю, что бы ни говорили остальные.
- Да, это правда. С Яньли что-то произошло. Где ты её видел? Её нужно остановить!
- Я видел её удаляющейся отсюда. Я сейчас же догоню её.
Остальные присутствовавшие заклинатели говорили о ней, называя её "это существо" или "мертвец", так что я не выдержал и сказал:
- У госпожи Цзян Яньли есть имя.
Я успел забыть, что в какие бы одежды мы ни рядились и как бы к нам ни обращались, в нас всё равно видят чудовищ. И когда с нами случается что-то плохое, мы становимся опасны, и все думают только о том, что нас нужно уничтожить, а не о том, чтобы нас спасти. А Вэй Ин... один только Вэй Ин смотрел на меня так же, как прежде, как если бы я всё ещё был человеком. Когда-то Цзян Яньли подарила мне жизнь после смерти, а затем, по иронии судьбы, сама стала такой же, как я. И я не мог её бросить. Мо Сюанъюй хотел вызваться идти со мной, но я заверил его, что справлюсь.
- Отпустите меня! - воскликнул Вэй Ин. - Её нельзя убивать, её нужно остановить как можно скорее...
- Этим займётся молодой господин Лань, - произнёс Гуанъяо. - А вы будете задержаны до суда.
Я шагнул к Вэй Ину и накрыл его ладонь своей:
- Не беспокойся, я найду её. С ней всё будет хорошо.
Рука Вэй Ина была холодной. Его, загнанного в угол, мне больше всего на свете хотелось забрать с собой, но я понимал, что мне не позволят этого сделать, а если я убью Гуанъяо - мы оба с Вэй Ином станем преступниками и изгоями, ведь действия даже свободного мертвеца будут списаны на волю последователя тёмного пути. Я только надеялся, что Вэй Ин поймёт, что я не оставлю его и вытащу. А Гуанъяо... один раз не убив Вэй Ина, он, несомненно, собирался закончить начатое и убить его со второго раза. Но я не позволю ему этого.
Я чувствовал, что представителям Ордена Цзинь не терпелось меня выставить, к тому же нужно было спешить, пока Яньли ещё на кого-нибудь не напала. Напоследок Гуанъяо сказал:
- Я надеюсь, вы проследите, чтобы больше никто не пострадал.
- Я рассчитываю на то же и с вашей стороны, - ответил я.
- Молодой господин Вэй будет до суда в безопасности, ему ничто не угрожает.
- Я услышал ваши слова.
И с этими словами я вынужден был попрощаться. Только мертвецу под силу остановить мертвеца, сдержать своей силой и успокоить, - если бы этим занялись заклинатели, они бы попросту убили Яньли. А мне удалось пройти по её следам и схватить; вымотанная борьбой, она пришла в себя, и я посоветовал ей спрятаться, пока всё не уляжется.
Совет кланов собрался быстро. Если Цзян Чэн и пытался облегчить судьбу брата, то это не помогло: Вэй Ин был приговорён к смерти. На войне всем было наплевать, какими методами пользуется заклинатель, - лишь бы это работало против врага и приближало к победе. Но после войны все поспешили осудить тёмный путь - вероятно, чтобы отвлечь внимание от их собственных грешков. Я хотел бы, чтобы Вэй Ин оставил тёмный путь, но он всё равно должен был заботиться о сестре, а в приговоре не было справедливости. Ночью после суда я явился к темнице, где держали Вэй Ина, и буквально столкнулся с Сичэнем. Цель у нас была общая - освободить узника. Я был рад, что Сичэнь не забывал всё добро, что причинил ему Вэй Ин.
- Уходим, скорее, - поторопил я опешившего при виде нас Вэй Ина, и втроём мы вернулись в Облачные глубины.
Наутро побег был обнаружен. Цзинь Гуанъяо и другие заклинатели тут же обратились с вопросами к Цзян Чэну, предполагая, что это он укрывает брата. В конце концов, Цзян Чэн отвечал за представителя своего Ордена. Верховный заклинатель пообещал разыскать Вэй Усяня. Отчасти его можно было понять: за его спиной стоял клан, унаследованный от родителей, который он обязан был беречь и который не мог позволить себе вступить в конфронтацию со всеми прочими Орденами. Привыкшие воевать заклинатели так легко находили себе новых врагов... Но, по сути, Цзян Чэн тогда отрёкся от брата, признав его преступником, которого он не станет защищать.
Розыски привели к тому, что все кланы заклинателей от мала до велика объявили охоту на последователей тёмного пути. Бродячих заклинателей хватали без разбора. Отряд заклинателей-охотников, возглавляемый Цзян Чэном, дошёл по следам до окраин Гусу, где столкнулся с чрезвычайно сильными мертвецами. Отступая, они укрылись в тайной пещере, которая оказалась убежищем Яньли. Нам со старейшинами Гусу Лань удалось окружить её талисманами, чтобы избавить её от воздействия тёмной ци; она не могла двигаться, но из-за шума очнулась и заговорила. О произошедшем на землях Ордена Цзинь она не помнила и была удивлена, увидев Цзян Чэна.
В пещере также хранились неиспользованные талисманы и сигнальная ракета для призыва на помощь. Охотники не смогли бы справиться с мертвецами и хотели воспользоваться ракетой - вот только та лежала за спиной Яньли, и к ней невозможно было подобраться, не разрушив гирлянду из защитных талисманов. Увы - с Яньли никто не стал разговаривать, хоть она и спрашивала у Цзян Чэна, что случилось. Заклинатели разбили защитный контур и атаковали Яньли, и она, раненая, убежала в неизвестном направлении. Когда из Облачных глубин прибыли на помощь и одолели мертвецов, найти Янли было уже сложно.
Мы с Сичэнем и Вэй Ином отправились на её поиски, и вот случилось так, что мы все собрались в одном месте. Мы трое пришли с одной стороны, Цзинь Гуанъяо с Цинь Су и Мо Сюанъюем - с другой, и также пришли Цзян Чэн с остальными главами кланов - Не Минцзюэ и Вэнь Цин. Я не застал, о чём говорили те, кто прибыл раньше, - но у Цзян Чэна был тот тёмный меч из пещеры, который после поражения Вэнь Жоханя вернулся в сокровищницу Пристани Лотоса. Этим мечом он убил Не Минцзюэ в спину и тут же поднял его живым мертвецом. И всех мертвецов, находившихся поблизости, он взял под свой контроль, - не только Не Минцзюэ, но и Яньли, и меня.
Когда я отказался от упокоения и решил остаться живым мертвецом, чтобы защищать Вэй Ина, я не подумал о том, что другой, достаточно сильный последователь тёмного пути сможет взять надо мной контроль и использовать меня против людей, включая самого Вэй Ина. Мертвец - не человек, мертвец - это чудовище, это оружие в чужих руках... Я ничего не мог сделать, моё тело послушно подошло к Цзян Чэну, стоявшему с мечом в руках, и мёртвый Не Минцзюэ взял меня за плечо и поставил в строй - так, что я едва не упал. Живые стояли напротив, и Цзян Чэн предлагал им склониться перед ним и признать его власть как Верховного заклинателя. Они все отказались, а Вэй Ин сказал брату, что тот сошёл с ума. Должно быть, это так и было.
Цзян Чэн приказал мне напасть на Вэй Ина, но Вэй Ин натравил на меня тёмную тварь, и я был очень благодарен ему за это: причинить ему вред было бы немыслимо, было бы худшим кошмаром. Сражаясь с преследовавшей меня тварью, я покинул поле боя; вскоре кто-то победил и прогнал Яньли, а там и Вэй Ин нашёл нас обоих, не желая драться со своим старшим братом. Мы держались вместе, а некоторое время спустя узнали, что Вэнь Цин убила Цзян Чэна - человека, который всегда был ей дорог, который, по слухам, даже предлагал ей женитьбу после войны, но было уже слишком поздно: у обоих были кланы, которые невозможно было объединить. Из-за проклятого меча Цзян Чэн был одержим духом Вэнь Жоханя - но погибли они оба.
Кланы Не и Цзян были обезглавлены. Но хуже всего было то, что Вэй Ин потерял брата - и в этот раз он не мог ничего сделать. Вся его семья была мертва, и Яньли была скорее заботой, чем поддержкой. Но я знал, что останусь с ним. Пусть заклинатели и живые мертвецы никогда не уживутся, пусть моё существование было тёмным пятном на репутации Ордена Лань и постоянным риском... я останусь с ним, и вот что скажу, завершая эту историю:
- Я мёртв, но моё сердце, должно быть, живо, поскольку я продолжу защищать тех, кого люблю. Вэй Ин, я тебя не оставлю, - и не важно, удастся ли мне вернуться на круг перерождений или нет: я в любом случае дождусь и найду тебя снова.

Итоги и благодарностиСпасибо Кирке за сочинённую игру, спасибо Арте и её помощникам - Дугласу и Феде - за проведение, спасибо соигрокам, вы огонь!
Спасибо Тари за Вэй Ина. Крайнее убожество Порывистое, благородное, дурацкое солнышко, который всё усложнял, но ни разу никого не убил. За его трогательной, почти нелепо-наивной прямотой и искренностью Ванцзи не мог не разглядеть моральных качеств такой алмазной высоты и чистоты, что не всякий святой отшельник похвастается - и самому до такой как до луны. И теперь - только беречь это сокровище, бесконечно любимое.
Спасибо Птахе за дорогого старшего брата Сичэня. За больное, безнадёжное сияо, которое Ванцзи и понимал, и не понимал - когда хочется спасти, но этот п#$ц несущий.
Спасибо Нинкве за Яо - о, как Ванцзи хотелось его убить, идущего вверх по трупам и предательствам! О, какой яркий был контраст между Мэн Яо, самоуничижительно склоняющимся перед всеми, - и Цзинь Гуанъяо, понимающим своё величие, вседозволенность и безнаказанность!
Спасибо Стае за Цзян Чэна - ворчливого и честного, с ранних пор впрягшегося в ответственность за целый клан, но до последнего не растерявшего любви к своей семье. Превращение в Жоханя было жутким и верибельным.
Спасибо Аонэ за Вэнь Цин - несгибаемую девочку-иглу, потерявшую мужа, дядю и брата, но не сломавшуюся, превратившуюся в оружие, заточившую чувства в металле, и в конце концов убившую того, кого любила. Очень китайский танк, очень дорамная история.
Спасибо Тас за Вэнь Чжулю, простого и преданного, готового на всё ради своих и ради них собой и пожертвовавшего, - и за Мо Сюанъюя, славного мальчика, который никого не хотел убивать и которому ничего не светило в жизни.
Спасибо Ане Като за прекрасного рыцаря Цзысюаня, за робкого Не Хуайсана и его душераздирающую смерть, за весомого и брутального Не Минцзюэ! Трижды умереть - это, конечно, ачивка, а сыграть такие разные образы настолько канонно - это очень круто.
Спасибо Оги за Вэнь Нина, тихого, но доброго и отважного, - и за Цинь Су, которой было мало, но она также была хороша и запомнилась своим летящим силуэтом и бесстрашием!
И спасибо Ольге за Яньли, которая осталась хрупкой, даже став мёртвой.
Возможно, "ранний" Ванцзи в моём исполнении был недостаточно собственником. Но если Вэй Ин будет искать попавший когда-то к Вэням свиток пожертвования тела, чтобы вернуть Цзян Чэна, - Ванцзи точно возьмёт его в охапку (благо лютый мертвец сильнее простого человека без духовных сил) и унесёт в Облачные глубины, приговаривая, что он живым нужен, и Цзян Чэн хотел бы, чтобы он жил, и вообще на кой Цзян Чэну твоё тело, убожество, без Золотого ядра и без пяти минут без печени! И пусть уже кого-нибудь расчленят и раскидают по всей Поднебесной, чтобы Вэй Ин увлёкся решением задачки и не ударялся в самопожертвование хотя бы полгода. А потом, если не привыкнет, - ещё что-нибудь интересное произойдёт... Пусть А-Юань найдётся, в конце концов, - Ванцзи даже на ребёнка согласен, только бы Усянь утешился
После сценички с особенной силой хочется ИГРАТЬ. В смысле в ролевые игры. И играть по канону, в смысле не AU (или AU с минимальным допущением а-ля "этот персонаж тут есть, хотя в каноне не было" или "этот персонаж выжил"). Может, даже и вансяней, - у них же в каноне столько интересного, куда ни ткни: и обучение в Облачных глубинах, и лагерь "Солнышко" с пещерой змеепахи, и война, и воссоединение после перерождения Усяня... И нет, в словеску меня не хватит, тут бы вживую...

После игры мы ещё долго доедали-допивали и вспоминали былые ролевые игры, и я завербовал своего Усяня на пьянку Скатах! Когда она будет, а будет, видимо, в августе. Я под конец начал задрёмывать, и мы с Птахой таки ушли к метро.
А завтра Белтайн. Случившийся самостоятельно, по воле игроков, и я даже не знаю, с хозяйкой ли... Удачного нам всем фейского праздника!

@темы: friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, демоны по вызову круглосуточно

Что-то я всё про события культурные (отчёт с воскресной сценички завтра допишу)), а пора бы и про социалку.
Запомнившееся снившееся
Из забавного - снился дурашливый чёрный пёс, который был то ротвейлером, то бородатиком (ризеншнауцером или чёрным русским терьером). Умудрился запутаться всеми четырьмя лапами в какой-то длинной цветной ленте а-ля дождик.

Что у нас плохогоВ среду мои родичи нанесли повторный визит к Птахе на работу, чтобы е#@ть мозги, и, кажется, до#@ли. Если это будет продолжаться в том же духе - следующим пунктом, наверное, я сам поверю, что я вор-лунатик и просто не помню, что совершил. Как результат - в какой-то момент мне показалось, что я вернулся в детство с тотальным контролем всего, что я делаю, и отсутствием чего бы то ни было личного: когда Птаха попыталась затребовать у меня показать ещё не оконченную работу, меня просто парализовало. Я столько лет пополнял семейный бюджет как мог, и никогда не возникало вопросов, откуда я беру деньги. Но настоящее имеет два выгодных отличия от прошлого: во-первых, Птаха отказалась от предложения моих родичей запереть меня дома и никуда не пускать (и у меня есть ключи от квартиры, собственником которой я являюсь, так что я могу уходить и приходить в любое время), а во-вторых - Птаху можно попросить не поступать со мной так, и она услышит. И мне не нужно, как в детстве, запароливать комп и каждый раз заново логиниться в дневнике, чтобы сохранить хотя бы виртуальное пространство неподконтрольным.
Но - я сейчас живу с перманентной тревожностью, как нередко жил в отрочестве и юности. Возрастание тревожности вызывает любое действие - даже заглянуть в холодильник или принять душ, не говоря уж о том, чтобы сходить в магазин или возвращаться домой на метро (в юности, с тех пор, как получил возможность в одиночку выходить из дома, и до тех пор, как из дома свалил, я по дороге домой и перед дверью молился всем богам, чтобы всё обошлось). И мне это не нравится. Пью пустырник, колёса пока пью по четвертинке (но, может, снова начну пить по половинке). Записываю это не для того, чтобы меня пожалели, конечно, - но ещё раз скажу, как меня поддерживает то, что есть люди, которые мне верят. Сейчас мне хочется уже забыть всю эту историю, стоившую мне слишком дорого, и иметь возможность отвлекаться и переключаться, говорить с людьми о других вещах, в том числе подготовке к играм и мастерёжке.

В среду же я приехал к Аркадию отметить его день рождения. Поскольку очень здорово, что он вот такой есть, - это и для меня праздник тоже Дочитал по дороге книжку и едва не задремал на Щукинской, где надолго остановился поезд. Видел первую сонную шмелиху.
У Аркадия выпил чаю, помацал шарнирных, и Аркадий показал мне фильм What we do in the shadows (в нашей локализации - Реальные упыри). Да, меня начала догонять вампирская классика, от которой мне годами удавалось уворачиваться, - сначала Упыри, следующим пунктом будет Киндрэт Но посмотрел я Упырей - и не понял, почему это всех так прёт. Немного впечатлений
Вроде как это чёрная комедия, но от того, что вампиры убивают людей, мне ни смешно, ни страшно. Но, по крайней мере, мне стала несколько понятнее специфика юмора Тайки Вайтити: то, что у него в комедии кто-то умирает, - это нормально, так и запишем Персонажи не вызывают сочувствия, поскольку реально живут как паразиты: едят людей, эксплуатируют своих смертных слуг-гулей и врут им, обещая подарить им вечную жизнь и не собираясь исполнять обещания. Все ведут себя как дети, т.е. как безответственные идиоты: сначала вампир-неофит треплется на каждом углу и приводит в дом охотника, который убивает одного из сородичей, затем он же притаскивает смертного на вечеринку живых мертвецов, где того чуть не съедают, и, наконец, из-за неумения всех остальных думать о последствиях своих "шуток" на этого смертного нападают оборотни. У оборотней с ответственностью всё в порядке, но это выворачивается в комический элемент - дескать, тупо быть стаей, где все держатся друг за друга, эгоистичный индивидуализм круче.
Да, в фильме есть удачные моменты... но не столько смешные, сколько меметичные, разошедшиеся в сети, так что я их узнавал, поскольку уже когда-то встречал. Да, у фильма оригинальный для вампирского жанра стиль подачи: псевдо-документалка в сочетании с пародией на низкобюджетные ужастики. Когда нарочитая нереалистичность происходящего в духе олдскульных спецэффектов - с полётами, ползанием по потолку, оборотнями в громоздких меховых костюмах - подаётся в форме документальной съёмки, - это само по себе забавно. Однако формы, увы, недостаточно для того, чтобы проникнуться содержанием. Всё это немного напоминает фильм про окуклившуюся субкультуру или фандом, где всё уже пропахло нафталином, но всё ещё пытается быть пафосным, - но это одноразовое зрелище. Сериал смотреть я точно не буду.
Спасибо Аркадию за вечер и восполнение пробела в образовании!

А сегодня на нашей территории была игра по Магистру (какой тайминг играли, я так и не узнал и не понял, - видимо, снова глубокая AU), и Тас привезла мне игрушки, на которые я наложил лапу через своп-чат. Плюс два медведя, один из которых - классический тедди с двигающимися на шплинтах лапками, вероятно хэндмэйд, офигенного фиолетового цвета. И - микро-кролики (их ещё надо чистить от пыли и кошачьей шерсти), прекрасно сочетающиеся с мышками от Ине (они по бокам).

Через некоторое время после того, как игра началась, я прошмыгнул мимо и уехал в политическое убежище к Амарту. О хорошем, со слайдом и Геншином
Этот героический кот успел съездить к Дёгред и забрать не только свои вещи, забронированные в своп-чате, но и наши Книжки по рисунку для Птахи и брелок по Оменсам, с артом филиппинской художницы (возможно, кто-то из знатоков опознает авторство), для меня. Азирафаэль и Кроули оторвались друг от друга, но мы это починим Очень, как мне кажется, символично.

Амарт напоил меня вкусным апельсиново-пряным чаем, накормил рулетом и пастилой, и я помпонил процессу уборки - а точнее сказать, разборки залежей. Своп-чат всех вдохновляет на то, чтобы выяснить, что в доме есть лишнего и что можно отдать, и Амарт не стал исключением А пока вечером Амарт созванивался с Кальтэ, я полистал альбомы. Про Данию (замки, мосты, фьорды - и даже не верится, что там почти не бывает снега, но Гольфстрим такой Гольфстрим) - и про китайские иероглифы, чрезвычайно полезный для запоминания (надо уже наконец заказать самоучитель). Также заодно подсмотрел, как Амарт играет в Геншин - это всегда быстро и красиво.
Затем Амарт пустил в Геншин меня - я там не был целую вечность (раньше, работая с нетбука, я мог запустить Генш на ноуте, чтобы на него отвлекаться, - но теперь-то я работаю с ноута)). Я трижды сходил на синие цветочки, причём в первый раз под боком был дэйлик, и хиличурлы с бездномагом оттуда тоже свалились на меня. И вот у меня в патичке Синцю и Кэйя, а на меня - сначала гидро- и крио-слаймы от цветочка, а затем крио-бездномаг... чуть не сдох, потратил все яичницы Остальные два раза закрыл цветочек без проблем, и пошёл по дэйликам. Амарт дважды замечал крутые сундуки и брал на себя их добычу, прокачав мне при этом Диону и завалив с её помощью руинника. Держать противника в перманентной заморозке - это и я люблю с моим тандемом Синцю и Кэйи, и Диона мне будет полезна.
Дэйлики были сделаны, взята пара уровней (чорт, ещё один уровень до повышения мира!), достигнута пара ачивок... И, как всегда незаметно, беспощадное время подобралось к полуночи (а могло бы хоть раз пойти навстречу соскучившемуся мне, но нет!). Пришлось прощаться. Увозил с собой очередную, шестую книжку Ивановой - снова есть что читать в метро, снова сложно оторваться...
Амарту мурр за чудесный вечер, надочаще

@темы: friendship is magic, moments of dream, кина не будет, електричество кончилось, вот такой весёлый джир!, bear pride, mice liberation, кролик - это подходящая компания, i'm a master of toys, gayshit panic, мы потеряли антихриста!