Опять иду вспять - про насыщенную пятницу не рассказал ещё.
Думал убраться именно в этот день, но с утра накрыло давлением, поэтому занялся правилами на Самайн. Вечером приехал на Баррикадную, распечатал для Птахи чертёж барраярского здания СБ и пришёл в Муму. Тут ворчу.Я там раньше не бывал, а Муму эта очень хипстерская, компактная, тихая и с неочевидной двойной очередью: в одной наливают, в другой нет. И нет чтобы в первую очередь вставали только те, кому нужно пиво, так нет же: передо мной ребёнок устроил истерику, что ему не досталось последнее тирамису, и бармен ушёл с кранов искать ему тирамису Нашёл, что характерно.
После этого я столкнулся с Берканой, вскоре мы дождались Амарта, постепенно к нам присоединились Марвен, Мэсс и Джонт. Это был первый пристрелочный сбор к грядущей ваха-кабинетке, на котором мы припали к хронологии обретения примархов и немного поговорили об их зарождающихся взаимоотношениях со своими легионами и друг с другом. Теперь продолжаю перечитывать и читать книжки и рассказы. Усосался в Gorgon of Medusa, опять хочу цитировать целыми абзацами.
По окончании сбора рванул к Вере на разваряжку. Ещё кусочек?Был не молодец, не переписал себе заранее код домофона, а до Веры не дозвонился, и в подъезд меня впустили те, кто приходил до меня и уже возвращался. Вошёл на кухню Веры - а там уже Волчонка посуду моет, мне ничего на помыть не осталось Выпил чаю, поболтали, а там и время к полуночи. Я приютил ещё одно прекрасное белое платьишко и отличные клетчатые брюки, и мы с Волчонкой поехали к метро.
Всем причастным мурр за день!

Ходил за новыми туфлями - видел одеколон Farenheit. 100% подделка, но если даже подделка цепляет на запах, то каким же должен быть оригинал... эх. Погуглил и узнал, что это золотая классика, но я ж необразован, всё узнаю впервые.

Медленно подумываю о том, чтобы переселять дедов в большую карантинку. Задние лапы, особенно у Суини, плохи и второй этаж им уже не нужен. Но хасята до такой большой клетки пока не доросли, так что не тороплюсь.

И чтоб я ещё хоть раз в одну команду с незнакомыми мужиками. Несколько месяцев мои брат и отец с Киото не отвечали в семейном чате, а за прошедшую неделю слился сначала первый, затем второй. Нового брата вроде нашли, но он тоже молчит. Из АХЧ локации, тем временем, готово вот что: ничего.

@темы: moments of life, friendship is magic, ролевиков приносят не аисты, это крыса и ей не стыдно

Что ещё делать в свободные выходные, как не продолжить спам фоточками с майского Барраяра? Крепитесь, это второй фотограф из трёх. Чудесная Анна Янн. Здесь альбом целиком.

Прекрасные Форратьеры - Пьер [Птаха] и Донна [Диар]:
Больше красивого!
Делегация Дома Кордона в сопровождении флота Оссера:

Экспрессивный Филипп [Хэттер]:

Встреча Льюиса [впс] и Пьера на балу:

Лорина Форгрант [Эридель] в ночи:

Блейз Тейлор [Рена] опять всё проверяет на себе:

Просто красивые Кори Бойд [Лисс] и Бел Торн [Тревор] (второму фото не хватает взрыва на фоне и музыки Морриконе):

Император Грегор [Капель] размышляет, что он здесь делает:

СБ бдит. Иллиан [Джонт] и Людмила Куделка [Мириэль]:

Пьер на Совете графов - после этой речи его унесут в госпиталь:

Пьер у Иллиана. Я не знаю, что это за зверюга на столе!

ААА, или Блейз поговорил с папой:

Можно бесконечно смотреть на две вещи: как идёт дождь и как Арнав гем Бенин [Тиш] стоит под дождём после поражения Цетаганды.*--*

Иллиан и Марк [Лави]:

Ещё немного интернациональных обнимашек Бела, Льюиса и Диего [Челси]:

Граф и его шапочка шляпа из фольги:

Ришар Форратьер [Че] и дед Мудос Фордракис [Зевс]:

Бесценная команда игротехов и бара на фоне портрета лорда Полуночника:

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, барраяр и барраярцы, портрет в интерьере

Продолжаю идти вспять по фоткам с игр. Пришла пора вспомнить про Игру Сказок (не вспомнил бы - продолбал бы заявиться на Круиз, молодец такой).

Общее фото из группы антикафеОбщее фото из группы антикафе РОС, на котором мы делаем цивильные лица:


Фоточка от Ани Гергель, отражающаяОдин кадр от фотоглюка Ани Гергель, зато идеально отражающий ход переговоров. Кида "дай мне меч, я ему въ#бу" и Майло "ребята, давайте жить дружно":


Фото от Анна Провидение - здесь целиком, я традиционно тащу к себе избранное. Джаст Кида (бюст сполз, но пренебречь), Кида и Волшебник [Ястреб]:

Припасть далее?Прекрасная и пушистая Волчица [Анка], за ней - Красная шапочка [Росс]:

Робин Гуд [Эния] и принц Адам [Кэс]:

Это Кот в сапогах [Тианит] и у него лапки. И ушки:

А куда я посылаю принца этим жестом - я уже не помню...

Король фей Оберон [Гоба]: вжух и ты п#дор!

Золушка [Огонёк] и Жасмин [Ло]:

Джинни [Лордесс] и лампа:

Просто милый Майло [Коняша]

Запалили за попыткой записать родственные отношения окружающих Жаль, таблицу не выложишь.

Вместе, совсем вместе:

Ещё одно общее фото напоследок:

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, портрет в интерьере

@темы: соседи по разуму, вот такой весёлый джир!, стихи не ведают стыда, барраяр и барраярцы

Неукротимый, 16-18Все должны страдать и все страдают.
Почему Сун Лань такой квадратно-гнездовой и говорит о себе в третьем лице?
События внезапно стали развиваться ме-едленно. Зато много деталек. Вот, например, когда Вэй Ин говорит, что Цзян Чэн и Вэнь Цин друг друга стоят. Гетные пейринги этой дорамы невозможно трогательные - когда, кажется, все посторонние понимают гораздо больше, чем сами участники.

Пока я был на Осеннем сне, Птаха храбро поменяла хомячке воду, надев перчатку потолще.
Конрад живёт в основном на крыше, заходит в домик через окно, просится на ручки и лижется. Ласковое Позорище.

Пойду вспять и в фотках, и в постах. В понедельник встретил Птаху с работы, и мы догуляли до ближайшего магазина Подружка. (Географическое)А ближайший - это на Запорожской, я в этой части родного района ни разу в жизни не бывал и даже мимо не проезжал. Словил полное ощущение пребывания в другом городе в шаговой доступности от дома. В Подружке перетрогал все на свете парфюмы (сколько-нибудь выделяющимися показались максимум полтора). Потом вышли на Горбунова через платформу Сетунь, пошли вдоль дороги, и вот там-то асфальт и кончился. Сходили, называется, за косметикой... шарахались под автомостами по грязище, перебегали рельсы и пролезали через дыру в заборе на Ивана Франко. Как очень цивильные люди Тут эстетика #беней - для тех, кто не читает птахин инстаграм.


Сегодня благодаря Аль-Кария пополнил свою коллекцию пёселей - хвастаюсь!приютил лабрадоров от Bullyland. В довесок - ноунейм львы и волчонок, и жеребёнок (по ощущению - из кукольного набора, но какая разница, если для лошадей у меня тоже есть полочка).


Под моим черепом крепнет ёж, что для персонажей с неслучившейся игры по Loveless не перекрёсток делать бы, а пьянку в рамках одного сеттинга - памятуя о том, сколько человек в курсе канона (Игнис, Рене, Айко?..), но на большую игру не собрались. Плюсы: желающие могут хоть бы и именных персонажей взять. Минусы: пока не знаю, как быть с AU-шностью. Ну, и хотя бы минимальные, как было на Розе, замуты придумать надо. Что ж, сижу ровно, жду, пока идея придёт.

@темы: в городе моём, человек собаке друг, кина не будет, електричество кончилось, гнездование пернатых, mice liberation, i'm a master of toys, демоны по вызову круглосуточно, по земле идут хомячки

Вчера мы осуществили прекрасную авантюру - съездить к Амарту на дачу.
Ради этого я и работал ночами пятницы, субботы, воскресенья и понедельника. Работу пока не сдал, зато вдохновенно дописал отчёт в параллель. Утром я собрался, подхватил Луара и Амарта на Мякинино и вывел на парковку, где мы погрузились в авто Берканы и поехали. Едой и бухлом закупились в Ашане по дороге. Позавтракал я уже в машине, лавашом и баночкой сидра.
- Три главных признака города: башенка, Пятёрочка и дорожные работы?..
- Башенка - не обязательно. (с)
Чертовски красивый финальный отрезок пути через перелесок, со смыкающимися над дорогой ветвями. Чертовски красивый участок, буйно заросший травой, с видом на поля до самого горизонта без всякого забора. Чертовски уютный просторный дом. Я с наслаждением протёр пыль и помыл посуду в холодной и прозрачной колодезной воде.
Сели на заднем крыльце с пивом и едой. Луар потом убежал на холм ловить интернет и слушать рабочее совещание, а мы поговорили о живности и разъяснили Беркане ещё некоторый кусок фей. Попробовали голландское пиво Grossmeister - настолько светлое, что почти прозрачное, в смысле отсутствия привычного вкуса лагера; зато очень классный далианский дизайн банки. К вечеру проносорожили полянку, поставили мангал, и тут начало дождить. Приняли решение перенести мангал под навес поленницы, где можно было сидеть на дровах.
Дальше?Почти забытое, исключительно дачное состояние, данное в ощущениях, - сидеть под шум дождя, а после - под ночное пение цикад. Ни с чем не сравнимый аромат горящей бересты. Хорошей идеей с моей стороны было взять не какую-нибудь куртку или толстовку, а домашний плед с рукавами, в который так тепло и удобно заворачиваться, - рядом с большим мангалом порой становилось почти жарко. Пили вино (неожиданно офигенно греческое красное Силинос - фруктово-цветочное), жарили мясо и шампиньоны, говорили о жизни и играх, и о феях, конечно же. Во всей деревне отключилось электричество, и несмотря на то, что звёзд за тучами видно не было, темнота тоже была совершенно особенной.
Видел большую жабу. Спугнул светом телефонного фонарика паука-крестовика.
Часа в три, когда электричество вернулось, и вся зелень после дождя отливала на свету серебром, мы уползли в дом спать. Я так и лёг, завернувшись в плед и отдав оба одеяла Беркане, и холодно не было - по крайней мере, настолько холодно, чтобы влезть в спальник. Ночь была тёплой, так что топить печь не пришлось, - и вообще повезло с погодой.
Снилось что-то упоротое с участием летающей тарелки из Good Omens и с масштабной ролевой игрой, на которой я вообще не понимал, что за сложная политика происходит, только запомнил отдельные образы персонажей. Вроде как эта игра заняла два соседних полигона (точнее, две базы, потому что там были домики), и обратно меня везли на машине через Архангельское, где проходил какой-то конный фестиваль и я радовался, что был в эти дни на игре, а не в городе.
Наутро Амарт сварил кофе, распространяющий восхитительный аромат бадьяна, и Беркана отвезла Луара на автобус. Попытались съесть арбуз, но целиком, разумеется, не осилили. Я пофотоохотился, попутно поискав в крапиве малину, ежевику и красную смородину. Пособирали урожай яблок - белый налив и коричные, и те и другие безумно вкусные, душистые и живописные. Никаким покупным яблокам никогда такими не быть. Видели мелкую ящерицу.
Душно парило будто перед грозой. Мы оперативно собрались, убрали за собой посуду, закрыли дом, погрузились и поехали. В дороге любовались бездонным небом с многослойными облаками - белые и лёгкие выше, серые и клочковатые ниже - и всеми оттенками зелёного смешанных лесов. На новорижском шоссе больше нет пирамиды! Хотя интернеты пишут, что её восстановили где-то в другом месте и в меньшем формате.
Пробрались через неведомый частный сектор Красногорска. Беркана высадила нас с Амартом у Волоколамской. До дома мне близко, так что я уже допиливаю работу, а крысы уже устали катать по клеткам яблочки. Спасибо и огромное уруру Амарту за приглашение, Беркане за доставку, Луару за компанию, всех люблю очень

Слайды сомнительной художественной ценностиОткрывающийся прямо с участка простор:

Шиповник и яблоня:

Поздний цветок шиповника и полурумяное коричное яблочко:

Рябина с мышиным горошком, облепиха с крестовником:

@темы: friendship is magic, moments of dream, 2 beer or not 2 beer, флора и фауна

...В своё оправдание должен сказать, что когда я обсуждал заявку, у меня была температура 38
Шутка, конечно, - но я собрал комбо из того, что уже играл и о чём говорил, что мне хватило. И сирота, и даже хуже чем вдова, потому как повенчана неизвестно с кем.
Однако по порядку. Когда Эри предложил мне сыграть сюжет из пушкинской "Метели", я радостно согласился, но сперва позаимствовал эту историю в усечённом варианте: только с не явившимся на венчание женихом. Предполагалось, что по игре я получу известие о его гибели, упаду на кого-нибудь в обморок (надо же хоть раз за всю ролевую карьеру упасть в обморок!), и дело с концом. Так появилась Надежда - подходящее имя для безнадёжной истории, - а неслучившийся жених канонично остался Владимиром.
Непосредственно перед стартом игры всё несколько устеклилось. Читать дальше?Оказалось, что подложный жених всё-таки был. Я решил, что Надежда просто очень качественно вытеснила этот факт, убедила себя, что ей в бреду привиделось. А потом начались вьетнамские флэшбэки в виде внезапного письма от Владимира и в лице корнета Соколова, очень уж похожего на того незнакомца, что стоял с ней перед алтарём. А Владимира она уже не любила. И мимопроходимца не любила тем паче. Она вовсе запретила себе любить - только я это заранее не понял.
Я планировал Надежду более романтическим типажом: печальной несмеяной, всё чего-то ждущей, "она в семье своей родной казалась девочкой чужой" и всё такое. Но на игре быстро завертелись весьма жёсткие события, и по первым же реакциям Надежды я осознал, что она на самом деле очень сильная. Вот только сила эта происходила от того, что она была совершенно мертва внутри. Она не пережила такого предательства, какое учинил Владимир, и после каждой случавшейся на игре смерти в ней отмирало что-то ещё. Она не улыбалась и не смеялась, не плакала и не боялась - вообще ничего не боялась, даже собственной гибели, потому что самое страшное с ней уже произошло.
А что хуже всего, чужие проявления слабости - даже более чем обоснованные - её раздражали, начиная письмами Владимира и заканчивая женскими истериками. В тот или иной непорядок она вмешивалась под лозунгом "Что ж вы так убиваетесь, вы же так не убьётесь". Но и озлобленности или жестокости в ней не было... Тяжело оказалось с персонажем, который не холоден, не горяч(с). Но это был интересный опыт, как раз подходящий для комфортных условий - со знакомыми мастерами и в основном знакомыми соигроками.

Утром пятницы я чуть кондратия не поймал, когда не смог найти в доме ни платья, которое собирался выгуливать, ни, простите, бюста. Прочий доигровой пожизнякПерекопал кофр прикидов, в процессе обнаружил ещё одно платьишко, которое ни разу не выгуливал (как скоро до меня дойдёт, что на двухдневные игры можно брать с собой больше одного платья?..), перебрал по вещи ворох свинарнии, вывалившийся из шкафа, и всё нужное обрёл в нижних культурных слоях. Нам положительно нужны ещё кофры. И опись ролевого гардероба. Страсть как люблю списки.
На улице было ветрено и мерзко моросило, телек в метро издевался про "площадки для пляжного волейбола в Москве". Луар подсказал мне электричку от Дмитровской, и я, конечно же, был на станции за сорок минут до оной. Доехал до Истры, и не успел найти там какую-нибудь едальню на погреться, как следующей электричкой добрался сам Луар. Вместе мы нашли Грея и Инги и вчетвером погрузились в такси до уже знакомой базы.
А дальше было ожидание парада, и на первый вечер мне даже прибили к голове французскую косу (и я снова вспомнил, как это хорошо, когда волосы не свисают тебе на шею и лицо). Я брал с собой пальто, которое, кажется, когда-то отдал мне Эри и на которое Птаха срочно поставила мне пуговицы, но оно не пригодилось: все дамы в шалях, а я чем хуже, в шали не так уж холодно. А на следующие дни и вовсе с погодой повезло, солнышко пригревало, ураган приходил только ночью.

Надежда Лазоревская. Отчёт отперсонажный. Часть IБыло то по осени, дождливой и тёмной, когда мы с Софи в сопровождении нашего управляющего Карла Ивановича с фонарём шли с вечерни. С нами увязались Ульянка и щенок Трезор, которого Софи очень любила. По дороге приметили белый гриб и другие ещё грибы, и Карл Иванович стал рассказывать про французские грибы трюфели, которые в земле растут, как картошка. А Ульянка говорила, что ежели мухоморы так называются, то ими, верно, можно мух морить.
Я озябла, поднялась к себе за шалью и сверху слышала, как постучался почтальон и доставил письмо для дяди Кирилла Андреевича. Дядя спал, и тревожить его не хотелось, потому Софи предложила оставить письмо на окне. Пошли пить чай с лимоном и пряниками. Ульянка хлопотала у самовара, Настя ворчала, что она лимоны кусками режет, потом сказала:
- Дурная примета, если на столе три свечи. Это значит, что умрёт кто-то.
И убрала одну свечу. После ещё Настя пеняла Софи, что она пускает Трезора на лавку, хотя отец это запрещает; Софи возражала, что Трезор вырастет большой, будет охотиться на уток, а я добавляла, что он тогда и не станет помещаться на коленях.
Карл Иванович сказал, что хорошо бы поохотиться на кабана, а доктор Пётр Петрович, гостивший у нас по причине болезни дяди, стал рассказывать, что нет страшнее зверя, чем медведь, поскольку он неглуп и характер имеет скверный, misanthrope, по той причине, что живёт один. Говорил, что в медведе две тонны и когти у него втягиваются, как у кошки.
- Такие разговоры n’es pas appropriable для общества дам, - заметила гувернантка Софи, мадмуазель Катрин.
- А может медведь на повозку с лошадью напасть? - спросила Алина Гавриловна, барышня из соседнего поместья, что намедни остановилась у нас в гостях.
- Не берите в голову, - тут же утешила её Софи. - Всё будет хорошо.
Настя предложила говорить о весёлом, и сама рассказала, как в нашей губернии гусарский полк перевели знаменитого Дениса Давыдова. И по службе-то он отличился, и стихи писал, и с дамами был обходителен, - послушаешь Настю и подумаешь, что лучше кавалера нет. А по мне, так ежели он успевал за всеми дамами поухаживать, то был обыкновенный повеса.
- Я бы его романсы послушал, - вздохнул Пётр Петрович.
- А он и романсы пишет?
- А какой гусар не захочет спеть то, что написал?..
К нам спустился полковник Владимир Бистров, что некоторое время лежал у нас раненым, в одной рубахе, - доктор лечил и его, и вот он уже мог встать на ноги. Извинился за неподобающий вид, но едва успел присесть, как вышел и дядя.
- А это ещё кто такая? - спросил он, увидав Алину Гавриловну.
Алина Гавриловна объяснила сама за себя, что её услали из родного поместья, потому как находиться там стало опасно.
- Должно быть, французы.
- Какие французы? - спросил дядя. - Французы в Париже.
- Ну, может быть, разбойники.
- Не важно. В Безмятежном всегда принимали гостей.
Так и меня он принял шесть лет назад, когда я осиротела. Годом позже вышла замуж Настя, его старшая дочь, и уехала, затем умерла его жена, и остались мы с Софи вдвоём при старике. Настя недавно приехала, хотела забрать нас всех к себе, да дядя наотрез отказался покидать Безмятежное. К тому же и разболелся - как его повезёшь?..
Дядя был ещё плох, но, видимо, услыхал про письмо, поскольку потребовал его себе. Ему подали письмо, усадили за стол; он приблизил к себе свечу и стал читать. Лицо его сделалось странным, он схватил чашку чая, сделал глоток и будто обжёгся.
- Нет, - сказал он, дочитав. - Нет. Нет, не может такого быть.
Настя взяла письмо и стала читать. Я тоже через её плечо заглянула. Дочитала до того, что сын Кирилла Андреевича, Андрей, был убит ядром в битве под Бородиным. Дочитала и не поверила. Не написано, где похоронен, - значит, и мёртвым его не видали.
- Наверняка ошибка это, - говорю. - Перепутать могли.
А дядя о другом:
- Не может такого быть, чтобы оставили Москву. Я не верю.
Я осерчала даже: у него сын пропал, а ему Москва далёкая дороже сына. Человека не воротишь, а город и вернуть можно.
- Так оставили, видать, на время, - сказала я. - Это, как её... военная хитрость.
Дядя разрешил Насте прочесть письмо вслух. Она стала читать; заголосила из угла Ульянка.
Тут прямо в горницу выкатился, как ошпаренный, повар Степан, сказал, что французы здесь, в их дом вошли и говорят, будто хозяина нет. А как же нет, когда вот он, хозяин?.. Пётр Петрович хотел дядю увести, уговаривал поберечь себя ради дочерей, но тот отсылал его прочь.
Отворилась дверь, и на пороге возник человек в нерусской форме, с всклокоченными чёрными волосами.
- Француз, француз! - всплеснула руками Ульянка. - Со шпагой!
Дядя побелел как мел, встал, шатаясь, указал на француза тростью, спросил, что это такое, как будто увидел призрака. Пётр Петрович поддерживал его изо всех сил, только чтобы он не упал. Пришелец заговорил по-французски, Катрин и Карл Иванович вышли в сени говорить с ним. Тогда силы оставили дядю, и его увели наверх. Мне подумалось, что ужасно невежливо со стороны француза вот так вламываться без приглашения, и захотела посмотреть, как его выставят вон, - чем-то помочь дяде я всё равно не могла.
Я стояла за спинами Катрин и Карла Ивановича и видела, что за порогом французов целая толпа. Сумерки были наполнены лошадиным фырканьем, звуками голосов, отсветами факелов. Залаял Трезор, да Ульянка успела его поймать. У меня всё не получалось расслышать и понять, что эти французы говорят и чего хотят, спрашивала у Катрин. По всему выходило, что французы хотели остановиться у нас на постой. И число называли небывалое - четыре тысячи человек! В Безмятежном всего было триста душ. Где же разместить их столько? Грозились, что всех убьют и дом сожгут, если не пустим...
Катрин уговорилась с ними вроде, что в нашем доме будут только офицеры. Французы по-хозяйски прошли в дом, будто не замечая меня вовсе. Один, вроде как главный, задержался и Катрин за руку схватил. Я только хотела прикрикнуть на него, чтобы руки не распускал, но они стали по-французски говорить между собой и, похоже, узнали друг друга. Я прошмыгнула мимо них, поднялась к дяде. Софи и Пётр Петрович насилу удерживали его в постели.
- Где французы? - спрашивал он, порываясь встать.
- Ушли, - отвечали мы, чтобы его успокоить. - Мы их прогнали.
- Ты их прогнала? - спрашивал он Софи с усмешкой.
- Карл Иванович их прогнал.
- Силён Карл Иванович!
Пришёл батюшка Никтополион, сказал, что его звали.
- Рано ещё, - сказала Софи. - Лет двадцать ещё будет рано.
- Куда там двадцать, - заверила я. - Лет сорок!
Дядя почти уже уснул, как снизу раздались хором голоса: "Vive la France!". Дядю так и подбросило. А ведь Катрин взяла с главного француза слово дворянина, что они не потревожат старика!.. Софи чуть было не бросилась к ним - Настя её схватила в охапку.
- Уезжайте, - дядя сел в постели, говорил с трудом, будто бредил, но рассудок его был явно более ясен, нежели во все дни болезни. - Все уезжайте.
- Так дороги все перекрыты, - отвечал Пётр Петрович.
- Некуда нам уезжать, - говорю. - Французы как пришли, так и уйдут, а мы останемся.
- Ох, Надька... - выговорил дядя.
- Неделю назад нужно было ехать, - шептала Настя. - Теперь уж поздно.
Дядя велел настойчиво, чтобы к нему позвали главного. Послали Карла Ивановича за французским командиром. Француз поднялся к нему; они говорили по-французски, я разобрала, что француз называл фамилию де Труа и ссылался на приказ своего императора, Наполеона Первого. Дядя с ним спорил, называл предателем монархии, и Настя тихо просила француза пожалеть старика, который не воевал с ними, и не волновать его. Но француз будто не понимал, что перед ним человек пожилой и слабый, и не могущий признать своего бессилия. Напоследок он заявил, что тот, кто не может сохранить порядка, императором быть не может, и ушёл.
Дядя откинулся на подушки и захрипел, задыхаясь. Пётр Петрович склонился над ним и велел:
- Священника!
Разве не говорили, что рано ещё священника? Разве не ясно, что такому человеку жить ещё и жить?..
- Зачем же сразу священника! - упрекнула я.
- Вы же доктор, сделайте что-нибудь! - просила Софи. - Кровь ему отворите!
- Уже отворял. Позовите священника.
- Не хотите же вы сказать... - я начала понимать. Понимать, не верить. Почему он не скажет?
- Он не может умереть! Может, он без сознания? - спрашивала Софи. - Есть какие-то способы проверить?
- Пульса нет.
Софи заплакала. Меня душила сухая, жгучая горечь. Почему так невовремя, дядя? В доме, полном врагов, не осталось хозяина. Заступиться за нас стало некому.
Пришёл батюшка Никтополион, прочёл отпевание. Невыносимо было слышать, как внизу французы хохочут. Софи невозможно было оторвать от отца, пока не пришли мужики и не вынесли тело. За нами пришла экономка Аграфена Михайловна, обняла Настю и Софи, и вместе мы пошли к церкви.
Проститься с барином пришла вся челядь. Подошли было и любопытствующие французы, но кто-то на плохом французском убедил их не мешать чужому горю, и они ушли. Батюшка Никтополион раздал нам свечи и начал панихиду. Прикрываешь свечу ладонью; отнимаешь ладонь, чтобы перекреститься, - огонёк на сквозняке начинает дрожать, почти гаснет; укрываешь ладонью снова, и огонёк разгорается с новой силой. Воском пальцы закапало, так что свеча к пальцам, как единая плоть, приклеилась.
Катрин заметила, указала рукой: в церковь залетел мотылёк и стал кружить вокруг лампады над покойником. Будто душа отлетела к свету.
Поочерёдно преклонили колени и попрощались. Стали возвращаться; Софи всю дорогу плакала. Нужно было справить поминки, к тому же ещё не ужинали. Когда вошли в дом, французы оттуда куда-то ушли, и мне хотелось пригласить всю дворню и угостить, чтобы помянуть дядю. Карл Иванович пошёл распоряжаться насчёт ужина.
Софи придумала говорить, что полковник Бистров - наш конюх, если французы будут его искать. Катрин рассказывала про родственника своего, того самого, что за руки её хватал: что это младший брат её отца, который воспитывался в глуши, воспитан был дурно, стал пьяницей и повесой, а после революционером. Я знала только, что революционеры - это цареубийцы, и значит, главный француз был вовсе не дворянином, а мерзавцем.
- Что в письме-то написано? - спросила меня Софи. - Только скажи как есть.
- Написано, что Андрея ядром убило. Но наверняка неправда это. Ядро ведь знаешь, какая большая дура?
- А правда, что Москва сгорела? - спросила Катрин. - Написано там про это?
- С чего ты взяла, что сгорела? - удивилась я. - Написано только, что оставили Москву.
- Так те, что пришли, сказали, что Москва сгорела.
- Кто, французы? Да слушай их больше!
Софи без сил осела на пол. Хотели её поднять, она протестовала, наконец уговорила я её:
- Дай мне руку, неужто как не родная? Ты сильная, и я сильная - давай подниматься.
Все сошлись на том, что Москва никак не могла сгореть: больно она большая. Сгореть деревня может из двух улиц, а в Кремле если и был пожар, то уж точно его потушили. Незачем французам сжигать Москву, если они жить в ней хотят. Дальше, значит, двинутся на Петербург - вот бы и увязли в болотах по дороге.
- Видать, я вам несчастье принесла, - говорила Алина Гавриловна, как поднялись к себе.
- Да что ты такое говоришь? - возразила я.
- Кто тогда всей России несчастье принёс?.. - спросила Настя, сама же и ответила: - Наполеон.
Настя рассказывала, что от мужа её не было весточки, потому как он мог думать, что мы уже в Оренбурге, и писать туда. К тому же почта нынче ходила плохо. Лучше было спрашивать мужиков: они новости из уст в уста быстрее любой почты передавали. Кто-то мог и узнать, что в самом деле случилось в Москве. Я сказала, что как мужики придут на поминки, так и поспрашиваем.
Аграфена говорила, что еду надо прятать и скот, французы всё забирают, а без припасов зиму не пережить. Что лесник Макар коров на болото уведёт, что схроны нужно копать для зерна.
- Неужто у них своих обозов нет? - спрашивала я. - Как бы они нас насмерть не объели.
Поздним вечером к порогу пришла ещё гостья. Сказала, что она актриса из Москвы французского происхождения, мадмуазель Дезире, и её карета застряла на болоте.
- Наконец-то русская речь! - порадовалась я.
- Я и по-русски, и по-французски могу, - ответила актриса.
- Не надо по-французски! Мы тут уже наслушались.
Пригласили её в горницу, а она:
- Я тут буду плакать.
Стали её расспрашивать про Москву, но она отвечала, что уехала оттуда две недели назад, когда французские войска ещё не подошли. Сама спрашивала, не обижали ли нас французы.
- Шумели только, - сказала я. - Обещали не тревожить старого человека, а сами напились и кричали. Не могли уважения проявить...
- Думаете, это его и подкосило? - похоже, она уже знала обо всём и сочувствие могла проявить.
- Ещё бы.
- Я ними строго поговорю. Они меня послушаются.
- А я думаю, Катрин правильно говорила, что всё будет хорошо, - сказала Софи. - Что мы завтра проснёмся, французов не будет, и папенька поправится.
Так это разве что на том свете проснуться, где горестей нет.
- Я видела мужиков с лопатами, они пошли копать могилу, - сказала Настя.
Софи снова заплакала, что отец не мог умереть. Мадмуазель Дезире стала говорить, что время не лечит, но со временем мы становимся сильнее и научаемся жить с нашим горем. Что она сама, когда её отец умер, плакала не при всех, когда хотелось плакать, и вспоминала хорошее о нём, - но каждый должен сам свой способ горевать найти. От её голоса, с акцентом менее заметным, чем у Катрин, будто становилось спокойней.
Вновь ввалились французы, с тем черноволосым майором во главе. Он принёс карту и бутылку вина, сказал, что ему нужен стол. Софи стала на него кричать, что он мерзавец, мы с Настей силой её увели.
- Это ничего, алкоголь скоро должен подействовать, - сказал Пётр Петрович. Это значило, что он Софи водки дал, чтобы она легче заснула.
Наверху Настя стала Софи отчитывать, та говорила:
- Я всего лишь сказала ему, что он мерзавец. Разве я не права?
- Он сам об этом знает, - сказала я. - И, боюсь, гордится этим.
- Негоже нам с пьяными мужиками быть, - говорила Настя. - Это у них чести нет, а мы свою честь должны блюсти. Нет нам там места.
- Уже и в своём доме нам места нет... - прошептала я.
Настя схватила за руку меня, другой рукой сжала ладонь Софи.
- Это не навсегда. Они уйдут. Мы это можем только пережить.
- Где же поминки будем справлять?..
- А здесь, наверху.
Катрин и Алина Гавриловна тоже к нам поднялись.
- Вот хорошо, что вы пришли, - сказала Настя. - Это актриса пусть с ними сидит, как куртизанка. А нам среди мужчин делать нечего.
- Так и ей деваться некуда, - заметила я про актрису.
- Им нравится со мной говорить, - объяснила Катрин. - Пока они со мной говорят, они не сердятся и им не приходят в голову всякие иные развлечения.
- Так они уже развлекаются: за ваш счёт, - сказал Пётр Петрович.
- А мадмуазель Дезире с ними ещё и спорит, - добавила Катрин. - И это вызывает уважение.
Степан при помощи жены своей и Карла Ивановича принёс посуду, котёл гречки с мясом, самовар и чашки. Софи всё беспокоилась о Трезоре и просила Карла Ивановича распорядиться, чтобы и ему с кухни дали каши. Доктор подтвердил, что лучше Трезору остаться с нами в комнатах, потому как щенка одним ударом французского сапога зашибить можно.
- Пусть здесь, в корзинке спит, - согласилась я.
Было в этом что-то... будоражащее - в том, что челядь поднималась в верхние покои, что Трезор был там же с нами, что посуды не хватало оттого, что французы забрали её себе, и мы ели из тарелок по очереди. Чем теснее становилось, тем теплее и спокойнее на душе. Мы теперь за людей были в ответе, а они не оставят нас в беде.
Пригласили к столу и батюшку Никтополиона с матушкой. Чудное они сказали: что в церкви теперь французские солдаты живут. Да кто же в церкви живёт, это ж не дом!
- Неужто они не христиане? - спросила я.
- Они все революционеры, безбожники, - сказала Катрин. - Когда была революция, они священников убивали, церкви рушили.
- Во что же они верят тогда? - не могла понять Настя.
- Ни во что не верят. Они хотят, чтобы вовсе веры не было.
- Так это получается, они сатане служат? - ужаснулась я.
Вдруг пришла и добрая весть. Кто-то из французов сказал, что под Бородиным подобрали раненого офицера, тот назвал в бреду свою фамилию - Хвостов - и кольцо передал. Кольцо Андрея Кирилловича. Где тот госпиталь, француз не знал или говорить не захотел.
- Значит, в плену он?
- Главное, что жив, - говорю. - Так и знала я, что живой.
- Так ведь это чудо, - сказала Аграфена. - Мало ли Хвостовых? Да в каждой губернии есть Хвостов. А этот француз именно сюда пришёл, и именно сегодня, когда здесь такое горе. Господь привёл.
- Нет худа без добра, - кивнула я. Есть и среди французов благородные люди, не все они мерзавцы. Не останемся без хозяина: вернётся Андрей.
Пришёл и Владимир Карлович в крестьянском тулупе и стал громко, чтобы французы внизу услышали, говорить, что не смог собрать лошадей, - спрятал их, значит.
- Велите высечь, - говорит, а сам улыбается, - Плохой я конюх!
- Что же ты так радуешься? - спрашивал Карл Иванович. - Ну, поди в людскую, скажи, чтобы тебя высекли.
- А он дурной, - радовалась Настя. - Всегда был дурным.
Так "конюх" ушёл, а мы помолились и спать легли.

Наутро другого дня Софи просила позвать ей Ульянку, чтобы та помогла ей одеться в траур. Завтрак подавали в людской - овсяную кашу. Я за один стол с кузнецом Акимом села.
- Французы поутру помогали Ульянке грибы собирать, - говорит.
- Так, поди, для того собирали, чтобы самим и сожрать.
- Может, они грибов никогда не видели?
- Это вряд ли.
- Говорят, у них есть такие особенные грибы, шампиньоны называются. И ещё такие, что в земле растут...
- Трюфели. Нам Карл Иванович рассказывал.
Вошёл Владимир Карлович, а с ним ещё незнакомый молодой офицер в гусарском ментике, с денщиком.
- Откуда вы? – спрашиваю незнакомца.
- Из леса. Позвольте я представлюсь как подобает, - и он церемонно поклонился, отступив назад на шаг. - Корнет Евгений Александрович Соколов.
- Меня Надеждой звать.
- Хорошее имя, - сказал денщик.
- Не обижали ли вас французы? - спросил корнет.
- Нет, не обижали. Шумели только.
- А что говорят?
- Так я мало понимаю по-ихнему, у меня же гувернанток не было.
Полковник Бистром ходил по хате туда-сюда и ругался тройным загибом на доктора, который на рассвете на опушке всю дичь перестрелял.
- Что же вы при даме, - упрекнул его Аким.
- Она, наверное, не понимает по-нашему, по-военному, - сказал корнет Соколов.
- Я понимаю, - сказала я. - У меня отец был военный. А доктор - наш, хороший человек, он дичь настрелял на всех и поделится непременно.
- Странный он только, - сказал кузнец. - Я как-то видел, когда у него верхняя одёжа распахнулась, что исподняя рубашка у него полосатая.
- Так он рассказывал, что служил на море.
- На море разве полосатое носят? - спросил Владимир Карлович.
- Не знаю. Я и моря-то ни разу не видела.
Корнет откланялся, а я спросила у его денщика:
- Барин твой бывал раньше у нас? Мне лицо его будто знакомым кажется.
- Нет, - говорит, - Не бывал.
- А вы, барышня, как давно у нас? - спросил кузнец.
- Вот шесть лет уже.
- А это ведь сын мой Василий. Его десять лет назад в далёкое поместье продали, этому барину, с тех пор он ни разу дома не бывал.
- Значит, обозналась, показалось мне...
Аким стал перечислять, у каких сёл под Москвой сражения были: Бородино, Шевлягино. Я кашу доела и хотела уходить, как он спросил:
- А правду говорят, что барин Андрей Кириллович ранен?
- Правду. Как раз при Бородине был ранен и попал во французский госпиталь.
- Это как же так - во французский?
- Видать, уважили его как дворянина. Я сама мало знаю. Сперва ведь пришло письмо, что он и вовсе убит...
- Как же можно такие письма писать, - осердился кузнец. - Напугали только.
- А я ведь сразу говорила, что ошибка это. Раз не сказано, где похоронен, - значит, пропал, но не убит.
- Вижу, не зря вас Надеждой назвали.
- Да кроме надежды у нас ничего и нет. Всё заберут, а надежда останется.
- Нужно надеяться, что всё вернётся.
Я пришла в дом, рассказала Софи и Насте про корнета.
- Откуда же он к нам пробрался?
- Да говорит, что из леса.
- Неужто русская армия разбита, раз ей приходится по лесам прятаться? - спросила Настя.
- Так может, это отдельные части только. Нарочно пришли, чтобы французов отсюда прогнать.
- Хорошо бы, если бы прогнали.
Тут передали мне письмо. На моё имя писем отродясь не приходило, родни ведь нет, - а это было письмо от Владимира. Писал, что ранен под Бородиным, находится в госпитале в Рязани, что дела его плохи, но он надеется увидеть меня вновь, или же последними его мыслями будут мысли обо мне. Так странно было это читать после того, как целый год никаких весточек от него не было, словно я не существовала для него. Решил, что помирает, и напоследок вспомнил обо мне? А ежели поправится, так снова забудет?.. И радостно, что он жив, и горько от запоздалой надежды. Я уж за год смирилась, что надежды нет, и оттого надежда не в радость...
- От родни? - спросила Алина Гавриловна.
- От Владимира. Пишет, что ранен, в госпитале в Рязани. Надобно ему написать, спросить, не в том ли госпитале Андрей. Вот только с мыслями соберусь.
Я не сразу вспомнила, что то могут быть разные госпиталя, русский да французский. Мне словно повод был нужен ему написать. И сразу словно всё былое всколыхнулось, разбередилось. Ещё корнет этот, который так на того самозванца из церкви был похож... да нет, я тогда и не запомнила того лица, и не узнала бы. Да и он меня во тьме церкви разглядеть не мог.
- А корнет тот напугал меня, - говорю. - Будто я его раньше во сне видела.
Софи хотела бежать, Настя говорила, что идти нам некуда, надобно ждать прихода нашего войска, а всё прочее - самоубийство без славы.
- А бывает самоубийство со славой? - спросила Катрин.
- Бывает, когда солдат своей жизнью жертвует.
- Так это не самоубийство вовсе.
Я спустилась за бумагой, а у нас в горнице французская девица сидела, по-ихнему маркитантка, по-нашему вроде торговки, - мадмуазель Жюльетт. Я у Карла Ивановича взяла бумаги и перо, села поближе к окну и стала писать. Не напишешь же, чтоб не вздумал себя прежде времени хоронить, - потому написала, чтобы мужался, сражался и возвращался с победой. Спросила, не знает ли он о судьбе Андрея Кирилловича, и добавила заодно, что батюшка оного преставился и защитить нас больше некому, - может статься, это подстегнёт во Владимире желание выжить.
Матушка Ефросинья, попадья, жаловалась, что француз хотел Трезора поймать, как скотину.
- Если французы и собак едят, значит, дела у них плохи, - говорю.
- Да нет, не едят, - сказала мадмуазель Дезире. - Я слышала, в какой-то далёкой восточной стране едят собак, вроде в Китае.
- Ох, не говорите, - попросила Алина Гавриловна. - Меня и так тошнит.
Что же она, была на сносях? И на такой опасный путь решилась...
Петра Петровича тем временем дамы попросили рассказать историю; он обещал вспомнить приличную, и стал рассказывать о том, как ушёл в отставку. Об американской республике, о каперах, которые торговали рабами-неграми, и ещё многих не совсем понятных мне словах. Посреди разговора прибежал мальчишка-барабанщик из французов, рухнул в горнице под окном, держась за голову.
- Доктор! - позвала я. - Взгляните, есть ли кровь.
- Нет, ушиб только, - сказал он, осмотрев мальчишку.
- Так приложите лёд.
Барабанщик сбивчиво говорил, что у них коров увели, его по голове ударили, а как он очнулся, так брат его пропал. Это, выходит, они на болоте коров воровали, а кто-то коров отбил. Его усадили на диван, а он вдруг закричал, что у него что-то под одеждой, и выкинул на пол лягушку.
- Фи! - воскликнула мадмуазель Дезире. - Фи! Уберите её!
- Разве французы лягушек не едят? - спросила я.
- Мы лягушек на болотах не ловим. Мы их специально откармливаем на фермах.
- Чем же откармливаете, неужто мух ловите?
- Травами откармливаем.
На шум спустилась и Настя; нашла забавным, что на француза лягушка напала. Барабанщику говорили, что, может, он сам головой ударился, или брат его ударил, а сам коров забрал, - но он, конечно, не верил. Одно хорошо, что не запомнил, кем был тот мужик с дубиной.
Пришёл французский полковник его спрашивать, как всё было. Пришёл и майор, хотел Катрин во французскую армию завербовать как переводчицу, но мадмуазель Дезире обратила всё в шутку. Тогда майор казал, что хочет в нашей церкви заказать молебен за здравие императора Наполеона.
- Так вы же сами сказали, что в бога не верите!
- Зато вы верите. Вот и посмотрим, кто придёт, а кто нет.
- Никто не придёт, - говорю.
- Вы желаете смерти нашему императору?
- Мы желаем, чтобы он вернулся во Францию, где его империя, - пришёл на помощь Пётр Петрович.
Смерти желать даже врагу грешно. Но кто же в православном храме молится за безбожника?
- Будет мирный договор, тогда мы и вернёмся во Францию, - отвечал майор. - Мы сами того хотим. Или вы думаете, что мы на ваших болотах хотим остаться?
- Тогда не понимаю я, зачем это всё, - отвечал доктор. - Поссорились с Англией, а воюете с нами.
- А что же вы договорённости нарушаете?
Прибыл французский посыльный, сказал, что из Москвы, и что в Москве жрать нечего. Значит, всё-таки заняли французы Москву, но хорошо, что голодали. Доктор раньше говорил, что растянулись французы, обозы за ними не поспевают.
Посыльный потребовал кофий; дворни не оказалось, Настя просила матушку Ефросинью кофий приготовить, а та и не знала, как он готовится, да и я не знала: в доме кофий пил только барин. Налили посыльному чаю. А на то, что брат барабанщика сам мог в болоте сгинуть, он сказал, что в лошадь его стреляли, - дескать, из нашего болота пули сами вылетают.
- Я в Испании был, я вас знаю, - говорил майор.
- Какая же связь между испанцами и нами?
- А точно так же улыбаются, а в каждом доме прячут заговорщика.
- Хоть вы и не дворянин, а я вам слово дать могу, - сказала Настя, - Что ни разу ни с кем из партизан не встречалась и не говорила.
- А за всех своих людей вы такое слово дать можете?
- За других клясться и Господь не велит.
Майор стал грозиться, что ежели пропавший капрал не найдётся, то он расстреляет любого мужика, вот хотя бы и лесника Макара. И снова мадмуазель Дезире не ударила в грязь лицом: сказала, что его поцелует, если он Макара не тронет. И в самом деле поцеловала и Макара спасла. Но намерения своего майор не оставил. Тогда Настя стала говорить, чтобы он её расстрелял, потому как она за всё имение отвечает. Майор этого, разумеется, не принял.
- Неужто жизнь мужика стоит вашей смерти?
- Моя смерть будет более важные последствия иметь.
- А ваша жизнь? Не так полезна, как ваша смерть?
- Собак ворует, с женщинами воюет, - проворчал доктор.
- С женщинами я пока не воюю, - сказал майор. - А вы мне скажите: русские дворяне так своей честью гордятся - но что же ваш император договор нарушает?
- Я не русской армии офицер.
- Вам что же, Англия нравится?
- Я с ней воевал.
- А ваше личное мнение каково?
- Нет, не нравится.
- И мне тоже. Англия умеет чужими руками воевать.
- Вот она сейчас вашими и воюет, нравится вам это или нет.
- А не вашими ли?
- А мы у себя дома.
Майор велел доктора арестовать и забрать у него оружие. Пётр Петрович отдал пистоль.
- Вы у нас единственного доктора забираете, - сказала Настя.
- Доктор и нам пригодится. А если капрал найдётся, то, глядишь, и доктор к вам вернётся.
- Я вашего барабанщика лечил, не будучи подневольным, - сказал Пётр Петрович.
Ежели он намекал, что откажется французов лечить... сгинет он эдак, и так столько дерзостей наговорил!
- Идёт, идёт, - закричала мадмуазель Дезире, глядя в окно. - Не нужно никого расстреливать!
И в самом деле капрал нашёлся. Сказали, что был он на болоте живым привязан к дереву. Французы ушли, а мы остались волноваться, что уж капрал наверняка запомнил, кто его привязывал.
- Настасья Кирилловна, никогда больше так не говорите, - взмолился Пётр Петрович.
- Я потому сказала, что если бы меня расстреляли, то народ бы поднялся.
- Мне кажется, он это понимает, - сказала я. - Оттого и не ведётся.
- Думаешь? А мне показалось, что не понял, принял за дамский каприз. И если бы я хорошенько его разозлила... А народный гнев - он вспыхнет, как лесной пожар.
- Так ведь сколько их? Четыре тысячи, а в деревне триста душ, - увещевал доктор.
- А в соседних деревнях?..
- Так до них пока-то весть дойдёт, французы уже все деревни перебьют по одной.
А Алина Гавриловна после сказала, что всё равно французы хотят расстрелять какого-то мужика, который якобы склад поджёг.

Минуло ещё несколько дней. Мадмуазель Жюльетт часто у нас бывала, как и мадмуазель Дезире, - они втроём с Алиной Гавриловной занимали друг друга разговорами.
- Майор на самом деле не такой уж плохой, - говорила мадмуазель Жюльетт. - Он почему-то любит казаться хуже, чем он есть.
- Так нам разве легче оттого, что он таким только кажется?.. - спросила я.
Спросили мадмуазель Жюльетт, прибыльное ли это дело - во французской армии готовить да стирать. Ответила, что семьи у неё нет, а самой на жизнь хватает.
- Кто-то и наживается на войне. Да разве не русская это поговорка: кому война, кому мать родна?
И мадмуазель Дезире вспомнила петрова сподвижника князя Меньшикова, который как раз на снабжении армии состояние сколотил.
Мне хотелось найти почтальона, чтобы ответ Владимиру отправить. Вышла во двор, а навстречу бежит барабанщик французский, Поль, и кличет врача.
- У нас нет его, - говорю. - У вас кто-то опять головой ударился?
- Ах, если бы, мадмуазель!
И побежал в людскую. Я только до нашего дома назад дошла, как принесли троих раненых: французского полковника, нашего Владимира Карловича да денщика Ваську. Уложили их в горнице, доктор пытался посторонних прогнать, но неужто их образумишь?
- Пустите, там мой сын, - ломился вперёд Аким.
Майор на него эфесом шпаги замахнулся, да Софи за него заступилась. А Софи уже я насилу смогла увести. Говорила, что ничем она не поможет, а только помешает доктору работать, что раз доктор здесь, что всё будет хорошо, и их лечить здесь будут, а не расстреливать. Вывела её кое-как в сени, где уже набились прочие дамы, уговаривала всех подняться наверх. Тут и Настя подоспела, распорядилась идти к себе. Мадмуазель Дезире и мадмуазель Жюльетт мы тоже в верхние покои пригласили: всё-таки дамы и гостьи, пусть и француженки.
Мадмуазель Дезире советовала майора не злить и спустилась на лестнице послушать, что внизу говорят. А Настя говорила, что не нравится ей, что Катрин с французами осталась, что она везде ходит и говорит как барыня, идеи подаёт челяди и французам как будто от лица господ.
Раненых унесли куда-то, хотя в доме нашем для них было бы довольно места. Софи просилась отпустить её вместе с доктором проведать раненых. Пришли Макар и Степан, и мы с ними говорили в сенях и шёпотом, чтобы мадмуазель Жюльетт не услышала, - она хоть и говорила, что не понимает по-русски, а всё полной веры ей не было, своим могла и донести. Рассказали мужики, что окромя этих раненых видели они восемь французских трупов.
Тогда я и поняла до конца, что в нашу жизнь вошло ещё одно явление - партизаны. Французское это словечко partisan означало людей, что скрываются в лесах и совершают разбойничьи налёты на неприятеля. Были среди них и крестьяне, и солдаты, и даже офицеры.
Когда Настя вновь пожаловалась, что на Катрин у неё управы нет, Степан посоветовал:
- Так прикажите ей.
- Никто здесь меня не слушает: ни гувернантка, ни сестра моя.
- Я тебя слушаюсь! - возразила Софи. - Я твоего позволения спрашивала пойти вместе с доктором. Это ведь богоугодное дело - помогать раненым.
- Это ж надо уметь просить так, что не откажешь, - посмеялся Степан. - В вопросе уже и ответ.
- Может, к раненым батюшку пустят?
- А не обидят они его? Они же там все безбожники.
- Покуда не обижали.
И Степан побежал за батюшкой Никтополионом, Настя пошла в людскую - с кузнецом переговорить, а Софи увязалась-таки с доктором раненых навестить. И какая от неё польза доктору могла быть, окромя обузы? Она ведь лечить не обучена, одни только фантазии, что от её присутствия раненым легче станет.
Я также пошла мимо людской, заметила, что вокруг самогонщицы Анисьи собралась челядь. Говорила она, вовсе меня не замечая, что барыни хоть и лучше прежнего барина, да ничего не решают, потому как боятся их - это, значит, своих крепостных боятся! - и что решать им надобно самим за себя всем миром. Закралась ко мне мысль, не порешат ли челядь с партизанами и нас заодно с французами, - а что здесь сделаешь? И Насте не расскажешь, расстраивать только...
И без того Настя заругалась на Софи, как дождалась её домой, за то, что берёт пример с Катрин и одна по деревне ходит.
- За то, что мы барыни, они хоть какое к нам уважение имеют, а будь ты девкой простой... Аграфена дочь Ульянку не просто так из дому не выпускает. Здесь же мужчин полно, пьяных, неужто не ясно, что они с тобой сделать могут?
- Так не убьют ведь они меня, - отвечала Софи.
- Конечно, не убьют! Ты разве не понимаешь, зачем они с собой маркитанток возят?
- Чтобы готовили им и стирали...
- Как дитё малое, - всплеснула руками Аграфена. - Затащат в кусты да надругаются, а то и не по одному.
- Я же не одна была, со мной Пётр Петрович, он бы меня защитил…
- Велика защита: он один, а их вон сколько! - воскликнула я. - Тюкнут прикладом по затылку, вот и вся его защита. У него ведь даже пистоль отобрали.
- И Пётр Петрович - мужчина, - говорила Настя. - Неприлично это. Что о тебе подумают?
Подошла Катрин - Настя и на неё напустилась за то, что одна ходит, дурной пример Софи подаёт и с французами говорит.
- Я понимаю: барин умер, я младше тебя, ты меня ни во что не ставишь...
- Так если я с французами говорить не буду, они ничего знать не будут, - отвечала Катрин. - Не будут знать, как по болоту ходить...
- Так и нечего им это знать, - говорю.
- Я им здешние порядки и обычаи объясняю.
- Они здесь не насовсем, - возразила Настя. - Им наши обычаи без надобности.
Я-то и понимала, что Катрин хотела французов с нами примирить, да не всегда это было нам на пользу. Я бы хотела объяснить, да из-за холма выбежал раненый Васька, и поспешили спрятать его в людской. Полковник Бистров тоже сбежал, да побежал дальше к лесу.
Мы вернулись в дом, и Настя пошла наверх с мадмуазель Дезире говорить, а Софи стала спрашивать, вправду ли французы пьяны.
- Так от них ведь вином пахнет, - сказала Алина Гавриловна. - Ты разве не чуешь?
- Нет... я их не нюхаю.
- Ахти... Вот я сейчас лучше запахи слышу, и поверь мне, все они вином пахнут.
Ну, уж верно она на сносях.
Тут раздался снаружи шум - а снаружи у нас теперь караулил капрал, хоть и караулить было нечего, - мы вышли и увидели, что мужики привели барабанщика Поля, пьяного настолько, что не держался он на ногах. Я сказала, что в дом мы его в таком безобразном виде не пустим. Мужики сказали, что он отведал самогона и что они уложат его в амбаре протрезвляться. Вот и подтверждение наших слов будто нарочно для Софи. Мальчишка, а всё туда же!
- Видать, нехорошо французам здесь, - сказала Алина Гавриловна. - Пьют либо от страха, либо от скуки.
- Все пьяницы как дети малые, - говорю. - Всего боятся и за бутылку, как за мамку, хватаются.
- Некоторые, наоборот, смелеют.
- Так это уже после бутылки.
- А хорошая идея: победить французов, споив их...
Карл Иванович поговорил с капралом и передал, что тот хочет Степана выкупить, чтобы после перемирия открыть в Петербурге ресторацию. Софи сказала, что о том лучше с Настей говорить, но ей вовсе не хочется без такого замечательного повара оставаться.
Пообедала я в людской. Степан грибы приготовил, да так вкусно! Посуды больше прежнего недоставало, но не беда: я не гордая, и из котла поесть могу.
Вышла с обеда - на крыльце челядь ждёт, когда позовут на молебен. Я сказала, что на молебен за Наполеона ходить не надо, да мне не поверили:
- Батюшка обычный молебен прочитает. Французы же по-церковному не понимают.
- Придти всё одно надобно. Ежели окажется, что молебен за Наполеона, то уйдём.
- Не станет батюшка за Наполеона молиться. Нет на свете молитвы за Антихриста.
А во дворе мадмуазель Дезире ходила с барабаном, который у барабанщика отняла, а за ней мадмуазель Жюльетт с ружьём. У барабанщика после пьянства голова болела от звука собственного инструмента, и поделом. И Софи там же, ей по барабану стучать понравилось. Полковник, с рукой на перевязи, здоровой ладонью показал, как выстукивать марш, и мадмуазель Дезире объявила, что у них отныне своя армия. Так и промаршировали мимо: она впереди, мадмуазель Жюльетт да Катрин с ними. И смех и грех. Армия - не игрушка. Говорили, из-за барабана дикие звери в деревню не сунутся, - вот только и мне самой хотелось от этих маршей бежать в леса.
При мне всё было письмо, и я боялась, что оставлю его где-то и потеряю. Кого только я ни просила прислать ко мне почтальона, ежели встретится, - а его всё не было, а передавать письмо через чужие руки мне не хотелось. Подошла к Карлу Ивановичу:
- Проводи меня до почты, коли не трудно.
- Провожу, только с Софьей Кирилловной поговорю.
Я пошла следом за ними от дома до людской, чужого разговора не слушая. Вдруг французский полковник вышел Софи навстречу, сорванные у дороги цветы осота какого-то в руки сунул, о чём-то по-французски с ней заговорил.
- Барышня же не коза, чтоб ей сорняки совать, - упрекнула я.
Дурная это шутка. Неужто не знает, что у нас такие шутки неприличны? И Софи туда же: говорит что-то о том, что при иных обстоятельствах ещё могла бы с ним говорить. Будто не понимает, что француз это за надежду примет и охотно ей такие обстоятельства устроит, когда рядом ни Карла Ивановича, ни меня не окажется.
- Вы здесь уже столько наделали, что вам не передо мной одной извиняться нужно, - говорила Софи. А вот это мудро.
Полковник извинился за беспокойство и ретировался.
- И что мне теперь с этим делать? - Софи всё держала в руках жалкий пучок травы.
- Выкинуть, да и только. Дурачится, как ребёнок малый. Скучно ему. А ты развлекать его не обязана.
Софи траву бросила, но возражала:
- Я не развлекаю. Если я с ним не поговорю, он ещё рассердится, расстреляет кого-нибудь. Да и как откажешься?
- Запомни одну очень важную фразу: подите к чёрту.
- Так это ведь невежливо.
- Зато доходчиво. По-другому они не понимают.
Я Софи до дома проводила и с Карлом Ивановичем через деревню до почты пошла. По пути спросила:
- А всё же что за молебен будет, обычный али за Наполеона?
- Французы хотели за Наполеона заказать да посмотреть, кто придёт.
- Это я сама слышала. Так если никто не придёт, всех не перестреляют. Иначе чего они потом захотят? Чтобы мы пели, хороводы водили перед ними?
- Пока они здесь, лучше их условия выполнять. К тому же они не поймут, если обычный молебен отслужат, а им скажут, что за Наполеона. Лучше придти да самим посмотреть.
- Ну, посмотрим.
И в самом деле мне начало казаться, что не явиться на службу - это батюшку и церковь недоверием обидеть. А если французы вмешаются, лучше сообща его защитить.
На почте я письмо отдала, пошли назад. Когда проходили мимо людской, там капрал говорил людям, что ежели увидит, что кто-то его брату наливает, то даст по морде. Так и говорил, с акцентом, очень смешно: "по мьорде". Барабанщик Поль рядом стоял, к стене прислонясь, - видать, заново надрался. Анисья божилась, что в последний раз ему не наливала и понятия не имеет, где он находит выпивку.
Пришла в горницу, там Софи у окна стояла, смотрела на лес, говорила:
- Про меня уже слухи ходят, будто я на болото хожу.
- А ты меньше по деревне ходи одна, и не будет слухов, - говорю.
Стала она рассказывать дамам, как полковник пришёл к ней извиняться.
- В благородного играет, - пояснила я.
Если бы в самом деле что хорошее сделал, раз живёт здесь за просто так, - ещё можно было бы говорить, что он чем-то лучше других. А слова красивые говорить от делать нечего - большого труда не надо.
Карл Иванович позвал на молебен, и пошли. Ульянка на крыльце радовалась:
- А вы слышали, что батюшка наш придумал? Молебен служить не за Наполеона, а в память великомученика Никтополиона!
- А вот это хорошая идея, - согласилась я.
- А если французы услышат? - сомневались другие.
- А он скажет, что это Наполеона церковное имя. Правда, боится, что ему самому духу не хватит.
Я поверила, пришла в церковь с лёгкой душой. Французы стояли внутри и снаружи, глазели, а я не смущалась: пусть смотрят, как мы едим, как молимся, как хороним, как детей растим, - не жалко! Так же и звери неразумные смотрят, как люди живут по-человечески.
Софи заметила, что полковник снова охапку травы нарвал, больше прежней.
- Он мне это опять подарит?.. Или другой какой девице?
- А он вам, барыня, цветы дарил? Сватался, что ли?
- Нет, извиняться приходил. Я даже не знаю, что говорить, если бы он свататься пришёл.
- Я ведь тебя уже научила, - сказала я. - Надо говорить: подите к чёрту.
- Ах, барышня, кого вы поминаете в божьем храме!
- Тогда, раз с веником, то в баню.
Батюшка Никтополион после молитвы читал из Иоанна о том, как фарисеи искушали Христа, приведя к нему женщину, уличённую в прелюбодеянии, а он сказал: кто сам без греха, тот пусть бросит в неё камень. Затем батюшка начал читать молебен - за всех павших, за армию, за империю, и с каждым его словом словно сильнее и выше вырастали крылья у души. И тут он произнёс, громко, но хрипло, будто эти слова обдирали ему горло до крови:
- За здравие императора Наполеона Первого и наследника его, Наполеона Второго.
По церкви прокатился тягостный вздох. Рука не поднялась перекреститься. И гром не грянул, не разверзлись своды, - люди окончили молитву и потянулись выходить. Только на душе было пусто, словно обманули. У матушки Ефросиньи спрашивали:
- Как же так? Батюшка ведь обещал, что не за Наполеона будет читать, а за мученика Никтополиона. Если бы мы знали, что будет так, мы бы не пришли...
- Мне он не обещал.
Батюшка Никтополион ушёл сразу после молебна. Но кто бросит в него камень? Все мы подчинялись французам и исполняли их прихоти, чтобы выжить. Может, это нам урок смирения: о враге помолиться, чтобы Господь его вразумил и увёл с нашей земли домой.
Я уж было собралась к дому идти, как люд за спиной зашумел: французский майор с алтаря икону снял и разглядывать стал, а что ему по-русски говорили, не понимал.
- Это нельзя трогать, - сказала я ему по-французски. - Это икона. Вы ведь знаете, что это такое?
- Это местные предметы культа, - помогла мадмуазель Жюльетт.
- Это всё равно что произведения искусства, - добавила мадмуазель Дезире. - Вот как у нас раньше рисовали мадонн.
- Это искусство?..
- Это очень своеобразный древний стиль. Остался от Византии.
- Пусть смотрит, - примирительно сказал кто-то в толпе прихожан. - Смотреть не запрещено.
Но рассказы мадмуазель Дезире о живописании майора интересовали едва ли. Повертев икону ещё немного, он отколупнул от оклада жемчужину и опустил в карман.
- Что вы делаете!.. - выкрикнул кто-то.
- А это зачем? - майор указал на оклад.
- Украшать рамы - это такая традиция, - говорила мадмуазель Дезире. - Это как подношение богу.
- Так бога нет, - и он стал отрывать серебряный оклад.
- Пусть его, - уговаривала я матушку Ефросинью. - Он же как малое дитё неразумное: видит блестящее и сразу хватает. Пусть его балуется.
Заголосила Аграфена, кинулась вперёд, - едва муж успел её в охапку поймать и удержать. Она рыдала, так по-детски, так страшно, как и над покойниками не рыдают.
- Почему она плачет из-за раскрашенных досок? - спрашивал майор. - Переведите ей, спросите, почему она плачет.
- Что он говорит? Чего он хочет? - тоже спрашивала Аграфена.
- Он просто не понимает, почему мы верим в бога.
Аграфена стала говорить - долго, страстно, но я даже не вслушивалась в её слова: переводить это французу было опасно, а ей нужно было выговориться. Договорив, она обмякла в руках Степана и позволила себя увести.
- Для этих людей эти предметы очень важны, - мадмуазель Дезире ещё пыталась образумить майора.
- Скажите им, что это пойдёт на нужды великой армии.
И он взялся за следующую икону. Степан бросился ему помогать, чтобы он, отдирая оклад, не попортил доску. Пока с величайшей осторожностью снимались оклады, со всех сторон говорили:
- Зачем оно вам? Это ведь даже не золото, а серебро.
- Вы не сможете это продать. Здесь никто это не купит, так как сразу поймёт, что это такое.
- Что же он творит... - шептала матушка Ефросинья, всё ещё стоя у меня за спиной.
- Бог поругаем не бывает, - напомнила я. - Сами иконы останутся. Не понимаю только, что он с рамами делать будет. У него в них даже рожа не пролезет.
Тут и Софи откуда-то из толпы вышла - почему её в дом не увели?
- А если бы так поступили с тем, во что вы верите? - устыдить хотела француза, как будто стыд у него был. - Ведь во что-то же вы верите? В равенство, братство?..
- Нет никакого равенства и братства. Потому что те, кто за это сражался, сейчас получили чины у Наполеона.
Я бы лучше спросила, есть ли у него родные и близкие, и какового бы ему было, если бы их грабили и унижали. Но не хотела метать бисер перед свиньёй.
Наконец прибежала Настя и сказала, что говорила с французским полковником, и он обещал помочь, только нужно всех вывести из храма. Это помогло: я вышла и вытащила за собой Софи и матушку Ефросинью, порывавшуюся хотя бы одну икону со стены снять и с собой забрать. Но майор, закончив собирать оклады и держа их одной рукой, ещё не натешился. Он отошёл от алтаря и стал целиться в иконы из пистоля.
Матушка Ефросинья во мгновение ока встала перед алтарём и закрыла его собой.
Я ещё верила, что майор не стал бы расстреливать барыню в прошлый раз, но теперь, ошалевший от безнаказанности, он уже не мог остановиться и в простую женщину выстрелить мог. А мне вовсе не хотелось, чтобы матушка Ефросинья погибла на радость эдакому мерзавцу. Он что-то говорил о том, что ему интересно посмотреть, насколько мы верующие, - чуда ждал, что ли? Ждал, что Господь пулю отведёт?.. Что тут сделаешь - я к матушке Ефросинье подошла, к майору спиной, взяла за руки, стала снова уговаривать:
- Идёмте, матушка, неужто не видите, что он не в себе? Его Господь безумием покарал. Он всё равно что юродивый, не ведает, что творит.
Мне и впрямь стало жалко майора. Иные дети балуются, чтобы родители внимание на них обратили, иные взрослые грешат, чтобы им бог явил себя, потому как отринувшие бога сиры без него и убоги, всё равно что дети, сбежавшие из дому.
Наконец пришли другие французы, но это был не полковник.
- Зачем вы женщин пугаете, мы же благородная нация, - явился с моралью капрал. С тем же успехом он мог читать её бешеному медведю.
- Капрал, кр-ру-гом.
Капрал послушно развернулся на каблуках и, чеканя шаг, направился прочь из церкви. Такую попытку помощи можно было бы счесть издевательством, если бы она не была просто глупостью.
- Я ведь даже не сказал: "шагом марш", - заметил майор.
Но капрал ушёл, а его младший брат-барабанщик остался и попытался оглушить майора со спины. Майор выстрелил в него почти в упор и заметался, как затравленный волк, слепо направляя пистоль то туда, то сюда. Грохот выстрела, сотрясший своды церкви, словно вывел матушку Ефросинью из оцепенения. Я закрыла её от вида крови и повела к дверям. Кто-то звал доктора; послышался голос Степана, стоявшего над барабанщиком:
- Ну вот, церковь теперь переосвящать придётся, в ней кровь пролили...
Мальчишку-барабанщика вынесли из церкви: он был ещё жив. Я направилась к стоявшей в церковном дворе Софи, хотела увести её домой, как тут ахнул взрыв. Нас всех едва не сбило с ног и чудом не убило разлетевшимися камнями. Правый предел церкви обрушился, погребая под собой майора и ещё нескольких бывших с ним французов. К паперти едва подскакал французский посыльный; его конь опрокинулся, и он также умер на месте. Когда осела пыль, стало видно, что и тот, кто принёс бомбу, погиб, но не было видно, кто это был. Я подошла к Софи, что оказалась ближе всех к рухнувшему пределу.
- Не смотри, - просила я Софи. - Пойдём домой.
- Я ничего не слышу, - сказала она. - Так теперь всегда будет?
- Это пройдёт! - прокричала я ей над ухом. Она позволила подвести себя к Насте и другим дамам.
Казалось чудом, что уцелел алтарь. Предел можно будет отстроить заново. Я позвала всех идти домой, покуда французы не опомнились и не стали разыскивать заговорщиков. В горнице только и разговоров было, что о случившемся.
- А ведь полковник просил вывести всех из церкви. Он, получается, знал, что будет взрыв?
- Зачем же французам самих себя взрывать?
- А мне кажется, это не они подстроили и не наши, - сказала вдруг Алина Гавриловна. - А просто в тяжёлые времена Господь посылает мучеников.
Оказалось, что наш мученик, что бомбу принёс, - крестьянин Михаил, погорелец, не из наших крепостных даже, а пришлый, не так давно появившийся в Безмятежном. Много нынче таких погорельцев, уходящих в партизаны, потому как им нечего терять.
- А с барабанщиком-то теперь что будет?
- А он разве вместе с майором не погиб? - спросила я.
- Нет, пуля навылет прошла. Вот так повезло.
- Видать, правду говорят, что у детей и у пьяниц особые ангелы-хранители.
- А он и ребёнок, и пьяница...
О поступке барабанщика Поля французы так ничего и не узнали.

Продолжение следующим постом. Мне положительно не хватает опции купить расширение объёма постов

@темы: moments of life, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты

Я хронически не умею оставлять своих персонажек без коллажей. Надо будет и для Киды сложить.

Ноэми СерраноНоэми Серрано, жизнь на кромке моря, красный виноград и горький апельсин. Да, я люблю веснушки, это не лечится.


К завтрашней игре - Надежда Лазоревская. Сон у нас осенний, но ощущение от неё совершенно зимнее. Птаха случайно при мне послушала Янку, и я понял, что именно этой древнерусской тоски мне и не хватало.

@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, aesthetics, окститесь, юноша

Настало время для почти не спойлерного коллажа про Клауда ап Дугал.
Как ни странно, ни одна англоязычная песня ещё не легла на него так, как эта, которую я горячо люблю со времён юности волосатой (как, впрочем, и почти весь этот альбом).

@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, aesthetics, мечтай, иначе мы пропали

Как зашипперить персонажей, когда ещё не дочитал новеллу и не досмотрел дораму, только по скринам и гифкам... В общем, в меня внесли песню про СиЯо.
Припасть? (На видеоряд не смотрите. Просто на Я.музыке чего не хватишься, ничего нет.)Видя, как горит наш дом, мы просто пытались согреть друг друга (с)

Вообще коллизию имени названных братьев я б поиграл. ПодробностиНе обязательно именно этих персонажей (хотя мне хочется ещё НМЦ, конечно), подойдёт любой расклад "А любит В, В любит А и С, С боится А (и есть за что), А не любит С (и это не ревность, а тоже есть за что)". На фей бы легло. Но нужны игроки, с которыми будет комфортно такое играть (не говоря уж о том, что они сами должны этого хотеть), что редкость.

Два мудреца в одном тазу крыслица в одной трубе. Тут видно, что Ильсор, похоже, ещё и дамбо (слона-то я и не приметил)), и какой у Широ славный кривой блейзик.

Появилась версия, что Ильсор - беж. Ибо бежи бывают как более тёплыми золотистыми, так и более холодными серебристыми (пример сравнения).
Широ помаленьку до#бывается до брата в прямом смысле. Как крысу назовёшь, так она и мужеложецъ

За два дня холостяцкого бытования так и не сделал ничего по дому, кроме обустройства крысят. Фу быть мной. Завтрашний день объявляется днём большой уборки, а пока я поехал на игру.

@темы: moments of life, радио Marcus FM, соседи по разуму, это крыса и ей не стыдно, демоны по вызову круглосуточно