Влюбился. Вернулся. Купил.
На скъёрров я, конечно, уже опоздал - когда прибежал, весь прилавок BakeNeko был раскуплен и я смог только посмотреть на чужого чёрного скъёрра. Да, надо было хватать вчера, но я, видимо, устал, во-вторых - боялся, что не хватит денег, и в-третьих - боялся, что домашние встретят тварьку в штыки. Но я не расстроен и буду теперь ловить своего скъёрра осенью, на выставке в Манеже, а то и раньше - смотря где появится их неуловимая создательница, давно не реагирующая на электронные воззвания слишком многочисленных поклонников скъёрров.
Зато маленькая Ёрк из Ярославля, из семейства монстров Инны Ивановой, меня дождалась, и это весьма достойное начало будущего монстрячника! Тушка у Ёшки белая и пушистая - из искусственного меха, а ушастая мордаха и когтистые лапы - из пластика. На ленточке на шее - розовая яшма.
По выставке Ёрк гуляла на ладони - я мог уже никуда не торопиться, не следить за тем, чтобы обежать всю экспозицию, и всё равно, кажется, побывал везде. Внимание художников привлекала повышенное - спрашивали, кто это, брали в руки поиграть, благо Ёрк сама ко всем тянула лапы. Большинство согласилось с тем, что она милая и добрая, несмотря на виднеющиеся в улыбке клычки, - хотя и "вампирёнышем" обозвали один раз. Ну, и с йети сравнили, конечно.)
Сейчас мы с Ёрк сидим в Шоколаднице, пьём капучино на соевом молоке, а потом поедем в театр. Передаём вам путевой фотоспойлер - а когда окажемся дома, снежная зверушка покажется во всей красе.)

Почему именно монстры? Не знаю. Наверное, потому что среди множества авторских игрушек, которыми я интересуюсь всю сознательную жизнь, собирая их фото и контакты мастеров, - игрушек красивых, шикарных, роскошных, умилительных, удивительных, причудливых etc., - они единственные - настоящие. Живые. С характером.
Остальных хочется видеть на витринах коллекционеров. Их - в изголовье кровати.
Скъёрры - и Ёрк - непосредственные и любопытные. Они похожи на ленивцев, напоминают книжку Where the Wild Things Go... и при этом - ни на кого не похожи.
Потому что не ты обнимаешь монстра, а монстр обнимает тебя

Опоздал сегодня в камерный музыкальный театр им. Покровского, потому что в КофеХаосах у официантов милая привычка не приносить сдачу до последнего в надежде, что ты уйдёшь и подаришь им 300 рублей. И перед ними, мирно щебечущими в далёком углу зала, надо минут 5-8 просидеть в пальто, сложа руки, чтобы они убедились в серьёзности твоих намерений дождаться любой ценой.
Администрация уже отошла, охранник меня пускать не собирался, но добрая тётя-кассирша продала мне билет за 150 рублей в последний ряд. Когда я что-то оттуда посмотрел и послушал, выяснилось, что сегодня в программе была не одна одноактная моноопера, а две, и, по счастью, та, которая фестивальная, - как раз во втором отделении. В антракте вышел купить программку, и меня сразу окружили две старушки с просьбой прочитать сюжет первой оперы. Такового не находилось, но они не верили. Я честно всё перелопатил - нашлось только слово режиссёра.
Тут они и спрашивают: а Вы сами-то как поняли, о чём это было?
И этот неловкий момент...

Русская тетрадь (201?) - либретто, составленное Валерием Гаврилиным из текстов восьми народных песен и положенное на музыку для фортепиано и струнного квартета. По сути, это даже не опера, а вокальный цикл, объединённый образом женщины из русской деревни. Хороводные, скорбные, обрядовые песни с простыми повторяющимися куплетами ("Ах моя зима, Ты морозная, Уходи, зима, Я боюсь тебя") превратились в арии, отделяемые одна от другой затемнением. Режиссёр Денис Азаров, по счастью или к сожалению, фольклорных элементов в оформление не допустил - в качестве декораций выступают чемоданы, в одном из них растут цветы. Исполнительница Екатерина Большакова (меццо-сопрано) щеголяет в телогрейке поверх белого платья, рассыпает по сцене ведро яблок, бросает игрушечного младенца (второй подвешен под колосниками), пританцовывает. Обращается к персонажу в чёрном с чайными блюдцем и чашечкой, с прикреплённым к лицу чёрным валенком наподобие клюва тукана. Вскоре я начал клевать носом и просто слушать)
Второй акт
Дневник Анны Франк (2011) - моноопера Григория Фрида, которому также не пришлось писать текст с нуля: из 230 страниц самого известного в Европе дневника он выбрал 10-12 самых главных и написал музыку для прозы. Партитура была окончена в 1969 году, но доныне опера не пользуется популярностью в России. Режиссёр и сценограф Екатерина Василёва на фоне задника с панорамой города поставила квадратную чёрную коробку убежища - без окон, вращающуюся на колёсах, наподобие фургонов для перевозки скота, только каждую стену можно открыть створкой, разворачивая коробку и складывая обратно. Внутри меняется мебель, снаружи суетятся женщины в чёрных платьях с белыми передниками - не то горничные, не то школьницы.
Анна (Мария Симакова, сопрано) в девчачьем платьице получает подарки на день рождения, хотя в процессии дарителей есть нечто траурное. Пишет и рисует мелом на стенах дома-куба, но появившуюся надпись "повестка из гестапо" пытается стереть белым платком и не может. Окно в убежище тоже становится нарисованным, но Анна не унывает - предаётся воспоминаниям, наблюдает за прохожими и инсценирует перепалку соседей. Однако напряжение постепенно нарастает, приходя со страхом непрошеных гостей, которые могут выдать, с кошмарными снами. Взрослея, Анна переодевается в алое платье и перемещается на крышу чёрного куба. Но до момента, когда он начнёт обозначать вагон последнего эшелона, я начинаю клевать носом.)

Каждый год, вот уже лет шесть как, мы с мамой посещаем международную выставку авторских игрушек (в основном мишек и кукол) Moscow Fair. На этой выставке я не фотографирую - иначе невозможно было бы выбрать, что интересней, пришлось бы снимать всё, а на всё не хватило бы времени: я и так завтра могу провести в залах Тишинки весь день с утра до спектакля.
Наверняка на выставке будет присутствовать Московский Аукционный Дом Кукол. Имеет ли смысл захватить с собой мерки своей будущей куклотушки и присмотреть приданое прежде, чем он прибудет, или покупать одежду без примерки чревато перепродажей не подошедшего?..

Злая девушка (2011)
Театр юных зрителей им. Брянцева и театр Post (Санкт-Петербург)
Hipster pride world wide
Ещё один спектакль из цикла совместных работ драматурга Павла Пряжко и режиссёра Дмитрия Волкострелова - в первую очередь презентация ещё одного способа написать пьесу так, чтобы она перестала соответствовать привычным принципам драматургии. Персонажи чаще зачитывают ремарки, чем реплики - сначала следует указание места действия, затем само действие, не несущее смысловой нагрузки, например: "улица. Паша идёт". На самом деле никакой улицы на сцене нет и никто никуда не идёт, сцены просто перелистываются вслух, как страницы странного киносценария, написанного на сюжет съёмки со скрытой камеры, - и нередко такая сцена состоит из одной ремарки или одной реплики. Бассейн обозначают синим пластиковым полотном и переодеванием в купальники, зато чебуреки едят настоящие, из микроволновки.
Герои модно одеты то в разноцветные брюки, то в комбинезоны, а сценография воспроизводит модную квартиру-студию - мебель из IKEA, огромный светильник, книжные полки с модными книжками, винтажный проигрыватель-радиола, кухня, старые киноафиши на стенах. Неизвестно, где работают или учатся Дима, Алёна и Денис, потому что их занятия исчерпываются следующим набором: сидеть на диване и ковыряться в айфоне, а также встречаться вместе в гостях (я так и не уловил, кому из них принадлежит квартира) с вином и закуской либо звонить, сообщать "я сегодня никуда не выхожу" и оставаться лежать на диване. Конечно, в промежутках они плутают по заснеженным улицам, ездят в общественном транспорте, посещают кафе, бассейн и некое место работы Оли.
Оля - "злая девушка", но субтитры на английском языке употребляют не прилагательное evil, а прилагательное bad. Вся в чёрном, без утрированности собранная на фоне разболтанных неприкаянных приятелей, она, видимо, в первый раз вливается в эту компанию. Произнеся наедине очень серьёзный и очень подробный монолог о своих взаимоотношениях со страницей вконтакте и внешним видом ноутбука, она садится репетировать за рояль, комментируя сложность мелодии, затем играет и поёт романс. Не привыкшие к подобному времяпрепровождению, остальные делятся впечатлениями на своём диване: "Злая девушка! - Реально злая!". Ещё раз ответственность её отношения к жизни подчеркнёт второй монолог Оли: рассказывая о том, как побывала на чьём-то дне рождения, она столь же кропотливо воспроизводит каждый свой шаг до квартиры именинника. А видение Дениса и Алёны совсем иное: "Что тебе запомнилось? - Я ничего не запомнила, просто хорошо провела время".
Читать дальше!На второй совместной встрече Дима берёт гитару и исполняет модную песню - а Оля вспоминает, в каком году она была написана, говоря об иммиграции 70-х - уехавших в США Вилли Токареве и других... возникает напряжение: никто не собирается поддерживать беседу. Но вот наступает ночь, герои раскладывают диваны, все засыпают - включая некоторых соскучившихся зрителей. Ночью "голос откуда-то сверху" посещает Олю с вопросом о методике тестирования, на который она развёрнуто отвечает, - видимо, психология - и есть сфера её профессиональной деятельности. Промахнувшись, тот же вопрос он задаёт и "бабушке" - второстепенному персонажу, чей "внук Костя", школьник, тоже второстепенный персонаж, видимо, приходится братом хозяину квартиры. Утром Оля предлагает распечатки с тестами приятелям.
После ночного эпизода уже невозможно перестать клевать носом - впрочем, пропустить нечто важное всё равно не получится, потому что в спектакле по-прежнему ничего не происходит, и так - в течение часа с лишним. Но для Волкострелова принципиально, что "кажущийся событийный мусор" - сесть на диване поудобнее, нарезать лук, etc - и есть жизнь. Также нам важно знать, что Дима любит делать случайные фотографии ничем не примечательных улиц, домов и просто стен спальных районов - эти снимки перелистывают при помощи проектора, и они всё же несут чуть больше художественной ценности, чем те, из которых Пряжко составил свою пьесу "Я свободен": попадается пара любопытных, для уровня блогера, кадров с граффити и табличкой "Возможно падение плитки". Фотомусор, как и мусор бытовых телодвижений, уравнивается с важным и знаковым, предлагается на осмысление. Вот только смысла, увы, не находится.
В финале спектакля - большая вечеринка: расставлены свечи, развешаны электрические гирлянды, поставлена модная виниловая пластинка, заезженная донельзя, на экране появляются кадры модного фильма - зрители сразу узнают Годара. Герои сидят на полу в кружок и играют в настольную игру, ремарка описывает некую массу народа, разбившуюся по группам и пьющую. Из тоста одного из собравшихся выясняется, что виновнику торжества стукнуло... сорок лет! И тут появляется Оля и раздаёт результаты тестов. "Оказывается, что вы все злые, а я очень добрая", - заявляет она, и очевидно, что это шутка, но, похоже, это было последней каплей. Последней ремаркой пьесы становится: "На следующий день Дима представил друзьям свою новую девушку".
Казалось бы, то, что "злая девушка" изначально оказывается лишней и неудобной среди великовозрастных бездельников и неучей, играющих в артистическую свободу, - ей только в плюс. Однако драматург поясняет, что его пьеса - о границах толерантности: "неприятную" девушку, "всем портящую настроение", остальные персонажи терпят потому, что они "цивилизованные", но после определённого предела у них, бедных, терпение кончается, потому что "злая девушка" не меняется. Публике несут мораль о том, что для того, чтобы быть в тренде, необходимо приспособиться к лёгкости бытия - поменьше умничать и занудствовать, и люди к тебе потянутся. Художник спектакля даже проводит параллели с мигрантами - видимо, теми, которые, эдакие нехорошие, не спешат вести себя "как мы" и тем самым раздражают "местных".
Современная хипстерская субкультура - не имеющая даже элементарного представления о своих предшественниках по названию из прошлого века - вообще отличается категорическим отказом от общения с иными субкультурами и социальными группами и от понимания их ценностей, вплоть до постулата фактического уничтожения всего устаревшего, неконцептуального и неэффективного. Не имея чёткой программы развития, а часто и вовсе нося в голове наваристую кашу из внушённых стереотипов, прикрытую красивыми словами и вещами, сиречь брендами, - хипстеры, интегрированные в городскую среду, в наиболее полной мере пользующиеся её благами, сочли своим долгом диктовать новые законы искусству. Ни Пряжко, ни Волкострелов, впрочем, агрессивной проповедью модернизации не страдают и близко. Зато их спектакль чётко показал невозможность диалога с теми, кто будет тебя не слушать и слышать, а терпеть. Пока им не надоест.

Снеговик (201?)
Театр кукол им. Образцова (Москва)
Этот удивительный спектакль заставляет вспомнить о тех временах, когда весь театр целиком можно было носить с собой - и играется он в очень маленьком пространстве музея, в окружении старинных кукол. Художник Евгений Шахотько создал увеличенную копию механической музыкальной шкатулки - чего в ней только нет, если её открыть! На вращающемся металлическом диске нарисовано небо - за один оборот день сменяется ночью, а насечки-отверстия становятся звёздами: сквозь них мерцает свет фонаря. На "заднике" - совершенно брейгелевский зимний пейзаж, оживающий в руках актёра Андрея Нечаева: по льду замёрзшего пруда скользят крошечные фигурки, со снежной горки скатывается деревянный мальчишка на санках, которого кукловод-сказочник, кажется детям, только что выточил из деревянного чурбачка, а опилки превратились в сыплющийся снег. Здесь голые деревья - покрытые инеем ветки - могут склоняться от ветра, сани проезжают с позвякиванием колокольчика, а кружащаяся пара разговаривает по-французски: один актёр играет за всех персонажей на виду у зрителей, дурачится и шутит - именно так, как привычно детям.
За створкой оказывается главный герой - тряпичный Снеговик. В будке напротив - косматый цепной Пёс с седой мордой, который однажды рассказывает свою историю. Щенком он жил в господском доме - и другая створка, дом со светящимися окошками, поворачивается к нам внутренней стороной. Комнаты-этажи выполнены так кропотливо, что разглядеть каждую деталь можно только вблизи: в детской покачивается колыбель, ниже - мальчик качается на лошадке, внизу взрослые мужчины читают газеты и курят трубки - все три поколения. А чтобы показать каморку ключницы, куда сослали выросшего пса, достаточно... протереть гладь озера рукавом, как запотевшее стекло. Внутри - объёмная монохромная панорама, по которой скользит силуэт - тень старушки-хозяйки. В центре красным огоньком светится печка - старый Пёс говорит, что нет большего блаженства, чем лежать рядом с ней.
Влюблённая парочка - тоже деревянная, живо напоминающая иллюстрации к сказкам Андерсена и ещё немножечко Шагала - сидит прямо на краешке неба. Снеговик начинает мечтать - и на их месте появляются фигурки снеговика и печки. Его сердце загорается огоньком, бросая на снег разноцветные зайчики, но Пёс старается их задуть: глупая мечта, ведь всем известно, что рядом с печкой снеговик растает. К тому же ему никогда не сдвинуться со своего места. А погода и так, того и гляди, переменится... Ещё одна из жестоких и нежных историй Андерсена, у которого в день спектакля как раз день рождения. Начинается капель, на озере вертится водяная мельница, на деревья прилетают грачи - а снеговик оседает, опускается к самой земле. Из леечки льётся вода в лужу с нарисованным на дне отражением облаков, похожих по форме на снеговика и печку, а дети могут запустить в неё кораблики, сложенные из настоящих датских газет.
Читать дальше?А сказка не закончилась - она только начинается: там, где раньше стоял Снеговик, находят кочергу - её когда-то мальчишки воткнули в снег как основу для снеговика, чтобы он не развалился. Именно она, оторванная от печки, стала его сердцем, так скоро после его рождения затосковавшим. Это у взрослых всё слишком просто: снеговика - к снеговику, печку - к печке, так положено, так правильно, так естественно. Детей ещё можно научить мыслить по-другому - и великий волшебник Андерсен учит, что любят не тем и не то, что снаружи, а тем и то, что внутри. Любит не тело, приросшее к земле, уязвимое, недолговечное и приближающееся к неизбежному концу, - любит душа, остающаяся и тогда, когда видимая оболочка исчезнет, уйдёт водой в землю.
Нет, мы не увидим, как кочергу, по весне ставшую мачтой для кораблика, отнесут и поставят возле печки. И не увидим, как мёрзнущего Пса снова впустят в дом. Андерсен не сочиняет хэппи-эндов, вместо этого он дарит бесценную возможность верить. И раз уж избитая формула про "вторую половинку" стала орудием предрассудков в руках взрослых материалистов, давайте представим, что, приходя в жизнь, мы не половину свою ищем - а маленькую, незаметную для других часть себя, скрытую в ком-то другом. Самую главную часть - своё сердце.

Одним десятиминутным спектаклем с обсуждением дело уже-вчера, конечно же, не ограничилось - в восемь начался следующий.

Двое в твоём доме (2011)
Театр.doc (Москва)
Забирай свои игрушки
Финская премьера спектакля - основанного, как всё в театре.doc, на документальных событиях - состоялась по свежим следам президентских выборов в Белоруссии в 2010 году. Синопсис знакомит нас с бесстрастной статистикой: было зарегистрировано 10 кандидатов, но действующий президент Лукашенко был переизбран, а результаты традиционно не признаны международными наблюдателями. Акция протеста была разогнана силами внутренних войск и спецназом, было задержано 639 человек, из них 22 проходили по уголовному делу, включая семерых уже бывших кандидатов. Четверо кандидатов получили сроки: Санников - 5 лет, Статкевич - 6 лет, Рымашевский - 2 года условно и Некляев - 2 года с отсрочкой на 2 года. Именно Владимир Некляев стал героем спектакля.
После предварительного тюремного заключения он вернулся под домашний арест - и отныне вынужден сосуществовать в маленькой квартирке (план жилища с указанием метража служит задником) с тремя КГБ-шниками, посменно дежурящими так, чтобы в доме постоянно находилось двое. Сам Владимир - инженер среднего возраста, интеллигент-инфантил, пишущий стихи и прозу - хочет обращаться с незваными соседями "по-человечески", а его типичная строгая мамочка-жена пытается "воспитывать" хамов, входящих в комнату без стука и бросающих мусор на пол. Холодная война поначалу комична: Ольга Некляева мстительно врубает погромче попсу - несчастные парни от отчаяния затягивают хором Шевчука. Едва оккупанты садятся смотреть матч - она переключает на сериал. Не зря она сравнивает себя с кошкой: за личную территорию она готова бороться до последней капли крови.
Осознавая постыдность своего занятия, самый младший из надсмотрщиков по общей милицейской привычке подслащивает речь уменьшительно-ласкательными: пунктик, футбольчик. Но Некляева, со своей манией порядка и контроля, и не замечает, как сама переходит на лексику карательной инстанции: тарелочки, чайнички - всё должно стоять на своих местах. Прекрасно приспособленная к существованию по законам джунглей - кто сильнее, тот и прав, она сразу же чует слабину: с нежной улыбочкой хищника набрасывается именно на среднего КГБ-шника, самого сознательного из всех, даже готового из вежливости к хозяевам протирать унитаз после своих коллег. Бьёт "тарелочки" об пол, выливает на противника ведро грязной воды... прибираться приходится покорному супругу. За уборкой Владимир и КГБ-шник начинают было разговаривать по душам - но стоит арестанту подойти слишком близко к входной двери, как собеседник валит его лицом на пол. Потому что пунктик шестой. "По-человечески" - не получается. А если и "по-ихнему" - не хочется?..
Читать дальше!"Тюрьма похожа на детство", - говорит Владимир. Утром подъём, зарядка, завтрак, до самого вечера нечем заняться, прогулка среди себе подобных, отбой, ночью свет зажигать нельзя... писать невозможно, потому что для творчества необходимо личное пространство, а у ребёнка и у заключённого нет ничего своего. И на огромной части земного шара детей по-прежнему не считают за людей - нет прав, нет безопасности, нет голоса. На огромной части земного шара ко всем людям относятся, как к детям, несамостоятельным и наразумным, да и сами люди привыкли жить, как в песочнице, отнимая друг у друга лопатку и ябедничая - многим вполне комфортно в тюремных условиях вечного детсада. На огромной части земного шара не умеют видеть чужую личность, не умеют уважать и сотрудничать - умеют только запрещать и разрешать. Ты можешь быть послушным, можешь обойти запрет, можешь даже избежать наказания. Но как забыть о том, что тебя не принимают за свободного человека? О том, что твой дом для кого-то - пустой звук?
Государственная система умело разжигает ненависть между своими гражданами: достаточно одних поставить в положение осаждённых, других - в положение захватчиков поневоле. Даже театр уже ощутил на себе подобную политику. Кто-то ещё верит в возможность диалога, но, например, старший КГБ-шник в спектакле твёрдо убеждён в наличии врага, на которого его натаскали. Когда младший признаётся, что его жена голосовала за Некляева, старший вырубает его одним ударом - "играть в демократию" не положено. Другому, высказавшему симпатию к подопечному, он советует уволиться и не позорить честь мундира. Логика общественных взаимоотношений попросту не работает там, где внедрены схемы насильственной иерархии. Принципы заменены животным подавлением и подчинением. И когда Некляева отпускают из зала суда домой, Ольга пользуется изменившейся расстановкой сил, заставляя КГБ-шников навести порядок в квартире. Рабы и хозяева поменялись местами.
"Мы победим потому, что мы нормальные", - пишет Дина Годер. Но нормальна ли в спектакле Ольга Некляева, с гордой радостью расписывающая иностранной журналистке злоключения своего мужа (её мальчик пострадал за правду, такой молодец!), объясняющая ей сложившийся в стране климат - и ненавидящая её же за то, что ей "всё пофиг, кроме йогурта и мюсли"? Нормально ли самоутверждаться за счёт положения жертвы, причём самоутверждаться агрессивно? Положительных героев здесь нет, и от этого особенно страшно. Автор пьесы Елена Гремина видит причину отсутствия героя в лояльности к насильникам, однако это не совсем верно. Героизм не в том, чтобы повесить угнетающего тебя на столбе, а в том, чтобы не позволять себя угнетать, подойти как к равному к бывшему барину.
Ольга Некляева испытывает удовлетворение, отыгрываясь на тех, кто ронял её чайник и ел её печенье, - и потому финальная сцена, словно изображая её фантазии, комически-эротична: трое КГБ-шников врубают пеномашину и танцуют с обнажёнными торсами. Сегодня ты меня, а завтра я тебя - мир вокруг нас неустанно решает вопросы доминирования, пока где-то в далёком цивилизованном мире нет "таких же" - есть "разные", сосуществующие в согласии. С йогуртом и мюсли вместо наручников и дубинок.

Ангел и психотерапевт (2011)
Театральный проект "Открытая сцена" (Москва)
Cовременную комическую оперу композитора Ефрема Подгайца с либретто Льва Яковлева явил миру грант правительства Москвы, однако выглядит постановка скромно. Белый кафель из картона, торчащие из него дуги красных резиновых труб, в дверном проёме виднеется оркестр - "Времена года", суетятся "серые люди"-санитары, массовка из четырёх человек. Обаятельный Бес (Илья Ушуллу, бас) в тельняшке сидит с удочкой перед эмалированными тазиками. Именно таким - похожим на предбанник, сиречь почти Чистилище - художник Александр Арефьев изобразил "космическое" пространство, обиталище бессмертных духов. Появляется Ангел (Екатерина Кирина, сопрано) с поролоновыми крылышками и серебряной сумочкой, в пернатом купальнике с капюшоном, напоминающем костюм овечки, и соблазняется искупаться. Едва она с резиновыми уточками в руках усаживается в таз, как Бес накрывает её сачком: купаться - грешновато, не слушайте Мойдодыра.
Но Ангел отказывает ему в близости, за что Бес отправляет её на Землю - семь лет провести в теле юной девы, лишиться непорочности и тогда уже вернуться к нему. Потерявшую крылья "ангелицу" уносит картонная ракета - прямиком в кабинет Психотерапевта (Алексей Ганьшин, тенор). На нём костюм доктора Франкенштейна: серый халат с чёрными ремнями, тёмные круги под глазами и красные носки под чёрными брюками. Страдающая жестокой амнезией пациентка спрашивает: "А это что?", поочерёдно указывая на различные части своего тела, принимает в кресле позы в духе порножурналов и норовит ощупать также и самого доктора, чем приводит беднягу в полный экстаз под комментарии Беса, обращающегося к зрителю как к соучастнику подглядывания ("Ведь ты клубничку любишь, как все на свете люди").
Видимо, тело Ангелу досталось чрезвычайно обуреваемое гормонами: после столь откровенного соблазнения (чтобы не выразиться грубее) они с Психотерапевтом быстро уединяются под прикрытием поролоновых кубов, затем тот радуется, что изобрёл новый эффективный метод исцеления. Подобная завязка настолько недалеко ушла даже не от антрепризы, а от юмористических скетчей где-нибудь на телеканале "Перец", что смеяться над ней способен только тот редкий зритель, для которого психотерапия - это что-то про Фрейда, а Фрейд - это что-то про (о ужас!) богомерзкий секс. Впрочем, нравственного падения автор не допустил: Психотерапевт желает немедленно подписать брачный контракт, и санитары уже несут цилиндр и фату.
А вот кому второй акт?Второе действие рисует нам семейную жизнь новоявленной "влюблённой пары": они отгоняют друг от друга любовниц и любовников (она - веником, он - табуретом), им выдают по паре свёртков с младенцами (ленточки почему-то траурные, чёрные и серебряные), зато в постели им определённо по-прежнему нескучно. Психотерапевт в сопровождении супруги, щеголяющей в модной смирительной рубашке, получает от научной общественности большой орден, а Ангел стирает ему носки. Я до последнего надеялся, что повторится сюжет "Пигмалиона" и Ангел, осознав, что она личность, а не клинический случай, уйдёт. Но пролетает семь лет, к ней наведывается Бес, и муж требует объяснений, начиная сомневаться в успехе лечения. Однако на признание реагирует адекватно: решает устроить засаду на Беса.
Психотерапевт ловит Беса за хвост, появившийся только в этой сцене, - верёвочный хлыст с кисточкой, прикреплённый к брюкам карабином, - и убеждает его в том, что хвост - причина его врождённой депрессии. Напуганный Бес умоляет об операции купирования, которую и проводят наш айболит с ассистенткой. Лишившись своего признака, Бес незамедлительно... торопится подписать брачный контракт с давно преследовавшей его прекрасной незнакомкой, скрывавшей лицо за чёрным веером с прорезями для глаз. Ефрем Подгайц сообщает, что в опере имеется "серьёзный социальный подтекст" - видимо, нам показали, что очеловечивание - весьма нежелательное событие для свободных и естественных созданий. Публика же получила то, что всегда ждёт от театра: фразы "вся жизнь - игра" с сопутствующими уверениями ни к чему не относиться всерьёз. Просто расслабиться и получать удовольствие.

Завтра третий день конференции. Кто мог бы похитить меня оттуда после полудня и до спектакля, который в семь? Или до спектакля, который в восемь?

Сегодня был первый день конференции Volume, впервые проводившейся в лектории бывшего Политехнического музея, ныне частично оккупированного ПолиТеатром. И первый гость - Евгения Шерменёва, зам-Капкова. Думал, буду много конспектировать, в итоге записал только одну фразу:
Мы вычеркнули из списка театров театры, которые противопоказаны людям.
Далее просто смотрел на человека, оперирующего исключительно понятиями "полезный театр / вредный театр". Тонкая стратегия московского правительства проста как омлет: "вредные" закрыть, "полезные" (штук 20 из 80 существующих) - популяризовать. Зам попеняла критикам, что мы пишем только для своей профессиональной среды и только о фестивальных спектаклях - слишком сложно и непонятно, а надо писать проще, для людей, писать в бесплатные районные газетёнки, чтобы люди ходили в "хорошие" театры. Надо зрителя воспитывать и выращивать, потому что зрители "плохих" театров скоро умрут, а молодёжь просто не знает о существовании "хороших".
Только один парниша с галёрки первым высказал здравую мысль - что для людей пишут люди, то есть блогеры, и если театровед начнёт писать простым языком, он ничем не будет от блогера отличаться. Что газетки из ящиков - компетенция журналистов, а компетенция профессионалов - и есть профессиональная среда. Шерменёва его перебила, что-де у журналистов образования нет и писать они будут плохо, а мы должны писать хорошо. Но, пардон, мы не для того образование получаем, чтобы доступными словами вести колонку о культуре между кроссвордом и гороскопом только потому, что Шерменёвой непонятна профессиональная лексика.
Остальные вопросы из зала сводились к "дайте нам денег, мы сделаем интернет-журнал", на что Шерменёва отвечала - пишите мне в фейсбук, но с условием, что это будет проект для людей, а не для одной театральной среды. Кто-то предложил сделать фестиваль для людей, с "несложными", "понятными" спектаклями. Ответ был гениален: Москва "не приспособлена" для фестивалей! - Почему? - Оказывается, потому, что "прошлая власть" понастроила торговых центров, нагребла денег в казну и испортила нам Москву. Лужков плохой, а Собянин хороший, потому что окружил себя такими хорошими людьми, как Капков. Нет, я не сочиняю, она так и сказала
Чем "полезный" и одновременно "простой" театр отличается от "вредного", никто так и не понял, но риторика Шерменёвой была бурной. Например, первым "вычеркнутым" оказался театр "Глас": дескать, "безнравственно" на деньги государства привлекать паству, "особенно детей". Пардон, но если человек купил билет на спектакль, то он уже сам "привлёкся" - ко мне театр "Глас" в дверь не звонит с предложением "давайте поговорим об Иисусе" Далее был помянут театр в Перово: "вот вы в него приходите - и неужели не возникает желания его немедленно закрыть? Неужели такое достойно существования?.." А вот представьте - не возникает.

Завтра - второй день конференции. Но я с радостями готов им пренебречь (с 12ти до оперки, которая в семь в ШДИ) за ваши предложения. Кто свободен в субботу, ау?..)

БерлусПутин (201?)
Театр.doc (Москва)
Добби свободен
Нобелевский лауреат Дарио Фо написал пьесу "Двуглавая аномалия" о Берлускони и Путине - а Варвара Фаэр изящно переписала этот текст так, как если бы абсурдные события происходили "с нашей стороны", где "двуглавость" власти актуальна как никогда, и главный феномен в том, что это далеко не орлы. Из курса истории усвоив, что правители бывают кровожадными самодурами, человек современный неожиданно столкнулся с правлением бездарным, убогим и комичным. Действующий президент дал жизнь бескрайнему словарю интернет-мемов, который несомненно обессмертит его в веках - и который должен был рано или поздно дать богатый материал для спектакля. Заявленный как произведение площадного театра, он весьма далёк от балаганно-арлекинного символа, свободного во времени и пространстве, - это шершавый язык плаката, лобовая риторика митинга на злобу дня.
Сюжет прост: молодой современный кинорежиссёр, мыслящий категориями "концептов", "брендов" и "трендов", приглашает немолодую жеманную актрису на главную роль. По сценарию фильма два закадычных друга, Путин и Берлускони, попадают под пули террористов. Спасти можно только одного, и Путину пересаживают половину мозга Берлускони, после чего он теряет память и начинает страдать раздвоением личности (выражается это в основном в том, что новообретённая половина говорит по-итальянски и требует секса). Разъясняя эти коллизии актрисе, режиссёр - тонкий тролль - вовсю потешается над ней, с горячим одобрением относящейся к "богоизбранному" президенту и неспособной ни осознать порочность системы, ни уловить иронию и сарказм. Съёмка происходит методом "провокативной импровизации" - актриса действует от лица Людмилы Путиной, "укрощающей плоть" в монастыре, реагируя на остальных персонажей в исполнении режиссёра.
Простодушность актрисы, старательно корчащей трагические рожи, играет на руку режиссёрскому замыслу, добавляя юмора - поначалу от её ужимок смешно до слёз. Даже когда партнёр по сцене откровенно издевается, отказаться от участия в "оскорбляющем" Наше Всё проекте она не может: аванс исчез в бюрократической машине. Видно, что спектакль, явно созданный не вчера, видоизменяется от представления к представлению, как во вдохновлявшем его театре дель арте, пытаясь угнаться за контекстом: старые шутки про полоний сменяются более свежими, про "православного журавля". Смотрятся сценки-диалоги живо, но угнаться не получается, и в какой-то момент наступает пресыщение уже знакомыми "политическими" хохмами - как будто тебя кормят уже многократно пережёванным.
Читать дальше!Самой увлекательной частью спектакля становится та, во время которой никто не смеётся: когда "Людмилу", в ярком обтягивающем платьице и намотанном на голову платке, сталкивают с её "супругом" после операции - жизнерадостным улыбчивым идиотом с забинтованным черепом и бутафорскими кубиками пресса на завязочках. Неожиданно для режиссёра актриса старой закалки, стремящаяся переживать судьбу своей героини, обвиняет БерлусПутина в своей загубленной жизни и, начиная с привычки вечно опаздывать, плавно переходит к перечислению преступлений против страны. Здесь, пожалуй, сконцентрированы наиболее меткие и неизбитые моменты - но вот беда: оказывается, что одна лишь покинутая жена в курсе того, как ругают "хомячки" президента, а сам Путин и слыхом не слыхивал ни об интернете, ни даже об уличных акциях. "Доброму царю" мешали соприкоснуться с его "народом" льстивые "злые бояре".
Согласно сценарию, "минус на минус даёт плюс": сращённые мозги двух беспринципных диктаторов порождают высокоморального бойскаута. На деле же возникает впечатление, что президент "прозрел" под влиянием Людмилы, старательно взявшейся за перевоспитание - даже демонстрирующей ролики с ютуба, на которых его проклинает старушка, а ВДВ-шники поют свою песню про "десант свободы". В итоге вместо "процесса" над президентом, будь он даже не "настоящим", а сказочным БерлусПутиным, мы видим поучительную сказку: исправившийся Путин заявляется на заседание Госдумы и публично благодарит "бояр" за службу. Однако актриса не выдерживает "подвига" говорить даже с чужого голоса и отрекается от своих слов - за что её незамедлительно клеймят ответным видеоклипом о шабашах ЕдРосовцев.
Но съёмка идёт своим чередом: "сошедший с ума" герой-президент с проснувшейся совестью должен быть вылечен, и, похоже, на сей раз мозгами должна пожертвовать его жена. Актриса сменяет роль, теперь она - "пожилая активистка движения Наши". У многострадального Путина после второй операции "ботокс вытек" - он появляется в маске эльфа-домовика Добби. Разворачивается сомнительный хэппи-энд, в котором по собственному распоряжению президента власть переходит в руки оппозиции, а сам он, всеми покинутый, беспомощно ожидающий ареста, может вызвать у кого-нибудь неуместное сочувствие. История, разыгранная героями-актёрами, достигает эффекта, обратного ожидаемому: антиутопия с Навальным на у руля буквально вопиёт залу о том, что от греха подальше Путина лучше "не менять".
Если в мире, где жил Добби, над страхом можно было посмеяться, чтобы он исчез, то нелепый государственный режим мира нашего вызывает скорее смех, чем страх, и потому способ борьбы с ним ещё не изобретён. Воспринимать тандем настолько всерьёз, чтобы строить баррикады, невозможно, - остаётся лишь перещеголять его в креативе, не предлагая достойной политической альтернативы: самоирония у создателей спектакля, конечно, имеется (в финале актриса подсовывает режиссёру отравленные суши, и тут выясняется, что и он сам был актёром, а кукловодит этим реалити-шоу Ангела Меркель), но и только. Это кажется чертовски удачной стратегией: власти с завидным упорством не устают удивлять невежеством, но большинство, не обременённое критическим мышлением, воспринимает это как норму, а для остроумного меньшинства... не иссякает информационный поток. В итоге все довольны. Что ещё раз доказывает: Путин, как любимый герой телеэкрана, не уйдёт до последнего. Иначе не о чем будет ставить спектакли.
После бутафорской "политической игры" с переодеваниями и отравлением зрителям - массовке - выдают зарплату печеньками.

Завтра начинается четырёхдневная театроведчески-продюсерская конференция Volume. С докладчиков я сбегу на спектакль. Но я не хочу на спектакль, я хочу морально отдохнуть. Мои милые, у кого какие планы на завтрашний вечер, примерно с пяти до девяти?..

Вчера я феерически опоздал на красноярского "Конька-Горбунка" в самый близкий от меня театр Фоменко - как-то забыв, что метель занесла пути следования общественного транспорта. Я был готов повернуть назад, если спектакль уже начался, но меня схватили, забрали пальто и сумку, всучили номерок и затащили в зал, не успел я и пикнуть. В итоге посмотрел пол-спектакля, успел разглядеть развесёлую клюкву с разноцветными валенками и шарфами, мини-ансамблем народных инструментов и песенками в эстрадном духе, с шутками попроще для детей ("самовар забыл выключить") и пасхалками для взрослых ("в чём сила, брат?"). Живо напомнило современные отечественные "богатырские" мультики, только на порядок качественней благодаря остроумно обыгранным стихам Ершова, нетривиальным заигрываниям со зрителями (митинг против мезальянса под лозунгом "Деду - нет!" был прекрасен) и высокой степенью условности, что детскому спектаклю очень в плюс (роли "распределяются" в процессе, со сцены никто не уходит, все общаются, в нужные моменты вместо людей "играют" куклы). Успей я вовремя - думаю, мне бы понравилось, а так - не успел включиться.
Сегодня чуть было не опоздал ещё раз - вместо того, чтобы проехать одну остановку, по привычке перешёл на другую ветку А поскольку "переход" - это значит медленными шажками в толпе, 10 минут туда и ещё 10 обратно, меня спасло только то, что пермский мюзикл в Малом задержали. Пишу о музыкальном театре, как обычно, для себя и для вас.

Алые паруса (2012)
Пермский Театр-театр (Пермь)
Давайте хоть парус вином обольём
"Алые паруса" Дунаевского оказались добротным, динамичным мюзиклом с узнаваемыми и не блещущими разнообразием, часто повторяющимися шлягерными мелодиями. Зал Малого театра не то чтобы очень подходил по акустике, и слышимость вокала получилась несколько смазанной. Зато дирижёр была совершенно прекрасна, и я считаю свинством не указывать её в программке Поскольку сюжет так или иначе знают все, а актёры не утруждали себя какой-то особенной игрой, - внимания заслуживает в первую очередь придумка художника-постановщика Шилькрота.
В первом действии это звонкие металлические "иглы", спускающиеся из-под колосников и отражающие свет прерывистыми линиями - и морские волны, и низвергающийся поток дождя. Между их колеблющимися, переливающимися, искажающими и скрадывающими образы переплетениями, похожими на узоры инея на стекле, танцует кордебалет в синих пачках и скрытыми лицами - водная стихия, поглотившая мать Ассоль. Чудак-волшебник Эгль с трепещущими над шапкой чайками гуляет среди этих водных духов - добрый хозяин моря, который доставит от Ассоль к Грею игрушечный кораблик с алыми парусами, сделанными Лонгреном из косынки её матери. Остров же населён пьяненькими матросами и их подружками с бутафорскими отвисшими грудями, которые в справедливость моря, отнявшего у них родных и близких, не верят.
Девочка-Ассоль сменяется девушкой-Ассоль, которую играет та же актриса, что и её мать. Мальчик-Меннерс сменяется Меннерсом-юношей. (Отличительный признак "Ассолей" - белое платье, "Меннерсов" - цветастые рукава.) Влюблённый Меннерс - славный золотоволосый парень - готов скупить на паруса весь алый шёлк и упрекает Эгля, который "навеял сон золотой" прослывшей сумасшедшей Ассоли. Когда Лонгрен громит таверну Меннерсов, все металлические "балки" медленно обрушиваются на сцену, погребая под собой гуляк. Сценография второго действия - острые углы: два вертикальных - маяк Ассоли и дом Меннерсов, похожий на поставленную на попа лодку - и один горизонтальный, подиум в новом заведении-кафешантане, где веселятся рыжеволосые барышни и кавалеры в костюмах (синопсис называет их "пижонами" и "гламурным обществом").
Читать дальше!Ассоль начинает терять веру, и это становится общенародным симптомом. Вслед за ней, этим неизменным духом места, разуверился и священник, который ранее появлялся в нахлобученном нимбе и объявлял её святой, - а за священником и вся паства. Высокоморальное чудо просто необходимо, пока люд окончательно не погряз во грехе (ведь бухать в грязных тельняшках - это норма, а "гламур" - значит, разврат). Спасая отца, Ассоль идёт под венец, но вовремя появляется потрёпанный морской волк Грей с белым костюмом, скомканным в руках. Он незамедлительно поднимает окрашенный вином парус - такого жёлто-розового оттенка, что поневоле задумываешься, не является ли алый корабль символом созревания Над жалким облитым парусом потешается вся толпа, но Ассоль без раздумий бросает жениха перед алтарём и бросается к капитану.
Из-под колосников спускаются алые паруса, и все довольны - кроме зрителей: похоже, завсегдатаи Малого немного промахнулись и напоролись на гастрольный спектакль, далёкий от привычного Островского. Богомерзкий мюзикл (точнее, "омюзикление" или что-то вроде) для них - тлетворное влияние запада, которым "надо переболеть", потому что это категорически "не наше". Уверенные, что нужно сначала "хотя бы посмотреть фильм" прежде, чем ставить "романтическую сказку", они уходили во время первого и второго действия и в антракте - или оставались, чтобы громко комментировать и неприлично смеяться. Для них это был самый ужасный спектакль в жизни - ну, а мне предстоит сравнить пермскую постановку Мильграма с грядущей на Маске новосибирской. А если захочу третью - пойду в РАМТ

Никто не хочет меня завтра до спектакля?..