Офигенно поиграл бревно, которое три четверти игрового времени переносили с места на место. И пусть тот, кто способен самому себе сделать игру, когда персонаж связан и в тяжране, т.е. способен только вяло шевелиться, стонать и с трудом говорить, - первым бросит в меня камень. Доктора не лечили, не допрашивали, даже не задали ни одного вопроса. Я каждый раз наивно надеюсь на пытки и вот это вот всё, на предложения сотрудничества с цетской стороны (Док - не последний хирург всё-таки) и реакцию на это барраярцев, но что-то идёт не так. Собственно игра прошла по тому же сценарию, что первый прогон: перестрелка, пленные барраярцы, с которыми не совсем понятно, что делать, разгребание завала, профит. На первом прогоне у меня даже было более насыщенное начало - спасибо пациентам (Вэлу, Моргану) до конвейера и пленному цету.
Не могу однако не отметить важные улучшения: когда патроны нельзя подбирать с земли, и нет бесконечной лечилки - это делает боёвку более осмысленной. Баланс сил также был сглажен, и отличная идея с взрывотехникой сыграла на все сто (хотя решение квеста со сбором цветных карточек добило и так полумёртвую социалку). И, конечно, моей основной целью было поиграть с прекрасными игроками, включая непосредственно мастеров, - и этой цели я достиг. Люблю наблюдать новые нюансы этой истории. Думаю теперь, спасла бы мне недоигрит продолжительная игра с цетским техблоком или нет, но - мне более всего не хватает провокации персонажа на неблаговидные действия: если бы он знал, что кто-то будет сдавать Доно, - Док стрелял бы этому кому-то в спину; если бы он знал, что это точно спасёт Доно, - он сдал бы кого угодно... и так далее. Что ж, не случилось. Может, и к лучшему.

Я дожил до игры только на тяге вытеснения, потому как у меня не так много психического здоровья по жизни, чтобы регулярно вроливаться в этот беспросвет. Персонаж создавался для другого; он не подписывался на войну, я на войну не подписывался; я как-то не заметил, когда оказался в войне по уши, я даже не помню, какая игра была первой. Кажется, всё начиналось с того, что Доно-Этьен предполагался всё время находящимся подле Доктора под видом его помощника-дальнего родственника, и это казалось более-менее нормальным. Затем появилась жесть с расставанием на несколько лет, чтобы Доно мог повстречаться с Юрием, я согласился и на это... и понеслась. В общем, был Кир Рокканер нормальным человеком, а превратился вот во что:

Шрамы от ожогов рисовал на мне коллодием и тёмным карандашом Нинкве, получилось очень круто - фото, к сожалению, фактуры совсем не передаёт. Но это хотя бы единственное фото Кира Рокканера, которое у меня есть. Даже странно, что персонаж, которого я играл чаще всех других, никак толком не визуализирован: ни фото с игр, ни фотосессий, ни рисунков... Впрочем, один рисунок теперь тоже есть, но об этом позже.

Живём, озираясь вокруг. Живём, друзей хороня.
Едем, не зная судьбы, и страшно проехать мимо.
Длинный тоннель метро. Привычная злоба дня...
Ненависть проще любви. Ненависть объяснима.
(с) Роберт Рождественский

Прошло три года, как я не видел Доно. Я много спрашивал о человеке по имени Этьен с приметными шрамами, многие обещали передать ему весточку от меня, если увидят, но это ни к чему не приводило. Я много работал, чтобы не думать о худшем, соглашался на любую возможность переместиться в другую точку, какой бы опасной она ни была. Только то, что я не находил Доно в списках погибших, давало мне силы просыпаться по утрам. Рано или поздно это должно было произойти: выйдя на линию огня подбирать раненого, я попал в плен к цетам. Я ожидал расстрела, но попал на Объект 121 - исследовательский центр в труднодоступной горной долине Белый Ключ, где проводились эксперименты над захваченными барраярцами. Неофициально этот лагерь называли Последним Пределом. Однако могло быть хуже - по крайней мере, там мою жизнь поддерживали до тех пор, пока меня можно было использовать.
Других пленников я не видел - у меня была одиночная клетка с поилкой и кормушкой. Мне подмешивали различные яды в пищу и воду, а также вводили в виде аэрозолей и инъекций, предварительно надёжно зафиксировав в специальной раме. Я не мог опознать вещества, тем паче что наблюдать за побочными эффектами у себя самого не так-то просто - я даже счёт дням потерял очень быстро, постоянно испытывая боль и слабость. Помимо того, чтобы отравлять меня, вводить антидоты и вновь отравлять, меня облучали, оставляя глубокие ожоги на разных частях тела. Вероятно, исследователи задались целью выяснить, насколько долго я способен переносить химическое и лучевое оружие.
Мне было бы чертовски интересно ознакомиться с новейшим цетагандийским электронным оборудованием - с другой стороны, а не в качестве подопытной крысы. При помощи ассистентов мной занимались две учёные, гем-леди. Поскольку я немного понимал по-цетагандийски после нескольких лет работы в столице, я подслушивал их разговоры, насколько мог, и из обрывков фраз у меня сложилось представление, что эти твари разрабатывают оружие массового поражения для истребления барраярцев. Прошло, должно быть, несколько недель, и я начал забывать о том, каково это - чувствовать себя хорошо. Соблазн заговорить с моими мучительницами на их языке и предложить сотрудничество, с моим опытом в лечении барраярцев, был велик, но я не забывал о том, что это поставило бы крест на моих шансах вновь увидеть Доно. К тому же я не смог бы заниматься той мерзостью, которой занимались там цеты.
Когда группа повстанцев ворвалась в виварий и разбила замки на клетках, медлить я не стал. Мне не дали оружия, но мне удалось выбраться, не попав под выстрелы, и заодно прихватив карту памяти, которую гем-леди запирали в сейфе после каждого эксперимента - дверцу сейфа выбило взрывом гранаты. Оттеснив цетов, барраярцы эвакуировали освобождённых пленных на грузовиках. Я был одним из немногих, кто мог держаться на ногах, и оставался с замыкающей группой, прикрывавшей отступление в горы. Грузовик, предназначавшийся нам, повредило выстрелом, и нам пришлось уходить пешком. Преследовавшие цеты прижимали нас к скальным выступам, и тут вожак группы воспользовался тайным входом в катакомбы - систему естественных и рукотворных пещер.
Мы бежали часа два, и с непривычки я совсем выбился из сил, но был рад вновь слышать барраярскую речь и видеть небо - впрочем, недолго. На бегу я успел узнать только, что нашего лидера звали Горцем, с ним также был врач Эдвард по прозвищу Бастард; и я сказал, что меня называют Доком и я медик. Нас сопровождали двое молодых бойцов - одного, блондина, звали Ирвином, а другого, долговязого, Анри. С нами увязался ещё мальчишка из узников лаборатории, но перекинуться с ним хотя бы парой слов мне не удалось - он был очень напуган, хотя внешне выглядел целым и невредимым. Сделав остановку, мы спровоцировали обвал, чтобы перекрыть путь цетам. Как только шум и пыль улеглись, я сообщил о карте памяти и о том, что слышал. Следовало доставить её до верхушки сопротивления и миротворцев, и ни в коем случае эти разработки не должны были вернуться к цетам.
Мы продвигались по анфиладе каменных залов и коридоров - у двоих партизан были налобные фонари, мне дали обычный. Впереди послышались приглушённые голоса, показались тусклые блики света. Мы вышли на двоих часовых и сказали им, что это свои. Нам ответили, что здесь отряд Кота. Люди Горца вошли в просторную сухую пещеру и разбрелись по углам. После света фонарей мои глаза медленно привыкали к полумраку, пока я оглядывался, никем не замеченный. Я не сразу поверил, что вижу в стороне от прочих знакомую фигуру - логика подсказывала, что зрение меня подводит и я выдаю желаемое за действительное из-за нечёткости теней. Я уже не раз видел Доно в других парнях - сердце обрывалось, а потом незнакомец оборачивался, и иллюзия рушилась... Но в этот раз я не ошибся. Это правда был он, и он тоже меня заметил.
- Тьен?.. Руку жать не буду, дай я тебя обниму.
Я берёг его руки, которые собирал когда-то, словно кораблик в бутылке, - и это всегда давало мне легитимный повод заключать его в объятия. Мы стояли так, крепко обняв друг друга, несколько дольше, нежели полагалось просто друзьям. Я спросил его, где он пропадал столько лет - он ответил, что, как всегда, бегал то там, то здесь. Я понимал, что он не просто бегал, но и избегал меня, но разговор об этом не следовало вести при всех. Признаться, я толком не знал, что сказать ему, когда нас могли слышать. Важнее всего дня меня было убедиться, что он жив и цел, хотя бы на первый взгляд новых увечий не прибавилось. Я неловко спросил, как они тут устроились, и, не получив толкового ответа, направился к Горцу, чтобы напомнить ему о карте памяти. Напоследок Доно сунул мне в руку мои жетоны. Он сохранил их и носил при себе столько лет...
Горец рассказал о карте памяти Коту, лидера скрывавшегося в катакомбах отряда. Подключённая к комму, который носил Анри, карта памяти открылась, но файлы были зашифрованы. Горец усадил за дешифровку Ирвина, а мальчишка из лаборатории - похоже, они с Доно были знакомы, поскольку переговорили о чём-то, - вызвался помогать. Я ничего не смыслил в шифрах и не мешал, оставив им свой фонарь. Работа продвигалась не слишком быстро, но успешно, и уже первый абзац заставил насторожиться: речь шла о бактериальном оружии. Я даже не мог знать, не заразен ли я, - если да, то все мы уже были покойниками, но меня утешало то, что я всё ещё был жив, а значит, меня успели наградить иммунитетом ко всей той пакости, которой меня накачивали.
Отряд Кота был здесь не просто так - он готовился к подрыву всего Объекта 121. Тогда я не задумывался о том, что это убьёт больше барраярцев, чем цетов, - мне просто хотелось, чтобы этого места не стало, как хотелось, должно быть, множеству барраярцев. Кот организовывал поиски комплектующих для взрывателей, которые можно было активировать дистанционно, и заодно запасных бомб, взрывавшихся вместе с поджигающим заряд человеком. Все, насколько могли, подключались к поискам, обшаривая с фонарями каменные складки. Некоторые брали с собой оружие и совершали более дальние вылазки - например, мальчишка по прозвищу Форточка, который, по его словам, мог пролезть везде.
Я обратил внимание на леди в платье - очевидно не из простолюдинок. Она весьма активно участвовала в поисках и одну из запасных бомб спрятала на себе. В момент, когда она остановилась ненадолго и на её лицо упал свет, я узнал в ней девушку некоей вылетевшей у меня из головы форской фамилии, приходившую ко мне несколько лет назад, когда я ещё работал в Форбарр-Султане. Тогда она попыталась избавиться от нежеланного ребёнка, что на Барраяре противозаконно, и мне пришлось иметь дело с последствиями. Никогда не знаешь, где встретишь знакомые лица, но я был рад, что она в порядке, и даже несколько смущён, поскольку сам сильно изменился. Теперь её прозвище было Чили, она о чём-то спорила с Доно, а Горец был явно недоволен её присутствием и утверждал, что она нас сдаст. Любопытно, почему - только ли потому, что она жила в оккупированной столице, как и я, или он знал о ней что-то ещё? Я уже никому не мог верить. Она говорила, что может пробраться дальше, потому что "женщину не заметят", - но не всё ли цетам равно? Кот не отпускал её далеко, но было ли это с её стороны неразумной отвагой или же желанием сбежать к неприятелю?
Цеты были где-то поблизости, мы слышали отголоски шума, разносящегося эхом далеко по пещерным сводам. Должно быть, мы привели за собой хвост - они последовали за нами по обходным лазейкам. То и дело дозорные вскидывали оружие, светили фонарём вглубь коридора. У меня оружия по-прежнему не было, и Доно оттеснял меня назад, к себе за спину, ворча, кто будет их лечить, если со мной что-нибудь случится. Я не знал, был ли в группе Кота врач и что с ним сталось, но отвечал, что лечить может и Бастард. Когда-то я так же прикрывал Доно, но за прошедшие три года, похоже, многое изменилось. Он привык держать в руках оружие и не желал уступать его мне. Когда все взрыватели были собраны и размещены, Кот велел всем отходить от стен, чтобы при взрывах никого не зашибло осыпающимися камнями. И тогда Доно оттаскивал меня как можно дальше едва ли не силой, а один раз затащил в соседний пустующий зал и торопливо поцеловал. Я больше старался оттеснить его, боясь, что нас заметят, нежели отвечал на его поцелуй, - но он сам отскочил, едва кто-то вошёл.
Я успел спросить, почему от него не было ни единой весточки. Доно ответил, что думал, будто без него мне будет безопасней. Я даже не знал, что ответить. Чёрт возьми, он так и не понял, что без него для меня всё теряет смысл? Я сказал, что только мысль о том, что он жив, давала мне силы просыпаться каждое утро. Кажется, я успел сказать, что я соскучился и что я люблю его, пока мы на считанные мгновения оставались наедине. Я понятия не имел, был ли тот выход из катакомб, который мы засыпали, единственным, и сможем ли мы прорваться через цетов, - неужели мы с Доно виделись в последний раз, и вынуждены были вновь вести себя как едва знакомые люди?..
Постепенно отряд Кота собрался в первом зале, готовясь к обороне, а группа Горца совещалась в дальнем зале - ну, если можно было назвать совещанием неунывающий трёп Бастарда. Я сидел между двумя залами, чувствуя уже привычное недомогание, как вдруг ко мне приблизился паренёк из вивария и спросил, что со мной делали там. Этот вопрос становился популярным, и я ответил кратко, не вдаваясь в медицинские подробности. Мальчишка с убийственной честностью сообщил, что из него готовили телепата и даже добились некоторых успехов, вживив некую электронику в его мозг. Пожаловался, что у него всё время болела голова, когда его заставляли пытаться прочитать чужие мысли. Я постарался изобразить сочувственный вид, поддакнув, что всем нам изрядно досталось, но меня настораживало то, что кто-то рядом со мной мог подслушивать мысли. И кто знает, что ещё изменили цеты, покопавшись в его мозгу? Когда Доно сказал мне, что этот парень "знает, кто он такой, но не выдаст", я напрягся ещё больше и решил всё время держать мальца в поле зрения, на чьей бы стороне он ни был.
Вскоре после того, как прогремели два первых взрыва и все мы остались в дальнем зале, раздались первые выстрелы приближающихся цетов. Не было видно или слышно, сколько их было, но, похоже, группа была небольшой. Кто-то - должно быть, Бастард, которого оставляли в тылу - протянул мне парализатор, и я перевёл его в боевой режим. Я мог бы сказать, что убийства цетов не доставляли мне удовольствия, просто я не мог оставаться в стороне, когда отстреливались и рисковали собой другие, но - с некоторых пор мне нравилось убивать цетов. Встретив сопротивление, те, похоже, не спешили соваться на близкое расстояние, и немало зарядов мы расстреляли, реагируя на тень длинного рукава на стене. Кот велел беречь заряды. К тому же перестрелка могла спровоцировать обвал. Мы всё это время шикали друг на друга, чтобы не сотрясать своды громким голосом, а что уж говорить о штурме... Цеты не могли не понимать, что их жизни подвергаются опасности не меньше нашей. Что было для них настолько ценным? Карта памяти? Я пожалел, что притащил её туда, где был Доно.
Рано или поздно это должно было произойти: Форточку ударило камнем, сорвавшимся из-под высокого потолка. Его оттащили назад, и я поспешил оказать ему помощь. В сумке Доно нашлись бинты, кто-то поднёс мне фонарь. Я расстегнул на Форточке рубашку и обнаружил, что это была девушка. Забавно: Доно порой принимали за девушку, а Форточке удавалось сходить за парня так, что не возникало никаких сомнений. Я не знал, заметил ли кто-либо ещё то же, что видел я, но мне было не до того - я по возможности аккуратно, но быстро стягивал с Форточки рукав, а затем перетягивал бинтом сломанное ребро. Та ругалась и пыталась меня послать, я увещевал её так, словно ничего не заметил и передо мной по-прежнему был партизан - что-то мне подсказывало, что если я начну обращаться к ней как к леди, сам не отделаюсь сломанным ребром. Я уговорил Форточку не шевелиться и снова метнулся к защитникам пещеры, сжимая зарядные батареи в свободной руке. Цеты загнали нас в угол? - Что ж, пусть убедятся, как мы умеем кусаться.
Кто-то придумал сложить баррикаду из обвалившихся каменных обломков. Я устроился за ней вместе с Котом, Форточкой - сломанное ребро было уже меньшей из наших проблем - и партизаном по имени Коста, который, судя по речи, пережил тяжёлую контузию или инсульт; Доно упоминал, что где-то уже видел этого человека, как будто в столице. Остальные стояли у входа в пещеру, и кто-то, кто не стрелял, - должно быть, малец из лаборатории, - подсвечивал вход фонарём. Когда в стороне цетов прогремел третий отложенный взрыв, мы не удержались и приветствовали его радостными криками, но нападавшие всё ещё не отступали. Возможно, им теперь некуда было отступать. Наступила пауза, когда обе стороны обменивались оскорблениями и блефом. Барраярцы развлекались театром теней при помощи рук и луча фонаря. Цеты говорили о пленной, слышался девичий крик. Конечно, у них мог кто-то остаться, ведь эвакуировать весь лагерь было невозможно. Но это не могло стать поводом сдаться и погубить ещё больше жизней просто так. Цетам ответили, заставив покричать, кажется, Ирвина, и Доно эта идея определённо не понравилась. Со стороны противника парировали, что солдат, позволивший себе попасться в плен, им не нужен. Разумно.
Вялотекущая перестрелка продолжилась. Форточка всё порывалась выползти из пещеры с ножом и отвлечь цетов на себя, чтобы те потратили побольше зарядов, но Кот не пускал. Кот уже был легко ранен из-за рикошета пули от камня, но отказывался уйти из-за баррикады для оказания помощи. И, по правде говоря, нас всех уже посекло каменным крошевом. Когда стреляешь, не думаешь о том, что можешь умереть. Не думаешь о том, что может умереть кто-то, кто тебе дорог. Думаешь только о том, чтобы не промахнуться, если из-за угла покажется цетская голова. Но наше сопротивление было безнадёжным. И когда каменный потолок над нами пошёл трещинами, всё было кончено. Куски скал обрушились сразу повсюду - и в одно мгновение: ни вытолкнуть других, ни откатиться самому. Мою голову, похоже, спасла баррикада, а ноги завалило. Что ж, они не очень-то и нужны мне для того, чтобы стрелять и перевязывать.
Рядом со мной хрипел Кот, наглотавшийся каменной пыли - ему досталось гораздо больше, но он ещё приказывал удерживать вход. Мы с Котом отдали своё оружие тем, кто ещё мог держаться, и я, подтянувшись на руках, выполз из-под камней, обдирая штаны и кожу. Доно как раз вытащили из-под завала, разобрав придавившие его обломки. Он был серьёзно ранен, но в сознании и звал меня по имени, когда Бастард в свете фонаря стал раскладывать свои инструменты. Я подполз поближе и предложил свою помощь в качестве ассистента. Доно сжал мою ладонь до хруста: у Бастарда не было анестезии, вернее, он берёг её для тяжёлых случаев, и я не мог этого оспорить. Я держал Доно за руку до тех пор, пока он не потерял сознание, и невольно поторапливал Эдварда, хоть и знал, что врачам это не помогает, а только мешает. Может, Эд нигде и не учился, но получалось у него хорошо, и как бы мне ни хотелось взять операцию в свои руки, я понимал, что он справится и что я был нужен ему куда меньше, чем я был нужен Доно и Доно был нужен мне. Поэтому, когда Бастард предложил мне заняться другими пациентами, которых уже извлекли из-под камней, я недолго раздумывал, прежде чем оставить Доно на его попечение и направиться с запасными инструментами к тем, кого положили чуть поодаль.
Разглядев в темноте и висящей в воздухе серой пыли раненого Кота, я уже не присматривался к остальным. Это правило - первым оказывать помощь командиру. Этим правилом я готов был поступиться только ради Доно. Кто-то дал мне налобный фонарь, который сползал, но освещал область операции. У Бастарда были дезинфицированные бинты - у меня не было ни их, ни ассистента, только я и грязная развороченная острыми камнями рана, как всегда. Либо Коту повезёт - говорят, у котов девять жизней, - либо нет. Он громко стонал, но услышал меня и благоразумно не стал лезть руками к ране, из которой я вытаскивал один осколок за другим. Несколько раз я думал, что это уже последний, подбадривая сам себя, и каждый раз ошибался, нёс какую-то чушь о том, что Кот, которого я знал считанные часы, сильный и справится... Он справился. Я вычистил рану до конца и наложил швы. В середине процесса моё плечо прошил боевой заряд - видимо, цеты были уже в пещере, мне некогда было оглядываться, только работать стало неудобней. Оставив Кота, я пополз на свет к Бастарду, работавшему в другой стороне, но не успел до него добраться - второй заряд попал в голову, и я упал.
Я пришёл в себя, когда мне вкололи какую-то цетскую дрянь - из тех, что могли поднять на ноги даже мертвеца. Мне, впрочем, досталась только одна доза, поэтому я просто не сдох, хотя чувствовал грызущую боль в плече и пульсирующую - в голове - отлично. Мне связали руки и вывернули карманы, которые и без того были пусты. Лёжа я ничего не видел, хозяйничавшие в пещере цеты негромко переговаривались. Мне показалось, или я услышал фамилию Форратьера? Если кто-то из цетов опознал Доно и тот был ещё жив, это было паршиво. Если же я не смог его защитить и он был мёртв... это было пусто и легко, так как означало, что моя жизнь также закончилась. Надо мной склонялся какой-то цет, говорил, что я врач, хотя при мне не было ни докторской сумки, ни медикаментов. Видел, как я оперирую? Или мы встречались в столице? Я не разглядел в темноте его лица и просто посылал его подальше, кем бы он ни был, от боли и бессилия. Какого хрена он играл в доброго полицейского.
- Тебя ведь зовут Кир, верно?
- Откуда, твою мать, ты это знаешь?
Только бы не от Доно. Я подавил желание спросить у него, кто ещё жив: заводить с врагами личные разговоры - дурная идея, демонстрирующая им твою слабость и дающая повод манипулировать. Цет всё равно соврёт. Он перетащил меня в сторону и уложил рядом с другими ранеными. Рядом со мной оказался Кот, чуть дальше - Коста. Цеты следили за тем, чтобы они не пытались развязать руки друг друга. О судьбе остальных этим двоим было неизвестно, но мне казалось, что я слышал голос Бастарда. Добрый доктор был на стороне цетов? Неудивительно, что он был так оптимистичен. Всё тот же цет хватал за больное плечо, продолжал до чего-то докапываться, но я его не слушал. Я заметил одну из тех гем-леди, что экспериментировали надо мной в лаборатории - её белые волосы словно светились в темноте. Что бы ни привело её сюда, она порядочно рисковала - так поступают настоящие учёные... и настоящие психопаты. Должно быть, она также меня заметила, потому что меня вновь куда-то перетащили.
Теперь между мной и Костой сидел связанный Ирвин, и с того места, на возвышении, было немного лучше видно - когда цеты не светили фонарями прямо в глаза. Раздражало, что со мной обходились как с бревном или тушей, но ноги не слушались, а перед глазами всё расплывалось кровавым маревом. Беловолосая гем-леди разговаривала с Ирвином как с предателем. Полукровка? Его волосы тоже были слишком светлыми для барраярца. Форточка тоже была жива, они на пару с Костой активно отпускали в адрес нашей блондинки шуточки ниже пояса и даже порывались что-то петь. Всё происходившее вокруг я видел и слышал как бы вспышками и не был уверен в том, было ли это на самом деле или мерещилось от боли и слабости. Вот Бастард - он разговаривает с цетагандийским врачом, кого-то лечит. Вот мальчишка из лаборатории, который так пугался перестрелки - по-прежнему сидит у стены, обняв себя руками, не связанный, но, похоже, раненный или оглушённый. Откуда-то притащили Доно... живого, и также не связанного. Он окликнул меня, и я отозвался, собрав все силы. Сказал, что со мной всё хорошо, попросил его выжить - и не стал злоупотреблять тем, что цеты смотрели сквозь пальцы на переговоры.
Только бы они думали, что Доно на их стороне, - тогда у него был бы шанс. Что до меня, то леди блондинка говорила, что я пойду с ней как её ценный экземпляр. И раз я был нужен ей живым, я не отказывал себе в удовольствии высказать то, что я по этому поводу думал, - получить веером по лицу, по не зажившим до конца ожогам было ерундой по сравнению с болью от выстрелов. Коста и Форточка пытались броситься, и их парализовывали, а я не видел в этом смысла. Нарваться на некрасивую смерть я всегда успею, а побыть ещё немного подопытной крысой - по-прежнему не худшая участь. Гем-леди призналась, что только ради меня проделала весь этот путь по катакомбам. Какая романтика - она что, влюбилась? Подсаживалась так близко и наклонялась так низко к потному пыльному барраярцу, что я предупредил, что целоваться не согласен. Забавно, но в прошлой, столичной жизни, в других обстоятельствах она даже могла бы мне приглянуться. Интересные черты лица. Обычно ничего не выражающие, словно выточенная маска, - но тем интереснее ловить на них тени эмоций. Своим подчинённым она велела искать пропавшую карту памяти. А меня она не хотела спросить? Я видел, как Бастард прятал карту памяти в сапоге.
В пещере становилось всё менее людно (цетно?..), всё более тихо. Прозвучала весть, что кто-то убил Кота. Я испытал укол сожаления - мне ведь удалось его стабилизировать, он мог выжить, но из-за кого-то все мои усилия пошли прахом. Зато Доно был в сравнительном порядке, и я был благодарен за это Бастарду, кем бы он ни был. Затем посреди пещеры в театральном свете фонарей цетский доктор рухнул на колени перед одной из гем-леди - вторая, темноволосая, разумно избегала к нам приближаться. Мы с Костой и Форточкой единодушно порадовались бесплатному цирку, хоть и длился он недолго. Брюнетка подошла к караулившей меня блондинке, только чтобы сказать, что не хочет оставлять её без присмотра, а пора перебираться ближе к выходу. Я попросил её оставить нас наедине, за что получил от своей блондинки остриём веера в живот. Справедливости ради должен признать, что это весомый аргумент, но игра стоила свеч. Моя гем-леди велела меня перенести. Впервые меня носили на руках, к тому же цеты.
Так мы с Форточкой и Костой оказались поблизости от завала, отделявшего нас от выхода из катакомб. Похоже, им также предстояло стать подопытными, и Косте - уже во второй раз; его прежнее знакомство с блондинкой и другими учёными могло объяснять его затруднённую речь. Цеты выбирали пленных для разбора завала, но мы их не видели - только слышались обсуждения, что им стоит развязать руки, иначе те не смогут работать. Горец прошёл мимо со связанными руками, но без сопровождения, отводя взгляд, и в ответ на выкрики Косты и Форточки буркнул, что будет разбирать завал. Но я не мог осудить его за помощь цетам - он хотел жить, как и я, а между нами и жизнью было всего лишь некоторое количество каменных глыб. Короткое время спустя нас вытащили наружу - меня уже второй раз бережно несли и не менее бережно роняли на камень. Доно бросился ко мне, я стал уверять его в том, что выживу и выберусь - спасибо цетам, я стал выносливей, чем прежде, и наверняка приобрёл иммунитет ко многим их отравам. Я требовал, чтобы напоследок он пообещал мне, что выживет - что бы ни случилось.
- Я не уйду без тебя.
- Но ты же как-то обходился без меня все эти три года.
Это было жестоко - быть с ним настолько холодным, но цеты не без любопытства косились на нас, а я совсем не хотел, чтобы нашу слабость могли использовать против нас. Вдруг им захочется исследовать in vitro барраярскую эмоциональность или ещё что-нибудь вроде этого. Как только присматривавший за нами цет насторожился, не планируем ли мы побег, я велел Доно проваливать, пока никто не подумал лишнего. Он торопливо поцеловал меня и отошёл. Тем временем моя гем-леди со светлой головой припёрла к стенке того цета, который назвал меня по имени. Теперь, при свете клонящегося к вечеру дня, я разглядел, что он не слишком-то был похож на цета, как и на полицая - ростом и волосами он скорее походил на барраярца, хотя одежда на нём была цетская, а гем-грима мне видно не было. Затем я услышал, как блондинка прошипела, что он барраярец. Вот те на. Здесь что, все через одного барраярцы? Доно шикал на меня, когда я комментировал, что блондинка виснет даже на своих, и когда я рассказывал Форточке и Косте, как её угораздило в меня влюбиться, - но и тут я не удержался.
- Может, ты тоже барраярка? Просто недокормленная?..
Ответом мне был только восхитительно гневный взгляд, поскольку её руки были заняты цетом-барраярцем. Возможно, я не зря её отвлёк: мгновения спустя её собеседник напал на неё, и Форточка с Костой, не теряя времени даром, тоже вскочили на ноги. Однако силы были неравны, и перетаскивавший меня цет-надсмотрщик выстрелил в нападавшего, а затем ещё раз, в упор. Остальных всполошившихся было велено парализовать - тогда я и потерял из виду Доно и подумал, что его также парализовали на всякий случай и его не было мне видно за лежащим Костой. Раненому вкатили инъекцию - должно быть, того же препарата, что и мне. Теперь мы оба были тяжелораненным балластом, и его судьба представлялась мне незавидной. Я окликнул его, как его угораздило здесь оказаться, Коста тоже о чём-то спросил, но ответа, если таковой был, я уже не услышал.
В покинутой нами пещере раздался взрыв. Мы с двумя прочими пленными встретили раскатистый грохот ликованием. Кто-то активировал спрятанную на себе запасную бомбу, не найденную при обыске. Кто это мог быть - Чили? Я не знал, удалось ли подрывнику унести с собой жизни врагов, но некоторые цеты из копавшихся возле завала были ранены. Их вытаскивали на свет и оказывали первую помощь. Не Бастард ли склонялся над ними, везучий сукин сын? Быть может, у нас, докторов, был свой собственный дух-хранитель. Я сказал, ни к кому особенно не обращаясь, что если бы меня долечили, я также мог бы помочь, но цеты меня проигнорировали. Мне они не доверяли. И к тому же очень спешили - флаер для эвакуации был уже поблизости. Меня подняли с камней, Форточку и Косту растолкали и повели. Косту стошнило на надсмотрщика - который это был паралитический заряд в него по счёту?..
Горца среди тех, кого грузили на флаер, не было. И Доно также. Если ему удалось сбежать - значит, он всё же смог понять, что для меня важнее всего. Значит, я смогу жить надеждой, что однажды мы снова встретимся. Я бы не простил себе, если бы с ним что-то случилось из-за того, что я свалился на его голову с цетагандийским отрядом на хвосте.

Последний Предел взлетит-таки на воздух. И, по-хорошему, на месте гем-леди я бы перерезал глотки своим драгоценным подопытным зверушкам, прежде чем совершать харакири. И Док мог бы много раз сдохнуть в лаборатории от лучевой или ещё какой-нибудь неприятной хрени. Но мы добрые и будем считать, что все экземпляры будут переданы в другой виварий, который вскоре начнут штурмовать осведомлённые бетанские правозащитники. Возможно, Доку даже будет предложено отправиться на Бету для реабилитации и повышения квалификации. Он откажется. И получит направление в Дендарийские горы. Там они с Доно снова встретятся - чтобы время от времени видеть друг друга. Вплоть до самого конца гражданской войны Юрия Безумного.
Спасибо мастерам Гэлли и Юхи за этот эпизод войны и наши истории, и отдельно за мою гем-леди. Спасибо Птахе за идею, которая так масштабно отозвалась в обеих столицах, связала между собой ранее незнакомых игроков, - и, конечно, за Доно-Этьена. Спасибо Гакхану за довоз и игротехнику!
Спасибо группе "Слабоумие и отвага" - Алигнессе за Горца, Нарвен за Бастарда, Тревору за Анри, Лисе за Ирвина, Дэри за Кая. Спасибо Тас и Нинкве за нежно мной любимых гопников, Волче за Кота, Джесс за Чили, Мальбургу за барраярца-выращенного-цетами, и нашим дорогим неприятелям - Марион, Капель, Шини, Адоре, Эловирису и Джеку! Надеюсь, ещё поиграем.

Карма этого сюжета - сломанный унитаз. На московской .hatred его просто увезли, в этот раз просто не работал смыв, в обоих случаях приходилось пользоваться ведром После игры и разбора скелетов в шкафах я решил смыть коллодий и обнаружил, что холодной воды также нет. Пришлось отдирать вместе с верхними слоями эпидермиса и ехать с шелушащейся как на сорокаградусном морозе мордой, а седину я полностью смыл только в понедельник. Потом мы ждали, когда хозяева примут помещение, игроки постепенно разъезжались; спасибо Нинкве, который спас меня шоколадом, иначе я вырубился бы прямо в раздевалке на рюкзаке. Гакхан снова подбросил нас до метро, мы с Птахой доехали до Московского и упали в единственное открытое заведение - Столовую №1. Постоянно забываю, что в Питере жизнь замирает в 8 вечера Выпили там пива под ностальгический саундтрек.
Перекусили мы на вокзале в Сабвэе - гениальный продавец делал сэндвич сначала мужику, стоявшему в очереди ЗА мной, а мой сэндвич уже потом, но с меня первого взял деньги. Это же так ужасно - заставить ждать мужика, и ничего, что мы на поезд опаздываем Не опоздали, конечно, но мрак и днище. В этот раз в поезде я вырубился быстро, несмотря на галдящую по соседству компанию бабуинов и клаустрофобненькое отсутствие окна. И проспал до восьми - до Москвы. Впрочем, дома мы с Птахой всё равно упали досыпать - то есть досыпала Птаха, а я уже не смог и начал потихоньку корябать отчёт. Знали бы, что будем безработными, - брали бы билеты с расчётом на два дня в Питере